Текст книги "Три года"
Автор книги: Владимир Мастеренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
В Витебск въехали с Свидригайлой рядом, конь о конь.
Прием устроили восторженный, чему способствовало угощение горожанам выставленное князем, в честь победы над поляками.
– Братскую любовь отринув и уподобившись гордыне оный Ягеллон, за что Господом и попран был... – кричали глашатаи на площадях и торжищах.
Народ восторженно соглашался, что особо и неудивительно. Здесь проживали в подавляющем большинстве православные, которые, католиков, мягко говоря, не приветствовали.
А еще, людишки в основном славили меня.
– Слав буди, княже русский!
– Ай, славный молодец, защита православных!
– Гляньте, гляньте, каков, нам бы такого князя!
– Держи кафолика, вона побежал...
– Чаво, бей жидовина, оные с латинянами заодно...
– Славься, славься, во веки веков, витязь русский...
По кислой морде Свидригайло было видно, что он все это прекрасно понимал. А я понимал, что пока он ничего сделать не может, но все это рано или поздно выльется в беду, потому что литвин конкурентов терпеть не будет.
Под постой выделили шикарные хоромы, а на вечер зазвали пировать.
Зарка выгнала всех приставленных к нам слуг, нарядила вместо них отроков из рынд и уже в баньке категорично заявила:
– Как в кубле змеином! Жди беды!
А потом всхлипнула, прильнула ко мне и с надрывом заявила.
– Зачала я от тебя, оттого боюсь. Кому мы без тебя нужны будем?
– Етить... – я прижал ее к себе. – Рано хоронишь! Мы еще побарахтаемся. А за сына...
– Сын, сын!!! – быстро закивала аланка. – Я чую, сын будет!
– Да хоть девка! – я от избытка чувств расхохотался. – Все равно моя!
– Люб ты мне...
– А ты мне! Знай, не предам.
Когда вышел из бани, оказалось, что меня уже ждал Свидригайло. Он прогнал всех сопровождающих, закрыл дверь в горенке и сам разлил по кубкам мед.
– Княже?
– Что дальше? – Свидригайло тяжело уставился на меня.
– Дальше, побьем Жигимонта, – спокойно ответил я. – И чем раньше, тем лучше. Надо готовить рать на раннюю весну, пока поляки в себя не пришли. А ты сядешь на великое княжение на Литве.
– Это понятно... – литвин вскочил и зашагал по горенке. – Скажи, с кем ты, с Москвой или со мной? Сам понимаешь, Москва больше твоя, чем Васькина. А я поддержу! Как тебе?
Помедлил и спокойно ответил:
– Я за себя. Но сейчас, когда извели моего отца, мне ближе ты.
Соврал конечно, потому что понимал – литвинский хитрован с ходу затеял интриговать против Москвы, а мне с ним ссориться сейчас было не с руки.
Князь нервно дернул скулой в упор выпалил:
– Отдам тебе Смоленск и Полоцк, в отца место клятву мне дашь?
«в отца место» – тип вассальной присяги в средневековой Руси. Буквально: посчитать за отца, то есть, полное подчинение.
Вот тут я слегка ошалел. Дать присягу Свидригайле – косвенное нарушение обязательств перед Василием. Откажусь – настрою против себя чертового литвина. С другой стороны – законно получаю русские уделы и совершенно спокойно могу проводить подготовку к их ассимиляции с остальной Русью. Ведь задача максимум не только побить Жигимонта. Что до вассальной присяги – Свидригайло не вечный. Рискнуть?
Я помолчал, а потом резко выдал:
– Дам! А еще, отдашь мне Чернигов, Киев и Мстиславль!
– Заберешь, твои будут! – Свидригайло махнул сжатым кулаком. – Но помни, только в отца место!
Я кивнул.
– Помню.
Вот так, вдобавок ко всему, я стал князем Смоленским и Полоцким...
Глава 19
Ипатий шел переди процессии подняв высоко в руках свой крест.
– Господи, Господь наш, яко чудно имя Твое по всей земли, яко взяться великолепие Твое превыше небе-еес...
Его чудовищный рык летел гулким эхом над Смоленском.
