Текст книги "Очищение тьмой (сборник)"

Автор книги: Владимир Безымянный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Annotation

В том вошли детективные повести "Очищение тьмой", "Нирвана", "Убийство в антракте", "Маньяк".

Владимир Безымянный

Очищение тьмой

Нирвана

Убийство в антракте

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Маньяк

Владимир Безымянный

Очищение тьмой

"…При очистке Неглинного канала находили

кости, похожие на человеческие…"

Владимир Гиляровский «В глухую»

7 ИЮНЯ. В КАТАКОМБАХ. ПРОЛОГ

Паскудно я рос. Сорняк, дерьмо. Отца нет. Мать – пьяница и шлюха. Сестра – тоже шлюха, но уже не пьет. Здесь, под землей, своих ублажает. Водки-то у нас не признают. Старшие, правда, бывает, попивают, а нам, малышне, если заметят – башку оторвут. Матери всегда было плевать, где я шляюсь. Избавилась от лишнего рта – и хорошо. Она у меня не красавица, да и сам я, видишь, не больно хорош собой. Плюгав, как говорится. Тьфу, да ты же ничего не видишь. Ну вот, воровал я с малолетства, в одиночку. Редко с пацанами. Не люблю. Дерьмо. Под ремнем все выложат. Ох, мать у меня умела "горячие" отпускать! Сесть потом невозможно. С оттяжкой била, грамотно. Кому такое понравится? Но я не долго это терпел. Как раз мне десять стукнуло, я, как положено, братве вермут выставил. Дело было не чердаке, как дошло до поблевать – бабки внизу во дворе встали на дыбы. Нажаловались родителям пацанов, а те насели на мою мамку. Она как раз уже приняла – достаточно, чтобы отвязаться, но мало, чтобы с копыт долой. Хвать меня за волосы: "щенков своих поишь, а матери родной хоть бы стакан налил!" И ну драть. Я уже тогда без бритвы не выходил, даже пацаны постарше знали, что за мной не заржавеет. Одним словом – три пальца подчистую отчекрыжил. Крови, крику!.. известно, за такое – дорожка одна, в спецшколу. Хорошо, уже лето, считай, началось. Школа кончилась, теплынь. Да и какая там школа, когда я уже в другой обучался – побольше матери таскал. Домой мне теперь ходу не было. Беспалая – ей такую кликуху прилепили – поклялась меня изувечить. Она могла, ей плевать, сын или кто. А жить было можно, только места надо знать. Вокзал, базар… Конечно, если поймают – на куски порвут, торгаши еще злее наших сектантов. К кавказцам лучше и вовсе не подходить, а гнилой мандарин на месте удавят. Вот на вокзале стащить чего – милое дело. Спешка, суета, разбираться некогда. Помню, я хороший чемодан отвернул, жирный. До лаза в катакомбы меньше трамвайной остановки. Я туда – уже научен, как-то сумку слямзил, прямо на площади стал шерстить, так еле ноги унес от патруля. А в подземелье спокойно. Нет, забредает, конечно, дерьмо всякое: флакушки там из-под одеколонов валяются да фанфурики аптечные. И только я сел распечатывать удар по голове и темнота. Вот, попробуй, шрам, бугры какие-то. Может, от этого у меня голова расплывается, когда пробую думать. Метелили они меня жуть. Иногда сознание вспыхивало, словно лампочка зажигалась, – бьют. За что? Чтоб не воровал, что ли? Так сами же – первые воры, только денег в руки не берут. Вера им запрещает касаться всего, где государственные знаки. Это мне никак не понять. Но грамотные – книг здесь уйма. Ты в голове и сотой доли того не удержишь, чему тут учат. Только хилые они все. Я и сам не культурист – в катакомбах не так мускулы, как быстрота нужна. Те, что здесь родились, на пауков смахивают. А недавно одного учителя сами ухлопали. Он и раньше, на верхе, чего-то там долбил детишкам. Любил малышей. Особенно мальчиков. Да и девочкам под юбки заглядывал. Он, когда ушел из школы, попрошайкой стал: рожу скорчит – дебил дебилом – и пошел с протянутой рукой. Короче, любовь к детям его и погубила. Приговорили по всем правилам – именем братства и светлой памяти графа Толстого… До сих пор не пойму, какое отношение имеет граф к нашим катакомбам… Поначалу-то я все озирался, откуда удара ждать. А что? Могли, как клопа, задавить, и как звать не спросили