Текст книги "Три года"
Автор книги: Владимир Мастеренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
В итоге, комтур со своими остался в Вилькомире, а я со своей ратью ушел в сторону Вильно, чтобы пройти огнем и мечом до самого Витебска.
А вот молодого тевтонца Питера Гейделя оставил при себе как офицера связи с Орденом. Чему тот неимоверно обрадовался, видимо строгий устав ему надоел до чертиков. Но взял его с собой не только из симпатии. Самым важным достоинством Питера было то, что он обладал очень влиятельными и богатыми родственниками. В том числе в руководстве Ордена. Так что, сами понимаете...
На одном из привалов Зарина долго молча смотрела на меня.
– Что?
– Ничего, – смутилась она. – Просто люб ты мне... – и через несколько секунд все-таки добавила. – Боюсь за тебя. Ярко горишь, очень ярко...
– Я сам боюсь, – честно признался я. – Но уже поздно становиться прежним. Одна дорога – вперед...
Глава 17
– Я очень благодарен вам, князь, за то, что забрали меня с собой! Вы знаете, я вздохнул полной грудью!
Питер Гейдель болтал, попутно с аппетитом наворачивая кулешик. Он уже совсем обрусел, пытался говорить с ратниками по-русски и вообще, не скрывая демонстрировал свою симпатию к нам.
Я улыбнулся.
– Не стоит благодарностей. Наслаждайся.
– Вот так я и представлял рыцарскую жизнь! – тевтонец сыто рыгнул и расплылся в счастливой улыбке. – А Орден... там... смирение, смирение и смирение. А еще обет безбрачия...
– Это совсем печально.
– Угу... – Питер украдкой стрельнул глазами на Зарину. – Но, к сожалению моя судьба была предопределена с рождения. Моя семья всегда была тесно связана с Орденом. Дед и отец ведут с ним финансовые дела, они крупные донаторы, а дядя главный казначей Ливонского ландмейстерства. А меня, как младшего сына, еще в младенчестве обязались отдать в Орден. Нет, я не жалуюсь... – парень горько вздохнул. – Но... порой становится очень грустно. А еще я хочу... жениться...
Он неожиданно покраснел и потупил глаза.
Я хохотнул.
– Поверь, дружище, женитьба гораздо менее привлекательное занятие, чем кажется на первый взгляд. Но с этим мы что-то решим.
А сам пообещал себе обязательно воспользоваться семейными связями Гейделя. Высокопоставленные лоббисты в Ордене нам не помешает.
Поболтав еше немного с молодым тевтонцем, взялся за карту и принялся обдумывать наши дальнейшие действия. Правда, картой назвать этот кусок бумаги даже с натяжкой назвать было нельзя. С нормальными картами в современном понимании этого термина сейчас большие проблемы – их попросту нет. Эту я чертил сам по памяти, а потом очень долго корректировал исходя из записей купцов и свидетельств очевидцев.
Получилось очень приблизительно и без всякой точной привязки, как говорится, в стиле: два лаптя правее солнышка. Но хоть какое-то представление о местности она давала. Вот честно, только разгребусь с войной, первым делом открою картографическую школу.
Но не суть.
Из Вилькомира мы сразу рванули на Ковно, так сейчас называется современный Каунас. Почти никакого сопротивления по пути не встретили, потому что, как выяснилось, Сигизмунд оттянул все свои наличные силы к Вильно, а гарнизоны городов и замков прочно засели за стенами, в том числе и в Ковно. Но его брать мы даже не пытались, сожгли и разграбили предместья, после чего отошли в сторону и принялись маневрировать, запутывая следы. По пути я пользовался уже опробованной и отлично показавшей себя тактикой – разделил силы на три отряда, которые постоянно меняли маршруты, чтобы литвины не смогли просчитать мою задумку. Дезинформация тоже работала: пару раз давали сбежать пленным, которые слышали, как я обсуждал со своими планы, естественно, насквозь ложные.
И пока, как бы это странно не звучало, все получается. Я по утрам и вечерам даже молиться начал, чтобы высшие силы не отвернулись от нас. А еще, тишком очень гордился собой. Это же надо, не только выжил, но уже супостата начал нахлобучивать. Хотя, из врожденного пессимизма все равно ожидал в любой момент какой-нить пакости.
