Текст книги "Паломничество жонглера"

Автор книги: Владимир Аренев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

«Одному мне не спится», – мрачно подытожил Гвоздь.

Ему действительно не спалось, сперва благодаря энергичной и изобретательной Талиссе, теперь…

Мысли замучили – те, которые возникли еще во время последней беседы с господином Туллэком. Гвоздь никогда не считал себя человеком верующим, полагая, что если вдруг Сатьякалу непременно захочется наказать именно его, зверобоги всегда отыщут, за что. Гвоздь поминал их в своих проклятиях, но больше по привычке, для крепкого словца.

И никогда не думал, что в самом деле может представлять для Сатьякала какой-нибудь интерес. «А должен бы догадаться. Еще в Трех Соснах следовало перестать хлопать ушами и пораскинуть скудным жонглерским умишком!»

Гвоздь опускается на колени перед идолом Акулы Неустанной и склоняет голову. Акула вырезана из дерева, но над нею поработал мастер, так что выглядит идол как живой. Из приоткрытой для приношений зубастой пасти на Гвоздя веет тепловатым ветерком. Как будто Неустанная в самом деле наблюдает за ним и готова выслушать его молитву.

Вот только молитвы никакой не будет.

– Просто оставьте меня в покое, – шепчет Гвоздь. – Возьмите и забудьте о моем существовании. А я напишу парочку-другую священных гимнов… или, если вам нужны именно жертвы, тогда баш на баш: я позабуду несколько самых удачных своих песен. Только оставьте меня в покое…

За его спиной вдруг кто-то появился – было слышно, как клацают по мраморным плиткам храмовни… копыта? или коготки на суставчатых лапках?

– Вы верите, что так уж важны для Сатьякала? – Тихий, с металлическими нотками голос. – Неужели в самом деле верите?

– Нет, конечно, господин Шкиратль, – поднялся с колен Кайнор. – Это я на досуге новый фарс репетирую. Очень любезно с вашей стороны, что заглянули на огонек и посмотрели-послушали. Как оно, не слишком убого выглядит?

– Убедительно. – Воспитанник маркиза не улыбался. – Но вчера вечером вы, кажется, были искреннее. Хотя, – добавил он, разумея вчерашнее выступление, – тема благодатная, многими любимая – кто же их не любит, захребетников…

– Я. На дух их не переношу, господин Шкиратль. – Гвоздь выговорил это спокойно, вроде как о погоде сообщил, но глядел при этом прямо в глаза Кукушонку. – На дух не переношу захребетников.

– Я тоже, – невозмутимо произнес тот. – Но вернемся к вашему фарсу. О чем он? Покажете его нам при случае.

– Непременно, – поклонился Гвоздь. – Жаль, фарс еще не готов, а нам скоро придется ехать дальше: графиня торопится к Храму.

– Это ничего. Покажете, когда закончите. – Во взгляде Шкиратля за внешним ледком скучающей снисходительности Кайнору вдруг привиделась жадность, почти даже зависть. – Мы с Эндуаном будем сопровождать вас к озеру, так решил господин К'Рапас. К тому же маркиз хотел бы нанять вас, когда истечет срок вашего договора с графиней Н'Адер.

Гвоздь поклонился еще раз:

– Если закончу – покажу.

В этот момент он увидел себя глазами Кукушонка: рыжий дядька, которому под сорок, с бородато-усатым лицом и вечно растрепанными волосами, с первыми глубокими морщинами на лице, корчит из себя то ли полудурка, то ли полумудреца. Что так, что так – один зандроб, ибо выглядит это со стороны – ох, как же глупо и тускло!

Шкиратль ничего не сказал, едва заметно качнул головой и вышел из храмовни – через дверь, от которой, видимо, у него были ключи. Только теперь Гвоздь понял, что воспитанник маркиза пришел сюда раньше него и скрывался в исповедальной нише.

В чем, интересно, захотелось Шкиратлю исповедаться Сатьякалу всеблагому?

А-а-а, не всё ли равно?

«Вы верите, что так уж важны для Сатьякала? Неужели в самом деле верите?»

Кайнор по-новому посмотрел на идолов. Перед ним стояли лишь пустопорожние статуи, выполненные талантливым скульптором, – и ничего более. Всего лишь статуи.

