Текст книги "Первая мировая война. Борьба миров"

Автор книги: Владимир Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

По кому звонил колокол?

По словам А. Блока: «Пуля, прикончившая Распутина, попала в самое сердце царствующей династии». Поэт явно преувеличил значение события. Утверждать, что убийство Столыпина и убийство Распутина сокрушили Россию?! Конечно, не их смерть сокрушила царя и династию. О смерти Распутина одна из эпиграмм тех лет скажет и проще и точнее: «…И нет Григория. Sic transit gloria» (лат.– «Так проходит слава»). Это же мы вправе сказать в адрес российской монархии. Политический и социальный строй императорской России сначала пошатнулся, а затем и рухнул в силу, разумеется, куда более серьезных причин и факторов. Бездарность власти, бремя мировой войны, атмосфера взаимной ненависти и подозрительности среди политиков, их аморальность и авантюризм, но главное – упорная борьба трудовых масс против царского режима, их ненависть к самодержавию, утысячеренная страшными жертвами, понесенными в войнах, и ускорили приход русских революций.

^{Генерал М. В. Алексеев} 

Было очевидно: колокол звонил не по Распутину. Звонил по монархии и царскому режиму. Звонил по старой России! Надежды царя, дворян, буржуазии на победоносную войну развеялись, как дым. Все сегодня согласны с тем, что решающие условия для революции сложились после вовлечения России в мировую войну. Говоря словами У. Черчилля, Николай II «везде потерпел поражения». Общественно-политическая обстановка в России накануне 1917 г. указывала: революция назревала, близилась иная эпоха. Вот и любимец государя, флаг-капитан, адмирал К.Д. Нилов пророчески заметил: «Все будем висеть на фонарях, у нас будет такая революция, какой еще нигде не было».

Огонь мировой войны все ближе подбирался к царскому трону.

***

Любопытно, как менялись настроения управленческой верхушки в России, включая генералитет, после цепи поражений. В 1915 г. начальник штаба ставки генерал М В. Алексеев писал: «С Государем спокойнее. Его Величество дает указания, столь соответствующие боевым стратегическим задачам… Он прекрасно знает фронт и обладает редкой памятью. С ним мы спелись». Но в конце октября 1916 г. Алексеев заговорил иначе, выразив горячее желание покинуть должность начальника штаба. Он говорит об императоре так: «ничего нельзя сделать, ничем нельзя помочь делу, ну что можно сделать с этим ребенком! Пляшет над пропастью и… спокоен».

Но об этом апологеты царя не любят вспоминать. Аналогичным образом они цитируют лестные отзывы генерала П. Н. Врангеля о Николае, но игнорируют такие его пассажи, как: «Последние годы царствования отшатнули от Государя сердца многих сынов Отечества. Армия, как и вся страна, отлично сознавала, что Государь действиями своими больше всего сам подрывает престол». Идут разговоры и о том, что надо бы присягнуть новому государю, которому люди продолжили бы служить «верой и правдой».

Барон Н. Е. Врангель, элитарный гвардейский офицер, верой и правдой служивший России, в роду которого в Европе 7 фельдмаршалов, 7 адмиралов и более трех десятков генералов, так описал состояние, в котором оказалась страна перед Февральским переворотом: «Наступил 1917 год, четвертый год кровопролитной, небывалой по своей жестокости войны. Погибли уже миллионы людей, народ страдал, мечтал о мире, но, верный еще своему Царю, терпеливо нес тяготу. Армия, еще мощная, веками сплоченная, закаленная в боях… истекала кровью, но победы не было, оружия и снарядов не хватало… Царь Николай II царствовал, был Верховным главнокомандующим, но государством не правил, армией не командовал, быть самодержцем не умел. Государством правила его жена, а ею правил Распутин. Распутин внушал, Царица приказывала, Царь слушался… Дурно управляемая страна беднела, роптала, приходила в уныние… Излишними необдуманными наборами деревни были опустошены, поля оставались невозделанными. Реквизированные для нужд армии продукты гнили на местах. Промышленность нелепо исполненной эвакуацией была расшатана. Десятки тысяч рабочих были лишены заработка. Миллионы запасных и новобранцев, без надобности призванные, наполняли города, скверно кормленные, плохо одетые, размещенные в тесноте и грязи, они оставались без присмотра, делу не обучались, томились от бездействия и развращались, словом, разруха была во всем, и всем становилось очевидно, что рано или поздно катастрофа неминуема; но близости ее никто не предвидел».

