Текст книги "Русское видео"

Автор книги: Владимир Безымянный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Копылов сокрушенно разводил руками, мол, сознаю свое упущение.

– Ну, а вас, капитан, это касается в первую очередь. Кто, если не вы, должен знать все? Причем и резиденция ваша рядом – в двух шагах от кабинета, через который осужденные запросто путешествуют наружу. Жаль, не довелось мне побеседовать с Пугенем до того, как вы его уложили…

– А мне не жаль?! Я бы и сам не прочь выяснить, что за мастера здесь поработали!

– И это при условии, что у Пугеня, как говорится, руки не оттуда росли.

– Все прояснится, Павел Михайлович. Информация будет. Во всяком случае, многое узнаем. Вот, кстати, и начальник отряда.

Сутулясь, вошел Черкизов – мягкой, неслышной походкой неуверенного в себе человека. Светлые глаза его поблескивали из-под густых, насупленных бровей. Строкач, помнивший его с момента какой-то церемонии – грамоту, что ли, вручали отряду, – отметил, что капитан выглядит довольно скверно. И не удивительно. Вся эта история могла испортить репутацию кому угодно, а капитан и в лучшие времена не был весельчаком. Разговор с ним не принес ничего нового, на Строкача обрушился поток горестных сетований и жалоб на судьбу, вынуждавшую капитана уже шесть лет подряд дожидаться очередного звания…

Своего водителя Строкач давно отпустил, и поэтому принял предложение Копылова подбросить на своей. Капитан гостеприимно распахнул дверцу новенькой жемчужно-серой «девятки»:

– Светает. Эх, поутру, да с ветерком! Седьмой час…

– Ну, Степан Петрович, не нам мечтать о восьмичасовом рабочем дне. Кстати, окажите любезность, заверните в Управление. Я и сам засыпаю на ходу, но надо дать экспертам возможность взглянуть на ваш «Макаров».

– Надо, так надо. Я за пятнадцать лет попривык. Я ведь и не отрицаю, что стрелял…

– Порядок есть порядок. Все участвовавшее в деле оружие подлежит освидетельствованию…

Оружейный эксперт, недавно с институтской скамьи, говорил с маститыми розыскниками уважительно, но и себе цену знал.

– Павел Михайлович, приветствую! Работенка? Ну, что ж, пойдем постреляем.

Внизу, в поглощающем звуки подвале, выстрел хлопнул негромко, словно опробовали игрушку. Эксперт повертел горячую еще гильзу, привычно подмечая одному ему заметные микроскопические дефекты и отметины.

– Ну, что ж, пусть наука поколдует, а мы пока пошепчемся, – Строкач кивнул эксперту и повел к выходу с любопытством осматривающего тир-лабораторию Копылова. – Не хочу оставлять у нас ваш «Макаров», пустая волокита. Я вот что хотел уточнить. Для нас вопрос вопросов – откуда взялась эта вторая труба. Был сообщник с воли. Теперь, когда Пугень мертв, что-то об этом можете сказать только вы. Может быть, подозрительные детали, голоса. Вот бумага, ручка, я потороплю эксперта. Что-то затянулись его изыскания.

Вернулся из лаборатории Строкач скоро. Протянул Копылову «Макаров». Тот принял его, взглянул на майора исподлобья. Листы бумаги перед ним оставались чистыми.

– Убедились, что я ухлопал Пугеня без посторонней помощи?

– Все в порядке. Я и не сомневался, просто формальность – Строкач говорил неожиданно устало. – Час «пик» закончился, в автобусе доберусь домой сидя, можно даже подремать.

– Ну, что вы, моя тележка к вашим услугам.

– Неудобно, Степан Петрович. Тут и езды-то три остановки… Хотя… спасибо. Пару часов действительно надо поспать…

Офицеры покинули Управление. Не прошло и четверти часа, как Строкач уже сидел дома, но вовсе не с чашкой горячего чаю, а с красной телефонной трубкой, которая уже с утра казалась раскаленной.

– Бог в помощь, Татьяна Дмитриевна! Всякий труд – благо! – Мужчина отворил дверь мягко и беззвучно, быстро и так же бесшумно переместил свое крупное тело в комнату. Едва он оказался внутри – будто сработали хорошо смазанные рычаги машины – руки заняли боевое положение, пугающе жестко изогнулись пальцы. Привычка.