Впрочем, без потерь тоже не обходилось – периодические стычки все равно забирали много людей. А нынешняя медицина ну никак не хотела увеличивать процент выживаемости, даже наоборот, старательно его ухудшала.
Но основную задумку рейда уже можно было считать выполненной: мы нанесли немалый урон Сигизмунду, в том числе и репутационный, отобрали целый город, навели страху на жителей, да и трофеями знатно разжились. Теперь только остается спланировать маршрут так, чтобы проскользнуть без крупных столкновений к Витебску.
Думал, думал и решил пройтись по лагерю, дабы отвлечься и взбодрить личный состав своим присутствием.
Картинка открывалась уже привычная: вот кашеварят, вот лошадок обиходят, а это Федот Жур, здоровенный детина с располосованной сабельным ударом мордой, тиранит молодых ратников, дабы булки не расслабляли. А вот лекарь Ратибор, прозванный почему-то Петлей, тоже на диво крепкий и страшный на обличье, меняет повязки раненым.
– Ай, больно... – взвыли придушенным фальцетом.
– Нешто баба? Чего воешь? – хмыкнул Петля, грубо тыкая пальцем в прихваченную сапожной дратвой рану на лбу пациента.
– Больно же, дяденька... – сипло пискнул совсем молодой пацан из галичской дружины, вовсю заливаясь слезами. – Мочи уж нет, так больно...
– Глава не гузно... – авторитетно проскрипел лекарь, щедро обляпывая шов жутко смердевшей мазью. – Поболит, да перестанет...
Я обреченно вздохнул. Да уж, с медициной у нас даже не скверно, а вовсе херово. И никакого просвета не видно. Приказывал долбаным коновалам руки мыть перед тем, как приступать к работе, да инструменты хоть как-нибудь стерилизовать – дружно покивали и так же дружно забили. В чем-то они правы, какая нахрен стерилизация, если после сечи раненые вповалку десятками лежат, а режут и шьют всех одним ножом и одной иглой, а с другой стороны, так оставлять тоже нельзя. Даже простое введение минимального антисептического практикума спасет множество жизней.
В общем, решил пока не лезть со своим прогрессорством. А вот вернемся домой – начну вешать за грязные руки, то бишь, подойду к делу системно и тщательно. Может даже удастся добыть более-менее сведущего лекаря-грека из Византии или вообще араба, чтобы преподавал медицину – оные вроде сейчас в медицине впереди планеты всей.
Не стал мешать Ратибору и пошел дальше.
Неожиданно из-за саней с припасом раздалось гулкое бормотание «человека духовного звания» Ипатия.
– И пойде человече божий Ипатий на латинян с хрестом божьим в руцях, глаголюще: «Господи пособи мя тако на злодеев сих!». И оттого вострясеся весь град и нападе великий страх на кафоликов и попадаше оные со стен, аки листы с древа...
Я чуть не расхохотался. Во дает, шельмец.
То, что Ипатий учен грамоте, получилось узнать совершенно случайно. И дабы талант не пропадал, я обязал его записывать подробную летопись нашего похода. Тот долго и умело отбрыкивался, но обещание отлучить от хмельного, быстро наладило мужика на рабочий лад.
Обошел сани и узрел Ипатия. Тот сидя на корточках и высунув от прилежности язык, быстро работал гусиным пером по листу бумаги.
Завидев меня, монах мигом бухнулся на колени.
– Княже! Вот, исполняю твой урок, значитца...
– Покажи...
Прочел несколько строчек написанных на удивление красивым почерком и довольно хмыкнул.
– Это что, выходит мы с тобой сами всех супостатов победили?
– Дык... – Ипатий скорчил виноватую рожу.
– Ври, да не завирайся. Понял?
– Угу...
– Ладно, пиши... – хлопнул увесисто ему по плечу и пошел дальше.