Толпы народу, простолюдины, купцы и бояре, женщины, дети и старики, стояли вдоль главной улицы на коленях и тихо молились, почти все плакали. В Полоцке меня принимали на удивление радушно, но Смоленск... здесь словно сошедшего с небес Иисуса.
Вот честно, не ожидал такого. Да понимаю, что настрадались православные от католического ига, да, я прямой, хотя и дальний потомок смоленской княжеской ветви, но, чтобы так принимали?
Ипатий на мгновение прервался, повисла в тишина, которую вдруг пронзил звенящий девичий голосок:
– Наш, ведь, наш князюшка!!! Сердцем чую, наш! Господи спаси и сохрани!!!
Прямо под ноги моего жеребца вдруг выскочила тоненькая девушка в нарядном летнике и крепко вцепилась в мою ногу в стремени.
Думал жеребец, прозванный Зверем, за дикий норов, стопчет, но тот резко остановился, словно что-то почувствовал.
– Вишь, почуяла... – в толпе прогудел чей-то густой бас. – Это дочура младшая, князя Михаил Львовича Вяземского, сорванец, не девка, а душа добрая...
Я наклонился, подхватил ее и посадил впереди себя в седле.
Над домами плеснулся радостный гул.
Я шепнул девушке:
– Как величают тебя, красавица?
– Стаська! – хихикнула она и насмешливо пропищала. – Посадил к себе, таперича сватайся, княже...
Я невольно улыбнулся и поудобней перехватил девчонку.
Показался величественный собор Успения Пресвятой Богородицы, где уже выстроилась встречающая делегация, грянул колокольный звон, сырой, моросящий дождик неожиданно прекратился и над Смоленском проявилась огромная дуга радуги.
– Знамение!!! – взвыла толпа. – Знамение Божье! Господь нам князя прислал...
И тут...
Тут что-то металлически лязгнуло, Стаська дернулась и обмякла в моих руках.
Вкруг меня с грохотом сомкнулись щиты.
– С крыши! – гаркнул Вакула, тыкая рукой. – Пошли, пошли...
Ближники сорвались с места, но толпа уже сама ринулась в ту сторону огромной волной.
– Сука... – зашипел я, слетел с седла и положил девчонку на расстеленные плащи. Рванул на ней летник и облегченно перекрестился – стрела попала в массивный колт на монисте, соскользнула и застряла в швах летника, сарафана и рубахи подмышкой.
колт – древнерусское женское украшение XI—XIII вв., полая металлическая подвеска, прикреплявшаяся к головному убору или нашейным украшениям.
летник – старинная женская лёгкая верхняя одежда покроя с длинными широкими рукавами
– Куда лезешь, охальник?!! – вдруг заверещала Анастасия и выставила вперед руки со скрюченными пальцами, словно дикая кошка свои лапы. – Ишь, скорый какой!!!
Ближники заржали словно кони.
– Ты смотри, какая...
– Огонь, девка...
– Везучая оторва...
– Славная девка, что кошка дикая...
Я тоже улыбнулся.
– Не боись, малая. Не замаю...
– То-то же, – сердито заворчала девчонка, кутаясь в просторный летник. – А что было то? – увидела стрелу, ойкнула и испуганно зажала себе рот ладошкой.
Тут примчались встречающие бояре со своими людьми и меня препроводили в собор. А там, почти все дружно попадали на колени.
– Прости княже, за недосмотр...
– Бог простит... – сухо ответил я и завертел головой. – Где девица? Чья будет?
Вперед выступил мордатый мужик в богатом кафтане и с полным достоинства поклоном признался:
– Моя, княже. Я князь Михаил Львович Вяземский. Младшенькая моя, Стаська. Анастасия, значитца. Пострелица, не удержишь. Уж прости...
Договорить не дали, примчались ближники. Один из них, десятник Фома Палец развел руками:
– Не взяли, княже, уж прости, люди разорвали. Грят, звали Никиткой, в услужении был у купца Петруся Пшека, а тот Петрусь шашни водит ...
Договорить не успел, появился городской войт и маршалок Петрыка, наместник Свидригайло в Смоленске со своими людьми.
– Княже! – затараторил он, часто кланяясь на западный манер. – Не сомневайся, дознание проведем как положено. Наша вина, разбаловались людишки...
Русские бояре встретили Петрыку мрачными взглядами, чувствовалось, что между ними нет согласия.