Молиться им? – тогда почему не подсвечнику или гобелену?!

«А тот случай с идолом Пестроспинной?.. Да просто зандроб вселился: сперва в идола, после – в утопленника. Только и всего! И никаких признаков снисходительности!»

Гвоздь хмыкнул, пригладил ладонью непослушное рыжевье волос и вышел из храмовни через дверь, которую забыл запереть Шкиратль.

Светало.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Безумная скачка за белой кабаргой. Испытание на первую ступень. «Сейчас начнется…» Посвящение есть смерть. Ясскен сторожит. «Отныне имя тебе – Фриний Эвримм! » Песни и молчание священных жертв. Даскайль М'Осс: непрошеные ответы, незаданный вопрос

Не грусти – всё пройдет!

Проза, стих – всё пройдет!

Жар любви и покой зрелых лет —

всё пройдет!

Вот уж жизнь на исходе и смерть у порога…

Но и смерть, без сомнения, тоже – пройдет!

Кайнор из Мъекра по прозвищу Рыжий Гвоздь

К исходу дня К'Дунель готов был собственноручно задушить кабаргу – и не посмотрел бы ни на белизну ее, ни на то, что перед ним фистамьенн. Даже окажись тварь низошедшим зверобогом – задушил бы!

Ну, попытался бы задушить…

Что капитан, устал? Отвык сутки напролет седла не покидать, размяк, отдыхаючи, жирком заплыл?

Да, устал. Отвык.

И еще страшно.

После рассказа Элирсы о том, как эта самая кабарга вела ее от полусожженной двуполки Н'Адеров до Сьемта, К'Дунелю казалось, что он живет взаймы, под очень большие проценты. Мысли о грядущей расплате (и о том, чем придется платить) вызывали ноющую боль в висках и шее.

«Безостановочно», – проронила Трасконн, когда они втроем выбрались за городские ворота. Позади осталась пенящаяся кровью ночь, горящие дома, рев безумной толпы… и еще кое-что. Мертвецы у ворот Переправы, в караульном помещении и рядом с ним. Точнее, разбросанные повсюду человеческие останки.

К'Дунель не стал спрашивать у Элирсы, что там произошло, он предпочитал оставаться в неведении.

Трасконн сама начала рассказывать, как только они отъехали от города подальше и алое зарево на горизонте почти исчезло во тьме.

«Безостановочно. – Слова падали, как булыжники в отравленный колодец. – Она целые сутки не давала мне слезть с лошади. – Элирса говорила об этом бесстрастно, глядя прямо перед собой пустым взглядом. – Я один раз попыталась остановиться. Она вернулась и просто скосила на меня свой безумный глаз, просто скосила и тихо-тихо зарычала. С тех пор я даже не думала о том, чтобы ослушаться».

Капитан взглянул на кабаргу, белым пятном маячившую впереди. Она не оглядывалась – словно не сомневалась, что люди следуют за ней. За спиной Жокруа, соревнуясь с кабаргой в бледности, покачивался в седле своей лошади Ясскен.

– С вами всё в порядке?

Трюньилец судорожно кивнул, обеими руками цепляясь за поводья и луку.

– Тогда не отставайте. – Жокруа нарочно заговорил с ним, чтобы не дать женщине закончить рассказ. Кажется, она поняла это – или же слишком устала, чтобы продолжать, и берегла силы.

К исходу дня К'Дунель понимал ее очень хорошо.

Всё это время они ехали вдоль Клудмино, но на тот берег так и не переправились. Вокруг тянулись унылые голые поля с тут и там проросшими скелетами страшил. На зиму шляпы и рванину с них снимали, оставляя лишь перекрестья палок, на которых с удовольствием рассаживались вороны. Птицы провожали странную процессию задумчивыми взорами, некоторые снимались с шестов и летели вслед за кабаргой и тремя всадниками, но в конце концов отставали.

Дорога то игриво наскакивала на берег Клудмино, то обиженно отползала прочь от него, но никогда не уклонялась далеко от реки. Они миновали несколько мостов и множество мельниц, и каждый раз К'Дунель ждал, что уж здесь-то их белая проводница свернет к переправе.