Как ни крути полезный человечек. Да, прощелыга, шельмец и прохиндей, но его полезные качества сильно перевешивают недостатки. За все это время он стал любимцем ратников, теперь они считают, пока с нами Ипатий – Господь на нашей стороне. Что очень немаловажнодля поднятия боевого духа. А еще, я задумал его сделать символом торжества православной веры над католической ересью. Для чего отписал письмо архиепископу Полоцкому Фотию, в котором подробно изложил «подвиги» Ипатия и намекнул, что сии случаи не меньше, чем чудо Господне. Да наказал распространить в народе. Так что, если выгорит, нашего шельмеца ждет великое будущее.
Только отошел от него, как меня нашли рынды и, выпучив глаза от важности, наперебой заблажили:
– Взяли, княже, взяли! Тяпа взял гонца Жигимонтова, а Зиновий Степаныч со своими перехватил тех, что побили наш дозор! Грит, посекли всех, но их набольшего и еще одного приволокли...
Губы сами по себе растянулись в свирепой и злорадной ухмылке. Пару дней назад у нас практически полностью вырезали передовой дозор. Мало того, что вырезали, так еще выпустили кишки раненым, привязали к деревьям и оставили умирать. Ну что же, как говорится, земля не имеет форму чемодана, она круглая. Отольются кошке мышкины слезки.
– Первыми ко мне тех, кто побил дозоры...
Вскоре ратники притащили раздетого до исподнего совсем молодого парня с разбитым лицом и мужика постарше, с выбитым глазом, свисавшим из глазницы на кровавых соплях.
– Местного боярина сын, княже. Озоровал со своим холопами, числом два с половиной десятка. Мы их выследили, да побили, никто не ушел, – скупо доложился Зиновий, пожилой, солидный мужик – сотенный из галичской дружины. – Второй – его дядька, сиречь, для присмотра приставленный. Я успел распытать у одного из ихних раненых, когда тот помирал. Эти – пока молчат.
– Будь ты проклят, пес! – захрипел молодой.
Второй молчал и только презрительно кривил морду.
Я помолчал немного и тихо поинтересовался:
– Зачем над увечными и ранеными измывался?
– Собакам собачья смерть! – сын боярина презрительно сплюнул. – И тебе, схизматик, скоро та же доля!
Смысла допрашивать пленных не было, я и так прекрасно ориентировался в местной обстановке, а большего, скорее всего, они и не знали.
– На кол, псов... – тихо шепнула на ухо Зарина.
Я помолчал немного и коротко повторил совет аманатки.
– На палю...
При этом не испытал ни капельки угрызения совести. Все правильно сказал щенок: собаке собачья смерть.
Но сам смотреть на казнь не стал, отошел в сторону и приказал привести захваченного гонца.
Гонец, носатый парень в круглых очках и рясе, был больше похож на семинариста или на молодого монаха, чем, собственно, на гонца.
– Шел с отрядом в полтора десятка всадников, – доложился десятник из моей личной дружины. – Сей пытался прошмыгнуть, как мы их перехватили. С ним вот это было... – Тяпа бережно передал мне кожаный футляр скрепленный восковой печатью.
Я сорвал печать и достал несколько листов бумаги скрученных в трубочку, но, как очень скоро выяснилось, что все были все написаны на латыни, которой никто в моем отряде не знал.
Из-за деревьев плеснулся сдвоенный утробный вой. Гонец беспокойно завертел башкой и молящим взглядом уставился на меня.
– Русский язык знаешь?
– Знаю! – парень охотно закивал.
– Жить хочешь?
– Хочу! – последовала целая серия бодрых кивков.
– Куда следовал?
– В Крево! – гонец крутнул головой, показывая направление. – Письма к каштеляну* и воеводе.
каштелян (польск. Kasztelan, из лат. castellanus, от castellum – «замок») – должность в Польше и Великом княжестве Литовском. Первоначально управляющий замка, в дальнейшем вторая должность после воеводы.
– А чего этой дорогой ехали?
– Не знали... – парень пожал плечами. – Думали, что вы от Ковно назад к Вилькомиру ушли.
Я мысленно себя похвалил. Все верно, но только обратный уход изображал Федька Пестрый и Изяслав со своими. Каждый по своему маршруту. А я махнул в сторону Трок и меня с моим отрядом литвины опять прохлопали. Ничего удивительного, местные, конечно, уже засекли, но доложиться в Вильно не успели, радиосвязи еще несколько сотен лет не видать. А с гонцами и голубями всякое разное может случится.
