Текст книги "Первая мировая война. Борьба миров"

Автор книги: Владимир Миронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Глава 7.
Главные причины поражений русских войск в войне: Николай II, его окружение и российская буржуазия

Почему мы проиграли войну?

Войны не бывают без поражений. На долгом пути страны к победе всегда есть дни тяжких потерь и неудач. Однако ни одна война из тех, что вела Россия ни до, ни после, не приведет нас к столь страшной катастрофе, как Первая мировая.

Среди причин поражений царской России на полях Первой мировой войны следует назвать пять главных… Первая, Российская империя, как и Австро-Венгерская (и даже в большей мере), представляла собой крайне неоднородное тело. Поэтому и сегодня одни смотрят на одну часть «туловища», т. е. на лучшую часть высокообразованной элиты, совершенно забывая о другой. «Государственная система имперской России в начале двадцатого столетия представляла собой неустойчивое соотношение сил – небольшую вестернизированную элиту и огромную массу автохтонного населения, живущего в собственном мире, в доиндустриальной эпохе» (А. И. Уткин).

Во-вторых, невысокий уровень образования масс, а отсюда слабый уровень управления и взаимодействия войск на уровне фронтов, армий, корпусов и дивизий.

В-третьих, все-таки крайне невысок был уровень развития промышленности и техники. И как следствие – слабое оснащение армии. В новую эпоху многое решало новое оружие. У нас же, как отмечал, М. Э. Месснер, даже после Русско-японской войны не сделали выводов – и «штыколюбы» оттеснили на второй план «огнепоклонников» (артиллеристов):

«Сотнями тысяч жертв заплатила Русская армия в 1914 г. за то, что кабинетными фантазиями был извращен опыт маньчжурской войны». Огромные потери несли и французы, «выйдя на войну со слабосильной артиллерией». Ну а мы вообще оказались в этом плане самыми отстающими. А ведь артиллерия – Бог войны!.

А. А. Брусилов в «Воспоминаниях» отмечал: «К началу войны помимо недостатка огнестрельных припасов в реформах Сухомлинова были и другие крупные промахи, как, например, уничтожение крепостных и резервных войск. Крепостные полки были отличными, крепкими частями, прекрасно знавшими свои районы, и при их существовании наши крепости не сдавались и не бросались бы с той легкостью, которая покрыла позором случайные гарнизоны этих крепостей. Скрытые полки, образованные взамен уничтоженных резервных, также не могли заменить их по недостатку крепких кадров и спайки в мирное время. Правда, некоторые второочередные дивизии, в общем, дрались впоследствии недурно, но обнаружили многие недостатки, которых не было бы в старых резервных частях. Уничтожение крепостных районов, стоивших столько денег, на западной границе не было продумано и так же сильно способствовало неудачам 1915 года. И это – тем более что был разработан новый план войны, с легким сердцем сразу отдававший противнику весь наш Западный край; в действительности же мы его не могли покинуть и должны были выполнить план, совершенно непредвиденный и неподготовлявшийся».

В-четвертых, слабая идейная крепость многих генералов и офицеров. Вспомнились прогнозы, что сделаны за десять лет до мировой войны. Министр иностранных дел России В. Н. Ламздорф писал в дневнике, что и германский кайзер с возмущением сообщал русскому царю о том, как в парижском салоне некий русский генерал на вопрос, что будет, если Россия все же столкнется с Германией, с удивительным цинизмом заявил: «Нас разобьют вдребезги, ну что же, тогда и у нас будет республика». Если таковы были настроения у высших чинов Российской империи, то что же можно сказать о солдатах, которым война эта вообще была не нужна!

В-пятых, и видимо это главное, абсолютно противоположными были цели, что стояли в той войне перед правящим классом России и всем остальным народом!

Частично согласимся с авторами, утверждающими, что причины поражения России лежат не в военной, а в политической сферах. Талантливый автор Н. Стариков в книге «Кто убил Российскую империю? Главная тайна XX века» пытается нас уверить, что “главным врагом” России в Первой мировой войне, как это на первый взгляд ни покажется странным, были наши союзники – Англия, Франция, США. Он привел мнение главы разведки России графа П. А. Игнатьева: координирующий межсоюзный орган создать так и не удалось из-за обструкции Англии и Франции. Бесспорно, неискренность и коварство со стороны союзников имели место. Особенно, со стороны Англии и США. Но с главным тезисом автора—

«Именно наши “союзники” по Антанте убили Российскую империю. Первую скрипку в этом марше играла британская разведка», – согласиться не могу.