– Я думал, кабарга помогает нам догнать графиню, – не сдержался наконец Жокруа. – Или я ошибся?

Трасконн только дернула плечом, потом, мол, поймешь. Но вот уже вечереет, кони валятся с ног от усталости, река по-прежнему остается слева от дороги. Кабарга ведет их на север, а нужно бы – на запад!

Как животное само-то выдерживает многодневную скачку, а, капитан?

И с помощью какого чародейства Элирсе удалось преодолеть расстояние от замка К'Рапас до Сьемта? Он ведь помнит карту, там не на одни сутки езды, даже если на свежих сменных лошадях, а у Трасконн-то была одна-единственная, которую…

И в этот момент кабарга остановилась.

* * *

Из летописной книги Хайвуррской эрхастрии:

«В день Подводного Вылупления месяца Стрекозы 689 года от Первого Нисхождения махитис по имени Найдёныш надел ступениатский браслет».

Таких записей на этой странице много, и все одинаковые, только и разницы, что имена, «…махитис Драгаль надел ступениатский браслет», «…махитис Ахаз надел ступениатский браслет», «…махитис Флегорд…», «…махитесса…»

И никаких комментариев.

Оно и неудивительно: летописные книги доступны людям посторонним (хотя отнюдь не всякого постороннего к ним допустят!), а значит, излишние детали там ни к чему. Некоторые из них и так известны каждому чародею, другие же как раз и не должны быть известны каждому из них.

В трактате же «О неявных связях в мире» сказано:

«Следует бороться не с неожиданностью, но со своим естеством, воспринимающим неожиданность как опасность. Но и с опасностью нужно не столько бороться, сколько в первую очередь постигать ее природу. Волна порождает еще большую волну, и всякая борьба вызовет лишь большее противостояние.

Познай природу опасности, сроднись с этой природой – и тогда опасность перестанет угрожать тебе, ибо разве волна бьет такую же волну? – нет, но камень, но берег, но пловца!

Познай мир в себе и вовне себя, пойми, что ты – суть тот мир, а мир – суть ты, – и тогда увидишь связи между событиями и явлениями, которые раньше считал случайностями. Сделаешь это – и для тебя не будет более неожиданностей опасных, а будут лишь те, которым ты сам позволил быть для тебя неожиданностями, чтобы удивляться им и радоваться им.

Но прежде – познай то, что некие философы необдуманно именуют «грубой» или же еще «грязной плотью». Тело твое – вот начало твоего пути, твой инструмент, твоя первая ступень на лестнице, ведущей к Вечности».

Так написано в одной из первых глав трактата, слова которой махитисы обычно к концу обучения забывают. Точнее, настолько хорошо заучивают на память, что совершенно не обращают внимания на смысл этой главы.

А зря.

По возвращении в сэхлию Найдёныш обнаружил, что почти все его соученики уже здесь. Хотя они старались и не показывать этого, грядущие испытания волновали их. Никто не знал, что именно предстоит делать махитисам, когда они наденут ступениатские браслеты. Кое о чем догадывались, но догадки догадками, от них еще хуже: ждешь одного, а вдруг задание окажется совсем другим?

Общее смятение усилилось, когда их снова поселили на одном этаже с махитессами. Комнаты находились совсем рядом, друг напротив друга, и, конечно, не обошлось без перешептываний и усмешек…

Но длились они всего ничего: вечером следующего же дня после возвращения Найдёныша махитисов и махитесс собрали в Гостевом зале.

Почему именно в Гостевом? Это стало ясно, когда туда ввели девушек и юношей, одетых ярко, но не безвкусно. Все они были года на два-три старше будущих чародеев, которые, не понимая еще, что происходит, вполголоса обменивались предположениями на сей счет.

– Думаю, это как-то связано с будущими испытаниями, – заявил Ахаз. Этот невысокий паренек был родом с Южного берега Ллусима, однако приехал учиться сюда, поскольку так решил его отец. «Заявил, что семье вполне хватит двух купцов: его самого и моего брата, – а мне бы надо заняться чем-нибудь другим», – объяснял Ахаз, пожимая плечами. К концу второго года обучения неожиданно для самого себя Найдёныш сдружился с ним, хотя, конечно, даже тысяча Ахазов не заменила бы ему одного Птича.