^{Форма ударных батальонов. 1917 г.} 

В России все были «задеты революционностью», хотя многие находились в состоянии «политического младенчества» (Б. Зайцев). Это ощущали представители монархического лагеря. В январе 1917 г. Маклаков передал царю записку члена Государственного совета Говорухи-Отрока, где дана точная, мы бы даже сказали, пророческая картина того, что может случиться с Россией. Отстаивая идею сохранения и укрепления неограниченной монархии, автор просил не обольщаться в отношении либерально-демократических сил: «Будет ли собрана Госдума в январе (1917), будет ли она вновь распущена, будут ли продлены ее полномочия или назначены новые выборы, положение остается столь же нетерпимым, как и в настоящее время!.. Оно, несомненно, будет даже ухудшаться с каждым днем, и перед Монархом… и правительством будет стоять все та же трудноразрешимая задача: остановить ли поступательное движение в сторону демократической республики либо положиться на волю Божью и спокойно ожидать государственной катастрофы.

В обществе и даже в среде самого правительства последних лет в этом отношении существует довольно прочно установившееся убеждение, что стоит Монарху даровать действительные, настоящие конституционные права и гарантии, пойти навстречу заявленным требованиям об ответственном министерстве… тотчас же настанут для России светлые дни… Такого рода мнение совершенно ошибочно, и вовсе не потому, как думают некоторые из представителей противоположного течения мыслей, что цели… умеренно либеральных партий… идут гораздо дальше фактического захвата ими власти… Дело в том, что сами эти элементы столь слабы, столь разрозненны и, надо говорить прямо, столь бездарны, что торжество их было бы столь кратковременно, сколь и непрочно…

Совершенно иное положение партий левых… Несмотря на совершенную нелепость их настоящих представителей в Думе, несмотря даже на то, что нет такого с.д. или с.р., из которого за несколько сот рублей нельзя было бы сделать агента Охранного отделения, опасность и силу этих партий составляет то, что у них есть идея, есть деньги, есть толпа, готовая и хорошо организованная. Эта толпа часто меняет свои политические убеждения, (она) с тем же увлечением поет “Боже, Царя храни”, как и орет “Долой самодержавие”, но в ненависти к имущим классам… в так называемой классовой борьбе – толпа эта крепка и постоянна; она вправе потом рассчитывать на сочувствие… крестьянства, которое пойдет за пролетариатом тотчас же, как революционные вожди укажут им на чужую землю…»

Верное понимание интересов большинства русского народа (крестьян и пролетариата). Но министр внутренних дел назвал мысли «отрока» чистейшей утопией.

Далее монархист продолжал свои рассуждения: «Можно без всякого преувеличения сказать, что обнародование акта (т. е. акта о создании ответственного министерства) сопровождалось бы прежде всего, конечно, полным и окончательным разгромом правых партий и постепенным поглощением партий промежуточных… партией кадетов, которая поначалу и получила бы решающее значение, но и кадетам грозила бы та же участь. При выборах в пятую Думу эти последние, бессильные в борьбе с левыми и тотчас утратившие все свое влияние, если бы вздумали идти против них, оказались бы вытесненными и разбитыми своими же друзьями слева… А затем… Затем наступили бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погром имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник. Можно бы идти в этих предсказаниях и дальше и после совершенной анархии и поголовной резни увидеть на горизонте будущей России восстановление самодержавной царской, но уже мужичьей власти в лице нового царя, будь то Пугачев или Стенька Разин, но понятно, что такие перспективы уже заслоняются предвидением вражеского нашествия и раздела между соседями самого Государства Российского, коему уготована была бы судьба Галиции и Хорватской Руси».