Поэтому надо осторожно воспринимать “открытия” последних лет, когда стало модно называть «мифами» факты о «бездарных генералах», «отсталой стране», «слабой экономике» и т. д. Некоторые и сегодня продолжают и продолжают твердить: «Главной причиной гибели империи, ее официального поражения (Брестского мира) стал не военный или экономический фактор, а политический. Внутренние и внешние враги смогли организовать две революции, которые и стали причиной поражения. Так, кампания 1916 г. была вполне успешна для наших вооруженных сил, экономика успешно перестроилась на «военные рельсы», созданы запасы вооружений и боеприпасов, армия была готова в 1917 г. внести перелом в войне… Запасов, созданных к кампании 1917 года: снарядов, патронов, винтовок, пулеметов, обмундирования, хватило потом Красной Армии на всю Гражданскую войну (когда практически вся промышленность, в том числе оборонная, встала), остались даже после нее. Но случился Февраль 1917 г., и армия, страна были брошены в хаос безвластия и смуты. Дух армии, общества был подорван, фронт стал разваливаться. Если бы Николай II уничтожил в стране «пятую колонну», расклад на планете был бы совсем другим». Все это прекрасно… Только вот армии как таковой уже не было в 1917 г. Это первое… И второе. Уничтожить надо было всю ворующую и жирующую правящую бюрократическо-буржуйскую мафию.

Ситуация внутри страны

Не могла победить страна, которую раздирали чудовищные социально-экономические и нравственные противоречия. Торгово-промышленная буржуазия, пылко призывавшая русский народ к жертвам во имя России, сама вела жизнь алчную, подлую, бессмысленную. Для нее смысл европейской и мировой войны не в подвиге во имя России! Не в спасении Родины! А в невиданных ранее прибылях, получаемых за счет гибели людей! Призывы защиты отечества падали в пустоту, вызывая недоумение у честных людей, видящих, что творится в высших эшелонах общества. Служивший в императорской ставке М. К. Лемке писал в дневнике (27 января 1916 г.): «Когда сидишь в ставке, видишь, что армия воюет, как умеет и может; когда бываешь в Петрограде, в Москве, вообще в тылу, видишь, что вся страна… ворует. В этом главное содержание моих впечатлений. Все ворует, все грабит, все хищничает». С болью и А. И. Деникин отмечал: «Петербург “устал” от войны больше, чем армия».

^{М. А. Зини. Дворцовый бал} 

Солоневич рисует в «Белой империи» типичную сцену, характеризующую российскую правящую элиту. Более всего потрясло его обилие шкурников и спекулянтов, что, словно жирные пьяные тараканы, сновали из конца в конец по улицам Москвы и Петербурга…

Ну а организация такой гигантской «работы», как война, да еще мировая, велась у нас из рук вон плохо. Армия была скверно снабжена, плохо организована и плохо управлялась. Как это часто у нас бывает, все и вся делалось спустя рукава. Боеприпасов не хватало, из-за нехватки снарядов все начинания часто сводились на нет. Уже первые месяцы войны показали, что между фронтом и тылом не было глубокой и органичной связи.

А ведь для успеха войск необходим целый ряд условий. В любой войне надо не только изготовить достаточное количество вооружения, обмундирования, и причем добротного качества, но еще и вовремя доставить их на место сражений. Однако вплоть до 1917 г. единой системы подвоза материальных средств не было. В начале войны боеприпасы подвозились на фронты готовыми комплектами непосредственно на станции выгрузки войск. Другие виды материальных средств подвозились из окружных складов в адрес корпусов. В откликах с мест боев слышались жалобы: «Мы голые». Общее мнение таково: «И вообще казенное добро слишком плохое в носке». Обстановка в тылу жуткая: небрежность, недобросовестность, злоупотребления, как всегда, взятки. Взяточничеством особо славились чины артиллерийско-инженерного ведомства. Один из авторов пишет («картина маслом»): «Тыловые склады были забиты до предела, но войска на фронте постоянно испытывали их нехватку. Наступление австро-германских войск на Восточном фронте весной и летом 1915 г. показало всю глубину кризиса боеснабжения русской армии». Неспособность сановной бюрократии, царя решить проблему экономического обеспечения войны становилась все очевиднее.

