Текст книги "Первая мировая война. Борьба миров"
Автор книги: Владимир Миронов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
Офицерский корпус
Хотя царская армия и претерпела заметную эволюцию с начала XIX века, как отмечал военный специалист Н. Морозов, «по многим сторонам своей жизни была армией Великой Екатерины», где наряду с победоносной практикой талантливых генералов проявлялись и «громадная самостоятельность начальников и почти
полное отсутствие контроля». Недостаток контроля порождал «колоссальные злоупотребления и распущенность» в армейском аппарате и всей системе. В деле укрепления воинской дисциплины уповать только на безупречный подбор командных кадров было недальновидно, особенно учитывая все возраставшее расширение численного состава офицеров (численность офицеров с 1801-го по 1856 г. выросла в 2,8 раза). Офицерский корпус российской армии в годы Первой мировой войны якобы находился в состоянии духовного подъема, что вряд ли было так, учитывая проигранную Русско-японскую войну.
П. Сыманский в статье «Мобилизация русской армии в 1914 г. и ее недостатки» писал: «В результате 38 пехотный Тобольский полк выделил в мои кадры наихудших офицеров, не считаясь с существующими на этот счет определенными инструкциями, и передал в Луковский полк офицеров, в большинстве больных или со слабым здоровьем, малоопытных и малознающих. Я сразу обратил на это внимание – не только потому, что мне открыли глаза главные руководители мобилизации, но и вследствие того, что многие из офицеров Тобольского полка находились в это время на излечении в отдаленных санаториях. Даже на серьезную и ответственную должность адъютанта штаба дивизии Тобольским полком был назначен штабс-капитан Визгалин, человек с параличом ноги, нерешительный, не понимающий своих обязанностей и даже, как потом выяснилось, не обладающий сознанием своих непосредственных служебных обязанностей. В первый же переход им был растерян весь свой обоз, и этот случай он объяснял необходимостью наблюдения только за денежным ящиком».
Правда, частично опыт Русско-японской войны все-таки учли. Офицеры старались изучить нововведения в военном искусстве. Армия переучивалась, стремясь к восстановлению военной мощи. Изменился и социальный состав армии.
Форма полковника русской армии
Е. Месснер, три года провоевавший в Первую мировую и три года в Гражданскую войну, писал о молодых офицерах перед той войной: «В национальном, в военно-национальном порыве молодежь устремилась в военные училища, чтобы, ставши офицерами, творить основу будущей славы России. Эта молодежь отказывалась от возможности стать инженерами, юристами и избирала военную карьеру, обрекая себя на полу нищенство… Уже в последние десятилетия XIX в. обнаружившийся наплыв в корпус офицеров так называемых разночинцев усилился, и перед войной в нем были лишь 40% потомственных дворян. В область преданий отошел тот стиль офицерской жизни, когда дворянско-помещичье сословие содержало своих детей-офицеров. Теперь 90% офицерского состава – и дворяне, и разночинцы– довольствовались скудным офицерским жалованьем и вели тяжелую жизнь, отдавая все свои силы, все свое время царской службе. Гордилось этой службой, любя Царя и Россию».
В. Мессер уверял, что офицерство душой и телом предано царю и даже гордилось тем, что, презрев оскорбления со стороны общественности, прессы и ряда ораторов в Государственной думе, помогло государю подавить революцию 1905-1906 гг. Офицер тверд и в строевых действиях по охране или по восстановлению порядка, законности в военных судах, каравших революционные проявления и действия террористов. Офицеры не были «аракчеевыми», но были «фрунтовыми солдатами», преданными без лести государю.
Жизнь вскоре покажет, что такие оценки были чересчур оптимистичны! Сказанное если и верно, то для меньшей части офицерства, да и то на первых этапах войны. А надо заглянуть за парадный фасад российского офицерства, которое было неоднородно. Американский исследователь Р. Пайпс уверяет нас, что выпускники юнкерских училищ в октябре 1917 г. «явили себя самыми верными защитниками демократии». Но ведь юнкера – это еще не вся армия. Следовало сказать, что во время революции не юнкера, которые вскоре и разошлись по домам, а масса солдат, матросов, рабочих и немалая часть бедного полупролетарского офицерства как раз и явились главным противником, ликвидатором строя буржуазной «демократии» России.
