Текст книги "Касатка и Кит (СИ)"

Автор книги: Владимир Царицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– ни денег, ни машин. Прогорела, но не успокоилась. Япония подверглась нашествию ребят, одетых в малиновые пиджаки или чаще в кожу. Они ринулись в страну восходящего солнца за машинами, запчастями, и вообще – за всем, чего не было в России или было, но мало. Южная Корея тоже не осталась без внимания предпринимателей и бандитов. А вот Китай… В те годы там брать было нечего кроме фруктов. Туда везли все, что можно было в России купить за бесценок, заплатив чиновникам полагающуюся мзду – станки, оборудование, лес, металл (в том числе, металлолом), а оттуда – фрукты. Светлана подключила к своей коммерческой затее мужа, более или менее сносно знающего китайский язык. У Егора мама была наполовину китаянка, она и научила. Кроме того, он все свое детство и всю юность прожил в маленькой деревушке на границе с Китаем. В деревне было много давно уже обрусевших китайцев. Все они естественно говорили по-русски, но и китайский язык был в ходу. Кое-кто между собой общался на родном языке.

Светлана вместе с мужем организовала поставки из Поднебесной мандаринов и реализацию в Приморье. Мандарины из Китая шли в обмен на списанные отработанные трубы. Их дешевле было выбросить, чем отправлять на переплавку. Здесь тоже пришлось пообщаться с бандитами, но она подстраховалась заранее, заключив с одной из группировок устный контракт. Так все делали, кто хотел выжить.

Егор Корчагин сначала работал в семейной фирме коммерческим директором, но стал попивать, и Светлана Андреевна его уволила. Не сразу, конечно, долго уговаривала, пыталась лечить, но все бес толку. Пришлось уволить. Егор запил по-черному, куда-то исчез на долгое время, потом явился, сказал, что завязал, что исправился.

Но… это были только слова. Однажды ей все это надоело… Впрочем, уходов и возвращений мужа было много. Сейчас Егор не пьет, завязал.

Надолго ли? Говорит, навсегда. Не пьет, пока слово свое держит. Но и не работает нигде, целыми днями валяется на диване с дешевым детективом или смотрит телевизор. Предмет мебели, да и только. Вечно небритый, злой. Говорит, ищет работу… Да ты ж только телевизор смотришь, возмущалась Светлана, или муть эту читаешь! Да, отвечал

Егор, книжки я читаю, а что еще делать? А по телевизору бегущую строку смотрю…

Светлана Андреевна вздохнула и взглянула на часы. Подумала: "В

Полынограде сейчас только два часа дня… Чем ты сейчас занимаешься,

Кит?.."

Сдав офис на пульт, Светлана направилась к своей "тойоте". Ее старенькая "подруга" стояла покрытая пленкой замерзшего тумана и холодная, как покойник. Светлана закурила, ожидая, когда мотор согреется, и можно будет ехать. Небо над Владиком висело непроницаемое, туманное, и звезд не было видно ни одной. И луны не было. А с океана дул ледяной ветер.

Она привыкла к приморской зиме – сырой, неуютной, малоснежной, а порой и вовсе бесснежной. Просто привыкла, как привыкают к неизбежности, как привыкают ко всему – к жизни, которую нельзя изменить, хоть и очень хочется. Слишком все переплелось и запуталось, слишком много проблем, слишком крепок узел. Его не распутаешь, можно только разрубить. Но рубить нечем. Грызть? Можно, конечно, но зубы сломаешь…

Она часто скучала по снегу и яркому белому солнцу. Когда снег скрипит под ногами, когда деревья стоят, облепленные снегом, белые, похожие на невест в подвенечных платьях, когда снежинки падают с неба и мягко опускаются на ресницы. И тают на них, но не сразу.

Какое-то время лежат и отдают… нет, не свой холод, а свою ласку…

Как она любила, когда снежинки падают на ее ресницы!

Может, взять отпуск и махнуть куда-нибудь? Где настоящая зима и настоящий снег… В Полыноград?..

Когда Светлана открыла дверь, она сразу уловила запах жареного мяса. Подумала: "Неужто Егор сподобился ужин приготовить?"