– Как тебя зовут?
– Андриус, господин.
– Читай вслух письма, Андриус.
– Там ничего такого! – быстро выкрикнул парень. – Обманные. Все главное на словах велено было передать. Но... – он опять жалобно уставился на меня. – Я не хочу умирать. Я вам пригожусь, господин!
Я усмехнулся и важно заявил.
– Ты не умрешь, обещаю. А теперь говори...
Тот обрадованно затараторил.
– Каштеляну приказано срочно собирать бояр с евоными людьми ратными. Тевтонцы выдвинулись к границам княжества уже не только с Ливонии, но и со стороны Пруссии. Князь Сигизмунд собирает большое войско, считает, что сейчас главная опасность не от вас, а от немцев. А вы, мол, скоро уйдете назад в земли Свидригайлы, ибо слишком много взяли и много людей потеряли. Про то, что часть ваших уже здесь, он пока не знает. Круль Владислав Ягеллон, тоже срочно отбыл из Вильно в Варшаву, объявлять посполитое рушение*, потому что немцы из Пруссии и к Польше подошли.
посполитое рушение – сбор всех наличных сил на войну.
– Когда ушел круль? – услышав про Ягайлу, я схватил гонца за рясу и дернул к себе.
Сам от себя того не ожидая, видимо сработали эмоции настоящего Шемяки.
– С-сегодня утром... – парень смертельно побледнел.
– Какой дорогой?
– Так, на Варшаву дорога известная... – он быстро и подробно растолковал маршрут.
– Сколько с ним людей?
– Полторы сотни лыцарей и прочих, да еще столько же проводить его до границы дал наш князь...
В голове завертелся бешеный хоровод мыслей.
Твою же мать, Ягайло – это просто шикарный приз! Если его угробить – Польша сразу выйдет из игры – там начнется битва за престол, а претендентов просто куча. И будут грызть друг друга до последнего! А с Жигимонтом без поляков сладить будет нетрудно. С пшеком три сотни, пусть три с половиной, а со мной четыре с половиной! Дорога тоже известная. Он к вечеру доберется до Ковно, там переночует, а завтра махнет в сторону Гродно, а дальше на Варшаву. Круль старенький, везут его в карете, слишком большую скорость не разовьешь. А я же вот, между Ковно и Троками! Если сейчас выйду, как раз успею. Ну, решайся!
Благоразумие отчаянно бунтовало, но авантюрная натура победила.
– Вакула, командуй сбор!
А сам принялся подробно допрашивать гонца, используя весь свой немалый оперский опыт, проверяя, не засланный тот казачок. И пришел к выводу – что нет. Литвин просто очень хотел жить.
Через полтора часа отряд снялся с места. Обоз бросил к чертовой матери, все самое нужное и ценное навьючили на лошадей.
Гонца взял с собой, как проводника.
Вечер и ночь прошли в бешеной гонке, а к утру мы выскочили к подходящему месту – гонец Андрейка очень хотел жить и вывел к точке словно по спутниковой навигации. Отряд я разделил на две части, одну спрятал поодаль от дороги в глубокой лощине, вторую отправил на другую сторону, а в придорожных зарослях разместил арбалетчиков и лучников.
– Если обманул, сама вспорю брюхо, – ласково стращала гонца Зарина. – Но сначала выколю глаза и отрежу яйца. Лучше признайся...
Тот обильно потел и жалобно блеял в ответ:
– Госпожа, помилуйте, я жить хочу. Не обманул, как есть не обманул. Будет круль. Дайте мне саблюку, тоже буду сражаться, только не пугайте, ведь страшно уже...
Я по-прежнему не верил в то, что он засланный казачок, но в то же время просто места себе не находил, гадая пропустили круля или нет.
Наконец, через час на дороге замаячил передовой отряд королевской процессии.