^{Плакат времен воины} 

В этих условиях буржуазные круги попытались было взять на себя руководство делом военно-экономической мобилизации и строительства. В мае 1915 г. IX съезд представителей промышленности и торговли принял решение о создании военно-промышленных комитетов, которые должны были заниматься переводом частных предприятий на военное производство. Политически активные круги российской буржуазии – главным образом деловой мир Москвы – стремились использовать военно-промышленные комитеты для усиления своего влияния на процесс управления страной. Царское правительство, вынужденное санкционировать создание этих организаций, ограничило их деятельность. В итоге комитеты в развитии военного производства большой роли не сыграли, хотя кое-что сделали для обеспечения армии вещевым и интендантским довольствием, для мобилизации мелких и средних предприятий.

В целом доля военно-промышленных комитетов в общей массе заказов Военного ведомства в 1915—1917 гг. составила лишь 3—5%, а в фактических поставках – не более 2—3%. Как видим, ничтожно мало!

Ряд военно-хозяйственных функций выполняли возникшие еще летом 1914 г. Всероссийский земский и Всероссийский городской союзы. Для координации деятельности в 1915 г. был образован Главный комитет по снабжению армии (Земгор). Но их усилия были недостаточны. Поскольку местные парки были вскоре опустошены, боеприпасы стали подвозиться на фронтовые склады, где они формировались в местные парки и уже оттуда доставлялись на станции, чтобы отправиться на фронт. С конца 1916 г. установился единый порядок подвоза всех видов материальных средств. В тылу за пределами театра военных действий развернуты распределительно-сортировочные станции для размещения грузов по тыловым базам фронтов. У тыловой границы фронтовых тыловых районов развертывались фронтовые тыловые базы. И тем не менее на фронте и в прифронтовой полосе продолжала царить полная неразбериха. Во время одной из инспекторских поездок на малом участке фронта обнаружили на оставленной позиции 8 миллионов вполне исправных патронов. Другой пример. За всю войну армия получила более 65 миллионов пар сапог, но что дошло до солдат – большой вопрос, на войне наживался, кто только мог. Нехватка обуви в армии случилась не потому, что армейских сапог было мало, а вследствие развала тыла. Почти вся Россия, писал Брусилов, ходила в тех сапогах, и большая часть прибывавших на фронт легко продавала их по пути обывателям, часто за бесценок, получая на фронте новые. «Такую денежную операцию некоторые искусники умудрялись делать по два-три раза. То же происходило и с одеждой, которую, не стесняясь, продавали. Зачастую солдаты, отправленные из тыла вполне снаряженными и отлично одетыми и обутыми, на фронт приходили голыми. Против таких безобразий никакие меры не принимались или меры недостаточные, не дававшие никаких благих результатов». Но главный фактор тотальное воровство и аферы тыловиков и снабженцев.

^{Медсестра, награжденная орденом Св. Анны и Георгиевским крестом}

^{Карикатура времен Первой мировой войны} 

Кузина Николая II Мария Романова, к слову сказать, честно отработавшая какое-то время в войсках главной медсестрой, принимавшая участие в операциях, поведала о том, что видела в военных госпиталях: «Получая сообщения о позорной запущенности и плохом управлении делами в этих военных госпиталях, я решила

вскоре после своего приезда в Псков предпринять расследование. Я могла провести его только поверхностно, так как у меня не было официальных полномочий, но я начала без предупреждения посещать военные госпитали, всегда стараясь приехать неожиданно. Во время этих своих неожиданных визитов по страху чиновников и служащих этих госпиталей я видела, что у многих совесть неспокойна. Особенно отчетливо я помню одно мое такое посещение казарм, где находились несколько сотен больных и раненых военнопленных. Трудностью было найти дежурного врача, наконец он прибежал с заспанным и распухшим лицом. Белье в палатах, также как и сами пациенты, было грязным. Очевидно, и кормили их плохо, потому что все они выглядели измученными и слабыми.