бы. Здесь и фамилий-то нет. А кому они нужны, милиции для карточки? Нет, шалишь! Секта своих не отдает. Но и не отпускает. Можно, конечно, уйти, только достанут из-под земли и сердце вынут. Знаешь как говорят: "Твое сердце принадлежит нам! Мы тебя в свою семью приняли, теперь ты – наш до гроба!. А гробов здесь не бывает. В дальней штольне, где не продохнешь, там и сбрасывают трупы. Свалка. Старух, стариков, короче – отработанный материал. А с пополнением проблем нет. Бабы рожают регулярно, каждые девять месяцев. И хотя дети мрут как мухи, так что и половина не выживает, народу прибавляется. Это только Старших братьев всегда мало, сколько было, столько и есть. Они все знают, все видят, что творится на земле и под землей, знают и кого наказать, кого поощрить. Насчет наказать у них фантазия богатая, с поощрениями пожиже: девочки да кварцевая лампа. Почти никто не пьет и не курит. И, веришь даже не тянет. Загипнотизировали нас, что ли? Даже когда на свет выбираюсь, не хочется. А я на работу, считай, каждый день выхожу. Если что-то серьезное, – квартиру там почистить или лавку кооперативную – тогда с напарником. С тем самым, что меня метелил в первый раз за чемодан, а потом пригрел. Держался я из последнего: зубы сжал и – нате, бейте, гады! Они и рады стараться. Лупят, а я молчу. Им это понравилось, а я просто почти все время без сознания был и вообще решил, что это милиция. Одно в голове: "Только бы не в спецуху!" Короче, прижился я у них, очухался, огляделся. Дома у меня, считай, не было, теперь появился. Темный, суровый, с особыми законами, но все-таки дом. Здесь все другое. Главное правило – "кто не работает, тот не ест". Один раз электрики месяц промучились, кабель на поверхность выводили, чтоб телевизор смотреть. А когда он заработал, старшие братья решили, что информация поступает вредная и растлевающая. Кроме того, по кабелю могут на нас выйти. Ясное дело, кабель электрики смотали, и вышло, что работа их впустую, месяц пробездельничали. Паразиты на теле общины. За это – месяц на полуголодном пайке. Терпи, подавляй желания, борись с плотью. Старшие это оценят. И, веришь ли, от каждого их слова так радостно становится, словно в воздух поднимаешься. Чтобы от воды захмелеть, надо жаждой измучиться. Вы там, наверху, одряхлели духом, многого не понимаете… Помню, перед тем, как из дому убежать, выспорил я у пацанов бутылку вина. До смерти ее не забуду. Бочка стояла у магазина железная из-под масла, отверстие в ней не больше ореха. Я уже тогда шибко умный был, а это куда хуже, чем просто дурак. Вот и поспорил, что мошонку в эту дырку засуну. И ухитрился-таки – лег на бочку и – одно за другим опустил. А назад – никак. Пацаны обрыдались со смеху, глядя, как я, лежа на бочке, корежусь. Хорошо, мужики шли мимо, не дали мне с бочки свалиться. А то ходить бы мне холостым. Отнесли меня вместе с бочкой к сварщику, отрезал он у нее дно и вытолкнул изнутри все мое хозяйство. Не дай бы Бог, бочка из-под бензина была – испекся бы я, и поделом. Так что духу у меня всегда хватало, вот только с головой не очень. Но у нас здесь послушание важнее, чем умствование. Добытчики должны норму выполнять, а думать – это Старшие братья. Их называют Первый, Второй… И так до Десятого. Все четко и ясно: Первый – самый главный, за ним решающее слово; Второй – он безопасностью ведает. Судьбы всех, и наши с тобой, от него зависят. Это он тогда решил, что меня оставить можно, а я, видишь, не оправдал доверия – деньги у меня нашли. Свой же и донес, представляешь, для моего же блага! Теперь меня исправляют. Ну да перемелется, я добытчик хороший. Убивать меня – проку нет. Если бы хотели – сразу бы и расшлепали Сам виноват! На кой мне эти деньги?! Теперь под лампу не скоро, не говоря уже о девочках. Здесь ведь большое начальство убежище себе готовило, с комфортом, а теперь невесть куда подевалось. Но ничего, я заслужу! – голос паренька зазвучал тверже, в нем слышались надежда и убежденность…