О том, что представляли собой юнкера, будущие офицеры России буржуазной эры, свидетельствуют крайне интересные воспоминания В. В. Савинкова (брата известного революционера и террориста Б. Савинкова). «Около 20 мая 1916 года я был принят в Константиновское артиллерийское училище в Петербурге. Набор – около 300 человек – состоял главным образом из студентов последних курсов специальных учебных заведений и из лиц с законченным высшим техническим образованием. Средний возраст юнкеров колебался между 23—25 годами за исключением нескольких десятков человек в возрасте 26—28 лет и единиц (в том числе и меня) – от 30 лет и старше. Несмотря на небольшую разницу в годах, между сокурсниками и мною ощущалась значительная «содержательная» несхожесть: мы принадлежали к совершенно различным поколениям. Я, поступивший в университет в 1905 году, являлся представителем «революционной» молодежи, мои однокашники – молодежи, воспитанной во время реакции и создававшей различные «общества огарков», «лиги свободной любви» и т. п. Вместе с тем нужно сказать, что у моих новых коллег имелись и общие недостатки с моими соучениками по университету: слабость воли, отсутствие почина и действенности, неустойчивость, неопределенность характера.
Коли у первых отсутствовало специфическое свойство молодежи годов первой революции, т. е. если они не брались спасать мир или хотя бы только Россию, не умея, в сущности, утереть собственный нос, то обладали не меньшим, хотя и противоположным изъяном – были совершенно безразличны к общественным и политическим вопросам, интересовались только тем, что непосредственно их касалось, главным образом материальным благополучием, и по умственному развитию стояли, в общем, значительно ниже предшествовавшего поколения. Они не думали ни о чем, кроме своего личного успеха, и понимали его в конце концов очень грубо: материальные блага и чувственные наслаждения казались большинству из них, если не всем, то тем единственным, чего стоит добиваться. Они были лишены всяких иллюзий, предрассудков, вроде религии, или каких бы то ни было идеалов. Мои новые коллеги и на образование смотрели исключительно как на средство возможно лучше устроить свои дела в будущем. О многом они не заботились; их кругозор не выходил за пределы проходимого курса наук. Для громадного большинства этой молодежи характерна скудость умственной жизни, не говоря уже о жизни духовной».
Русские офицеры времен Первой мировой войны
Лишь половина офицеров действительной службы принадлежали в конце XIX в. к потомственному дворянству. В армии все больше оказывалось зеленых юнцов, выходцев из юнкерских училищ, людей низших социальных слоев, не сумевших по той или иной причине закончить среднюю школу (как правило, из-за бедности). Да, они были готовы поначалу нести тяготы офицерской службы, что называется, «тянуть лямку». Но взгляните, как к ним относилось государство, которое они были призваны защищать. П. И. Ванновский, бывший военным министром при Александре III и министром просвещения при Николае II, писал: «Непрерывный и в высшей степени тяжелый труд офицеров не вознаграждается сколько-нибудь удовлетворительно не только по сравнению со всеми другими профессиями, но даже по отношению к самым ограниченным повседневным потребностям офицерского быта. Тяжесть экономического положения офицеров особенно резко стала сказываться в последние годы вследствие непомерно возросшей дороговизны».
Командирам батальонов и ротным жалованье увеличили, но общее экономическое положение офицерских чинов осталось удручающе низким. При годовом бюджете 600—650 руб. офицер зачастую не мог позволить себе даже такую «роскошь», как завтрак, и вынужден был ограничиваться чаем с булкой. Поэтому те и другие в ходе кровавой мясорубки войны увидели, что все они– солдаты, крестьяне и офицеры – одной крови!
Тут неплохо бы вспомнить рассказ А. Куприна «Поход». Куприн сам служил в царской армии и хорошо знал, что та собой представляет. Вот какой разговор происходит между офицерами обычного пехотного полка, коих сотни:
«…Отлично, – бросил ему рассеянно Скибин.– А я вам скажу, поручик, – повернулся он торопливо к Тумковскому, – что эти маневры – один только разврат и антимония. Может быть, для генерального штаба оно и нужно, а солдаты только распускаются и теряют выправку. Да и для офицеров лишнее. Какой, к черту, это неприятель, когда вы отлично видите, что это поручик Сидоров, у которого вы вчера заняли три рубля? Вы командуете: «Прямо, по колонне пальба взводом», а вам решительно наплевать, как солдаты целятся, и укрыты ли они от огня, и все такое…
– Совершенно верно, дорогой Василий Васильевич, – согласился Тумковский. – А я вот читал где-то или, кажется, слышал, что один генерал предложил раздавать во время маневров в числе холостых патронов какой-то там процент боевых. Что-то такое, один на десять тысяч, не помню хорошенько…
– Ах, глупости! – досадливо протянул Скибин. – Никакие тут патроны не нужны. Какие тут, к черту, патроны, когда теперь солдаты вроде институток стали: пальцем его тронуть не смей. А по-моему, бить их, подлецов, нужно, вот что нужно! Прежде у нас и Суворовы были и Севастополь, а почему? Потому что десятерых засекали, а из одиннадцатого делали солдата. Прежде, батенька, солдат пять лет служил, а все еще молодым солдатом считался. Вот это была служба-с!. А теперь… Эх!