– Опять определять, где у кого под одеждой спрятаны горошины? – Это занятие, честно говоря, им всем уже изрядно надоело.

– Вряд ли, – сказал Ахаз. – Во-первых, тогда к чему этот накрытый стол? – (А в Гостевом стол действительно оказался уставлен всевозможными блюдами и напитками.) – И потом, с чего бы даскайлям вести для «горошин» «сладких девиц» и «мальчиков»?

– А почему ты?..

– Потому что вон к той блондинке с розой в волосах я ходил не далее, как на прошлой неделе, – хмыкнул он. – Обычно когда папенькин поверенный забирает меня из сэхлии на лето, мы едем домой, в Улурэнн. Но в этот раз что-то не заладилось, и отец велел Брылястому, чтоб подержал меня в Хайвурре. Деньги выдал на расходы, распорядился ни в чем мне не перечить (если по мелочи). Вот я и… – Ахаз хохотнул, чтобы скрыть смущение. – Понимаешь, после последних двух-трех месяцев здесь – просто невмоготу стало…

– Понимаю, – кивнул Найдёныш. Он вспомнил свое лето и страстные ласки Омитты. – Слушай, а чародеям вообще-то разрешается жениться?

– Че-его?! – вылупился на него Ахаз.

– Тише вы там, – шикнула Илли-Пышка, махитесса из Лошэры. – Даскайли пришли.

И верно: в Гостевой зал один за другим входили их наставники. До приезда в сэхлию (Сатьякал всемилостивый, как же давно это было!) Найдёныш был уверен, что даскайли во многом сходны с наставниками из обители. Такие же молчуны и угрюмцы и ходят небось только в серых или черных балахонах с капюшонами, подпоясываются – и то одинаковыми поясами!..

Он ошибся: даскайли одевались заурядно, как любой другой горожанин среднего достатка из не шибко знатного рода. Кто-то отдавал предпочтение разноцветным тканям, кто-то не выносил пестроты и ходил во всём черном или коричневом. Даскайль М'Осс, например, любил зеленые чуть франтоватые рубахи с орнаментом из листьев на воротнике, а вот недавно вошедшие в моду туфли с заостренными носками категорически не признавал. Разумеется, у даскайлей были и специальные костюмы для особо торжественных случаев вроде праздничных городских процессий. Потакая нравам обывателей, чародеи наряжались в знаменитые черные мантии с золотым узором по краю и остроконечные широкополые шляпы кровавого цвета. Насколько знал Найдёныш, к этим «саванам» они относились крайне пренебрежительно, а вот сегодня зачем-то надели. Правда, на сей раз ограничились одними мантиями, без шляп.

– Махитисы и махитессы, – прокашлялся, привлекая к себе внимание, даскайль Фальвул. – Все вы ожидаете того момента, когда браслеты ступениатов обнимут ваши запястья. И это случится, но еще не сегодня. Сегодня же вам предстоит… мнэ-э-э… от души повеселиться. – Если бы Найдёныш не знал, что Фальвул является одним из сильнейших чародеев и талантливейших преподавателей, он бы тоже захихикал, как это сделали некоторые из приглашенных девиц. – Веселитесь, – повторил Фальвул. – Ешьте и пейте в свое удовольствие, а также угощайте и развлекайте наших гостей. Считайте это… мнэ-э-э… первым заданием. Вам нужно… мнэ-э-э… провести вечер и ночь с кем-нибудь из… мнэ-э-э… из дам и кавалеров, любезно согласившихся почтить нас своим присутствием.

– Вона как! – присвистнул Ахаз. – Думаешь, Фальвул специально ведет себя будто наполовину свихнувшийся старикан?