Букова застыла. Помешали! В глазах ее был не страх, а затяжная, накопившаяся усталость. Большая отвертка выпала из рук. Да и предназначена она была не для обороны – возле вмурованного в пол красильного чана в штукатурке перегородки виднелось рваное отверстие.

– Ищешь, Танюша, чего не клала?

– Ты тоже, наверное, не из любопытства явился. Любишь ведь денежки?

– Ну! Они не такие смазливые, как ты, но, по крайней мере, не предадут. Жить-то хочется.

Букова потупилась, потом тряхнула светлой гривой:

– Давай-ка не кидаться друг на друга. Мне уже бояться нечего. Хуже, чем есть, не будет. Или убьешь? Ну и один черт, не смерть – так тюрьма.

– Ладно, посмотрим лучше, что ты тут наковыряла.

Вошедший затворил входную дверь, прошел через помещение и заглянул за чан. Затем уверенно стукнул кулаком по обоям с геометрическим рисунком, наведенным, видимо, скуки ради, шариковой ручкой. Отозвалась глухая пустота. В мощной ладони вырванный одним движением квадрат плотного картона казался игральной картой.

– Вот, нечего было и ковыряться. Не годишься в медвежатницы. Ящик на славу слеплен. Шах все делал с запасом. Хотя почему Шах? Тут и я руку приложил. Такому сейфу никакая «фомка» не страшна, разве что автогеном резать.

Букова опустилась на обшарпанную, когда-то белую табуретку, осторожно поглаживая покрытый пестрыми потеками чан. Отверстие, где виднелась дверка сокровищницы, было рядом. Мужчина отступил с порога вглубь дальней комнатушки, поманил пальцем:

– Заходи, не дрейфь. Я тебя не боюсь, а ты уж точно можешь от меня не шарахаться. Заходи, говорю. Хочу, чтобы такая красотка, как ты, была у меня на глазах в сей ответственный момент.

Длинный ключ с двойной фигурной бородкой казался игрушечным. Глаза Буковой вспыхнули. Владелец ключа понимающе подмигнул:

– Нравится ключик? Ну, и ладно. Не будешь мельтешить, и тебе обломится.

Мужчина легко подернул ключ, ощутив легкое сопротивление, довольно осклабился и потянулся к выступу ручки. На мгновение упустил из виду Букову. И зря. Тяжелый револьвер в девичьей ручке выглядел достаточно грозно.

– Спасибо за ключ. Я ждала, что ты придешь. Открывай, сложишь все сюда, – девушка бросила синюю спортивную сумку к ногам мужчины. – Не шали. В воздух стрелять не буду: нечего шуметь попусту. Давай, делай!

Каменная стойка вполоборота, прижатый к ребрам локоть руки, ствол, нащупавший сердце, – угроза вполне серьезна. И пять метров, отделяющих от ствола, их пуля преодолеет раньше. Мужчина покорно взялся за ручку сейфа. Та чуть подалась, но дверца осталась на месте! Оба столкнулись растерянными взглядами. Лицо Буковой дрогнуло, исказилось. Еще поворот ключа. Безрезультатно. Неожиданно Букова истерически рассмеялась. В тишине смех звучал зловеще, как карканье.

– Не слушается ящичек, не хочет? Спокойно, спокойно! Я ведь с тобой бороться не стану. Выстрелю. Я вами всеми по горло сыта. Деньги мне – и пока! Иначе конец. Не для того я за тобой гонялась, чтобы сейчас уйти пустой. Хорошо, ствол в квартире Шаха, догадалась, подобрала под тумбой. Небось, голову бы мне сейчас скрутил…

– Это точно. Не одной тебе.

– Ну-ну. Пуля силы равняет. Я успею, я способная. Что касса здесь, сам Шах и проболтался. Спал со мной как-то, а утром, еще пьяный, говорит – поехали за деньгами, надо. И – сюда. А я вроде ничего не поняла. Он потом косился, но я под дурочку. Мне и мама говорила, что по ночам здесь кто-то бывает: поутру видно, если что не так. Догадаться нетрудно. А вот за ключом пришлось побегать.