– Теперь прямо – пансион благородных девиц, – услужливо подхватил Тумковский, – гуманисты какие-то пошли, либералы. Попробовали бы эти либералы с нашими скотами повозиться, небось у самих руки бы опухли от битья. А то, изволите ли видеть: ударишь какую-нибудь сволочь, да и ударишь-то не больно, почти в шутку, а он сейчас: «Ох!
– “Что такое?”
– “Ничего не слышу на правое ухо… “– И сейчас тебя под суд. За истязание нижнего чина, имевшее последствием, и так далее. А он, мерзавец, лучше нашего слышит.
– Потому что дураки! – возразил презрительно Скибин.– Кто же так делает, при свидетелях? Нет, ты его сначала позови в цейхгауз или к себе на квартиру, да там и поговори как следует. Поверьте, потом сам всю жизнь благодарить будет, что под суд не отдали. Суд-то его куда законопатит, а ты начистил ему морду, и все тут. А что ему морда?..
Они еще долго тянут этот разговор, точно стараясь не уступить друг другу в равнодушной жестокости к солдату, в презрительном отношении к своему делу, в пренебрежительной насмешке над высшим начальством».
Хотя были в армии и части, вроде казаков, которые на первых порах настроены были верноподданно к монарху:
Верно службу мы служили,
Как клялись перед крестом…
Присягнув, не изменили
Перед Богом и Царем…
Данные об уровне образования офицерского корпуса свидетельствуют о том, что он был невысок. Высшее военное образование имели немногим более половины генералов, менее 1/ 5штаб-офицеров и немногим более обер-офицеров. Около 8% генералов, больше 1/ 3штаб-офицеров, почти половина обер– офицеров получили только низшее образование (окончили юнкерские училища).
Генералитет и гвардия
Что представлял собой генералитет русской армии? В апреле 1914 г. из 1574 генералов полных было 169, генерал-лейтенантов – 371 и генерал-майоров – 1034. Из них имели высшее военное образование (в подавляющей части окончили Академию Генерального штаба) 106 полных генералов (62,3%), 223 генерал-лейтенанта (60%), 565 генерал-майоров (54,6%). В целом число генералов, имевших высшее военное образование, составляло 56,1%.
С 1901 г. число генералов, получивших такое образование, возросло всего на 5,8%. Генералы, не имевшие высшего военного образования, в подавляющей части являлись гвардейцами (либо прямо зачислены в гвардию, либо перешли туда позднее). Как отмечал П.А. Зайончковский (историк, сам служивший в армии в годы Первой мировой войны) в статье «Офицерский корпус русской армии перед Первой мировой войной», служба в гвардии давала при продвижении по службе ряд преимуществ. Гвардейские офицеры при переходе в армию повышались в чине. В гвардии отсутствовал чин подполковника, капитаны производились сразу в полковники. Кроме того, при замещении ряда должностей (командира полка) преимущество отдавалось гвардейцам. Это вело тому, что среди генералов без высшего военного образования было много гвардейских офицеров. Среди полных генералов они составляли 81,2%, среди генерал-лейтенантов – 66,7%, среди генерал-майоров – 49%.
Нормальное продвижение по службе для простых армейских офицеров, не имевших высшего военного образования, задерживалось наличием гвардии. Удельный вес последней в армии был ничтожен (не более 2—3% общей численности). На 70 дивизий пехоты (гренадерских, пехотных и стрелковых) в русской армии было 3 гвардейских дивизии; в кавалерии удельный вес гвардейских частей был несколько выше.
Каковы условия приема офицеров в гвардию? Чтобы быть выпущенным в гвардию, формально требовалось успешно окончить училище, получив так называемый гвардейский балл (средний балл по всем предметам не ниже 9 и по строевой службе – не менее 11 при 12-балльной системе). Для направления из училища в гвардейскую часть необходимо было наличие в ней вакансий. Последние же в военных училищах распределялись строго по количеству баллов. Большинство гвардейских вакансий предоставлялось выпускникам Пажеского корпуса и Николаевского кавалерийского училища. Ко всему прочему добавлялись и социально-классовые различия внутри офицерского корпуса.