Первыми проскочили люди Сигизмунда, два десятка всадников, но их мы не тронули. Затем перли уже отборные польские лыцари, мать их так растак. Тоже около двух десятков, попарно в колонне. На громадных, закованных в железо конях, сами тоже в латах по западному образцу, с плюмажами и нарядными флажками на копьях.
Самой процессии Ягайлы еще не было видно.
– Ну, ну, давай!!! – жарко шептала Зарка в ухо. – Ну, милый....
«Вот же бешеная девка...» – весело подумал я и дал отмашку.
Звонко тренькнул лук аманатки – левый пшек в передней паре опрокинулся в седле со стрелой в глазнице.
Защелкали арбалеты, залязгали наконечники болтов об железо. Половина поляков сразу вылетела из седел, остальные попытались развернуться, но вылетевшие словно волки из подлеска ратники уже стаскивали их с коней и добивали топорами.
Через несколько мгновений все было кончено.
– Выходим, живо!
На дорогу выскакивали всадники и сразу строились в боевой порядок.
Я вскочил в седло и крикнул Вакуле.
– Ты со своими иди навстречу крулю, ударь в лоб, просто свяжи боем поляков и оттяни на себя, а я пройду лесом и ударю сбоку...
Крутившийся рядом литвин Андрейка закивал:
– Да, да, есть просека, я проведу! Верьте мне, не обману! Что мне круль, плевал я на него...
Стремянной молча кивнул, я со своими снова ушел в лес. Сам словно закаменел, на переживание уже не хватало эмоций.
Через несколько минут мы выскочили на просеку и сразу резко ускорились.
Сбоку вспыхнула невидимая пока сеча, к нам эхом донеслось бешено бешеное ржание коней, лязг железа и вопли умирающих людей.
– Вот здесь, здесь! Сюда... – литвин замахал рукой. – Я здесь вырос, все знаю...
Мы резко свернули, проскочили редкий подлесок и вырвались на дорогу. Слева, в начале процессии, шел яростный бой, куда стянулись почти все поляки, кроме небольшого отряда рыцарей, взявших в плотное кольцо большую карету на санном ходу.
– Gott mit uns! – бешено взревел Гейдель.
– Урр-рагх!!! – грянули ревом ратники.
Я жестом приказал сотне Зиновия идти на помощь Вакуле, вскинул копье и молча пришпорил коня.
Поляки яростно сражались, но их просто массой оттеснили в сторону.
Копье вышибло из рук после первого удара. Огромный рыцарь замахнулся на меня булавой, но я успел первым стегануть его саблей. Попал славно, у того сразу забрало съехало на бок, но второй раз ударить не успел, проскочил по инерции мимо. А пока разворачивался, Васька и Федька, мои рынды, словно обезьяны прямо из седел кинулись на него, стащили на землю и принялись долбить кинжалами.
Завертелся, горяча жеребца, чтобы выбрать себе еще поединщика, но тут увидел, как мой тевтонец уже вынырнул из возка, держа...
Держа на вытянутой руке человеческую голову.
С длинными седыми волосами и в королевском венце...
Глава 18
Если честно, после того, как стали известны итоги схватки, я начал сильно сомневаться в целесообразности затеи. Сильно сомневаться.
Но сначала о хорошем.
Да, с одной стороны мы практически полностью уничтожили поляков, бежать смогли очень и очень немногие. Мало того, одним махом вырубили всю правящую верхушку Польши. С крулем Ягайлой легла целая куча всяких маршалков*, надворных, коморных, каштелянов, подчаших, дворных подскарбиев и прочих воевод. Всякие Николаи из Бжезья, Николаи Шарлейские, Добеславы Олесницкие, Збигневы Бзежинские и еще куча других знатных пшеков, имена которых остались неизвестными. Под нож попал даже какой-то епископ Збигнев Олесницкий и личный секретарь Ягайлы Яков Лютек. За каким хреном круль тащил с собой столько дворянского сброда мне неведомо, но оный сброд практически весь полег. Резня случилась жуткая, а я не стал сдерживать разъяренных ратников.
А если учитывать, что придворные должности в Польше занимали исключительно представители самых влиятельных родов, то разгром получился просто эпический.
маршалок (польск. marszałek) – чин при дворе властителя в Польше с XIV века, государственная должность в Польше и Великом княжестве Литовском и Русском.
