Текст книги "Три года"
Автор книги: Владимир Мастеренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Рождение империи. Шемяка
Глава 1
Великая империя.
Шемяка
Пролог
– Здравствуйте Александр!
– И вам не хворать.
– Хотелось задать вам несколько вопросов о вашем творчестве. И первый из них: нет ли у вас желания, подобно вашим героям, самому провалиться в прошлое.
– Спаси и сохрани, нет конечно.
– Странно. А почему? Вы так увлекательно описываете приключения, опять же, новая жизнь в новом теле, возможность стать великим, изменить историю. Так почему, нет? Я бы очень хотел.
– Зря. В прошлом, особенно в Средневековье, вы вряд ли бы прожили более недели. О Средневековье хорошо читать, но не более того. Стать великим? Изменить историю? Увы, гораздо больше шансов на рабский ошейник или костер инквизиции.
– Даже так? Ну хорошо, допустим, вы все-таки попали!
– Я попал?
– Хорошо, хорошо, допустим не вы, а кто-то другой. Что вы посоветуете попаданцу?
– Держать язык за зубами и молиться, чтобы убили быстро...
Глава 1
– Охти мне, никак сомлел княже? – эхом прошелестело над ухом.
Я открыл глаза и недоуменно уставился на откуда не возьмись взявшуюся в непосредственной близости круглую рожу.
Несколько звероватого вида, скуластую и обветренную, с радикально красным носом картошкой. Из-под лихо сбитой на затылок красной шапки с облезлой опушкой торчали нечесаные соломенные патлы, одного цвета со спутанной бородищей, а сама рожа была преисполнена искренней заботой.
Персонаж отличался нешуточными габаритами. Впрочем, я успел заметить только саженные плечи и мощную шею, как у борца вольника, потому что от охренения даже не мог повести по сторонам взглядом.
От непонятного персонажа сильно шибало брагой, чесноком и кислой капустой. И почему-то церковным ладаном.
И самое интересное, он находился за мной и заглядывал мне в лицо через мое же плечо.
– Это от фряжского, батюшка! – умудренно пояснил персонаж. – На, зажуй моченой репкой, князь-батюшка, враз осадит.
Он сунул грязноватые пальцы прямо в расписанную аляповатыми петухами плошку, выудил сморщенную репку и сунул ее мне прямо под нос.
– Бля... – выдавил я из себя.
– Ага, батюшка, ага! – охотно закивал патлатый. – Пакость сплошная, это фряжское, как и оные фрязи. Можыть медка хлебнешь, княже? Нашенского, ставленого!
Рядом с репкой в левой лапище возникла правая, с здоровенной чаркой эдак грамм на двести. Серебряной, потемневшей от времени, украшенной замысловатой чеканкой, жемчугом и еще какими-то эмалевыми вставками.
Из чарки несло брагой, явно медовой.
– Да какого хера?! – вырвалось у меня. – Ты кто такой, мать твою?
– Дык, Вакула, батюшка... – Вакула явно испугался и слегка отпрянул. – Запамятовал, что ле?
Тут до меня дошло, что Вакула лепечет на дико архаическом русском, очень напоминающем старославянский, но я его почему-то прекрасно понимаю. Мало того, сам на таком же наречии и говорю.
От нахлынувшего сумасшествия, я машинально цапнул у него из руки чарку, только собрался приложиться, как...
– Горько! Подсластить надобно! – внезапно проревел чей-то гулкий бас.
– Горько!!! – взорвался бешеный рев.
Я чуть не расплескал брагу с перепугу и наконец удосужился осмотреться.
И чуть не получил разрыв сердца...
Длинные столы, заставленные блюдами со снедью...
И самое главное, за этими столами сидели...
Черт, черт, черт, господи сохрани!!!
Сидели персонажи, словно сошедшие с фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Ну... примерно. А скорее, даже еще из более древней эпохи...
Все эти шубы, опашни, ферязи, кафтаны, бородищи, кики, повойники, сороки, кокошники...
И антураж тоже в тему...
Сводчатые, потемневшие от времени потолки, вдобавок расписанные библейскими странноватыми сюжетами, резные столбы, шандалы с оплывшими свечами...
Я машинально осенил себя широким крестным знамением.
– Господи помилуй...