– Дознание? – я ухватил его за пояс и притянул к себе. – Дознание, говоришь?
Ближники лязгнули мечами, свита маршалка и войта отпрянула, но потом тоже положила руки на сабли.
– Княже... – примиряюще забубнил войт. – Мы все решим, слово даю. Мы здесь на то и поставлены...
– А не вы ли с Петрусем литвином шашни водили? – Вяземский обличающе ткнул пальцем в Петрыку и войта. – Его человечек стрелу в князя пустил! Не лги, пес!!!
Бояре обличающе загомонили.
– Да что вы мелете?! – взвился Петрыка. – Я со всеми шашни вожу, ибо положено мне...
Я с трудом сдержался, чтобы не свернуть шею маршалку, хотя от него прямо несло предательством. Все дело в том, что хренов Свидригайло, так и не отдал мне Полоцк и Смоленск. Пообещал, сука, а потом начал резко сдавать назад. Риторика сменилась от «отдам» до «отдам после того, как Сигизмунда победим». Видимо почувствовал неладное, говорил же отец, что тот по-звериному чует опасность. А приехал я в Смоленск, как его посланник, проследить за тем, чтобы город выделил свой контингент на предстоящий поход. Впрочем, статус личного посланника дает мне право вершить правосудие от имени Свидригайлы. Если все замаскировать под выявление предательского заговора, можно очень качественно очистить город от литовской партии. Но, черт побери, я пока очень слабо представляю политическую расстановку. Татищев однозначно из русской стороны, а остальные?
Подумал и отпустил маршалка, решив сначала провентилировать обстановку.
– Вечером доложишь по дознанию...
– Как прикажешь, княже, как прикажешь... – зачастил Петрыка, зло стрельнув на меня глазами. – Все в лучшем виде устроим...
– Иди...
На постой стал специально на городском дворе Вяземского.
– Ты же наш, княже... – за обедом тот сокрушенно вздохнул. – Ить князя Юрия Святославовича, внук. Не пора ли вернуть все взад...
– А тебе зачем это? – нарочито грубо поинтересовался я. Хотя сам прекрасно понимал, что князь рвет банк, в надежде возвыситься. Так-то он кто? Удельный князек, ни власти, ни особого богатства – рулит Вязьмой, во всем вынужден подчинятся. А если сесть на Смоленск, хотя бы князем-наместником от меня – все резко меняется.
– Дык, нету жизни уже от кафоликов, притесняют православных... – начал тот. – Люди ждут, когда их ослобонят.
Я его оборвал.
– Ты понимаешь, что будет если мы сейчас возьмем город под себя? Свидригайло против Сигизмунда стоит, а ежели не выстоит?
Вяземский стрельнул на меня глазами.
– А я слышал, что вы с великим князем Василием раздор по-братски уладили и крест целовали? Нешто бросит нас? А ежели с Полоцком объединимся? Там свои люди есть.
– Не бросит, – сухо бросил я. – Но пока рано. А теперь рассказывай, кто в городе за нас, а кто против...
– Дык, Алексиевичи, Амбросовы, Бесищевы и Юрьевы и Бабоедовы, верно глаголю. Да я сам всю свою Вязьму под копье поставлю!
Вяземский дал полный расклад, выходило, что верных людей хватало, в том числе и в городской верхушке.
В голове постепенно сложился план, как одним махом выбить из Смоленска сторонников литвинской партии. Не для того, чтобы сейчас подмять город под себя, а на будущее.
Забрать под себя что Полоцк, что Смоленск сейчас не составляет никакого труда – население и большая часть боярства, которым литвины надоели хуже редьки, приняло меня как родного. Но в стратегическом плане ослаблять Свидригайло перед решающей схваткой с Сигизмундом уж вовсе глупо. Опять же, Василю в Москве сейчас совсем не с руки сюда соваться – своих важных хлопот хватает. Вот разберемся с Жигимонтом и поляками – тогда посмотрим. А сейчас надо заразу с корнем выкорчевывать.
Для того, чтобы отдать нужные распоряжения ушло немного времени. Вечером приперся маршалок с присными для доклада:
– Оного Никитку подрядил Высогода, купчина польский, стоял в Борисоглебской слободе, но не успели, ушел уже... – уверенно бубнил маршалок. – Но не сомневайся, догоним, послали уже людей...