– Надеюсь, – пробормотал Найдёныш. Он, как и остальные, был слегка ошарашен заявлением даскайля. – Интересно только, зачем…

Однако «зачем», им предстояло узнать несколько позже, а пока будущие чародеи взялись достойно «угощать и развлекать гостей». Девицы и парни вели себя отнюдь не развязно, они вежливо расспрашивали хозяев о том, тяжело ли учиться в сэхлии, и болтали о последних событиях в городе. Постепенно начали образовываться парочки, кое-кто, не дожидаясь завершения ужина, поднимался в комнаты. Тот же Ахаз, хохоча, помахал рукой Найдёнышу и ушел, обнимая за талию свою знакомую блондинку с розой в волосах

– Расскажи еще про этого твоего Тойру, – попросила рыжая девица (трепетание пушистых ресниц: «Зови меня Огнива»), весь вечер не отходившая от Найдёныша ни на шаг. Сам он вынужден был признать, что Огнива, конечно, не сравнится с Омиттой, но симпатичная, и разговаривать с ней интересно. – И может, – предложила она, – пойдем куда-нибудь, где потише?

– Пойдем, – согласился Найдёныш.

В его комнате, впрочем, беседа не продолжилась, но плавно перешла в нечто иное. Оказалось, Огнива мастерица не только разговаривать (точнее, внимательно слушать собеседника)… хотя, наверное, эти ее таланты тоже были профессиональными навыками.

Так или иначе, а Найдёныш почерпнул много нового, а кое-что, например, «две змеи по весне» и «шмель на распустившемся тюльпане» решил при случае обязательно показать Омитте. Ей должно понравиться.

(Фриний в своем затянувшемся сне не может вспомнить, понравились ли Омитте «змеи», «шмель» и прочие трюки Огнивы. Он даже не помнит, показывал ли девушке их.

И лица… он не может вспомнить лиц Омитты и Огнивы, сколько бы ни старался…)

Мастерства Огнивы хватило на всю ночь. Лишь к утру Найдёныш задремал – и на этот раз решил, что даст сну развиваться как тому угодно, не станет управлять им.

Жаль, поспать почти не удалось. С восходом солнца в дверь комнаты забарабанили чьи-то кулаки и громкий голос рявкнул: «Подъем!»

В сэхлии команды не повторялись, выполнять их следовало немедленно, безукоризненно и со всей возможной быстротой. Поэтому, отстраненно отметив, что Огнивы в комнате нет, Найдёныш оделся и, зевая, выскочил в коридор. Там уже собралась часть его соучеников, причем почти у всех вид был помятый и растерянный. Низенький, коренастый даскайль Шейбад сурово покрикивал на них и стучал в двери к тем, кто еще не проснулся.

– Что стряслось? – спросил у Ахаза Найдёныш. – Тайнангинцы напали?

– Не знаю. Я только задремал…

Несколько махитисов и махитесс выглядели так, словно мир перевернулся с ног на голову. Или наоборот. Впрочем, сам Найдёныш, наверное, смотрелся сейчас не лучше. Даскайли выбрали наиболее искусных мастеров и мастериц постельного ремесла, так что даже те из будущих чародеев, кто уже получил опыт подобного рода, этой ночью узнали массу любопытных приемов. И вряд ли им удалось нормально выспаться.

– Я должен был сообразить! – раздраженно шлепнул себя по бедру Ахаз. – Проклятие!

– Ты о чем?

– Посмотри на Шейбада!

Только теперь он заметил, что даскайль одет в торжественную мантию и на голове у него – шляпа.

– Испытание? – задохнулся от собственной догадки Найдёныш. – Сейчас?!

– Боюсь, что да.

Их уже гнали в Бирюзовый зал, где горело всего несколько фонарей, развешанных так, чтобы отбрасывать больше теней, чем света. Даскайли дожидались испытуемых за длинным столом – все как один в черных мантиях и шляпах кровавого цвета.

– Дешевые трюки, – пробормотала Илли-Пышка. – Если они думают, что этими мантиями и тенями собьют нас с толку…

– То они правы, – самодовольно произнес Флегорд. Этого отдал в сэхлию папаша-барон, и Флегорд ко всем, кто ниже его по происхождению, относился с одинаковым пренебрежением. Как будто не знал, что, став чародеем, лишится своего имени и всех титулов. Или, может, он боялся не меньше, чем остальные?..