– Ты чевой-то это, Димитрий? – на меня недоуменно зыркнул сидевший рядом молодой парень в расшитом по вороту кафтане с высоким воротником. – Никак мед в голову ударил?
Мне он сразу не понравился: в глазах сумасшедшие проблески, надменная морда, губы истерично кривятся.
Но ответить я ему не успел, опять грянул ор.
– Горько!
Перевел внимание и обнаружил во главе застолья, сидящих за отдельным столом, на резных креслах с высокими спинками, еще более странную парочку.
Молодой парень в сплошь покрытых вышивкой одеждах и собольей шапке и еще более юную девицу, совсем девочку, тоже в явно парадном облачении.
Парень чему-то недовольно кривился, а его соседка, с бледным как мел, перепуганным личиком, вообще смахивала на мумию.
Рядом с ними расположилась дородная, важная женщина в рогатой кике и с густо напудренным властным лицом.
А уже за ними рынды с топориками и длинных светлых кафтанах с высокими воротниками, но не одинаковых, не форменных, словно собранных с миру по нитке.
«Свадьба, что ле? – суматошно подумал я. – Но какого хрена? И когда меня к реконструкторам занесло...»
Ответа не нашлось, и я все-таки отпил из чаши.
Ее содержимое, тягучее и сладковатое, слегка шипучее питье с медовым вкусом понравилось, но опять же, аналогов вкуса в памяти не нашлось.
– Закуси, князь батюшка... – детина, стоявший за моей спиной, склонился к столу, с треском разорвал печеного гуся напополам и брякнул кусман мне на тарелку.
Закусить тоже не успел.
Неожиданно перед глазами проявилась книжная полка с выставленными в рядок томами с цветастыми переплетами, на которых хорошо читались имя автора и название книг.
И тут я все понял и едва не свихнулся от этого понимания.
Охренение выразилось в короткой, но емкой фразе вслух:
– Дописался, бля...
– Никак посцать надобно, княже? – перед глазами опять возникла заботливая рожа Вакулы. – Дык, давай, свожу в нужник...
В голове вертелся дикий хоровод мыслей, я чувствовал, как стремительно схожу с ума. Хотелось сорваться и куда-то убежать.
Чтобы как-то отвлечься, кивнул.
Бережно поддерживая за плечо, детина вывел меня из зала на улицу, попутно накинув на плечи тяжелую меховую шубу.
Морозный воздух слегка привел меня в чувство, но открывшаяся окружающая картинка снова чуть не убила нахрен.
Я увидел обветшалую крепостную стену из белого камня, кое-где подновленную врезками из бревен и сообразил, что это...
Знаний хватило понять, что это, с очень большой вероятностью, мать его так, гребанный московский Кремль, века эдак тринадцатого или четырнадцатого.
А пировали мы в здоровенной башне-повалуше*, сложенной из толстенных бревен, соединенной крытым переходом с огромным теремом в несколько ярусов.
повалуша – в традиционной русской деревянной архитектуре башня в комплексе жилых хором, в которой находилось помещение для пиров и приема гостей. Повалуша как правило представляла собой башнеобразный большой и высокий сруб, обычно на подклете, всегда ставилась особняком от жилых хором (горницы) и соединялась с ними сенями – крытым переходом.
Тоже бревенчатым; с башенками, лестницами, резными венцами и прочими элементами древнерусской архитектуры. Довольно красивым, но построенном несколько коряво и сумбурно, словно его несколько раз достраивали и перестраивали без четкого плана, как бог на душу положит.
Надо понимать, терем был княжим.
С другой стороны, хорошо просматривались маковки каменного церковного забора, а чуть далее второго, но уже деревянного.
Возле башни сновало множество народу, разгружали сани, впрягали и распрягали лошадей. Крепко несло дымом, лошадиным потом и навозом.
Мало того, откуда не возьмись пришло четкое понимание того, где я сейчас нахожусь, и кто я такой, собственно.
Место – Москва, век – пятнадцатый, год – тысяча четыреста тридцать третий, событие – свадьба великого князя Василия под номером два, того самого парнишки в шитых золотом нарядах. Девчонка рядом с ним, это уже его жена, Мария Ярославовна. А пожилая тетка – мать князя Василия – Софья Витовтовна, она же дочь великого князя литовского Витовта Кейстутовича.