Случалось, люди пропадали в городе и раньше. Районный центр в Донбассе с населением в четыреста тысяч по размерам вполне мог конкурировать со многими областными городами, особенно в российской глубинке, так что всевозможных происшествий хватало.

Пили в угольном краю испокон веков по-черному, а с недавних пор власти с изумлением обнаружили, что и наркотики здесь вовсе не являются экзотикой. В разговорах молодежи мелькало словцо "мак", с прилавков хозяйственных магазинов исчез ацетон и прочие растворители.

Водка всегда была недешева, а наркотики и подавно. Поэтому взлету кривой корыстных преступлений следователь прокуратуры Строкач нисколько не удивлялся. Впрочем, это явление стало повсеместным, и "соседям" тоже приходилось не сладко.

Но такого еще не бывало ни у них, ни у "соседей". Черт знает что: два милиционера из группы захвата вневедомственной охраны пропали прямо, можно сказать, на боевом посту. В этот душный первый летний день сержанты Агеев и Демин с дежурства домой не вернулись.

На дежурного офицера вневедомственной охраны смотреть было жалко, хотя и говорил он по-милицейски четко и ясно. Зато глаза были, как у побитой собаки. Строкач, невзирая на знакомство с коллегой, под протокол задавал каверзные вопросы, словно для того, чтобы еще больше разбередить душу.

– Итак, капитан… давайте-ка снова все по порядку. Ну, встряхнитесь же, Сергей Геннадиевич, возьмите себя в руки. Надеюсь, все утрясется. Если чем мы и можем им помочь, то только дотошнейшим извлечением подробностей. Попытаемся сосредоточиться. Считайте себя, если угодно, на оперативной работе.

– Да так оно и есть, Павел Михайлович. – Кольцов вздохнул. – Но вы же понимаете, что не могли они бесследно исчезнуть… По-украински это звучит точно – "раптом зныклы". Работа у нас собачья. Не говорю уже об окладах, но техника… Полный завал. Что мы можем заработать, если не имеем возможности лишнего абонента подключить? Сами себе подножки ставим, в пятьдесят раз плату подняли, и все равно от желающих поставить сигнализацию отбоя нет. Потому что жизнь сволочная… если ее вообще можно жизнью назвать. Что могло случиться с ребятами?..

– Вот и я хотел бы выяснить.

– Понял, понял, не отвлекаюсь. В общем, со смены они раньше меня ушли – ну, знаете, пока то-се, передача дежурства и всякое.

– Знаю. Ушли вместе?

– Уехали. Ну, ясно – вместе. У Агеева – "жигули". Они дружат, и обоим по пути.

– Вас не подождали?

– А чего ждать? Лишних полчаса, и так надоело. Нет, когда дождь там или еще что – подвозят, конечно. Знаете, это такие парни, я даже и не знаю, что могло произойти, чтобы вот так – взять и исчезнуть Что-то очень серьезное. Выпивать они не выпивали. Правда, Саша Агеев – бывало раньше, но когда купил машину, как ножом отрезало.

– Хорошо. Машину Агеева мы ищем, правда, пока впустую. Значит, ничего необычного в поведении парней не было?

– В это дежурство? Нет.

– А в другое? За месяц, в конце концов – за год до того? Конечно, чем свежее информация, тем больше шансов выйти на след, но иной раз давнее бывает горячей вчерашнего.

– Понимаю. Но вот не водилось за ними никаких странностей – и все тебе. Хорошие, дисциплинированные парни. Ну, а уж если далеко назад заглядывать, вы же знаете, я в районе всего-то год с небольшим. Меня из Ленинского перевели.