Револьвер подрагивал, переползая с лица на живот мужчины. Казалось, еще мгновение – и изнеженный наманикюренный пальчик плавно нажмет спуск. Оставались доли миллиметра…

– Да ты что, Таня? Богом клянусь, не срабатывает! Сам не пойму, в чем дело. Я же сам его сюда монтировал, замок – один, своими глазами видел, как Шах этим ключом открывал…

– Так-таки и видел? Ключ-то тебе впервые в руки попал.

– Точно. Не раз с Шахом бывали здесь по вечерам. Он, правда, спиной ко мне становился, когда ключом орудовал. Секрет? Так ведь ключ проворачивается… Черт, надо что-то придумать. Другой возможности не будет, я еще сдуру картон вместе с обоями оторвал, – утром работяги придут, увидят дыру, сейф… Ну, не выходит ничего! Ты еще ствол в брюхо тычешь, нервируешь… Тут либо смертью пахнет, либо тюрьмой. Не знаешь ты, каково в локалках сидеть…

– Пистолет не уберу, – холодно заметила Букова, – пока ты не отвалишь с половиной. Заметь, делюсь честно, не по-вашему. А Шах, насколько мне известно, и за решеткой жил не хуже, чем дома. Домом тюрьму и называл. Сам знаешь, как к нему относились. И здесь ворья не меньше, чем в лагере, а только ботинки не лизали. Ничьи бригады по городу наперстки не крутят, а ваши, гляди – работают. И лотерейщики стоят. Ваши же, то есть Шаха.

– Был Шах, да весь вышел! Кончился его авторитет раньше, чем он сам. Из-за шлюх проклятых. Ну-ну, не о тебе речь. Сам виноват. Опущенный, а как вещал, судил людей, с которыми и за стол бы не должен садиться… A-а, где тебе понять. Не твой закон. И правильно – хорошая девочка, нормальная. Ну, выстрелишь, зачем это тебе?

– Не дергайся, убью! Займись замком. Ты же тут все оборудовал.

– Оборудовал! К замку Шах никого не допускал. И что там за секрет – только он знал. Когда нужно, не ленился. – Мужчина отвернулся от револьвера, выщупывая свободной рукой в дверце сейфа некую кнопку, сам понимая тщетность всех попыток. Замок упорно не поддавался. Наконец, в ярости плюнул в замочную скважину. Спохватился, рукавом замшевой куртки отер тусклый металл, и взялся за ключ. На побагровевшем лбу вздулись канаты вен. Снова покосился на револьвер. Не верилось, что девчонка оставит его в живых. Достаточно одного точного прыжка…

Букова что-то почувствовала:

– Сейфом занимайся! Делай что-нибудь. Нечего на дверь косить, заперто, ключей, как и от сейфа – двое. У тебя да у меня. – Танечка, чуть расслабившись, оперлась спиной о косяк, однако револьвер в сторону не отвела.

В этот момент сзади послышался негромкий голос:

– Бросьте ствол, девушка. Я промаха не дам. Ручки вверх и шагом марш вглубь комнаты. Именно так, поближе к вашему приятелю. Резких движений не делать!

Взгляд через плечо убедил Букову. Оружие в руке вошедшего не располагало шутить. Зато сам он был настроен иронически.

– Так вы в самом деле считали, что не существует еще одного маленького ключика? Забавно. Ты, уважаемый, замок не ломай, не стоит. И ключик оставь на месте. Мускулы у тебя не чета мозгам. Перейди сюда, руки не опускать. Поосторожнее, когда мимо револьвера будешь проходить. Неаккуратно девушка оружие положила. Так, к окошку, лицом к стене, можешь опереться. А вы, девушка, пока откроете сейф. Дело нехитрое.

Голос был негромкий, но повелительный, уверенный. От внимания вошедшего не укрылось ничего.

– Товарищ офицер, это же бандит. Вы меня буквально спасли. Я и с оружием боялась мимо него к выходу пройти! – глядя на юную Танечку можно было и впрямь растрогаться. Невинная жертва, да и только!

– Можно, я выйду на воздух, что-то мне дурно от краски?

– Заткнись, сука! – коротко бросил человек в зеленом мундире. – Здесь я решаю, кто куда идет. А ты, дружок, тут и вовсе лишний.

Мужчина, не оборачиваясь к двери, лишь искоса глянув в черноту ствола, переступил с ноги на ногу, устало приопустил до уровня груди массивные руки с тяжелыми, слегка разжатыми кулаками.