Умный противник социалистов и либералов внутренним чутьем, инстинктивно ощутил ход истории. Немного времени уже оставалось до начала поголовной резни, воцарения анархии, а затем и появления в России новой власти.

В феврале 1917 г. произойдет буржуазно-демократическая революция. Самодержавие будет низвергнуто. Затем придет Октябрь, где гегемоном революции станет рабочий класс, а руководителем и организатором – партия большевиков.

Глава 10.
Февральский буржуазный переворот в России.
Низложение Николая II

Кривые линии «согласия»

Напряжение в стране нарастало… Сегодня иные пытаются уверить в том, что линия на национальное согласие была определяющей в политическом курсе буржуазии, называют и имя лидера кадетов П. Милюкова, который, «как и вся культурная элита страны, поддержал патриотический порыв, заявив, что в такой момент все различия между партиями должны уйти в тень… Газета крупного бизнеса «Утро России» провозгласила, что с начала войны в стране якобы «больше нет ни правых, ни левых, ни правительства, ни общества, есть лишь единая Русская нация». Октябристский «Голос России» взывал, патетически бия себя в грудь: «настал момент, когда все партийные различия отходят на второй план, в России может быть лишь одна партия – Русская».

В первые месяцы, возможно, эти настроения превалировали, но скоро буржуазия и бюрократия забыли о национальном единстве и интересах страны и стали реализовывать собственные финансовые и политические интересы, те, кто больше всего кричал о нуждах родины, оказались в числе предателей и изменников.

Приглядимся повнимательнее к тем, кто кричал о «согласии» громче всех. Судьба П. Н. Милюкова (1859-1943). во многом показательна для нашей интеллигенции …

П. Н. Милюков – дворянин, православный, русский. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета. Затем был арестован за участие в студенческом движении в 1881 г. и исключен из университета (с правом поступления на следующий год).

Выехал в Италию для знакомства с искусством Раннего Возрождения. Окончив Московский университет, с 1886 г. работал там приват-доцентом и в 1892 г. защитил магистерскую диссертацию по реформам Петра Великого. Тогда же награжден премией С. М. Соловьева. Он трудился на ниве образования, самообразования, писал в «Русской мысли», «Вопросах философии и психологии», в газете «Русские ведомости». Член Общества истории и российских древностей, Московского археологического общества, Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. В 1895 г. уволен из Московского университета (за цикл лекций «Об общественных движениях в России») без права преподавания… Милюков, заметная фигура тех лет, работал в ссылке над трудом «Очерки по истории русской культуры». Царское правительство выслало его за границу на 2 года (вместо 1 года тюрьмы). Но и в Болгарии и Македонии, где он читал курсы лекций по всеобщей истории, археологии и истории, царизм не давал ему работать (по требованию посла России его уволили). Вернувшись в 1899 г. в Россию, он поселился в Санкт-Петербурге. Царизм сажает его в тюрьму  в 1901 и 1902 г. (за речи в память о П. Л. Лаврове). Сидел в «Крестах», откуда был освобожден по ходатайству историка В. О. Ключевского. В 1905 г. он вновь попал в «Кресты», где просидел 1 месяц за разработку Конституции и за обсуждение в печати положения о Государственной думе.

Милюков – инициатор создания в октябре 1905 г. партии кадетов, (Конституционно-демократической партии), автор программы партии и фактический ее лидер. Зная эти моменты его биографии, можно понять личную неприязнь и непримиримость Милюкова к институту монархии и к Николаю II. Видимо, не смог простить царю своего заключения в «Кресты». И мстил он за себя, не за Россию, стараясь развенчать образ самодержца в сознании народа.

Милюков, ярый оппонент царизма перед Февральской революцией, ведет переговоры с великим князем Михаилом Александровичем о сохранении монархии, затем кончает тем, что в 1918 г. ведет переговоры с немцами – о борьбе против России. В 1916 г. он резко выступил против действий правительства и вмешательства в дела страны императрицы, произнеся в Думе (1.12.1916) нашумевшую речь «Что это – глупость или измена?». Милюков обвинил правительство в пособничестве врагу и измене.