Строкач помнил эту историю. Кольцов женился на девушке из своей смены, вскоре после свадьбы ушедшей в декрет. Родила сына, а затем, не выходя на работу, и дочку. Однажды капитану не приказали, но довольно ясно намекнули, чтобы он написал рапорт о переводе в соседний райотдел. Даже с небольшим повышением. Специалист Кольцов был неплохой, поэтому никаких сложностей не возникло. На старом месте о нем жалели, на новом он пришелся ко двору и вновь потянулась повседневная служебная рутина, где даже покупка "жигулей" Агеевым, уговорившим наконец-то тестя раскошелиться, представлялась значительным событием. "Жигули"…

Словно угадав мысли майора, Кольцов задумался.

– Агеев в машину как ребенок влюбился. Оно и понятно. Буквально пылинки с нее сдувал… Поставил особую какую-то сигнализацию. Машина… Извозом он не занимался, и хотя деньги всем нужны, много ли без бензина наездишь..

– Значит, вдвоем бы они чужого в машину не взяли?.. – утомленно спросил Строкач.

– Не думаю. Конечно, голову на отсеченье давать не стану.

Собственно, преступления как такового не было. Не было и преступника. Но в том, что случилось недоброе, майор был уверен. Милицейская служба приучает к дисциплине, и то, что ребята не вернулись вовремя, грозило обернуться большой бедой.

– Разве я не понимаю, что вы не сидите сложа руки? Как-никак свои, на произвол судьбы не оставишь.

Тесть Агеева выглядел совершенным дачником. Теплая байковая рубака с закатанными рукавами, вздувшиеся на коленях пузырем джинсы, отнюдь не дешевые. Добротная двухэтажная дача была выстроена из белого кирпича и превосходно отделана изнутри. Спокойных светлых тонов обои, лакированное дерево, недорогая, но уютная и практичная мебель, изготовленная в те времена, когда о деревоплите и слыхом не слыхали.

– Вот, – хозяин обвел свои владения плавным жестом загорелой, мозолистой руки. – В прошлом году вышел на пенсию, и – с головой, как в омут. Если строить, то сразу, иначе увязнешь до скончания века. И все равно, самому бы мне не потянуть, без Саши.

– А вы машину не водите? – вскользь поинтересовался Строкач, поудобнее усаживаясь на потертом кожаном диване. Он машинально вытащил сигареты, даже вынул было одну из пачки, но, спохватившись, сунул назад. Хозяин дачи протестующе замахал руками:

– Да курите, курите! Я, правда, сам не балуюсь… Или идемте на свежий воздух, в сад. Саша тоже не курит, разве что если рюмочку пропустит. А когда машину купил, совсем стало не до того.

Строкач вспомнил высокого, картинно красивого, голубоглазого и широкоплечего весельчака Агеева, согласно кивнул. Внутренне он уже был готов к худшему. Вышли в сад молча, расположились в резной беседке. Строкач невольно залюбовался работой.

– Ваших рук дело, Лев Янович?

Собеседник покачал головой, скупо улыбнулся.

– Нет, – и сразу добавил, как бы отвечая на готовый сорваться вопрос. – Но и не Сашиных. Он больше любит в земле копаться, в саду. А косит как залюбуешься. Любит это дело, даже косу себе какую-то особенную у местных заказал. Инструмент, конечно, первоклассный. Беседка – это тоже они, здешние. Я ему всегда завидую, как он сходится с людьми. Прямо талант. Ему бы в сыщики, а не в охрану. Психология… Мне тоже без нее было не обойтись, как-никак, четверть века преподавательской работы…

Строкач уже собрался заметить, что биография Льва Яновича ему досконально известна, но тут разговор повернул в нужное русло.

– Да что это я разболтался! Зина, наверное, дома совсем измаялась. Она вообще очень впечатлительная, а Саша – парень обязательный. Я был на все сто уверен, что он заедет забрать меня с дачи. Правда, подумал, мало ли что, служба все-таки. Вот и не стал выбираться на ночь глядя. А тут и вы подоспели, видно, с вами и двинусь. Зине я сейчас нужнее. А если Саша, даст Бог, объявится, мы ему записочку, вот сюда, на дверь.