^{В госпитале} 

В перевязочной было далеко до чистоты. Все было в таком беспорядке, что я посчитала необходимым в этом случае позабыть о своей робости. Я послала за главврачом и громко отругала его. Это был первый раз в моей жизни, когда я кого-то ругала. Главврач, гинеколог по специальности, был так перепуган, что от заикания едва мог отвечать на мои вопросы, несколько таких инспекций убедили меня, что военным госпиталям нужна помощь хотя бы постельным бельем и перевязочными материалами. Я написала письмо императрице, спрашивая ее, не может ли она для них что-нибудь сделать. Ей это было легко: в прошлом та организовала в Зимнем дворце мастерскую и кладовую для хранения постельного белья и перевязочных средств. Но ее ответ на мое предложение не был обнадеживающим. Она намекала, что я вмешиваюсь не в свое дело… Императрица все-таки приехала в Псков, но это не изменило к лучшему ситуацию в военных госпиталях». Если такова была реакция на призыв великой княжны, то о каком там влиянии простого народа или нижних чинов на ситуацию можно было вести речь! Конечно, были сотни отважных русских женщин (из всех слоев общества), что не жалея ни сил помогали раненым. Около 60 тыс. русских женщин работали в лазаретах и госпиталях за время Первой мировой войны. Многие из них шли на передовую, как русская героиня Римма Иванова, спасшая от смерти немало солдат. Когда в роте погибли оба офицера, именно она повела солдат в атаку.

^{Русский санитарный поезд} 

Ощущалась нехватка и железнодорожного подвижного состава. После мобилизации до половины вагонов на нужды фронта возникли острые транспортные проблемы. Было затруднено обеспечение предприятий и подвоза продовольствия в города, не хватало лазаретов, кроватей, одеял, лекарств. Всюду царили неразбериха, бардак, воровство. Врач С.П. Боткин, пробыв 7 месяцев на Балканском фронте во время Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. в качестве лейб-медика при царской ставке, писал о том, в каком положении было обеспечение русской армии лекарствами и средствами материального довольствия: «Бывший печальный опыт в Крымской кампании, очевидно, не послужил ни к чему… До сих пор не мог добраться, где находится настоящий корень всех этих безобразий, где и в чем лежит вся механика, почему пропадают бесследно вагоны с теплыми вещами, почему пропадает транспорт с хинином и т.д. В прошлую

Крымскую войну безобразия до такого размера не доходили – я по крайней мере этого не помню».

Боткин не смолчал и попытался донести горькую эту правду до царя – «о громадном скоплении народа (раненых) в Зимнице, о том, что там из-за скверных условий хирурги не могут взять нож в руки; о том, что здесь даже не хватает лекарств, не доставляют больным хлеба, целые палатки по целым дням не видят врача и пр.». Царедворцы, что в России крутятся вблизи ставки и высших лиц государства, получая прибыли, его изгнали. Через 35– 40 лет сцены, описанные Боткиным повторились. Это наблюдалось в годы первой мировой в более крупных масштабах.

Причиной тому тотальный хаос и воровство, царившее в системе управления, но особенно преуспели на этой ниве «славные российские интенданты». И. В. Кунаев, хорошо знавший ситуацию в Харбине, где он прожил четверть века (1900—1925), в мемуарах сообщал, что он «полностью осведомлен о том, как велось хозяйство в армии в годы войны». Среди этой мерзостной публики царило правило, сформулированное одним из крупных военных поставщиков, неким Манасевичем: «Нужно непременно поставлять все скверное и в значительно меньшем количестве, чем следует по договору, – тогда, может быть, кое-что и останется».

Словно пауки, раскинули сети дельцы типа генерала Ланге, интенданта Виленского военного округа, Манасевича, главы продовольственного отдела Харбинского интенданства, капитана В. Каппеля, А. Циклинского, Л. Трофимова, Слаута, Носова и проч. и проч. Мало того, что из глубины России было невозможно двинуть войска на театр военных действий, за совершенной неприспособленностью железнодорожных путей к воинским перевозкам, так этим перевозкам еще и мешали начальники складов, отделов, станций, спекулянты. Понятно, все это делалось с одной-единственной целью – прибрать к рукам поставки, сбыть их спекулянтам и заработать на этом огромные деньги. Так, на Иннокентьевской станции Забайкальской железной дороги во время Первой мировой войны «творились колоссальные хищения, можно сказать, прямо грабежи». Торговали скопившимися грузами сами начальники и местные чиновники. Они нарочно задерживали вагоны с имуществом, продавая их кому ни попадя. За продвижением грузов никто в России не следил, никто за них не отвечал. И такая картина – всюду.