подскарбий – казначей.
А трофеи...
Всего мы забрать, естественно, не смогли, но того что взяли, хватит с головой на еще пару таких моих походов. Только золотых гривен досталось около десяти тысяч. Как выяснилось, Сигизмунд большую часть этих денег просто заплатил Ягайле за поддержку. А еще, ко мне в руки попали королевская походная корона и скипетр, личная печать Ягайлы, его меч, прозванный по свидетельству одного из пленных почему-то «Щербец» и целая куча католических святых реликвий.
Короче говоря, задумка удалась на все сто процентов. Я даже не рассчитывал на такой результат.
И теперь пшеков ждет грандиозная грызня за трон и уж точно им сейчас не до Свидригайлы и Сигизмунда.
Черт побери, все хорошо, но теперь я стал врагом целого королевства. А еще, на минуточку. Владислав родной брат Свидригайло. Как последний отреагирует на то, что я угробил его старшего братца? Понятно дело, они враги в политическом смысле, но теперь мне придется опасаться и Свидригайло. Хрен его знает, что у него на уме. Решит замириться с пшеками и выдаст меня им на блюдечке. Весело? Обхохочешься.
Да и хрен бы с ним, но самое поганое, что пшеки сражались как черти и в схватке я потерял около сотни своих ратников.
Стоило оно того?
По большому – конечно, стоило.
Но эти погибшие ратники для меня дороже чем все ляхи, вместе взятые, вместе с их сраным королем. Не знаю, как знаменитые полководцы воспринимали потери личного состава, но я принял эти смерти очень близко к сердцу. Блядь, кажется, я очень надолго отучился улыбаться.
Ну не могу я по-другому. Во такой вывих. Может привыкну со временем, а пока посылать своих людей на смерть, словно себе в сердце нож вонзить.
Но что случилось, то случилось.
Сразу после сечи мы отправились на соединение с остальными своими отрядами. К счастью, литвины спохватились поздно и обратно к Вилькомиру дойти удалось почти без потерь. А к тому времени, как Жигимонт выдвинул в сторону города войско, туда подошли большие подкрепления Ордена. По итогу битвы не состоялось, литвины даже не дошли к нам.
Со дня на день могла начаться распутица, но перед маршем в Витебск, я дал отдохнуть людям и задержался в Вилькомире на пару дней.
И первым делом, отправил великому магистру Тевтонского ордена в подарок скипетр и державу Ягайло. Шел бы этот тевтон нахрен, но, мать его за ногу, приходится думать о политике – тевтонцы с данной ситуации наши очень важные союзники.
– Мы благодарим вас, князь! – Фон Книпроде с поклоном принял трофеи. – Орден высоко ценит наши отношения.
– И еще это... – я подвинул к комтуру пакет с оттиском моей личной печати.
– Князь? – немец вопросительно на меня посмотрел.
– В моем личном письме к Великому Магистру, я отметил вашу особую роль в нашем успехе комтур... – спокойно ответил я. – А также роль некоторых ваших людей.
Тевтонец подозрительно покосился на присутствующего при разговоре Питера Гейделя, но тот успешно сделал вид, что он здесь совершенно не причем, хотя лично писал это письмо под мою диктовку.
В письме я особо отметил Книпроде и особенно Гейделя, для того, чтобы сделать их своими лоббистами в Ордене. Пусть пока прут вверх по карьерной лестнице, а я еще подумаю, как вас понадежней подцепить на крючок. Питер Гейдель уже на крючке, но я уже знаю, на что клюнет комтур.
– Благодарю вас, князь... – комтур отреагировал нарочито прохладно, но я все равно заметил, что он очень доволен.
Дальше состоялся совместный ужин, где мы обсудили дальнейшие планы и политический момент. Сам-то я ничего толком не знаю про польские династические хитросплетения, но как выяснилось, фон Книпроде разбирался в них отлично. И сразу, смерть Ягайлы и иже с ними, заиграла новыми красками.
– Польский королевский трон выборный, – рассказывал Книпроде. – Что создает гораздо больше неразберихи, чем династическое наследование. И абсолютно ненужное противостояние внутренних сил в государстве.