Строкачу показалось, что Лев Янович немного лукавит, подбадривая сам себя: все сроки, чтобы объявиться, уже истекли. Полсуток – может, для кого-нибудь это и не критический срок, только не для работников милиции.

Зинаида Агеева ждала мужа с лицом, вспухшим от слез. Открыв дверь, она со страхом и надеждой взглянула на отца, сопровождаемого майором.

– Пока ничего, Зинаида Львовна, – не дожидаясь приглашения, майор решительно ступил в квартиру.

Было не до церемоний. Сбросил в прихожей башмаки и, не слушая вялых протестов хозяйки, в носках зашагал в комнату. Впрочем, блистающий паркет был идеально чист. Погрузившись в объемистое кресло, Строкач пробежался по кнопкам висящего на стене телефона. Райотдел откликнулся сразу же. По-прежнему никаких следов. С первого же гудка взяли трубку и в квартире у Демина. Приятный женский голосок звучал надеждой и ожиданием.

Ничего утешительного его молодой жене майор сообщить не мог, так же, как и она ему. Повесив трубку, Строкач оглядел комнату, словно надеясь на лицах присутствующих прочитать разгадку. Лев Янович, опершись о подоконник, переминался с ноги на ногу. Зина, усадив на колени трехлетнего сына, сама того не замечая, судорожно обхватила ребенка. Тот и без этого был в напряжении, готовый зареветь.

Зина с усилием сдержалась, проглотила подступившие слезы.

– Успокойтесь, Зина, – майор старался говорить как можно мягче. – Уже создан штаб по розыску.

При этих словах Агеева всхлипнула. Строкач выставил перед собой ладонь, словно протестуя и загораживая женщину от надвигающейся беды.

– Уже есть некоторые данные, отрабатываются версии. И все не так безнадежно, как вам кажется. Больше того… – майор сделал эффектную паузу. – Есть если не уверенность, то, по крайней мере, твердые шансы. Поэтому давайте не будем опережать события и еще раз проанализируем все сначала.

Женщина, почувствовав, что в словах майора содержится какое-то противоречие, заколебалась, ожидая, что Строкач развеет ее сомнения.

– Но вы же говорите, что есть данные… Зачем же снова?.. Хотя… я знала, что если бы они не приехали со смены до девяти – значит, двинули прямо на дачу за папой. Но Саша позвонил бы обязательно. Ну, поесть они со Славой и в кафе могли, на трассе по дороге есть кафе кооперативное, готовят прилично. Саша порой шутил – точка без соблазнов, там спиртного не подают. Он коньяк любит, а сейчас не очень-то и разгонишься, да и в последнее время очень работой был занят. Я еще спрашивала – ты что, оперативником заделался? Он тоже, как бы и не всерьез: "Вроде того. Поручено мне одно дельце. Людей, понимаешь, не хватает". Разве так может быть, ведь он в охране? А вдруг его преступники заманили?

– Вы, Зина, не пугайте сами себя. Конечно, преступники милицию не очень жалуют, но нападать на Александра причин ни у кого не было.

– Я уже давно переживать начала, с тех самых пор, как все это началось, ну, оперативная эта работа. Он и сам нервничал, почему-то спешно сигнализацию в машине установил, такую, это ее и отключить невозможно.

– Ну, сигнализация и у меня стоит. Угонов хватает.

– Господи, да что же будет! Вчера днем капитан Кольцов позвонил, хотел попросить Сашу куда-то там его отвезти, а когда услышал, что до сих пор нету, сразу всполошился. Все знали, он такой аккуратный. Может, авария? – и уже без всякой связи: – И Демин бы в одиночку пить не стал, Сашу злить… Но что все-таки могло случиться? У меня уже нет сил, я хочу определенности…

Действительно, утешить ее было нечем. В сводках ГАИ "жигули" Агеева не фигурировали. Их искали по городу и на трассах, перетряхивали платные стоянки, обочины и дворы, но пока безрезультатно.