– Обязательно догоним! – вторил войт.
– Догоните? Ну что же... – я кивнул и глянул на Вакулу.
В тот же момент ближники налетели на сопровождение Петрыки. Хруст, лязг, сдавленные вопли, перешедшие в предсмертные хрипы – все было кончено за считанные секунды. Маршалка и войта поставили на колени, задрав им подбородки кинжалами.
– За что, княже, я же верой и правдой... – заныл Петрыка, но Вакула лениво ткнул его носком сапога под дых и тот тут захлебнулся рвотой.
– К кату, на дознание, – спокойно распорядился я. – И пошлите людей за остальными...
Через час в темницу притащили кучу народу, а самого Петрыку вздернули на дыбу.
Пытошная слегка огорчила: ну никакой фантазии в людей и инструментарии убогий: дыбы, плети да примитивные клещи. Правда, при этот я прекрасно понимал, что и этого минимума вполне хватает, чтобы достучаться до истины.
– Княже... – огромный палач, весь поросший рыжей шерстью как орангутанг, хлюпнул носом и смахнул слезу с плоской морды. – Ить мой дед еще служил твоему деду. И мои сынки при деле... – он показал на подмастерьев, возившихся с блоками дыбы. – Токмо скажи, а мы уже расстараемся...
– Как зовут тебя?
– Бодя, милостивец...
– Служи, Бодя и воздастся...
Присел на услужливо поданный табурет и неожиданно почувствовал себя полностью в своей тарелке.
«Опер он и пятнадцатом веке опер... – улыбнулся про себя. – Вот разберусь со всем, устрою Тайный приказ по всем правилам приказа об оперативно-розыскной деятельности. Извини, маршалок, ничего личного. Ну что, начнем, помолясь?».
Предстоящая пытка никакого отторжения не вызывала. Понятно дело, негоже над невинными людьми измываться, так-то над невинными. Еще в бытность работы в органах меня умиляло лепетание в стиле: надо все по закону и так далее. А ты, когда совершал преступление о законе думал? Так с какого хера с тобой должны обходиться по закону? Я налажаю – сам живо на дыбе повисну. В общем, нас никто не жалеет, и мы никого не будем жалеть.
Петрыка вздрагивал всем своим тучным телом, перепугано косясь на жутковатый инструментарий в жаровне с углями.
– Когда вошел в отношения с Сигизмундом?
– Да я не жисть!!! Княже, помилуй, верой и правдой...
Подмастерья провернули ворот, хрустнули кости. Маршалок задергался и гнусаво, на одной ноте завыл.
– Кто приказал меня убить?
– Княже-е-ее...
– Чего возитесь? Еще крутите.
– Скажу-у-у, помилуй...
Возиться долго не пришлось, литвин практически мгновенно раскололся до самой задницы. Заставлять наговаривать на себя тоже не понадобилось: он действительно верил в то, что победит Сигизмунд и готовился передать ему город. И даже переписывался с его окружением. Правда к покушению оказался не причастен.
Очень быстро вскрылся действительно настоящий заговор против Свидригайлы, в котором вместе с войтом и маршалком участвовало довольно много людей. И очень многие из верхушки города. Инициатор покушения тоже сыскался – на самом деле купчина с польскими корнями, но того уже успели удавить маршалковы люди, чтобы случайно не навел на них подозрения.
Разбирался долго, пока составили подробные протоколы допросов, пока прошлись по связям и изъяли вероятных причастных к заговору – дело подошло к ночи.
А к себе попал уже далеко заполночь.
Сел на кровать и вздохнул – отчаянно не хватало Зарины. Ее умных и хитрых советов и просто рядом. Но она осталась в Витебске, потому что первые недели беременности протекали очень тяжело. Черт... родов я боялся пуще всего. К счастью удалось найти более-менее вменяемую повитуху – бабушку божий одуванчик.
Неожиданно под кроватью кто-то громко чихнул.
Я выдернул кинжал из ножен, но послышался перепуганный голосок Стаськи.
– Ой, ой, не режь меня...
– А ну вылазь!
Анастасия мигом выкарабкалась и застыла предо мной, отчаянно покраснев и опустив голову.