Наличие гвардейского балла по успеваемости и вакансий в гвардейских частях было отнюдь не главным при зачислении в гвардию. Решающими являлись два фактора: согласие общества офицеров части на прием кандидата в полк и, главное, обладание средствами для службы в нем. Поступавший в гвардейскую часть должен был иметь большие деньги. Самым «дорогим» считался лейб-гвардии гусарский полк, стоявший в Царском Селе. Для службы в нем требовалось располагать 500 руб. в месяц. Это была огромная сумма, в 5 и более раз превышавшая размер жалованья обер-офицера. Между жизнью гвардейца и армейского обер-офицера лежала целая пропасть. А если учесть, что гвардейские офицеры часто тормозили продвижение по службе армейских, становится понятным тот скрытый антагонизм, который существовал между этими категориями офицерства. То есть мы видим как бы две армии. Одна служит и тянет лямку, довольствуясь грошовым капиталом. Другая, привилегированная, служит в полноги, но семимильными шагами делает карьеру. При этом еще и живет в условиях барских. Армию с таким генералитетом опасно выпускать на позиции. Она проиграет все, что можно. Поскольку ненависть к «белой кости» куда сильнее, чем даже ненависть к врагу.
Уральские казаки лейб-гвардейского полка
Совершенно иным было положение гвардейских офицеров. В гвардии служили, в основном, дети родовитого дворянства. Тут иные доходы и, конечно, иной уровень жизни. Гусары или офицеры гвардейской кавалерии на обычных извозчиках не ездили – только на лихачах. В театрах они занимали дорогие места. Гусары устраивали роскошные пирушки, попойки, покупали дорогих рысаков, имели возможность тратиться на роскошных женщин и дам полусвета. С ними и кутили в «Яре» и иных ресторанах.
Яркий пример из жизни привел офицер императорской кавалерии В. Литтауэр: «Как-то вечером я остался дома и уже собирался лень спать, когда ко мне буквально ворвался корнет Поляков и, выставив на стол несколько бутылок вина, возбужденно прокричал: “Я только что купил чудесную собаку с выдающейся родословной! Потрясающая удача. Давай отметим покупку. Поедем в «Яр». Я приглашаю”. Мы отлично поужинали и примерно в час ночи решили возвращаться домой. И тут Поляков, ощупав карманы, заявил: “ Знаешь, а я забыл бумажник “. Хорошенькое дело: счет на каких-то тридцать пять рублей, а два гусара не могут его оплатить. Что было делать? Мы пошли в кабинет, пригласили цыган, заказали море шампанского и, когда счет превысил несколько сотен рублей, очень довольные, подписали его. С легким сердцем мы отправились домой, считая, что не посрамили чести полка».
Нужно добавить, что отец молодого гусара был владельцем крупной собственности в Петербурге, разного рода сырьевых компаний. Так вот жили и веселились «сливки общества», в том числе в армии, среди элитных частей гвардии и у гусар.
А вот экономическое положение бедного офицерства, по сути дела, ничем не отличалось от положения тех же рабочих и крестьян. Скажем, ежемесячный оклад пехотного поручика в размере 41 рубля был почти равен заработку квалифицированного рабочего. При этом армия регулярно использовалась для подавления гражданских беспорядков, восстаний крестьян и рабочих. Так, в 1903 г. треть пехоты и две трети кавалерии, расквартированных в Европейской части России, были задействованы царизмом в репрессивных акциях против своего народа. И опять-таки очевиден «классовый след» – против рабочих и крестьян бросали тот же «скот».
Царь полагал, что русские офицеры и солдаты будут безропотно умирать во имя «бога, царя, отечества». Справедливости ради заметим, что с началом Первой мировой войны вся гвардия ушла на фронт, оставив в Санкт-Петербурге (переименованном после начала войны в Петроград) только свои резервные батальоны. Кадровый состав гвардии, как отмечают, растаял в боях уже в кампанию 1914—1915 годов и в дальнейшем отличие гвардейских полков от армейских состояло только в наименовании. «Можно сказать, что русская гвардия погибла в огне Мировой войны. Рота же Дворцовых гренадер была распущена летом 1917 года».