^{П. Н.Милюков} 

Любопытна оценка, которую Милюков дал Николаю, императрице и их окружению: «Николай 11 был, несомненно, честным человеком и хорошим семьянином, но обладал натурой крайне слабовольной. Царствовать он вообще не готовился и не любил, когда на него упало это бремя. Этикет двора он, как и его жена, ненавидел и не поддерживал. Добросовестно, но со скукой выслушивая очередные доклады министров, он с наслаждением бежал после этих заседаний на вольный воздух – рубить дрова, его любимое занятие. Как часто бывает со слабовольными людьми – как было, например, и с Александром I, Николай боялся влияния на себя сильной воли. В борьбе с нею он употреблял то же самое, единственно ему доступное средство – хитрость и двуличность. Яркий пример того, как, лавируя между влияниями окружающих, он умел скрывать свою действительную мысль, мы только что видели. Я не знаю, как она сложилась бы, если бы около него не было другой сильной воли, которой он, незаметно для себя, всецело подчинился: воли его жены, натуры волевой, самолюбивой, почувствовавшей себя сразу изолированной в чужой стране и забронировавшейся от всех, кроме тесного круга единомыслящих. Оба супруга сошлись на одинаковом понимании своей жизненной цели как передачи сыну нерастраченного отцовского наследства… Оба не могли не заметить, что идут против течения и, благодаря императрице – «единственному человеку в штанах», как она рекомендовала себя позднее в письмах к Николаю, вступили с этим течением в борьбу, как могли и умели. Это привело к тесному подбору семейных “друзей”; в большинстве это были люди крайне невысокого культурного уровня. Вне этого тесного круга были одни недоброжелатели и “враги”. Это была неприступная крепость, доступная лишь воздействию потустороннего мира – в формах юродства и мистики, готовой воспользоваться приемами магии. Какой иной развязки, кроме случившейся, можно было ожидать от этой царственной психологии, скудной идеями и богатой лишь верой в судьбу, предрешенную Промыслом? В критический момент истории в России не нашлось иных людей, способных вывести ее на новый путь ее развития».

П. Н. Милюков выступал противником Первой мировой войны (на словах), однако потом, после победы Февральской буржуазной революции, встал на позиции поддержки правительства, гибельного курса «войны до победного конца».

Столь же примечательной личностью был и А.И. Гучков. Он выдвинулся как один из крупнейших деятелей либерального движения, в 1905 г., участвовал в создании «Союза 17 октября», став идеологом «октябризма». С 1906 г. он председатель ЦК этой партии, участник работы всех ее съездов и конференций. В политическом отношении его относят к сторонникам конституционной монархии, к апологетам «единой и неделимой» империи с сильной центральной исполнительной властью.

^{А. И. Гучков} 

А. И. Гучков (1862—1936), выходец из купеческой семьи, окончил историко-филологический факультет Московского университета, учился в двух университетах Германии. В нем жил дух авантюризма. Гучков служил членом Московской городской управы, совершил путешествие в Османскую империю, охранял КВЖД в составе казачьего отряда, путешествовал по Монголии, Китаю, Тибету, Средней Азии, участвовал в Англо-бурской войне на стороне буров, взят в плен англичанами. Затем в ходе Русско-японской войны оказался в плену у японцев. Раненых солдат не покинул и оставался с ними в госпитале до конца. Такой человек повел себя решительно в политике. В 1907 г. А. И. Гучков избран депутатом III Государственной думы, возглавляя свою фракцию и комиссию Думы по обороне.

С марта 1910-го по март 1911 г. он являлся председателем III Государственной думы, крайне, резко критиковал деятельность Военного министерства и Министерства внутренних дел, Синода, великих князей, Распутина. Но и его высказывания в отношении своей же партии «Союза 17 октября» лестными не назовешь: «Девять десятых ее – сволочь, ничего общего с целью Союза не имеющая».