Муж вышел с кухни и помог ей снять шубку, чего не делал так давно, что Светлана уже забыла, когда это было в последний раз.

Потом опустился на колени и расстегнул молнии на сапогах. Что за дела? Прямо, светопреставление какое-то! Она взглянула на Егора и заметила, что муж гладко выбрит.

– У нас в холодильнике говядины не оказалось, а я не догадался купить по дороге, – виновато сказал Егор. – Я свинину пожарил. Знаю, что ты говядину любишь…

– Неужто ты вставал с дивана и выходил на улицу? – удивилась

Светлана. – Что могло такое случиться, что ты вышел из дому?

– Я на работу устроился! – торжественно объявил супруг.

– Да ну?

– Да. Сегодня первый день отработал.

– И кто тебя такого взял? – насмешливо спросила Светлана, запоздало подумав, что этот вопрос может показаться Егору обидным.

Но Егор не обиделся.

– В наш мебельный оформился. Пока грузчиком. Потом обещают перевести в экспедиторы. Спрашивали о правах, но ты же знаешь, меня их лишили. Теперь заново сдавать придется… Так, иди мой руки, переодевайся и за стол. Я уже два раза разогревал овощи. А свинина у меня в духовке…

Светлана заставила подождать себя еще немного. Она не стала мыть руки, а встала под душ и долго стояла, греясь горячими струями. Но холод не ушел, он цепко держался внутри. За душу уцепился, усмехнулась Светлана…

Они сидели на кухне и молча ели. Они вообще редко говорили друг с другом.

– Понравилось? – спросил Егор, дождавшись, когда Светланина тарелка опустеет. Собственно, Светлана положила себе только один самый маленький кусочек свинины и половину столовой ложки овощей.

Есть совершенно не хотелось, хотелось большой бокал горячего кофе со сливками и закурить, но проигнорировать мужний кулинарный подвиг ей показалось перебором.

– Ничего, – пожала плечами она. Хотела этим и ограничиться, но устыдилась неопределенности в ответе и добавила: – Съедобно. Вполне.

Не ожидала… Спасибо. – На большее ее не хватило.

Егор расцвел:

– Я помою посуду!

– Хорошо.

– Иди, отдохни.

Почему-то кофе пить расхотелось. С сигаретой в руке Светлана вошла в зал и включила телевизор. Попрыгала по каналам и не остановилась ни на одном. Передавали новости, кто-то устранял последствия стихийного бедствия, не смешно дурачился Петросян, Брюс

Уиллис спасал мир, пели песни фабриканты, кого-то прогоняли обитатели "Дома-2". Одно и то же… Она выключила телевизор и пошла в комнату сына, постояла в дверях, погрустила. Отметила, что неплохо бы в выходные снова все пропылесосить и помыть полы.

"А может у Павлика в комнате шторы сменить?.. А детскую кроватку можно будет поставить вон в том углу. Да точно в том… Господи! Я уже о внуках думаю. Их может, еще и в планах-то у Павлика и Анюты нет, а я… размечталась".

Ночью Егор придвинулся к ней и горячо задышал в шею.

– Свет…

– Чего тебе?

– Не спишь?.. – он задышал еще активней.

Понятно, подумала Светлана, за ужин надо платить…, и вспомнила свой давнишний разговор с подругой, начальницей отдела кадров доперестроечного ПримСу, Ниной Никитиной. Светлана совсем недавно вышла замуж за Егора, а у Никитиной был уже довольно большой стаж замужества – целых пять лет. Никитина тогда призналась, что мужа своего она давно не любит. "А может, и не любила никогда, – сказала она, пожав плечами, – только казалось. Молодая была, глупая. Думала, а какая она любовь? Может, то, что у меня с Мишкой и есть любовь? Я и сейчас-то не знаю, что это такое – любовь. Да и есть ли она вообще… Живем. Вместе обедаем и ужинаем, вместе спим… Привычка".

"Но как же вы… спите? – Света округлили глаза, в те времена она была еще наивной дурочкой. – Как ты с ним…, если не любишь?". "А что такого? Лежать-то я могу…"

– Лежать-то я могу, – тихо прошептала Светлана.