И это еще не все...
Сам я, получается, князь Дмитрий Юрьевич Шемяка, неприятный тип рядом – мой старший брат Василий Юрьевич. Великому князю Василию мы приходимся двоюродными братьями. А все вместе...
Все вместе мы внуки Дмитрия Донского!
Ага, того самого, который нагнул Мамая на Куликовском поле и совершил еще много героического, но менее известного в историческом ракурсе.
Твою же мать!!! Будь проклят тот день, когда я стал писать. Небось боженька наказал за словоблудие! Ага, на своей шкуре испытать, как оно, провалится в исторические ебеня.
Как я не свихнулся – сам не понимаю.
– Да что ж такое... – Вакула чуть ли не на себе оттащил меня в нужник.
Где я уже слегка пришел в себя.
Нужник ничем не поразил, дыра в досках, чистенько, обшит изнутри деревянной дранкой и побелен, пол присыпан соломкой.
Зеркала, естественно, я не обнаружил, зато нашел у себя на поясе кинжал немалого размера. Смахивающий рукояткой на кавказскую каму, но с кривым клинком как у бебута. Слегка потертый, но богатый, с серебряной оковкой по ножнам и оголовью, из хорошей булатной стали, явно восточной работы.
Облачение соответствовало времени и княжескому чину. Вроде бы, соответствовало, увы, особыми познаниями в русской средневековой моде не обладаю.
На башке шапка с собольей опушкой, кафтан с разрезными рукавами и полами до колен, из бирюзового дамаста* отороченный тоже соболями, под ним еще один, безрукавный, рубаха белая, шелковая, кушак атласный, алый, штаны полосатые, свободные, на шее золотой крест на цепи, на среднем пальце массивный золотой перстень, больше аляповатый чем красивый. Второй ножик, узкий и тоже изогнутый, нашелся в сапоге из алого сафьяна.
дамаст (также дама, камка, камчатка, камча) – ткань (обычно шёлковая), одно– или двухлицевая с рисунком (обычно цветочным), образованным блестящим атласным переплетением нитей, на матовом фоне полотняного переплетения.
– Ебать... – я в который раз едва не потерял сознание от крайнего охренения.
Но и это не все.
Беглый осмотр самого себя принес новое открытие.
Тело-то не мое родное! Мне, прости Господи, от роду пятьдесят три годика, а эта тушка принадлежит по очень многим признакам совсем молодому персонажу. И здоровому как лось персонажу. Грудь бочкой, плечи саженные, руки все перевиты мускулами. Сам я тоже особой хилостью никогда не отличался, но этот прям на зависть.
Правда это наблюдение особого утешения не принесло.
Что делать дальше, даже в голову не приходило, выходить из нужника тоже категорически не хотелось.
Но тут, как назло, стал проявлять беспокойство Вакула.
– Княже, ты как там? Охти мне... да что ж такое... – обиженно бормотал он за дверью. – Княже? Ась? Отзовись...
Я неожиданно сильно разозлился на себя за трусость.
Никогда труса не праздновал, чего бы в этой жизни не случалось. А случалось всякое, такое что не дай Бог даже врагу пожелать. А тут словно пацан сопливый в обмороки падаю. Попал, да и попал, хрен с ним! Скажи спасибо, что в князя, а не в раба какого. Могло быть и хуже. А может вообще сплю...
Стиснул зубы, потер морду ладонями и вышел, сердито пнув дверь.
– Княже! – обрадовался детина.
– Идем, – строго буркнул я и потопал к башне.
На пиру особых изменений не произошло, разве что народ за воротник сильнее заложил, да ора стало поболе.
– Опростался? – заржал братец, явно уже хорошо заложивший за воротник. – Глянь, глянь, как клуша зыркает очами на нас. Видишь? – он покосился на мать молодожена. – А ну, идем, братка, молодым слово скажем свое, княжье!
Брат цапнул кубок и попер к молодым. Пришлось идти за ним, ничего другого не оставалось. Проявлять какую-то свою инициативу я банально боялся.
Василий выбрался к молодым и вскинул кубок.
Но ничего сказать не успел, потом что мамаша молодожена, та самая Софья Витовна вдруг сорвалась со своего кресла.
Все произошло так быстро, что никто ничего не успел предпринять.