^{Плакат времен Первой мировой войны} 

«По окончании войны было установлено, что на станции Иннокентьевская было за военное время расхищено товаров частных лиц на 7 миллионов рублей». В итоге бесцеремонного взяточничества и массовых хищений такое богатое и важное предприятие, как Китайско-Восточная железная дорога, оказалось совершенно парализовано. Паровозы «были переморожены, составы вагонов приведены в негодность, и неизвестно было даже, где таковые находятся. О точном выполнении расписания поездов и правильности их движения не могло быть и речи… Положение казалось совершенно безнадежным». Порой случались люди типа инженера Б. В. Остроумова, назначенного управляющим Китайско-Восточной железной дороги. «Как было бы хорошо, если бы в свое время и вся Россия смогла обрести для себя подобного энергичного “управляющего”, твердого духом премьер-министра». Ему удалось навести порядок, пресечь царившие там хищничество и взяточничество. Но это было редчайшее исключение на фоне лихоимства чиновничества.

Спекулянты чувствовали себя как рыба в воде. Воровство высших военных чинов становилось обычным и заурядным явлением… Вот одна из историй еще времен Русско-японской войны. В эти годы жил в Гродно генерал Р., тогда еще полковник. Поехал на войну. Еще до конца войны его жена купила доходный дом и стала строить особняк на Кирочной улице. О том, что у этого генерала ни гроша за душой не было, знали все. После войны в его нажитый на русской крови особняк ездили все. Его принимали “в лучших домах”. Все это видели, не могли не видеть солдаты его полка, которые, как и “все общество”, прекрасно знали, из каких изменнических и кровавых источников выстроен особняк. Но “общество” никак не реагировало. Суд не реагировал тоже. Военное ведомство, защищая честь офицерского мундира, сор из избы не выносило. По тогдашним законам нельзя было отдать под суд подчиненного без согласия его начальника – за служебные преступления, конечно. А начальники тоже строили себе особняки соответственно чину. Масштабы мировой войны были куда большими – и более грандиозными были случаи воровства, обмана государства и народа со стороны мафии промышленников, государственных чиновников и генералов. На войне и на торговле эта торгово-бюрократическая и капиталистическая мафия обогащалась безмерно. Бешеные деньги заработали те же самые люди, что нынче находятся в эмиграции, говорил Солоневич.

^{А.Н. Хвостов, министр внутренних дел в 1915-1916 гг.} 

Кривошеин подчеркнул: «У нас кричат – все для войны, но от удовольствий и пьяного времяпрепровождения отказаться не желают добровольно. Ведь сотни тысяч умирают на позициях и в беженских эшелонах, а аквариумы гремят музыкой и сияют огнями».

Хвостов предложил установить срок для закрытия «увеселительных мест» и сократить часы работы ресторанов. «Совершенно излишне, чтобы люди сидели там до утра и получали запрещенные напитки. Два часа на обед, два на ужин и два на завтрак достаточно». Премьер-министр Горемыкин согласился: «Чем меньше увеселений, тем меньше безобразий». Но все это были только слова и слова. В них тонула Россия.

Раскаявшийся монархист Л. Тихомиров, выпустивший книгу «Почему я перестал быть революционером», записал в дневник 27 февраля 1916 г.: «Мне даже надоело размышлять и беседовать с самим собой об одном и том же безысходном вопросе о войне и о судьбах России, но что делать? Как избавиться от этого кошмара, давящего тебя днем и ночью? Нет сил примириться с гибелью родины, а между тем перед всеми умами стоят самые грозные предвидения. Во-первых – исход войны, теперь, кажется, уже нет ни единого человека, верующего в возможность победы. Наше положение на войне решительно всем кажется безнадежным, совершенно ясно бедствие армии. Отсутствие военных дарований видно ясно. Невозможно не видеть бесталанность генералов, скверное качество офицеров – и, наконец, даже солдат. Хотя солдаты при хороших офицерах могли бы быть хороши, но при таких начальниках – плохи. Масса сдающихся в плен поражает всех. Итак, даже полная военная катастрофа не удивила бы, а успех возможен только при какой-нибудь не от нас зависящей и непредвидимой случайности. Еще хуже дело внутри. Неумение устроиться грозит голодом и истощением сил не Германии, а нам. Наглая спекуляция, общее мошенничество, какие-то непонятные скупки всего, от хлеба до железа, проводимые евреями, наполняют тревогой. Черви и бактерии разъедают тело».