Майор машинально пробегал взглядом по корешкам книг, теснящихся в два ряда на полках шкафа, однако буквы не складывались в названия. Зацепился за собственное отражение в стекле – экая унылая физиономия! Библиотека была подобрана с любовью, и хотя книги были из дорогих, но явно в ходу, читались. Вообще, в квартире царила атмосфера спокойной, дружелюбной интеллигентности, неброского достатка. Тяжело было сознавать, что в этот дом вот-вот войдет несчастье.

К Демину можно было и не заезжать. Вернее, заезжать-то все равно необходимо, если уж версия, что пропавшие не спешат объявиться не по своей воле, становилась основной. Но делать это следовало бы не в такой спешке.

Двухкомнатная квартира всего в двух кварталах от дома Агеева в чем-то неуловимо напоминала ту, которую майор только что посетил. Те же не загруженные мебелью свободные комнаты, светлые стены, стеллажи с книгами, и среди всего этого – хрупкая хорошенькая женщина, чьи плечи беспрестанно вздрагивают от горьких рыданий. Еще вчера она была счастлива.

– Что же мне делать? Славик никогда раньше не задерживался. Бывало, правда, с Сашей зайдут – когда по рюмочке, когда пива выпьют. Но вот ваш дежурный сказал… я же видела, он думает – Слава загулял. Чушь полная! Господи, пусть бы так, как угодно, где угодно, лишь бы обошлось. У нас ведь ребенок будет, – жена Демина опустила глаза, смутилась. – Мы совсем недавно эту квартиру выменяли, а раньше жили в коммуналке. Ужас! Но вот, повезло – тут одна семья уезжала в Израиль, все равно пришлось бы сдать. А мы ее сразу выкупили, Слава бегал, как мокрая мышь. Собрали, что могли, заняли, до сих пор долги… – она бессильно опустила руки и губы у нее горько задрожали.

Патрульно-розыскная служба ГАИ работала как никогда. Дело шло о своих, вопрос чести. Были и результаты: обнаружено целых семь угнанных машин и куда больше фальшивых техпаспортов и удостоверений. А скольким нетрезвым водителям пришлось изумиться отказам инспекторов ГАИ принять купюры вместо водительских прав. Но все это было не то.

Помимо ГАИ были задействованы различные службы. Без устали мотавшийся по городу Строкач в эти два дня заглядывал в прокуратуру нечасто, но знал, что по поводу дела поднялся большой шум. Отдел вневедомственной охраны и подавно походил на развороченный муравейник. Строкач опросил там всех, но нового ничего не узнал. Агеев и Демин – компанейские, веселые, отзывчивые парни примерно одного возраста – где-то около двадцати пяти… Никто ничего худого о них не мог сказать. Время уходило, как песок сквозь пальцы, и с каждым часом надежды на благоприятный исход оставалось все меньше.

– Ну как, Павел Михайлович? – в коридоре прокуратуры майора догнал Кольцов. – Наши ребята совсем на ушах. Я понимаю – тайна следствия и все такое прочее… Но вы хоть намекните! Может, помочь нужно?

При всем желании, сказать майору было нечего. Следствие сидело на голодном пайке. Фактов не было – после дежурства ребят никто не видел, и куда они направились, оставалось неизвестным. Тем не менее следы должны были остаться, иначе не бывает. А раз так, необходимо расширять круг поиска, в то же время не упуская из виду, возвращаясь снова и снова к тем, кто составлял ближайшее окружение.

Кольцов все еще мялся рядом.

– Хоть мы и недавно служим вместе, но были друзьями. Были… Это правда, товарищ майор?

"Однако, – подумал Строкач. – Неужели и Кольцов потерял надежду? По словам сотрудников, Кольцов, Демин и Агеев действительно дружили. Но почему все время такое ощущение, будто капитан чего-то не договаривает, что-то его как бы останавливает на полуслове?"

Резко повернулся к капитану.

– И все же, Сергей Геннадиевич, боюсь, кое о чем вы умалчиваете. Не знаю уж, из каких соображений, тем не менее… – майор сделал паузу, давая Кольцову возможность самому решить, как себя повести.