Софья вцепилась в пояс Василия и дернула его на себя, сорвала, а потом вздернула его вверх одной и закричала низким, грудным голосом.
– Краденый! Пояс-то краденый у великого князя Дмитрия Донского! Как есть, глаголю! Покража!
В зале повисла тяжелая тишина.
– Ах ты, сука! – взвыл брат и выдернул из-за пояса кинжал.
Я едва успел повиснуть у него на плечах. Сам не знаю, зачем, башка нихрена не соображала, тело само сработало.
Грянул дикий ор.
– Воры!
– Поклеп!
– Ишь, покрали пояс...
– Убивцы!
– Поклеп!
Даже мне стало понятно, что случилось страшное оскорбление и это оскорбление уже просто так не уладить. Публичное обвинение князей в краже можно смыть только кровью. Да еще у кого, в краже у великого князя Дмитрия, почитаемого на Руси за святого. И уже ясно, что Софья пошла на это осмысленно.
– Уходим, батюшка, уходим... – жарко зашептал мне на ухо Вакула.
Витовна, чтоб ей пусто стало, так и стояла с торжествующей мордой, держа в поднятой руке пояс.
Ее обступили рынды, великий князь сидел на своем троне с охреневшей мордой. Васька брат, орал что-то нечленораздельное, в бешенстве брызгая слюной.
– Уходим... – я схватил его за кафтан, развернул и потащил за собой. Что делать, я по-прежнему не понимал и доверился интуиции.
Зал пересекли благополучно, народ расступался как масло перед раскаленным ножом, но уже коридоре, нам неожиданно заступили путь два молодца в кафтанах при саблях. Судя по мятому, простому облачению, просто дружинники.
– Княгиня велят остаться... – с кривой ухмылочкой сообщил один и положил руку на эфес сабли.
Второй просто мотнул головой, показывая, куда нам надо вернуться.
– Княгиня? – глумливо ощерился Васька. – Княгиня, гришь?
Он с дурацкой ухмылочкой шагнул к дружиннику и коротким замахом всадил ему кинжал в пах, а потом одним движением вздернув его к груди.
Резко запахло дерьмом, с противным хлюпаньем на пол выпал клубок сизых внутренностей.
Второй рванул саблю из ножен, но сразу же начал оседать, тоненько похрипывая и брызгая алыми струйками из распоротого горла.
А мгновением позже, я обнаружил, что кинжал вспоровший ему глотку, держит моя рука.
Стремительно налетела жуткая тошнота, но блевануть я не успел, потому что откуда не возьмись появился Вакула и сунул мне с Васькой в руки богато разукрашенные сабли.
Клинок с тихим, приятным шелестом вылетел из ножен. Никогда не держал в руке такую саблю, мало того, весь мой опыт фехтования заключался в мальчишечьей игре в мушкетеры с лозинами, но тяжесть в руке придала неожиданной уверенности.
Васька со свирепой рожей ловко пустил саблю в руке веером.
– Уходим, батюшки, уходим... – детина пинком закрыл дверь, через которую кто-то высунул свою рожу.
Пробежка по коридору закончилась встречей еще с одной парой, попытавшейся нас задержать.
Но уже через мгновение притрушенный соломой пол украсился еще двумя трупами – одного срубил Вакула, а второго...
Второго, опять я сам. А вернее, умения прежнего хозяина – тело работало само по себе, на оставшихся рефлексах. Как уже говорил, фехтованием никогда не занимался.
Мозги окончательно взбунтовались. Что особо и неудивительно, мало того, занесло в жуткие средневековые ебеня, так еще мясником с налета заделался.
Вы видели, как выглядят сабельные раны? Твою мать, плоть сползает с костей как холодец. Со мной всякое случалось, но рубить людей еще не доводилось.
Очнулся уже в плотном окружении закрывавших меня с братом мужиков со щитами, копьями, саблями и мечами.
Нас, в свою очередь окружали такие же, но гораздо более числом. И их становился с каждой секундой все больше и больше.
Стало ясно, что жить нам осталось совсем недолго.
Внутри рванулось неожиданное остервенение, я сам для себя решил сражаться до самого конца. Страха не было, его заменяла странная обида на то, что приключение так быстро закончилось.
Я по молодости никогда не отличался благоразумием, по возрасту слегка остепенился, но только слегка.