– Лишний я, говоришь? Что ж, пока сила твоя, и спорить не о чем.

– Не спеши, пригодишься. Может, первый раз в жизни хорошим примером послужишь. Стой как стоишь, а девушка пусть к сейфу идет. Смотри, она меня не знает, но уж ты-то…

– Ладно, знаю… Вот только где ты ключ входной раздобыл? Уж Шах его тебе точно не давал.

– Как и тебе, между прочим. Так ведь и не ты один «мокрого» не боишься.

Ирония человека с капитанскими погонами подействовала на стоявшего у окна, как красная тряпка на связанного быка. Тело его дрогнуло, он на сантиметр подвинулся к капитану в новеньком, еще не успевшем выгореть зеленом мундире, и снова замер, скованный движением пистолетного дула. Руки его сами собою поднялись.

Копылов довольно улыбнулся.

– Правильно понял, не стоит. Твой это ключик, у Олега его я взял. В зоне здоровье слабится, а водочки я не пожалел. Вот он мне, как другу, и доверился. Про кооперативчик этот, про тайничок… Врагу бы он тебя не продал и под пыткой… А ты ничего, зоновские навыки не забыл, толково слесаришь. Тебе бы в домушники – цены б не было! Так и стало ключиков три, а не два. Ну, да не расстраивайся, каждому по доле обломится. У меня все по-честному.

Букова все так же понуро стояла, вперив взгляд в пол. Все это пустые слова. Пугень же и в критической ситуации не смолчал:

– Ты бы кому другому вкручивал о дележке. Под благородного канаешь. Тебе бы до денег добраться, да стрельбу поднимать неохота. Народ кругом, да и дружков твоих в форме около базара толчется порядком. Фотки тебе нужны, пленки, это я понимаю. Но чтоб ты свое упустил – быть этого не может. Спасибо, конечно, за адреса «денежных мешков», которые ты из дел вычитывал, да только бесплатно ты и шнурки у себя не развяжешь. Не знаю, сколько ты там пьяндыгам с вахты отстегивал – только половина добычи шла тебе. И работа непыльная, выпустил парня ночью за зону, перед подъемом запустил – и тихо. Говоришь, на деньги не жаден, доли выделишь? Не жадный! Боишься просто, что за оставшиеся два дня и по своим каналам не успеешь обменять. Профессионал… Лишних трупов не хочешь, верной «стенки»! Ты ведь сам пока кровью не замаран, под «вышкой» не ходишь. И если что, попадешь в «сучью» камеру, со своими. Сам все расскажешь, тебя в пресс-хату не надо волочь… А кассеты с разговорами твоими забирай, забирай и негативы. Ох, как тебе тогда хотелось «свеженького»! Обслужили – подняли пацана с малолетки, нетронутого. Не переживай, это был «личняк» тамошних бугров. Потому-то у тебя все с ним и прошло как по маслу. Только снимочки остались. Снимочки – экстра, мастер делал, с лестницы, через фортку. А что паренек вздернулся – не твоя вина, проигрался он в карты. Но суду и фоток бы хватило – доведение до самоубийства. То же и с кассетами. Давал, наверное, Шах, разговорчики-то твои послушать? Ну, ты парень не наивный, понимаешь, что все это не в одном экземпляре.

На Копылова смотреть было противно. Губы кривились и прыгали, палец дрожал на спусковом крючке.

– Дурак я дурак, что связался с сявотой! Какой риск!

– Что, не вышло чистеньким остаться? Конечно, чего проще – чужими руками жар загребать. Вот этими. Поймают, глядишь, еще к тебе в зону попаду!

Пугень театрально потряс кистями. Затем с шутовским видом сняв с головы клетчатую кепку, переломился в поясе, как бы раскланиваясь, и удерживая ее за пуговку посередине, увел руку в сторону. Зато правая почти касалась оконного стекла. Внимание наблюдателя переключилось на кепку, и от нее – на отверстие, где виднелась дверца сейфа, манящая, как мерцающий огонек в степи замерзающего путника. Замочная скважина темнела мертвым зрачком.