Капитан встряхнул шевелюрой, не то давая утвердительный ответ, не то отгоняя какое-то наваждение.

– Не знаю, как и сказать. Я ведь и действительно толком ничего не знаю. Думал, найдутся, но вот…

– Запоздали вы со своими соображениями. Время упущено, так что предоставите разбираться во всем этом нам. Бросьте вы, Сергей, зти дилетантские забавы.

– Я хотел… У ребят был свой гонор – чем, мол, мы хуже розыскников?.. И хотели перейти в розыск – причем прямо с готовым делом. Подробностей я не знаю, так, какие-то обрывки разговоров.

– Конкретнее! – щадить самолюбие Кольцова Строкач не собирался.

– Эти двое суток, как ребята пропали, я и сам не спал – мотался, думал разобраться. Если бы я знал подробно, что там у них! Семь месяцев назад в районе начались кражи с охраняемых объектов, наглые, в открытую, будто ворам плевать на сигнализацию… Наши просто не успевали. Приедут, а уже все чисто. Ну, взяло за живое – противно же, будто издеваются, гады. Попробовали сами поискать в свободное время, втянулись…

Строкач помнил это дело, хотя и не имел к нему отношения. Как и все в райотделе да и едва ли не во всем городе, он знал, что последовавшие за короткое время пять дерзких краж так и остались нераскрытыми. Спутать почерк воров было невозможно: они возродили традиции давно, как считалось, вымерших "зонтов" – проникали через крышу, просверлив узкое отверстие, вставляли в него обычный зонт и расширяли дыру. Куски штукатурки без шума падали в зонт. Сторожа коммерческих магазинов, – там, где они были, – даже не просыпались. Вернее, просыпались тогда, когда на них смотрел ствол пистолета. О героизме и речи быть не могло – тряпка с хлороформом останавливала всяческие поползновения. Тот же вариант был проигран и с двумя одинокими, но до ограбления состоятельными гражданками, проживавшими в разных концах района. Сигнализация во всех случаях никому не помогла.

Пострадавшие успели запомнить лишь высокий рост и чулок на физиономии грабителя. Затем кражи переместились в соседний Ленинский район – там их произошло три. И вновь – два магазина и одна квартира. Зато три месяца назад они прекратились вовсе. Между первой и последней, как свидетельствовала милицейская статистика, прошло сто одиннадцать дней.

И Кольцов продолжил:

– Вы думаете, я мог спать спокойно, когда все эти эпизоды повисли? У меня ведь друг в Ленинском райотделе – Артур Городецкий. Мы с ним шесть лет бок о бок отзвонили… И, главное, – полное бессилие. За всю весну два раза на дачу выбрался…

– Что, садоводство одолело? – ухмыльнулся Строкач. – Давно увлекаетесь? Говорят, земля, как наркотик, засасывает.

Строкач и сам любил все это – запахи взрыхленной земли, лиственной прели, но был убежден, что главным и единственным делом офицера милиции должна оставаться работа.

– Какое там давно. В прошлом году дачку купили, жена настояла. Я ведь молодожен, – капитан улыбнулся, провел рукой по волосам. – Вынужден подчиняться. Ну, вот. И все-таки, не верил я, что у ребят что-то выйдет, а получилось что какие-то следы воров они обнаружили. Но какие – этого я не знаю.

– Воров? – переспросил Строкач, наслышанный, что во всех эпизодах дела постоянно фигурировал только один человек, и хотя версия о существовании шайки разрабатывалась, но постепенно как-то отошла на второй план. Любопытно, что за эту же версию, оказывается, держались дилетанты Агеев и Демин.

– Я не знаю точно. Они в последнее время не очень-то со мной делились. Но вроде, действительно, там целая банда: один грабит, остальные прикрывают и переправляют краденое. Причем все они не то нищие, не то какие-то еще оборванцы, которые обитают где-то в подвалах…

Облаву провели четко, в соответствии с планом. Задержанных всякого рода полууголовных попрошаек и прочих бомжей нахватали две машины. Среди них попадались и настоящие уголовники. Трое до сих пор находились в розыске, был один беглый алиментщик и парочка натуральных психов. Но это все было не то, мелюзга. Большинство задержанных из кожи вон лезли, чтобы доказать лояльность властям. За информацию о приятелях покупалась собственная свобода, конечно, если сам не слишком нашкодил.