– Что? – не расслышал муж. Светлана не ответила.

…Минут через пять Егор, удовлетворенно посапывая, уже спал на своей половине супружеского ложа.

– Лежать-то я могу, – громко повторила Светлана и пошла в ванную.

Потом она включила компьютер, стоявший в ее так называемом кабинете – переоборудованной лоджии (для этой цели пришлось украсть часть гостиной), вошла в Интернет и проверила почту. Пусто.

Разозлившись и вдруг решившись в этой злости, написала:

"Кит, здравствуй! Ты очень удивил, оставив без ответа мое приветствие… Хотелось бы знать, почему… За этот год мне удалось разыскать несколько однокурсников – ребят и девчонок

– реакция у всех была очень положительная.

… Будь здоров! С Наступающим Новым годом!"

3.

Работали до утра.

– Все будет нормально, уверяю вас, Никита Владимирович, – невнятно лепетала утомленная ночным бдением Матильда Павловна. – Я сделаю исправления, отнесу в налоговую справку… Вот только документы…

– Все будет, – пообещал Латышеву Олег. – Москвичи там тоже сейчас не спят, у них там тоже… мозговой штурм. Документы вышлют завтра же…, то есть, сегодня уже. Фельдъегерской почтой. Задним числом оформим, и все будет тип-топ.

– Очень надеюсь на это, – проворчал Латышев и поморщился от боли

– у него раскалывалась голова. – Поеду домой, голова болит.

– Конечно, поезжай. А мы тут с Матильдой Павловной еще поработаем. Я факс буду ждать. Мне сначала документы по факсу сбросят, для Матильды Павловны, а потом фельдъегерской почтой пошлют. Ну и поруковожу малость. – Олег повернулся к главбуху: -

Матильда Павловна, у нас…

На улице было холодно. Выйдя во двор, Латышев увидел, что его

"икс пятый" занесен снегом и похож на сугроб. Возле машины суетился

Женька, работавший в его фирме водителем газели-термобудки, предназначенной для развозки товара по точкам. Женька, вооружившись метелкой, очищал баварца от снега. Это не входило в его обязанности, просто, решил помочь старому другу и… так вышло – нынешнему начальнику.

– Ты что, Никита Владимирович, ночевал, что ли на фирме? – спросил он, увидев Латышева.

– Пришлось. Проблемы кое-какие возникли.

– Понятно…

Женька был другом, может, даже лучшим другом, но на работе он всегда соблюдал дистанцию – даже когда поблизости никого не было, называл Латышева по имени и отчеству. Правда, на "ты".

Рабоче-крестьянский дух не выветривается. А знакомы они были давно, еще с тех времен, когда вдвоем возили апельсины в Клим – в город конечного потребителя. Хотели наработать первоначальный стартовый капитал для запланированного совместного бизнеса. Правда, ничего они тогда не наработали. Так, на жизнь – на еду, на выпивку, на девочек…

– Сейчас домой?

– Да. Отоспаться хочу. Голова что-то…

– Слышь, Никита Владимирович, что-то в последнее время, замечаю, ты часто стал на голову жаловаться. У меня есть эскулап знакомый.

Хороший врач, иглотерапевт, экстрасенс, еще кто-то… Я его возил когда-то. Ну, когда мы с тобой апельсиновую эпопею прикрыли. Ты в

Турцию за шмотками рванул, а я как всегда за баранку. Целый год его возил. Теперь перезваниваемся иногда. Хочешь, договорюсь, он тебя посмотрит. Иголок в башку навтыкает, если что. Должно помочь, мне помогло.

– У тебя что, тоже головные боли были?

– Не-а. Это ты головой работаешь, у тебя она и болит. А я баранку кручу. У меня профессиональное заболевание…, ну ты понимаешь.

Сидеть на жопе много приходится.

– А-а-а, понятно. И что, говоришь, помогло? Иглоукалывание?

– Помогло. Вот, без операции обхожусь… Так что, договариваться?

– Да не надо, Женька. Просто ночь не поспал, вот и…

– Да, годы наши… А помнишь, как мы с тобой по нескольку суток к ряду не спали? Ночью на складах грузишься, полдня едешь, потом вторую половину дня по овощным магазинам в Климу товар развозишь, а потом, чтобы с бабками не ночевать – в обратный путь. И ничего.