– Ну?
– Что, ну? – она с любопытством стрельнула на меня глазенками.
– Что забыла у меня?
– А мамке и тятьке не выдашь? – она скорчила забавную гримасску. – Заругают ить. А мамка и вожжами может, строгая, страсть...
Я хмыкнул.
– Еще подумаю. По своей воле пришла? – я настороженно глянул на дверь. Девчонку мог прислать сам хитромудрый Татищев, чтобы потом предъявить: мол, бери в жены теперь, а иначе моей поддержки в городе не сыщешь.
Идея взять себе в жены подходящую партию из Смоленска и таким образом привязать к себе город была очень неплохая, опять же, Татищевы ведут свой род от Рюриковичей. То есть, урону моей чести нет. Но, черт побери, о таком еще думать очень рано. К тому же, связывать себя с еще одной бабой мне совсем не хочется. Хлопотно, да и Зарка слишком мила.
– Вот те крест, сама!!! – Анастасия быстро перекрестилась. – Уж больно глянулся ты мне... – она совсем смутилась и еще больше покраснела.
– Сколько годков тебе от роду?
– А пятнадцать! – выпалила девчонка. – А шестнадцать по Спасу Юрьеву будет!
Я с неожиданным удовольствием посмотрел на Стаську. Глазастенькая, личико смазливое, коса толщиной чуть не в мою руку, стройная, длинноногая и ладно сложенная. На груди прослеживались внушительные выпуклости, правда выглядела она совсем девчонкой.
– Врешь, поди?
– Вот те крест, не вру! – и затараторила. – Я еще зайцев да тетеревей шибко из лука бью, а мамка все за пяльца норовит усадить. И верхом изрядна. Малкой кобылку мою кличут. Шибкая – страсть. Спорим, что обгоню тебя? А расскажешь, как ты круля польского зашиб? А правда подковы гнешь? Интересно же...
Болтовня девчонки подняла мне настроение, но пришлось ее отослать во избежание осложнений.
– Иди пока к себе. Завтра еще увидимся...
Заснул крепко, а утром назначил временную власть и взял жестко город за горло насчет мобилизационного ресурса. Городское управление билось аки львы, но удалось выжать две с половиной тысячи ратников. Пригодных пушек для использования в качестве полевой артиллерии в Смоленске нашлось до обидного мало, всего тридцать, но зато пороха было припасено изрядно.
Заодно наводил контакты с местным боярством: кого обласкал, кому что пообещал, у кого младших сыновей в отроки и ближнюю дружину взял. Особенности средневековой политики на Руси, никуда не денешься. А Вяземскому пообещал наместничество в Смоленске.
Гнева Свидригайлы не боялся – тот еще в ножки поклонится за то, что в такой важный момент крамолу извел.
А еще по мере сил прогрессорствовал в части артиллерии.
Все это время со мной находился князь Сигизмунд Корибутович, который с частью чешских гуситов присоединился к Свидригайле. С ним я очень быстро поладил, как губка впитывал его немалый военный опыт и неспешно склонял князя к мысли, что его будущее прямо зависит от меня и Василия Московского.
– Ты же по праву князь Новгород-Северский?
– Витовт отобрал от меня все родовые уделы, когда меня пытались в Праге провозгласить королем... – князь зло ругнулся по-чешски. – А Свидригайло только обещает вернуть, но веры ему нет. Да ему еще прежде свое вернуть надо.
– Вернем, – пообещал я и подошел к тюфяку, доставленному в поле для испытаний.
– Ему? – с интересом переспросил Корибутович.
– Тебе вернем, – я взял в руки картуз с порохом, сшитый из тонкой льняной ткани. – Смотри сюда. Теперь, когда заряжаешь не надо отмерять заряд. Все получается в два раза быстрее.
– Толково, – одобрил бывший претендент на чешский престол. – А как запал поджигать? А-а-аа... – он догадался. – Через затравочную дыру можно ткнуть острым и разорвать... как ты сказал? Картуз? А ткань успеет сгореть? Может так случится, что весь заряд из-за этого не сгорит.