Звон разбитого стекла разрушил минутную иллюзию. Резким тычком обернутой кепкой руки Пугень вышиб стекло и ветхий ставень. В помещение ворвалась струя ночной свежести. Метнулась большая фигура, мгновенно дважды рявкнул пистолет. Выстрелы прозвучали с секундным промежутком. Копылов едва удержался, чтобы еще раз не нажать курок, провожая тяжелым взглядом переваливающееся через подоконник обмякшее, тело. Ощеривщаяся осколками, рама окрасилась вязкими багровыми подтеками.

– На стрельбу мою клиенты не жалуются. Хотя надо бы поглядеть, – двумя пружинистыми шагами он оказался у оконного проема.

Взгляд его, упершийся в темень за окном, лишь на мгновение выпустил из-под контроля тыл. Букова среагировала моментально – рванулась к двери, уходя от верной смерти.

– Жаль, не хотел мараться. И вообще, надо бы тебя не здесь валить, – капитан плавно повел стволом и выстрелил в голову девушки, уже достигшей дверного проема. Все было сделано вполне профессионально..

– Ну-с, гражданин Копылов, будем говорить или ограничите свою помощь следствию тем, что вовремя привели нас «на хвосте» в «Свет»? Предпочитаете, чтобы первыми записали признания вашего бывшего подчиненного? Сержант дает показания весьма охотно с того момента, как узнал о размерах вашей доли. По сравнению с грошами, перепадавшими ему. А ведь выпуская Пугеня-младшего ночами на свободу, к его братцу, тяжесть преступлений вы делили с ними. А значит, поровну и рисковали… пока не пришлось начать убивать самому. Хлопотное дело. Тут уж вы взвалили на себя ношу потяжелее, чем на поведенного на приусадебном хозяйстве и смутно представляющего себе ваши дела экс-сержанта. Уж вы-то знали, на что шли. Неглупый, опытный, в нужный момент даже щедрый… Кстати, в крови старшины, променявшего службу на бутылку, обнаружены некие необычные следы психотропных средств. Они и без спиртного свалят даже слона. Как подбирали концентрацию, чтобы не переборщить, сержант нам поведал сходу. Едва ли не раньше, чем мы спрашивать начали. Словом, Копылов, шансов у вас мало. Признаться, я без особого желания отмечу в протоколе чистосердечность вашего признания, но отмечу. Честность нужна и по отношению к предателям, иначе себя перестаешь уважать.

Копылов и не сопротивлялся. Отчетливо дохнуло могильным холодом, гася всякую надежду.

– Проиграл, признаю. Не сейчас, гораздо раньше, когда только ступил в этот мир. Вы ведь знаете, что как ни прижимай авторитетных воров, все равно они и работать не станут, и норма будет. Все тихо, шито-крыто, стоит только закрыть глаза на «мелочи». Тишина – и ладно. Но какие суммы в ходу у «паханов»! А мне приходилось ютиться с женой и двумя детьми в тринадцатиметровой комнатухе гостиничного типа, лопать варенку, добытую в километровых «хвостах», тогда как у меня в зоне авторитеты жрут икру и балыки и свято соблюдают правило, что «настоящий крутой» курит только «фирму». Под робой – свитера исландские, расцветка только потемнее, поспокойнее. Они и на воле яркого не любят… Да, не удержался, взял. Верите, на зоне обратился к своему же зэку из авторитетных, и через месяц квартиру мне выделили. Честь по чести, через исполком, как положено: «В виде исключения, сообразуясь с крайне стесненными обстоятельствами…». За квартирку пришлось расплачиваться. Нет, понятно, анашу через вахту не таскал, на это есть другие. Письма – было. Что там – не знаю, не читал. Запечатаны они хитро, за любопытство могут и на тот свет отправить. Инфаркт, несчастный случай, а могут и эффектно, в назидание… следующим. В этой жизни приходится думать только о себе, иначе ее и не увидишь, жизни этой… Вот и обернулась моя квартирка домом казенным… Трупы признаниями не покроешь. Хотя Пугеня-младшего все-таки при попытке к бегству. Умру, буду стоять на этом, что бы там его братец не успел наплести…

Строкач презрительно сощурился. Понурая фигура Копылова на стуле в углу кабинета ничем не напоминала уверенного в своем всевластии повелителя двух тысяч осужденных грешных душ.