(Все они боялись, понимает спящий Фриний. Все до одного.И это было очередным уроком: несколько лет их учили знаниям о мире, о его внутренней сути, учили без страхавстречать смертельные опасности и укрощать их, как псарь укрощает кобеля с дурным норовом, – но вот в лицо им выплеснули немного неизвестности, и…)

– По-прежнему ли вы хотите надеть браслеты ступениатов? – хмурясь, вопросил даскайль Фальвул. Сейчас речь его была четкой, безо всяких там «м-м-м» и «э-э-э». – У вас есть последняя возможность отказаться: признать, что вы еще не готовы к испытанию и продолжить обучение либо же отработать ваш долг в качестве разнорабочих и покинуть стены эрхастрии. В случае отказа решать, продолжать ли вас обучать либо сразу заставят отрабатывать долг, предстоит общему совету даскайлей. Впрочем, как вы знаете, долг вам придется отрабатывать, даже если вы наденете браслеты и пройдете испытание на первую ступень; просто в этом случае работа ваша будет несколько иного рода.

– А что за испытание нам предстоит? – храбрясь, решил спросить Флегорд.

– Об этом вы узнаете, если наденете браслет, – и ни минутой раньше! – отрезал Фальвул. – А теперь – решайте, сударыни и господа. Кто желает стать ступениатом – подходите.

Вместе с Ахазом и побледневшей Пышкой Найдёныш шагнул к столу и протянул левую руку ладонью вверх. Перед сидевшими там даскайлями лежали черные металлические браслеты с вплавленными внутрь драгоценными камнями: по два-три камня на браслет. Камни были разного цвета и размеров; даскайли каким-то образом решали, который из браслетов выбрать для того или иного испытуемого.

– Ты уверен? – спросил Найдёныша господин Мэрсьел М'Осс, оценивающе глядя ему прямо в глаза. – Ты точно уверен?

– Да, учитель.

Не сказав более ни слова, даскайль нацепил показавшийся слишком свободным браслет на руку Найдёныша. Но уже через мгновение металлическое кольцо словно бы стянулось у него на запястье – теперь, даже захоти, Найдёныш не смог бы снять его.

«Я – ступениат!

Еще до начала завтрашнего дня я стану чародеем! »

Почти все его соученики решились на браслеты. Тех нескольких, кто счел себя не готовым или попросту испугался, увели из зала, остальным же даскайль Фальвул объяснил, в чем заключается испытание на первую ступень чародейского мастерства.

Еще до начала завтрашнего дня Найдёныш умер в первый раз.

* * *

– Привал? – не веря собственным глазам, предположил К'Дунель.

В вечерних сумерках кабарга, стоявшая посреди дороги, казалась призраком.

– Не торопитесь, – сказала Элирса. – Сейчас начнется…

Она не договорила и обмякла в седле, сгорбившись, уронив подбородок на грудь. Из них троих Трасконн, несомненно, устала больше всего. Сколько времени ей пришлось спать, не слезая с лошади?

И что, кстати, она имела в виду, когда сказала: «Сейчас начнется…»?!

– Ясскен, как вы? – спросил К'Дунель, только чтобы не молчать. Кабарга на дороге вызывала мысли о скорой смерти.

– Спасибо, – пробормотал трюньилец. – Если это то, что я думаю… нам было бы лучше… А, уже началось…

– Что нача… – Капитан догадался опять посмотреть на кабаргу. Животное приблизилось к ним почти вплотную, так что кони, хоть и вымотались до крайности, стали встревоженно фыркать и переступать с ноги на ногу. Вблизи К'Дунель смог разглядеть, что шерсть кабарги уже отнюдь не белоснежная, но грязная, свалявшаяся – шерсть больного зверя, который держится из последних сил.

Хрипло выдохнув, кабарга начала обходить всадников по кругу. Сперва медленно, потом быстрее и быстрее, наконец она побежала, так что из-под копыт во все стороны полетели комья земли.

К'Дунель изумленно следил за ней.

…Тебе кажется, капитан, или по ту сторону мерцающего белого круга, в который превратилась бегущая кабарга, мир потускнел?

Испуганные кони жались друг к дружке. Ясскен, похоже был устрашен не меньше, чем они, и только растерянно вертел головой, а вот Элирса… э-э, капитан, а у Элирсы-то, похоже, дела плохи. Она держится в седле только последним усилием воли, еще немного – и его будет недостаточно.