Человеческих отбросов было более чем достаточно в районе, включающем в себя базар, вокзал и ряд прочих специфических "точек". Конечно, обитатели самого глубокого дна не боялись ни Бога, ни черта, ни даже участкового. Что может сделать самая высокая власть, что она может отнять у тех, у кого уже сама жизнь отняла все?

Участковый, капитан Дзюба, подопечных своих знал как облупленных. Мощный, с лицом, пышущим свекольным румянцем, и крупным животом необычной, почти прямоугольной формы, Сидор Артемович, проходя по привокзальной площади, невольно обращал на себя внимание даже и тогда, когда рядом шумела и жестикулировала кучка таксистов. Таксистов бомжи избегали хорошего от них ждать не приходится, кроме того, они "принципиально" не подавали.

Завидев величественную фигуру Сидора Артемовича, несколько водителей неожиданно милостиво согласились отвезти пассажиров. Это были водители, не имеющие патента на извоз. Впрочем, пугались участкового только новички. Постоянная публика знала, что на мелкие нарушения Дзюба внимания не обращает.

Сведения участковому таксисты, как и прочие приблатненные, сообщали посмеиваясь и пошучивая, как будто вовсе и не донося. Делали они это охотно, ибо их единственной целью было спокойно работать и зашибать свое.

Строкач понуро стоял в очереди, которая превратилась ныне в чистую формальность, поскольку бал правили "извозчики". Он, видимо, не слишком походил на щедрого клиента, и водители – известные физиономисты – не обращали на него внимания. Поэтому, находясь ровно в двух метрах от центра круга, где беседовал с таксистами монументальный Дзюба, он мог слышать все, что тому сообщали. Настроение шоферов и общую обстановку на вокзале угадать было нетрудно: голоса звучали вперебивку, со злостью и недоумением.

– Ну куда это годится, Сидор Артемович? Швали на вокзале развелось не продохнуть. Не так воры, тут просто – рот не разевай, но вся эта погань нищие, попрошайки, алики, бомжи, будто со всей страны сползлись. И попробуй тронь! Ихний Обрубок вокруг себя таких хлопчиков сбил – оторви да выбрось.

Это Строкач знал. Многие жители Октябрьского района были в курсе, кто такой Обрубок и почему с ним лучше не связываться. И что за парни с квадратными мордами охраняют Обрубка, а с недавних пор и катают его то в фордовском микроавтобусе, то в инвалидной коляске. Не хуже них знала это и железнодорожная милиция, и прокуратура.

А водители не умолкали, радуясь случаю по душам поговорить с Дзюбой:

– И то сказать, Сидор Артемович, полно тут подозрительных типов, и деньги у них не по одежке. Сами в лохмотьях, а жрут коньяк в кафе. Точно воруют. А потом по туалетам валяются, хоть они и платными стали. Там же и шапки снимают у тех, кто в кабинках – стенки-то низкие. За пару пузырей кто не купит! Но нас пока что не трогают, разве что так, исподтишка. А бабы? Это же маразм… Но мы их не касаемся… Да что вы, Сидор Артемович, какие устои! Заразы страшно.

Оставаться дальше в роли пассивного слушателя Строкач не мог. Шагнул к оживленно беседующему кружку, кивнул Дзюбе, широко улыбнулся таксистам, смотревшим на незнакомца вопросительно, но без всякого замешательства. На вокзальной площади водилы чувствовали себя основательнее, чем в собственном жилье. Заметив, что участковый более чем приветлив с незнакомцем, сообразили, к какому ведомству тот относится. А Строкач буквально сиял:

– Да, ребята, проблема общая, вместе и будем ее решать. Так что чуть-чуть поможете.

Никто не возразил, и это вызвало одобрительный кивок участкового. Извоз – не только умение крутить баранку, но и шевелить извилинами. Рекомендация "следователь прокуратуры майор Строкач" немедленно возымела свое действие. Разговор стал куда более определенным…