– Признаваться тем не менее стоит. Грязи на ваших руках много, но вот крови… Разве могли мы вам позволить разгуливать с обоймой боевых патронов? Чтобы вы проявили себя по всей красе, хватило и холостых. Экспертизу вашего «Макарова» помните? Вот там, в Управлении, и произошла замена боеприпасов. Были на то основания, в их числе и совпадение дат разбойных грабежей в городе с вашими дежурствами. Вы надевали повязку ДПНК – и в один из этих дней происходило очередное преступление. С интервалами, кратными восьми, – периодичность ваших дежурств. А уж подобрать кадры на вахте вам не составило труда. Не верю, что ваш сержант не слышал о грабежах, о которых говорит весь город. Упорно «не слышит» и сейчас – так или иначе, он соучастник. Зато о вас говорит вполне откровенно. И Пугень не молчит. Прыгая от холостых пуль в наши объятия, он поранился стеклом, потерял много крови, симпатии к вам отнюдь не испытывает. Да и за брата отомстить готов. Если по-блатному не выйдет, тогда как добропорядочный гражданин – чистосердечными показаниями.

– Ну да, им веры больше. Кто я? Предатель, убийца… А что я мог? Олег Пугень был страшный человек. А я ненавидел эту зависимость от убийц, не мог так жить дальше. По-другому мне с ними было не развязаться! Я видел, что уложил Пугеня, не промахнуться же с пяти метров. Рухнул как подкошенный: удивиться не успел. Старшина Рассоха уже спал, как обычно, на вахте. Скоробогатько пропустил меня с Пугенем за зону и помелся ставить трубу изнутри. Если бы не нужда, разве бы я позволил трубы на ночь бросить у вахты? Тоже, проблема – прохудился водопровод в ШИЗО! Ну, Пугень привычно направился к моей машине: я ему дал наводку на «новое дело». Мол, брат там, ждет, как обычно… Я отстрелялся и сразу трубу с улицы к вахте поставил, внутри все уже было готово. Скоробогатько еще ныл, жалел Пугеня кончать: «Как это – резать курицу, несущую золотые яйца… у меня хозяйство, только трактор списанный собрался покупать: уже на лапу дал…». Выдоил с меня за последнюю ходку Пугеня, как обычно, две тысячи. Такой на расчет покрепче иного блатного. Положительный, кулачина!

– Ваш подчиненный, Степан Петрович, из начинающих.

Букова поеживалась под внимательным взглядом холодноватых Майоровых глаз. Показания она давала сумбурно, как бы с облегчением выворачивая себя. На бумагу они ложились столь же хаотически, потоком. Редактура – не в правилах следственных органов.

– Думаете, нравилась мне эта жизнь? Цацки, пущенной по рукам? Ого-го! Такие руки есть – страхом изойдешь, а то и кровью, пока вырвешься. Если Шаха прикончили, что тогда обо мне говорить! Гад он был редкий, но не думала, что так повернется. Коленом под зад – и кончился авторитет. А все из-за того, что я проболталась Лешику, каким образом его шеф с девочками дело имеет. Тот, конечно, к своим побежал советоваться. Законник! Ну, кто уже там решил Шаха кончать – не знаю, а только сам бы Лешик сроду не рискнул. Все, думаю, я свободна, – это когда Шаха мертвым увидала. А что в этой свободе? Шурику не до меня, опять по рукам или прямо на панель? Не в малярку же к мамочке. Про общак я знала. Взять его – и ни воровать, ни работать не надо. Тогда же и револьвер возле Лешика подняла, когда все выходили. Как-то спокойнее… Как Лешик исхитрился его убить – не знаю, только больше некому. Уверена, он. Выждал бы немного, пока все уляжется – и взял бы казну. Но и медлить нельзя было – еще наткнется кто-нибудь! Ну, за маму я была спокойна, а вот ее работнички… Тут еще и обмен денег – все, тянуть дальше некуда. Сбежала я от вас на базаре, и в «Свет». Белую «девятку» Лешика сразу заметила, хоть и оставил он ее довольно далеко. «Таврию» дяди Вадика я еще дальше – за угол – приспособила. Через забор гляжу – замка нет навесного. Значит, там! Так обидно стало – лучше б уж все государству досталось, чем этому убийце. Поехала за ним, приглядеть, куда он. Думала, он уже с деньгами. Оказалось другое. Лешик не оглядывался – гнал так, что боялась, моя малютка развалится. Приехали в это село, других легковых нет, пришлось мимо проскочить. Хорошо, боковые стекла тонированные, да и «Таврию» эту никто не знает…

Строкач подбодрил:

– Все верно, Татьяна Дмитриевна. Сходится.