Но первой упала не Элирса, а кабарга. Неловко взбрыкнув задними ногами – К'Дунелю примерещилось, что небо с землей вздрогнули от этого удара и на мгновение пропали, их заменил гулкий темный коридор, – животное завалилось на бок.

– Кончено, – больше обращаясь к самому себе, нежели к капитану, сказал Ясскен. – Прибыли.

И одновременно с его словами Элирса, не удержавшись, начала заваливаться. Жокруа подхватил ее, благо, кони стояли рядом, а потом с помощью трюньильца осторожно опустил на землю.

Только тогда и заметил, что дорога пропала, как пропало и очередное поле с крестовиной пугала на нем, и берег реки, и лес вдалеке… Лес, впрочем, не пропал, просто он надвинулся и обступил путешественников со всех сторон… да и дорога – гляди, капитан! – есть, только протянулась не с юга на север, а с запада на восток.

Над головами спешившихся всадников кружила одинокая ворона. Вот только что она дремала на полевом пугале, а теперь очутилась неведомо где и неясно, каким образом. Вот и хлопала всполошенно крыльями, каркала истошно, мерзко.

Как будто беду кликала.

Или просто она заметила то, на что не обратили внимание люди, – огоньки хищных взглядов во тьме придорожного ельника?..

* * *

В трактате «О неявных связях в мире» сказано: «Значение посвящения (иначе говоря – инициации) в жизни любого индивида весьма велико. По сути, оно равнозначно смерти, ибо посвящение, как и смерть, есть процесс перехода сущности из одного качества в другое. Разница заключается в том, что для посвящения эта преемственность, целостность процесса более явна, смерть же кажется обычному человеку конечной и бесповоротной – в силу того, что он наблюдает лишь фрагмент более длительного качественного изменения.

При посвящении человек перестает быть прежним и становится новым; приобщается к иной общественной группе. (Необязательно, кстати, чтобы он утратил связи с прежней группой. Так, подмастерье ювелира, становясь мастером, не обязательно бросает свою семью, к которой прежде принадлежал, либо же, в больших масштабах, сообщество горожан, одним из которых он был. Речь идет о том, что раньше такой подмастерье был членом своей семьи и горожанином – и не был полноправным членом гильдии ювелиров, теперь же обладает и тем, и другим статусом. Впрочем, как правило, при приобретении одного статуса другой утрачивается – в нашем примере подмастерье, ставший мастером, более не является членом группы подмастерьев.)

Эта перемена в статусе (на уровне семьи, общины, города, тайного обшества и т. п.) почти всегда сопровождается некими ритуалами, цель которых – закрепить факт перехода из одного качества в другое не только в сознании человека, проходящего посвящение, но и в сознании окружающих. И чем значительнее такой переход, тем более эмоционально насыщенными, порой шокирующими, опасными для участника бывают инициационные ритуалы.

В полной мере это касается и практики, принятой в эрхастриях. Здесь процесс посвящения имеет особенно большое значение.

Собственно, в нашем случае посвящение и есть смерть».

Эти строки, заученные на память, махитисы обычно считали откровенным бредом. И уж тем более мало кто из них воспринимал написанное буквально.

И напрасно.

– Прежде всего, вам всем предстоит умереть, – сообщил даскайль Фальвул, когда отказавшихся от испытания увели из Бирюзового зала и здесь остались лишь ступениаты.

Кое-кто из них хихикнул, кто-то нервно пошутил, мол ясное дело, рано или поздно все умрем.

– Сегодня, – уточнил даскайль. – Прямо сейчас. Отступать поздно, браслеты ступениатов так просто с руки не снять. Но у вас, – повысил он голос, – есть выбор. Вы можете выбрать то, каким именно образом умрете. От этого будет зависеть ваш профиль в чародейском мастерстве. От того же, с какими мыслями вы примете смерть, зависит, сможете ли вы вообще возродиться и после этого заниматься чародейством.

– Хотелось бы про «возродиться» чуть подробнее… – пробормотал Ахаз. – Клянусь Сатьякалом, – заявил он Найдёнышу, – я готов был к чему угодно, но этакие монеты запросто не разменяешь, растерзай меня Остроклыкая!