В годы Первой мировой войны Гучков занялся организацией госпиталей, снабжением медикаментами, оборудованием, помощью армии (в роли уполномоченного Российского общества Красного Креста). Он являлся членом Особого совещания по обороне государства, создателем и председателем Центрального военно-промышленного комитета. Именно Первая мировая война и убедила его в необходимости смены власти в России. Он говорил об этом 25 октября 1915 г. на заседании президиума Прогрессивного блока, объединившего многих деятелей Государственной думы и Государственного совета в оппозиции к власти. «Режим фаворитов, кудесников, шутов», – так называл он правящие круги России в 1915 г.

В августе 1916 г. Гучков в беседе с генералом М. Алексеевым оценил самодержавие как «слабую, дрянную, слякотную власть». Однако войдя в правительство, нанес армии удар, которого не смогли нанести даже японцы и немцы, вместе взятые. П. Н. Врангель отмечал: «Первые шаги Александра Ивановича Гучкова в роли военного министра ознаменовались массовой сменой старших начальников – одним взмахом пера были вычеркнуты из списков армии 143 старших начальника, взамен которых назначены новые, не считаясь со старшинством. Мера эта была глубоко ошибочна. Правда, среди уволенных было много людей недостойных и малоспособных, сплошь и рядом державшихся лишь от того, что имели где-то руку, но тем не менее смена такого огромного количества начальников отдельных частей и высших войсковых соединений одновременно и замена их людьми, чуждыми этим частям, да еще в столь ответственное время, не могли не отразиться на внутреннем порядке и боеспособности армии».

Накануне

Напряжение в стране все нарастало. В январе 1917 г. вступило в силу постановление о хлебной продразверстке и в столице встал «хлебный вопрос». Цены на хлеб стали расти, кое-где возникли очереди, некоторые стали выпекать белый хлеб в домашних условиях. И хотя, по свидетельству Г. Каткова, 12-дневный запас муки для булочных столиц «не падал ниже средней нормы», по городу ползли панические слухи. В результате хлеб в булочных исчез, напрасно газеты убеждали людей не поддаваться панике. Хлебные «хвосты» росли… Как верховная власть, так и оппозиционные политики не придали этому никакого значения. Керенский утверждал, что разум толпы просто затемнен «желанием погрызть корку черного хлеба». Императрица презрительно брюзжала: «Это – хулиганское движение; мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба. Если бы погода была еще холоднее, они все, вероятно, сидели бы по домам». И ушла на могилу Распутина, повторяя, словно заклинание: «Все будет хорошо, солнце светит так ярко». Следствием плодящихся слухов и бездействия власти стала крайне нервозная политическая атмосфера. Ее подогревали и «телефонные страсти».

Компрадорская буржуазия уже в силу своей природы склонна к предательству. И лучший тому пример Россия. Русская буржуазия решила, что война – самое удобное время для захвата власти в стране. В начале «Великой войны», как она любила выспренно заявлять, буржуа приступили к организации династического переворота в России. Конечно, никто из этих господ и не помышлял о прекращении войны, тем более не предлагал осуществить кардинальные социально-экономические реформы в стране. Решили идти по накатанной дорожке, как давно заведено было в России. Правда, вначале попытки Гучкова, Милюкова, их сторонников привлечь кого-то из высших офицеров к планам отстранения Николая II от государственных дел успехом не увенчались: большинство генералов, даже сочувствующих идее переворота, в тогдашних условиях наотрез отказались от участия в заговоре. Хотя известно, что осенью 1916 г. определенные круги уже составили и план – «выкрасть царя из Ставки, перевезти в Москву и заставить присягнуть конституции». Впоследствии Гучков скажет, что русское общество в лице руководящих кругов в тот момент еще недостаточно полно сознавало «необходимость этого переворота» и предоставило возможность «слепым стихийным силам… выполнить эту болезненную операцию» – свержение самодержавия. Признания ключевого деятеля Временного правительства ясно указывают на то, кто на самом деле был главным инициатором и фактическим руководителем антимонархического переворота, т. е. смены власти.