– Сгорит. Я приказал лен пропитать особым составом. Сгорает в мгновение. Уже пробовал. Тут другой затык... – я ткнул сапогом в примитивный полевой лафет на колесах. – Деревянные оси при выстреле ломаются, а железные дорого. А еще с наводкой проблема, ствол к основе приклепывать обручами приходится. Ну, давай...
Станок у меня получился больше похожий на корабельный, но уже на колесах.
Мы с ним отошли, пушчонка бодро бабахнула, выплюнув облако вонючего дыма – примитивный лафет ожидаемо треснул.
– Видел? Тьфу, мать так растак. Ты своих умельцев отправил на Москву, как я просил?
– Отправил, – ответил Корибутович и резко сменил тему. – Так что ты говорил по поводу моих уделов?
– Говорил, что верну.
– Ты?
– Я верну. Мы вернем, прочее неважно.
– Ты о своем крестовом брате? А Свидригайло?
– Свидригайло не вечный. Ты еще из Чехии людей привести сможешь?
– Смогу. И куда их?
– Найдем место... – я махнул пушкарям. – Заряжайте вторую, чего застыли. С верой решим, почитай уже решили, место выделим, живите, радуйтесь, да плодитесь.
– А дальше ты думаешь с Москвой соединиться, – догадался Сигизмунд.
– Земля русская должна быть едина, – серьезно ответил я. – Но для того еще много сделать надобно.
– Я с тобой, Димитрий! – Корибутович крепко пожал мне руку. – До смерти! Верь мне.
– Верю. А я с тобой.
Глава 20
– Там, где все началось, там и заканчивается...
– Княже? – Вакула изобразил на морде внимание.
– Отстань... – я отмахнулся от стремянного. – Не до тебя сейчас...
Я действительно едва сдерживался от того, чтобы не рубануть саблей первого попавшегося под руку. В мозгах дико свербило мрачное предчувствие беды, причем, я прекрасно понимал, что для беды есть все предпосылки.
Вот все херово, абсолютно все.
А начиналось все очень обещающе.
Расчёт на то, что польская шляхта погрязнет в сварах полностью оправдался: род Пястов схлестнулся в яростной грызне с Ягеллонами за трон, а круля до сих пор не выбрали.
Но, мать его за ногу, пшеками это не помешало прислать в Литву огромное войско почти в десять тысяч сабель. Как я понял, что Ягеллоны, что Пясты, таким образом пытались использовать предстоящую победу над нами в своих целях. А еще пять тысяч собрал гребанный Жигимонт. Как по нынешним временам для этого региона, до хера и больше.
Ну да черт с ними. Мы тоже без дела не сидели. Три тысячи привел с собой магистр Ливонской отделения Тевтонского ордена Франк фон Кирсхоф, полторы тысячи гуситов возглавил Сигизмунд Корибутович, Великий князь Тверской прислал двадцать пять сотен ратников во главе со своим младшим братом князем Ярославом Городенским, да еще столько же насчитывалось моих. Плюс около пятидесяти дружин удельных князей. Тот же Вяземский в надежде на возвышение привел больше пяти сотен. Да собственная рать Свидригайлы и некоторое количество татар. А я вдобавок набрал по сусекам семьдесят пушек.
В общем, собралось не меньше чем у Жигимонта, мать его за ногу. Воюй не хочу.
Но, черт побери, ни о каком боевом слаживании этой разномастной орды даже говорить не приходилось. Малоуправляемая орда, по-другому и не скажешь. Какую-то боевую ценность представляет едва ли половина войска, а остальные...
Но не суть.
Началось все более-менее сносно – мы огнем и мечом прошлись по литовским землям и добрались до Вилькомира, где соединились с отрядом фон Кирсхофа.
Поляки и литвины концентрировали свои войска со стороны Вильно.
И тут Свидригайло пошел вразнос, принялся зверски бухать, под это дело возомнил себя великим полководцем и начал со страшной силой тянуть одеяло на себя. Как говорится, пьющий полководец – горе армии.
А когда дошло дело до выбора позиции для решающей битвы, началась уж вовсе полная жопа...
Я вынырнул из мыслей, выехал на холм, глянул на войско и еще раз с чувством выматерился.
– Твою же мать...
– Vyjebana prdel... – поддержал по-чешски Корибутович.
– Arschloch... – изящно выразился фон Кирсхоф.