Молодые были…

"Неужели я уже старик? – подумал Латышев. – Одна бессонная ночь и вот они – проблемы со здоровьем… Нет. Ерунда, возраст тут не при чем. Просто устал. Не сегодня, а вообще. Надо отдохнуть. Как только решится вопрос с москвичами, полечу в Таиланд. Или еще куда…"

Дома его ждало электронное письмо.

"Светлана Корчагина прислала вам новое личное сообщение"

О как!

Латышев открыл и прочитал:

"Кит, здравствуй! Ты очень удивил, оставив без ответа мое приветствие… Хотелось бы знать, почему… За этот год мне удалось разыскать несколько однокурсников – ребят и девчонок

– реакция у всех была очень положительная.

… Будь здоров! С Наступающим Новым годом!"

– Вот тебе раз! – озадаченно произнес Латышев. – Ты еще и обижаешься, детка? Да кто ты такая? Я тебя знать не зна… – Он вдруг замер с открытым ртом, пялясь в монитор.

Кит?!

Только один человек на свете называл его так. Лишь мама называла его Китом, но чаще Китенком, а все почему-то только Никитой и

Никитосом. Никитой Владимировичем.

И только она…

Он вдруг узнал ее. Тотчас же. Резко. Моментально. Несмотря на плохую четкость и малый размер фотографии. Он смотрел и смотрел.

Вдруг увидел, что под фотографией вопрос "Увеличить размер фотографии?", кликнул мышкой, и на мониторе появилось укрупненное изображение его… очень давней знакомой, девушки из прошлого, вчерашней таинственной гостьи из зазеркалья.

Он защелкал по клавиатуре:

"Светка? Касаткина? Касатка! Ты?!! Прости, что не узнал сразу. Сегодня ты назвала меня Китом, и я сразу понял, кто мне пишет. А потом увеличил фото и узнал знакомые черты. Ты сама виновата, сбила с толку довольно известной фамилией. Но я никак не мог связать ее, эту фамилию, с тобой. И факультет какой-то дурацкий, в упор такого не помню. Напиши мне на мыло:… Хоть пару строк. Буду знать твой электронный адрес и напишу длинное письмо.

Обязательно напишу, обещаю. Только ты не обижайся, что не признал сразу. И не исчезай. Пожалуйста.

Жду ответа, и будем друзьями".

Кит нажал "отправить" и посмотрел на часы. Восемь часов утра. Во

Владивостоке сейчас глубокая ночь. Спит Касатка…

Ему захотелось еще что-нибудь написать, но он подумал и не стал.

Надо поспать, думал он, надо обязательно выспаться. Он отключил телефоны – и квартирный и мобильный – и завалился в постель.

Но уснуть не смог. Кит долго лежал без сна и вспоминал.

… Студенческие годы… Беспечная, бесшабашная юность.

Кит вернулся из армии, отслужив положенные два года. Служба не была легкой. За границей, в Чехословакии.

Два года без отпуска!

Отпуска вообще-то давали, но не часто и далеко не всем. Чтобы получить его мало было иметь полный набор воинских значков и быть отличником боевой и политической… Надо было быть заметным. Никита был заметным, но не в том смысле, который требовался. Он был дерзким и честолюбивым, а надо было эти два качества спрятать подальше.

Засунуть их в известное место. Надо было громче всех орать "Я!" на поверках, а по команде "Ровняйсь!" голову поворачивать так резко, чтобы звездочка на фуражке оставалась на месте и по-прежнему смотрела анфас. Надо было громче всех петь на плацу во время вечерней прогулки строем, когда уже хочется отбоя, а не прогулки, дурацкие строевые песни типа: "Не плачь девчонка". Надо было не перечить командирам, а беспрекословно выполнять их приказы, если они даже на первый взгляд (да и на второй тоже) казались глупыми и бессмысленными, выполнять, как того требовала присяга, и как говаривал командир третьей роты, в которой служил Никита, майор

Кутепов: "Получил приказ – пулей лети его исполнять! И не думай, мать твою! В армии есть кому за тебя думать".