– Хватит болтовни! – сказал, поднимаясь из-за стола, даскайль Байрад. – Иначе юные ступениаты продержат нас здесь до обеда, а обед я ни за что не хочу пропустить!

– Вы правы, – кивнул Фальвул. – Итак, господа, у вас есть на выбор огонь, вода, воздух, земля, железо и, полагаю, дикие звери. Но заранее предупреждаю, что инициацию зверями мы некоторое время не использовали в силу разных причин, посему она – дополнительная и рискованная, введена как экспериментальная.

– А какими именно зверями? – спросил Ахаз.

– Кони либо змея. В первом случае затопчут, во втором – яд.

«Какое сумасшествие, – подумал Найдёныш. – Мы всерьез обсуждаем, кто из нас каким образом будет убит!»

Он тоже мысленно готовился к разного рода испытаниям, но это… да разве можно считать смерть испытанием?!

К тому же его уверенность в учителях и собственной силе духа была подточена вчерашним роскошным ужином и ночью с Огнивой. После такого меньше всего тянет умереть – а наоборот, хочется жить, жить долго, жить вечно!

Жить!!!

Быстро, не раздумывая, Найдёныш шагнул к столу и остановился напротив даскайля М'Осса.

– Окажите честь, учитель, – произнес он. – Я выбираю огонь.

Господин М'Осс кивнул и поднялся:

– Пойдем во двор. Там уже всё готово.

«Скажи мне, чтобы я не боялся! – мысленно взмолился Найдёныш. – Скажи мне, что не будет больно!»

– Будет больно, – сказал учитель. – Очень больно. Но бояться не стоит, ведь ты теперь знаешь об этой боли.

Во внутреннем дворе возвышался помост с несколькими столбами, обложенными хворостом.

Кроме Найдёныша, еще четыре ступениата выбрали смерть от огня. Их провели на помост и крепко привязали веревками к столбам – каждого свой даскайль.

– Неужели… – Найдёныш не хотел сейчас спрашивать, но подумал, что ведь может потом и не успеть задать вопроса, просто некому будет его задавать. – Учитель, неужели для того, чтобы стать чародеем, обязательно нужно умереть?

– Нет, – спокойно ответил господин М'Осс, накрепко затягивая последний из узлов. – Но для того чтобы понять это, умереть необходимо.

И он взглядом велел слуге подать факел. Учитель не солгал: было больно, очень больно.

В трактате «О неявных связях в мире» сказано: «В эрхастрии посвящение – это и есть смерть. Однако – и рождение тоже».

* * *

– Сильнейшее истощение. – Ясскен поднялся с колен и зачем-то вытер руки о кафтан. – Она жива, но будет спать самое меньшее – часов пять. А может, и сутки. Лучше ее не беспокоить.

К'Дунель, не церемонясь, выругался в полный голос, от всей души. Они находились неизвестно где, посреди глухого леса, явно вдалеке от людских поселений, почти без еды-воды, с тремя загнанными до полусмерти лошадьми и одной обморочной бабой. В общем, Сатьякал позаботился на славу, ничего не скажешь!

И вот что интересно: как теперь из этакой, фигурально выражаясь, позиции ты станешь догонять жонглера, а, капитан?

Он выругался еще раз – не полегчало. Сейчас бы хорошую понюшку порошка, но при Ясскене выказывать свое пристрастие к лепесткам кровяных цветочков К'Дунель не хотел: мало ли…

Полуприкрыв веками глаза, Жокруа взволнованно размышлял над тем, как выпутаться из ситуации, в которой он оказался. Ничего толкового на ум не приходило. Разве только одно: к чему тебе, капитан, свидетели того, что случилось в Сьемте? Убить трюньильца, перерезать горло Трасконн, пока она валяется без сознания… опять же без них ты сможешь двигаться намного быстрее.

Верно, верно, в лесу одинокого всадника могут подстерегать опасности разного рода, но от многих ли из этих опасностей тебя убережет такая компания?

Ясскен тем временем достал из ножен меч Трасконн и склонился над кабаргой.

– Эй, чем это вы там?..

– Помогите, – попросил тот. – Я… не мастер в отрубании голов.

– Она и так дохлая.

Трюньилец посмотрел на него, как на ребенка, утверждающего, что детей находят в капусте.