– В гузно... – в тон ругнулись князья Ярослав Городецкий и Ярослав Лугвенович Мстиславский. Князь Вяземский по-своему хитромудрию воздержался, но по роже было видно, что он полностью разделяет наше мнение.
На первый взгляд все выглядело пристойно, рати уже построились и выглядели очень внушительно. Вон белые котты ливонцев, это тверские ратники, здесь мои, там дружины удельных князей, сведенные в одно подразделение, а вона татарва маячит.
Вся беда состояла в том, что сраный Свидригайло загнал войско в крайне болотистую местность неподалеку от реки Швянтойи, притоки Вилии.
Мы расположились на единственно более-менее сухом участке, а по бокам и сзади тянулись сплошные топи. Свидригайло мотивировал тем, что теперь пшеки не смогут нас обойти, а вот тот момент, что мы тоже сами остались без маневра он прохлопал. Да и отступать, ежели придется, теперь пришлось бы только по узенькому коридору.
А сраные литовские князья, в основном перебежавшие к Свидригайле от Жигимонта, полностью поддержали своего нового хозяина – прямо ловили с раскрытым ртом каждое его слово.
Пришлось приспосабливаться к действительности, к счастью, Свигги опять нажрался и расположением войск уже я сам занялся вместе с единомышленниками.
В центре стали тевтонцы, часть моих и тверичи, как самые боеспособные подразделения. Пехоту я плотно загородил рогатками, боевые возы гуситов распределил в четыре группы, образовав что-то вроде импровизированных редутов, для прикрытия пушек, тоже сведенных на четыре позиции на флангах.
Теперь, и фланги и центр были достаточно укреплены, чтобы выдержать натиск поляков. А всю конницу тоже разделил на две части и отвел немного назад, чтобы оперировать ими при необходимости поддержать направления. Татар ни с кем смешивать не стал, тоже оставил в оперативном резерве.
Действовал по наитию, так как нихрена пока толком не соображал в военной науке, да и сам Шемяка особым опытом не обладал. Впрочем, задумка не встретила никакого отторжения у более опытных соратников.
– Великий князь собирает совет... – мимо пронесся один из рынд Свидригайло, размахивая флажком.
– Поляки уже стоят, какой совет? – Корибутович ткнул рукой в сторону польских позиций.
Предчувствуя очередную пакость, я про себя ругнулся и взялся за поводья.
В шатре Свидригайло стало сразу ясно, что неприятности не за горами.
– Передвигаем войско! – решительно скомандовал литвин. – Уйдем назад и вправо!
Выглядел он, мягко говоря, неважно. Красная, опухшая морда, мешки под глазами, губы дрожат, а в голосе сквозит истерика.
От князя сильно шибало перегаром, а сам он едва держался на ногах.
Литовские князья одобрительно закивали.
– Верно! Надо отходить! – запальчиво выкрикнул Иван Бельский, недавно переметнувшийся от Сигизмунда к Свидригайле.
– Поляки уже готовы, – не выдержал я. – Начнем сниматься с места – ударят! Что тогда?
– Это неразумно! – в свою очередь попытался вмешаться фон Кирсхоф. – Мы уже укрепились, а поляки готовы атаковать. Не время!
– Не вам решать! – надменно бросил ему старший брат Бельского Олелько Владимирович. – Князь приказал!
Я сразу понял, что братья успели создать при Свидригайле свою партию.
– У-уум... – невнятно прохрипел вдруг Свидригайло, махнул рукой, неожиданно осел и упал на ковер боком, звонко брякнув доспехом.
В шатре пробежал изумленный ропот.
– Отравили!!! – заорал Бельский, тараща глаза и схватился за саблю. – Не подходи...
Я выматерился и тихо шепнул Книпроде, сопровождавшему фон Кирсхофа.
– Окружите шатер, никого не впускать и не выпускать.
А сам оттолкнул Бельского, присел возле Свидригайло и взял того за запястье.
Пульс почти не прощупывался. На его мертвенно побледневшем лице застыла страшная гримасса, правое веко и правая нога судорожно подергивались.
– Лекаря сюда. Он жив пока.
– Что значит, пока жив? На смерть князя обрекаешь? – вызверился Олелькович. – Не ты ли приложил руку?
– А не ты ли с ним всю ночь бражничал? – Вяземский ткнул в него пальцем.