Я молча кинул, соглашаясь с ним.
– А сейчас благодаря вашим действиям... – немец почтительно поклонился мне. – Создалась очень интересная ситуация. Дело в том, что род Пястов гораздо древней рода Ягеллонов и очень многие дворяне в Польше считают, что он имеет больше прав на трон. И самое забавное, что этот род не прерывался и сейчас у них есть свой готовый кандидат на корону – князь Зимовит Равский.
– А как же сын Ягайлы, наконец, его жена, Софья Гольшанская? Они тоже будут претендовать на корону.
– Будут, – охотно согласился тевтонец. – Обязательно будут, но сейчас их шансы против Зимовита невелики, по нескольким причинам. Во-первых, их главный сторонник, влиятельный епископ Олесницкий уже на небесах вашим стараниями. Без него, собрать силы, чтобы отстоять право на корону будет очень трудно.
«Не моими, а вашими... – мысленно поправил я его. – Епископа сгоряча угробил не я, а ваш не в меру ретивый Гейдель. Как уже потом выяснилось, парня вышибли из седла почти сразу, и он не нашел ничего лучшего, чем ринуться пешком прямо в королевскую кибитку. Там опять схлопотал от кого-то и от злости угробил всех, кто попался под руку. И сообразил, что убил короля, только после того, как отрубил ему башку. И я сделаю все, чтобы народ узнал – Ягайлу прибил тевтонец. Пусть немцы теперь сами разгребают...»
– Во-вторых, – продолжил комтур. – Софья изначально не католичка, а еще, очень многие считают, что сестру Ягайло Ядвигу отравили по ее приказу. Не берусь судить о правдивости этого слуха, но определенные резоны в смерти Ядвиги у Софьи были. И все это вместе довольно отрицательно сказывается на ее личных шансах. Что до ее сына – его главный недостаток – он несовершеннолетний и партия Пястов обязательно этим воспользуется. Мотив – королевская присяга несовершеннолетнего недействительна, так как он по достижению возраста может заявить, что не отдавал отчета в своих действиях. К тому же, вопросы наследия в Польше, как правило, всегда сопровождаются чуть ли не войной между претендующим родами, так что в ближайшее время там будут происходить очень забавные события. Я ставлю на Пястов, но только Господь ведает, что для нас это принесет...
Порыв сквозняка сдернул со стены гобелен, комтур обернулся на шум и прервался.
– Следовательно, Польше долго будет не до Сигизмунда, – продолжил я за него.
– Именно! – Гедель взмахнул обгрызенной гусиной ножкой, но тут же замолчал после недовольного взгляда комтура.
– Скорее всего, – согласился Книпроде. – Либо поддержка сократится до минимальной.
– И мы этим должны воспользоваться как можно быстрее.
– Князь... – комтур пожал плечами. – Я не могу решать такие важные вопросы...
– Пока не можете, – отрезал я.
– На все воля Господня... – продолжил увиливать немец.
– Если война будет выиграна – в первую очередь выиграет тот, кто способствовал правильным решениям, – намекнул я. – Я впечатлен вашими достоинствами, думается, ваше руководство их тоже оценит должным образом.
Комтур молча склонил голову.
– Войны рано или поздно заканчиваются. И сейчас уже пора задуматься над нашим будущем... – я прервался, потому что один из слуг, поднес мне блюдо печеной оленины. – Великое княжество Московское и Тевтонский орден не друзья, согласен, но в сложившейся ситуации мы союзники, потому что наши цели нас объединяют...
Разговаривали мы долго, но вытащить на откровенность клятого комтура не получилось. Однако, я уверен, что понимание между нами образовалось. Посмотрим, может что толковое и получится.
Передохнув, мы прямым ходом отправились к Витебску и все-таки успели добраться до весенней распутицы. Гейделя по согласию с Книпроде отправили гонцом в Тевтонию к Великому магистру, с моим письмом и подарками.
Честно говоря, я побаивался встречи с Свидригайло. Уже говорил, Ягайло ему родной брат, а кровь не водица, мало что взбредет в голову.