– Успела увидать, как они с Нонной в дом входили. Долго ждала, минут тридцать, у забора. Вышел Лешик один, и без портфеля. Решила – здесь, у нее оставил. И прекрасно – Нонну проще убедить поделиться. Я же не красть в конце концов шла! Все равно деньги эти – ничьи. А Лешик, оказывается, портфель и не заносил, мне из машины за штакетником видно не было. Он отъехал, я – в дом.

– С револьвером.

– Ох, Павел Михайлович, могла бы ведь и не говорить, но скажу – да, взяла, на всякий случай. Нонна тоже не ребенок. Когда вошла, увидела ее такую, мгновенно поняла – скоро конец. Двух слов связать не могла. Бормочет что-то бессвязное: «у…е…й». Я и без нее знала, чьих рук дело. Он шума боялся – старик вдруг выползет, глядишь, свидетели объявятся. Всем рот не заткнешь. Уезжала я с Нонной, кто-то выглядывал из избенки напротив… По пути меня тряхнуло – ведь сроду не доказать, что не моих рук дело. Хвост за собой заметила – совсем худо мне стало. Нонна уже хрипит. Ну, что было делать? Ее, конечно, жалко было, но вы ведь не хуже меня в больницу ее доставили, а себе помочь я могла только на свободе. Слыхала: попал за решетку – расшибись, ничего не докажешь. Хотела сама убийцу засветить, были еще какие-то шансы. А в подъезде комиссионки я еще в детстве в прятки играла. Вот и сейчас пришлось… по-взрослому. В «Свет» поехала уже на метро. Без машины, без ключа от сейфа… зато с револьвером. Пугеня, раньше вечера можно было не ждать, с девяти до семнадцати обычно идет покраска, чан кипит. Я маму попросила позвонить работягам, отменить одну закладку. Маму не трогайте, она не в курсе. Лешик днем и сам был занят, за нос вас водил, на балконе отсвечивал. А вечером через чердак и соседний подъезд… Менять внешность он сам меня учил. Бывало, ссутулится, ногу подогнет – горбун да и только, в двух шагах не узнаешь. Но все равно, любил отрываться по-темному, чтобы все наверняка. В общем, время у меня было. Надеялась, и без ключа справлюсь. Там инструмента хватало – ломы, зубила. Работали люди. Ошиблась, дырку не с той стороны пробила, там, где замка нет. Номер под таких, как я. Это Лешик потом вскрыл лаз в тайник, с другой стороны. Все равно он больше не нужен… Что телефоны наши прослушиваются, я догадалась сразу…

– И потому выбрали беспроигрышный вариант? – Строкач, уже зная, кто действительно победил в финальной схватке, бил без промаха. – Мы приходим, и застаем Пугеня в подозрительном месте с уликами… но какими? Какая разница, арестовывать его в красильне, или, скажем, в его квартире? А вот благопристойной даме вроде вас там точно не место. Знаете, Татьяна, я попрошу, чтобы в колонии вас определили на легкую работу. Вы ведь неплохо шили до той поры, пока явилась возможность покупать «от Кардена»?

– Это вы тоже знаете?

– Так вот, белошвеек в этих местах нет. Но на пошив рукавиц можете рассчитывать. Если расскажете все абсолютно точно.

– Ну, что ж, и это перспектива, – вздохнула Букова.

Впрочем, кое-кто с удовольствием поменялся бы с ней местами. И в первую очередь пребывавший в прострации Пугень, зализывавший, словно волк в капкане, свои раны.

– Знал бы, что вы такие шустрые, не стал бы в окно соваться. От холостых-то. Недооценил я вас.

– Стараемся, Пугень.

– От нас не отстать стараетесь.

– Уж это извините. Нам впереди бежать. Не хватало еще за ворьем хвосты подбирать. Вы ведь убедились, что знаем достаточно. Практически все. Однако детали нужны. Не стоит отказываться и от малого шанса. Или хотите пойти в суд закоренелым мафиози? Получить «стенку» за верность блатному делу?