Литвины зароптали, русские князья вступились за меня, в любое мгновение могла начаться драка.
Я не выдержал и гаркнул:
– В уме ли вы братья? Того и гляди поляки ударят, а вы собачитесь. Молчать, мать вашу...
В шатре наступила тишина. Один из литвинов хотел выскользнуть, но тут же вернулся и тараща глаза, ошарашено заявил:
– Окружили! Не выпускают...
– Так и есть, – спокойно ответил я. – Бежать собрался? Пока не решим, что будем делать – никто отсюда не выйдет.
Прибежал лекарь-грек, быстро осмотрел Свидригайло и печально заявил:
– Князь жив, но его схватил удар.
– И что? Будет жить?
– Сие мне неведомо, – грек пожал плечами. – Покой, токмо покой, а там Господь разрешит...
Бельский с братом сильно заволновались, остальные литвины тоже начали роптать.
Да и я сам, честно говоря, весь взмок под броней от волнения. Как ни крути. Свидригайло был силой, которая объединяла всю эту разношерстную толпу. Не я, никто другой, а именно вот этот литвин. Да, за мной пойдут, но не все, а пока будем грызться и рядиться, поляки вполне могут устроить нам кузькину мать.
Пришлось брать игру на себя.
– Молчать!
– Да что ты себе позволяешь, московит сраный! – рванулся ко мне один из литвинов, мелкий удельный князек Спытко. – Нет надо мной никого, кроме...
Но недоговорил и рухнул с разваленным лицом на пол рядом с Свидригайлой.
Я даже подумать не успел, тело сделало все само – косой, страшный удар, прямо из ножен и через долю секунды все закончилось. Причем это сделал я сам, а не настоящий Шемяка, он уже давно не проявлялся во мне.
Дальше глянул надменно на остальных и процедил.
– Не понимаете, к чему идет? Помилуют вас поляки? Или переметнутся собрались?
Фон Кирсхоф выдернул из ножен меч и стал рядом со мной. На сухом, аскетичном лице старика читалось намерение идти до конца.
К нему присоединились остальные русские князья.
Я помедлил и бросил, словно сплюнул:
– Мыслите переметнуться? Не быть сему! Пока слово свое не дадите, стоять намертво – никто отсюда не выйдет, ну!!!
Повисла тишина, а ее нарушил Роман Петрилович, воевода Свидригайло, пожилой мужик с порубанным лицом. Он шагнул вперед и сипло выдохнул.
– Я с тобой! Рядить будем после того, как поляков побьем. Людям не скажем, что князь занемог, ибо... – он не договорил.
Но все и так поняли, что может случиться.
В шатер заполошно влетел один из рынд и торопливым речитативом проорал:
– Уходят взад наши с полка левой руки, а поляки трубят вперед...
– Наши! – вскинулись Бельские. – Все сейчас наладим взад...
Как оказалось, они отдали команду своим отходить сразу после приказа Свидригайлы, не дожидаясь общего совета, а поляки подметили и ринулись в атаку. Пришлось опять все брать на себя. Я бы с удовольствием самоустранился, но выхода уже другого не было.
– Я поведу рать! Согласны? А вы мне поможете. Ну, не слышу...
Возражений не последовало.
Я быстро объяснил диспозицию и жестом приказал выходить всем из шатра.
Русские князья разбежались по своим полкам, фон Кирсхоф тоже отправился к своим – я остался только со своими ближниками.
С польской стороны стремительно приближалась лава всадников, пшеки выстроились клином и нацелились на стык левого и серединного полка, как раз туда, где наши литовские ратники начали отходить.
Впереди летела тяжелая конница, цвет польского рыцарства. Пестрые флажки, блеск начищенных доспехов, громадные кони – выглядело все это красиво и страшно. Но меня хреновы рыцари не впечатлили, больше беспокоило количество атакующих – судя по всему, поляки кинули на нас большую половину своей конницы.
Рогатки и колья помогли, атакующие смешались и сильно сбавили темп, дав возможность арбалетчикам и лучникам сделать несколько залпов.
Дальше шарахнули пушки, но залп задел поляков только краем, пшеки все равно по инерции добрались до наших порядков и сходу вклинились в ряды, разметав порядки.