Поэтому к Витебску подходил со всем возможным бережением. Впереди и по бокам усиленные дозоры, сам в окружении дружины, ратники наготове.
А тут еще Вакула все дорогу нудил: дескать, надеяться на кафолика нельзя, обязательно обманет. Но Зарина молчала, а ее предчувствию я доверял больше.
– Встречают, встречают!!! – примчались вестники от дозора. – Сам князь встречает...
Скоро показалась и сама делегация. Впереди, на белоснежном жеребце ехал сам Свидригайло, следом пышная свита.
Князь первым соскочил с лошади и крепко обнял меня, но заговорил первым делом не о победе.
– Сочувствую горю твоему, любил я отца твоего, братом считал... – он зачем-то дернул себя за вислый ус. – Извели все-таки московские. Видишь, как подгадали, иуды. Что думаешь? Ежели правеж чинить удумаешь, я на твоей стороне...
И колюче стрельнул взглядом на меня, проверяя, как я отреагирую.
По первому впечатлению Свидригайло полностью походил на характеристику данную отцом Шемяки: по-звериному хитрый, жадный до власти и маниакально жестокий ко всем, кто вздумал не то, что перечить, а даже просто проявить самостоятельность.
Маленький, весь какой-то встопорщенный, похожий на неоперившегося орленка, на первый взгляд князь не производил особого впечатления, но умные и злые глаза подсказывали, что воли и ума этому человеку не занимать.
Я сразу понял, что он очень умело подводит меня к ссоре с Василием Московским, но ничуть не удивился тому. Ничего личного: главный принцип сейчас: разделяй и властвуй, зазеваешься – сразу разделят тебя.
И решил ему слегка подыграть.
– Без правежа не обойдется. Но прежде решим с твоими ворогами, а уже потом вместе за московских возьмемся...
– Дело говоришь! – литвин одобрительно закивал и еще раз обнял меня. – Московские злыдни, только и ждут, чтобы уязвить. Думаешь ты нужен им? Но о том позже...
Я передал ему письмо от отца, а следом приказал подать личную печать Ягайлы вместе с его личным стягом.
– Господь мне свидетель, не хотел я, чтобы так решилось. Скорблю вместе с тобой. Прими...
Князь поморщился:
– Пустое. Давно братом его не считал. Все правильно ты сделал. Много пользы принес. Едем...
По ходу движения Свидригайло представил свою свиту, всех этих Бельских, Стародубцевых и прочих, но я обратил внимание всего лишь на одного – князя Сигизмунда Корибутовича.
Про него я уже знал многое от Василия Московского. Очень интересный персонаж – сын Новгород-Северского князя, лидер гуситов, был один из главных претендентов на престол Чехии, храбр, умен, инициативен и прочая, и прочая. А еще он мне глянулся своим открытым лицом и ясными глазами, в которых не прослеживалось фальши, как у остальных бояр.
– Здрав буди, княже! – тот крепко обнял меня и открыто, с симпатией улыбнулся. – Наслышан, знатно полякам кунтуши порвал!
– И тебе княже! – я подметил, что Свидригайло ревниво покосился на Корибутовича и шепнул тому. – Поговорим еще, есть что обсудить...
Без ложки дегтя тоже не обошлось, вятский воевода Минай, главный воевода основного пешего войска, уже прибывший в Витебск, сразу вывалил на меня кучу проблем.
– Неладно творится княже, люди ропщут... – бухтел он, вполголоса перемежая речь отборным матерком. – Пришли за хабаром, а где он? Мало того, этот хер литвинский... – он неприязненно покосился на Свидригайло, – все норовил своих бояр над нами поставить, да погнать на рубежи Жигимонтовы. А как я послал его, мол у меня свой князь, хлебный запас перестал присылать, перебивались с зернинки на зернинку, что с собой взяли, но токмо узнал, что ты Ягайлу побил, враз возы с мукой и хлебом пригнал. Скользкий, аки налим, ястри яго в пячонку...
– Терпи пока... – я скрипнул от злости зубами. – Решу все. Сегодня выдам тебе злата, сам у менял на серебро сменяешь, да выдашь ратникам по своему разумению. А там придумаем что-нить...