^{Трофейная русская мортира в Гродно} 

Все ждали окончания войны со страхом. «Тогда, по общему ожиданию, произойдет внутренний разгром в форме некоторой пугачевщины. Настроение солдат в этом отношении тревожное. Они после войны будут “бить господ”, как они выражаются, забирать землю и имущество. Крайне распространено мнение (вероятно, распространенное немецкими пособниками и нашими революционерами), будто бы Россия объявила войну, а не Германия, и что война нужна собственно “господам”, которые теперь и наживаются (на ней)… Вот после войны с ними-то и будет расправа. А усмирять пугачевщину нечем, солдаты – это сами же “мужики”, своих стрелять не станут. Это разговоры солдат в больницах. Весь наш верхний класс, дворянский и промышленный – ловкий на всякое хищничество, – лишен идеи, самосознания, идеалов. Энергии нигде нет. Бороться энергично не может ни с кем. При опасности каждый будет спасаться сам, не заботясь о гибели других, а потому все составляют легкую добычу каждого свирепого и энергичного врага. Авторитета не существует. Духовный чин провален и опозорен и все больше падает в глазах народа», – печально заключает Тихомиров. К этим словам нечего прибавить.

***

Непростым вопросом является тема участия евреев в войнах и революциях в России. Ныне говорят: мифом было утверждение, что евреи – прирожденные уклонисты от военной службы («Русский воюет, а еврей в лавке торгует»). Но ведь и дыма без огня не бывает… Ежегодно правительственная статистика сообщала о значительном недоборе евреев по сравнению со списками лиц, подлежащих призыву.

По данным Главного штаба, в 1885 г. 38,8% евреев уклонились от призыва в армию. В 1886 г. процент уклонившихся от призыва упал до 13,4%, в 1890 г. до 8,6%. Главный штаб объяснял это явление введением в 1886 г. 300-рублевого штрафа, налагаемого на семью не явившегося к призыву новобранца. Затем процент уклонившихся от призыва евреев начал опять быстро расти и достиг в 1909 году 27,9%.

Главный штаб связывал этот недобор с тем, что евреи научились обходить наложенный на них штраф. Однако были и иные причины. В русской армии евреи не допускались к производству в офицеры. Нижние чины – евреи (их звали «исповедующие Еврейский Закон талмудисты») к вступлению в военные и юнкерские училища не допускались, а евреи вольноопределяющиеся (их в частях не должно было быть более 3% от общего числа) не допускались к держанию офицерского экзамена.

По словам М. В. Грулева: «При самом поступлении на службу он (еврей) встречал уже атмосферу обычной, преследующей его всюду вражды и ненависти… главным образом со стороны начальствующих офицеров. При первой же беседе с новобранцами ротный командир не преминет прибавить, при обращении к новобранцу еврею что-нибудь ироническое, дышащее глумлением и недоверием… Солдаты старались, конечно, подражать начальству».

С началом Первой мировой войны антисемитизм принял новое направление. Добавим, что весной и летом 1915 г. многие евреи были высланы из прифронтовых регионов. У них введена была и система заложников: евреи отвечали за выдачу ими русских граждан в оккупированных немцами районах. Свирепствовала и полиция… В 1917 г. жандармский полковник Громыко попытался уличить служащих еврейского госпиталя в планировании сброса вируса холеры и сибирской язвы в водопровод Смоленска. Он же обвинял евреек в том, что те соблазняют русских солдат, заманивая их в постель – с целью сбора и передачи военных секретов немцам. Возбужен был ряд уголовных дел по поводу «массовой скупки изделий из меди с целью отправки во враждебные державы». Евреев обвиняли в «искусственном вздорожании предметов первой необходимости и исчезновении из обращения звонкой монеты». Дела прекращены из-за отсутствия состава преступления. Купца Мелиаха Полянского посадили на две недели в тюрьму лишь зато, что тот отправил сына учиться в Палестину. Разумеется, все это настраивало евреев резко антимонархически. Хотя, по свидетельству А. Шнеера, к октябрю 1917 г. в составе русской армии служили около 450 тыс. евреев, без малого 10% еврейского населения. Тем не менее мнение об уклонении евреев от воинской службы было широко распространено.

За отвагу в годы Первой мировой тысячи евреев были награждены Георгиевскими крестами. При этом 11 человек были удостоены полного банта – четырех степеней высшей солдатской награды.

С. Медведовский награжден четырьмя Георгиевскими крестами, Георгиевской медалью и получил звание подпрапорщика. Более высокие офицерские звания в царской армии имели лишь крещеные евреи. Известны два еврея генерала. В составе еврейского «Союза Георгиевских кавалеров» в России в 1918 г. насчитывалось почти 2500 человек. Народ ничего против евреев не имел, выступая против царя, дворян, бюрократов, буржуазии…