Не способствовало мощи армии и сохранение взгляда на солдат как на бессловесных животных. Среди русских генералов начала XX в. было немало сторонников карательных и устрашающих методов поддержания дисциплины, даже после того как телесные наказания были отменены в 1904 г. Хотя в то время уже далеко не все рисковали высказываться публично в защиту палочной традиции. Однако при опросе, проведенном на рубеже 1907—1908 гг. одним из структурных подразделений Военного министерства, почти половина опрошенных генералов выступили за введение телесных наказаний в военное время. В их числе оказался и знаменитый впоследствии генерал А. А. Брусилов, объяснявший это решение желанием «избегнуть потом нужды в расстреливании». Кроме того, военачальник считал, что следует «ввести новое наказание – ставить под ружье с мешком песку на спине пуда в два весом, раза два в день, с исполнением служебных обязанностей».
В войне видели радикальное средство излечения от революций. К примеру, один из лидеров России, масон В. Маклаков напрямую связал войну и удержание власти в руках правящей буржуазии, заявив: «Вот что нам нужно: война с Германией и твердая власть». Вояки из Морского министерства России также видели в мировой войне почетный приз, который можно будет показать народу и тем самым подсластить пилюлю потерь, как бы «в награду» за страдания и муки: «Мы должны вернуться с войны с чем-нибудь, ясно говорящим всякому русскому сердцу и в то же самое время действительно важным для отечества, иначе эта чудовищная война родит внутри России не сплочение, а раздор».
А интересно, с чем именно хотел был вернуться с войны Маклаков? С большим капиталом?
К чему русскому мужику Константинополь, какие-то там Дарданеллы и Проливы, о коих он никогда в жизни даже и не слышал? Во имя чего он должен был бросить хозяйство, семью, детей и идти умирать куда-то за тридевять земель?
Военно-Воздушный флот
Начало двадцатого века – время бурного развития авиации во многих цивилизованных государствах. После успехов американцев братьев Райт, «авиация» стала покорять целые страны и континенты. Не осталась в стороне и Россия с ее бескрайними просторами и с ее смелыми и отважными людьми. В 1910 г., во второй период Военных реформ 1909—1912 годов началось создание Русского Императорского Военно-Воздушного флота. Появление авиации стало возможным благодаря деятельности создателя аэродинамики Н. Е. Жуковского и талантливого авиаконструктора И. И. Сикорского. В 1910 году в Вооруженные Силы Российской империи были закуплены самолеты производства Франции. Основаны две летные школы – в Гатчине, позднее в Севастополе, которые начали подготовку пилотов. Одним из первых руководителей русской авиации был великий князь Александр Михайлович, который стал инициатором создания офицерской авиационной школы под Севастополем, а впоследствии шефом Императорского ВВФ.
Великий князь Александр Михайлович говорил: «Воздушный флот России должен быть сильнее воздушных флотов наших соседей. Это следует помнить каждому, кому дорога военная мощь нашей Родины (1912).
Двухмоторный самолет. В центре – авиаконструктор И. Сикорский
Весомый вклад в покорение воздушного океана внесли первые летчики земли русской: М. Н. Ефимов, С. И. Уточкин, Н. Е. Попов, А. А. Васильев, женщина-пилот Л. В. Зверева.
Воздушный флот России как род военно-воздушных сия страны включал органы военного управления, авиационные и воздухоплавательные соединения, части, заведения, учреждения, предприятия. В конце 1917г. состоял из более 300 соединений и частей, которые включали 14 авиационных дивизионов, 91 авиаотряд, эскадру кораблей «Илья Муромец» (четыре боевых отряда), 87 воздухоплавательных отрядов, 32 гидроотряда, 11 авиационных и воздухоплавательных школ, дивизион корабельной авиации, восемь авиационных парков, а также поезда-мастерские, авиабазы, воздухоплавательные парки и так далее.
На начало Первой мировой войны Императорский военно-воздушный флот имел 263 самолета и являлся самым многочисленным как среди государств Антанты, так и среди Центральных держав (при этом в 1910 году численность ВВФ Российской империи составляла всего 7 самолетов). К октябрю 1917 г. количество самолетов возросло до 700 (для сравнения: на тот же период Австро-Венгрия располагала 622 самолетами, Великобритания —1758). В самом начале Первой мировой войны большой российский воздушный флот использовался в основном только для разведки и корректировки артиллерийского огня. Однако скоро начались первые воздушные бои. Развитие вооруженных сил сдерживала слабость материальной части, особенно моторостроения – промышленность сильно зависела от поставок авиационных компонентов из-за рубежа. Весь авиационный парк состоял из устаревших иностранных моделей.