Два года без отпуска. Два года без женщины…

Демобилизовавшись и приехав домой, Никита сразу ударился во все тяжкие, стал, так сказать, наверстывать упущенное… Чередой пошли вечеринки и знакомства с девушками. Желающих побарахтаться с юным мускулистым красавцем было предостаточно. Но отец сказал однажды:

"Бабы бабами, но пора и о своем будущем подумать. Учиться пойдешь куда?". Никита пожал плечами: "Работать, наверное, пойду. Вот только не решил куда. Может, на завод? Или на стройку?..". "Наработаешься еще, – возразил отец, – на заводе и на стройке. Давай так. Я еще пока семью содержать в состоянии. Иди, учись. На дневное. О деньгах не думай. А с бабами давай-ка… завязывай".

О поступлении в ВУЗ, о котором в своих письмах постоянно твердили отец и мать, и о котором говорил отец, когда ему уже изрядно надоели

Никитины "дембельские" гулянки, прямо сейчас не могло быть и речи.

Дембельнулся Никита в ноябре, когда вступительные экзамены давно закончились. А сейчас уже декабрь шел, три с лишним месяца вчерашняя абитура грызла гранит науки. Да и не помнил Никита ничего из школьной программы, то малое, что знал, с грехом пополам отучившись десять лет в ненавистной ему школе, выбили из его башки всякие

Чубайлы и Кутеповы. Оставалось одно – устраиваться на работу и думать – стоит ли обременять себя лишними знаниями, поступив на подготовительные курсы и готовясь к вступительным экзаменам в институт в будущем году. В общем-то, он не сделал ни того, ни другого. На работу пока устраиваться не спешил, а думать о своем будущем ему было лень. Но батя подумал за него. Пришел как-то с работы и сказал:

– Сынуля! Сегодня у тебя гулянка отменяется. Завтра с самого утречка пойдешь в деканат подготовительных курсов ПИСИ и расскажешь там о своем желании учиться на нулевом факультете. Занятия уже идут, но я договорился, тебя возьмут. Догонишь.

– Как это? Как это? Что за пися такая?

– ПИСИ – это Полыноградский инженерно-строительный институт.

Закончишь летом нулевой курс, или как он еще называется – рабфак – и, сдав выпускные экзамены, автоматически поступишь на первый курс.

Факультет сам выберешь. Потом, когда рабфак закончишь.

– Пап, так я ж ни фига не знаю. Как я учиться на этом рабфаке буду? Как я буду догонять? Я же дурак-дураком. Я в армии кирпичную стену головой пробивал.

– А кто не дурак? Ты мне умного покажи. Кое-кто и стену головой пробить не сумеет.

– Строительный… – засомневался Никита.

– Нормальная профессия. Как раз твое умение ломать кирпичные стенки пригодится.

– Может, лучше сразу… на стройку. А что? У нас в армии дембельская стройка была. Я умею раствор месить, а стенки не только ломать, но и кирпичи класть…

– Намесишься еще. Накладешь… полные штаны. Все. Я все сказал!

Дальше спорить с отцом Никита не стал, и вместо запланированной вечеринки пошел спать. А утром пошел в институт.

Никита был бесконечно удивлен, увидав среди студентов нулевиков своего однополчанина Шурика Савко. Оказалось, что Шурик на рабфаке с первого дня. Ну, правильно, он же с первой партией дембельнулся.

Шурик и в отпуске побывать сумел и с первой партией на гражданку отбыл. Шурик вообще был парнем дисциплинированным и правильным.

Вернувшись в свой родной Клим, быстро сориентировался, приехал в

Полыноград, остановился у каких-то дальних родственников и поступил на рабфак. Савко хотел стать гидротехником еще до армии, поступал в

ПИСИ, но не прошел по баллам. Вот теперь, кажется, его мечта сбудется.

– А ты куда пойдешь?

– Не знаю… – пожал плечами Никита.

– Давай вместе на гидротехнический. Знаешь, как гидрачи живут!

Романтика. Вся жизнь на воде. Природа, рыбалка, то, се…

– Я рисовал когда-то неплохо. Может, на архитектурный?..