– Не надо, гражданин майор. За то, что спасли меня от пули ублюдка Копылова, спасибо. Да только для того, чтобы прислонить меня к «стенке», надо еще доказать, что мне там необходимо постоять. Что-то не хочется мне в этом помогать гражданам судьям.

– Дело хозяйское, Алексей Владимирович.

– Хозяйское, говорите? Скорей хозяйкино. Той хозяйки, что с косой.

– Конечно, легче было отправлять к ней, чем самому в путешествие готовиться. Ну, да еще под следствием полгодика, а то и год, столько же после приговора, а будете вести себя пристойно, глядишь, и обойдется. Дело может разрастись. Уже сейчас видны круги на поверхности вашего бизнеса. Слишком многих приходилось кормить, верно?

– Вы имеете в виду шпану или тех, что с погонами?

– Вот это-то мы и хотим выяснить. С вами, Пугень, все, в общем-то, просто. Но чтобы не была поставлена последняя точка в вашей истории, говорите. Имеются показания о последних словах Золочевской. Речь шла о вас.

– Не верю. Докажите. Пусть повторит мне в лицо.

– Я же сказал – последних. Золочевская мертва, и вы в этом уверены. От фосфоресцирующего токсина противоядия нет. Разумеется, вы не хранили его дома, в предусмотрительности вам не откажешь. Держали в автомобильной аптечке, не знаю уж, в какой склянке. Думаю, вы ее ликвидировали. Однако для заключения эксперта хватило и микроскопических частиц. Руки, что ли, у вас дрожали? Вот, ознакомьтесь с актом экспертизы о наличии следов токсина в аптечке.

Пугень досадливо махнул рукой, потянул к себе подвинутые майором листки. Короткий взгляд – и щелчком вернул их обратно к майору. Кулаки его сжались так, что костяшки побелели.

Строкач миролюбиво заметил:

– Давненько этот яд нам не встречался. Но все новое, в том числе и метод убийства Шаха, – хорошо забытое старое. Собственно, оригинален только способ проникновения через балкон, точнее – возвращения. Интересно, сами сообразили или кто надоумил? Насколько я понимаю, стопа, прикрывавшая проем в бетонной перегородке между балконами, была притянута с вашей стороны шнуром, верно?

– Еще чего? Что там у Шаха на балконе – понятия не имею, а у меня проем закрыт фанерой, фанера к пробкам в бетоне прибита.

– Не было, значит, шнура. Ну и ладно. Здесь, пожалуйста, распишитесь… Отлично… Значит, с вашей стороны прибита фанера, которая снимается вместе с упомянутыми пробками…

– Мало ли что снимается!

– Вот еще заключение эксперта. В поперечном пропиле верхней в стопе обрезков деревоплиты обнаружены микроскопические частицы резины, идентичные с материалом скакалки, имеющейся в вашей квартире среди прочего спортинвентаря. Соответственно, частицы ДВП присутствуют на шнуре скакалки, есть также два царапанных следа на расстоянии, равном размеру листа. Достаточно вынуть с вашей стороны фанеру, опустить на скакалке стопу – и вы на соседнем балконе. По окончании дела шнур подтягивается, а затем и совсем извлекается. Теперь можно вставлять фанеру на место. А утром – обрушить справедливый гнев на убийц. Шантажировать вы их не собирались. Годились они разве что удар отвести. Столкнись вы с кем-нибудь ночью – не уцелеть бы свидетелю. У Золочевской были на то особенные шансы. Но в квартире Шаха вы не захотели сужать тесный круг подозреваемых. Он и так был неширок. Любопытно, что и для вас кое-что оказалось тесновато. Лаз на балконе. На стенках отверстия – волокна адидасовского эластика. Вот и еще акт, о принадлежности волокон на бетоне вашему спортивному костюму. Голубые – от куртки, темно-синие – от брюк. После дела одежду и обувку рекомендуется выбрасывать. Жаль, конечно, такой костюм великолепный. Долго пришлось ждать на балконе?

– Так ясно же, гулянке ихней сроку самое большее – два часа. А потом баиньки, в койку. Любовь! С этой любовью Шах стал уже как последняя… Ну, еще порнуха там. Вот он и засел той ночью – и уже не встал. Лучшего не заслуживал. Такие твари жить не должны, портить… все. Я ведь и не предполагал всерьез, что вы мимо меня пройдете, возьметесь за этих хлюпиков.