– Ты? Рисовал? Вот не знал. А что ты в штаб писарем не пошел? Я помню, нас всех спрашивали, кто рисовать умеет, писарей искали. Ты промолчал почему-то.

– Первый закон в армии какой? Подальше от начальства, поближе к кухне.

– Так ты ж и в хлеборезы не попытался пролезть…

Никита хмыкнул.

Вошел преподаватель и начался урок математики.

Никита смотрел на доску, на преподавателя, слушал его, пытался вникнуть…, тяжело ему было, одним словом. Но только на первых порах. Где-то через недельку занятий учиться Никите вдруг понравилось, и он стал все понимать. Даже удивлялся – как это он ничего не понимал раньше? Он без труда догнал своих одногрупников

(кстати, на рабфаке учились дебилы похлеще Никиты), успешно сдал экзамены. Куда подавать заявление, на какой факультет, он долго не мог определиться, а определяться надо было через пару месяцев после начала занятий. Он действительно неплохо рисовал. В школьном аттестате по рисованию у него стояла пятерка. Кстати, единственная.

Может, на архитектуру рвануть? Правда, давно не рисовал ничего, но стоило попробовать. Параллельно с занятиями он устроился на курсы рисования. Рисовал, учился рисовать – вроде бы получалось. Перед выпускными экзаменами рабфака, за месяц до них, проводилось три тура рисования для тех, кто планировал продолжить образование на архитектурном факультете. Кто эти туры не проходил, могли переписать заявление. Шурик постоянно агитировал Никиту:

– Ты что, хочешь за кульманом всю жизнь простоять. Плесенью покроешься. Вот у "гидрачей" жизнь…

На первом туре рисовали геометрический натюрморт, который Никита закончил раньше всех и получил за него пятерку. На втором – заданием была капитель. Опять пятерка. А Шурик все зудел. И препод по физике в свое время заканчивал гидрофак и лет двадцать отработал на строительстве многих ГЭС. Таких прелестей понарассказывал! Никита колебался. А придя на третий тур, вдруг решился. Одним росчерком карандаша нарисовал абрис головы Лаокоона и поместил в этом абрисе улыбку от уха до уха. На глаза и нос античного героя Никиты не хватило. Заявление было переписано в тот же день, а первого сентября

1975 года Никита Латышев стал учащимся первого курса гидротехнического факультета ПИСИ – Полыноградского инженерно-строительного института.

Касатка… Света Касаткина… Ее он и не заметил сразу. Почему-то не остановился его мужской взгляд на скромной и тихой девушке, приехавшей откуда-то из провинции. Было на кого смотреть. Оля

Макарова, например. Или Наташа Зимина… Но вообще-то, у Никиты уже к тому времени появилась зазноба – соседка по подъезду, двадцатипятилетняя разбитная бабенка, работающая продавцом в гастрономе напротив. Он не был в нее влюблен, сердце Никиты было совершенно свободно. Но Ирка, так звали его подругу, жила рядом.

Ходить никуда не надо. Провожать, потом возвращаться. Да, в общем-то, и деваха была что надо. Крашенная блондинка с шикарным бюстом и стройными ногами. А глаза синие, еще более синие, чем у

Никиты.

Так и проучились Никита с Касаткой, практически не замечая друг друга, два года. Слушали лекции в одних и тех же аудиториях. Но всегда сидели в разных рядах. Собственно, не выбирали места подальше друг от друга, так получалось. Ходили на семинары и на лабораторные занятия. Но не замечали друг друга. Вместе отмечали студенческие праздники, гуливанили на пирушках в общаге. Как сейчас принято говорить – тусовались в одной компании. Вместе, но не рядом. Почему?

Сейчас Никита никак не мог этого понять. Где были его глаза?..

Почему целых два года он не замечал Касаткиной красоты?

А после второго курса была геодезическая и гидрологическая практика на полигоне в Ноздрево…

Оторвал Латышева от воспоминаний звонок Олега Митина.

– Выспался?

– Более или менее.

– А, разбудил. Извини. Спешу доложить. Все в порядке. Факс получил. Завтра фельдъегерской почтой…