Но тут на крыльцо вышел молодожен, то бишь, великий князь Василий и властным жестом приказал нас отпустить...
Глава 2
– О конь! – загорланил Вакула. – Шибче, шибче, тюрюхайлы брюхатые!
тюрюхайло (др. русс.) – неряха.
Все так же прикрывая нас щитами свита организованно отступила к коновязям. Дальше на меня накинули подбитые боровым мехом шубу с малахаем, а еще через пару минут, по-прежнему мало соображая, я уже мчался по узеньким улочкам верхом на здоровенном караковом жеребце.
Жеребце! Верхом! По улочкам Москвы пятнадцатого века! За что? Мама роди меня обратно...
Нет, в седле я могу, но одно дело степенно прогуливаться верхом в парке, а другое дело лететь галопом. И вообще, честно говоря, я побаиваюсь лошадей. Впрочем, получалось отлично, видимо снова срабатывали рефлексы бывшего хозяина тела, который в седле проводил большую часть своей жизни.
– Гей, гей... – злобно верещал брат Васька, явно намеренно сшибая конем досужих зевак. – Прочь, косорылые!
Ворота на выездных воротах стали закрываться, видимо великий князь передумал на отпускать.
Дружинники по волчьи взвыли, лязгнули сабли, но стычки не случилось, стражники кинулись в стороны, и мы на полном ходу вынеслись из города.
Предместье Москвы проскочили без остановки, но на перекрестке дорог замедлились. Вакула завертел головой, приподнялся в седле и замахал рукой.
– Стой, стой! Брони надобно вздеть! Чую, перестрянут нас еще. Стой...
Васька налетел на него и заорал, бешено кривя рот:
– Молчать холоп! Чего себе возомнил? Как смеешь...
Вакула волком зыкнул на Василия, тот махнул плетью, но я тронул жеребца и въехал между ними.
– Не замай, сам ежели надобно накажу...
Все получилось само по себе, я даже подумать не успел.
Василий недовольно ощерился, но почти сразу отмяк рожей, кивнул мне и заорал своим:
– Брони вздеть, живо, живо...
Я спрыгнул с седла, слегка поколебался, раздумывая куда деть поводья, но их сразу принял какой-то молодой паренек.
– Княже, вздевай бронь, Гультя, Жмых, не спать... – Вакула с лязгом вздернул на руках длиннополый кафтан, обшитый металлическими пластинами внахлест.
Длинный, с полами почти до колен, с рукавами по локоть, с плечевыми элементами и очень похожий на монгольский куяк.
Два молодых отрока принялись помогать надевать стеганный поддоспешник, но тут налетел еще один вой, тоже молоденький, но в отличие от остальных безбородый, в золоченом шишаке с наушами и наносником, в похожем на мой доспехе, при сабле, саадаке со стрелами и с круглым щитом.
– Прочь! – зашипел он, словно змея.
Отроки прыснули в стороны, даже Вакула отшатнулся.
Я вытаращил на пацана глаза, но тут же вспомнил, что это моя аманатка, наложница, аланка Зарина. Которую мне, а точнее, Дмитрию Шемяке, подарил Усейн, племянник влиятельного ордынского князя Тягине-бея.
Красивая как дикий цветок, гибкая как лоза, злая как цепная собака и хитрая как змея девка, которую боятся не только ближники, но даже мой брат Васька.
Наличие собственной наложницы, да еще такой, несколько сгладило общее охренение от сложившегося. Нет, я по-прежнему ожидал, что подмен вот-вот вскроется, но слегка пришел в себя. Интересно же, черт побери! Да еще аманатка. Аланка? То есть, по-современному осетинка. А осетины потомки скифов. Интересно, уже христианка? Черт... вот же дурь в голову лезет. Конечно христианка.
– Хозяин! – наложница пылко прильнула ко мне, жарко клюнула в губы и принялось сноровисто зашнуровывать доспех.
Я не вмешивался, а сам попутно внимательно рассматривал девчонку.
Скуластая, с огромными миндалевидными газами, выщипанными в ниточку бровями и ярко очерченными губами. Красота дикая, как у хищного цветка, яркого, но смертельно опасного. Доспех ей очень шел, превращая в эдакую амазонку-воительницу. Но не ряженную, а настоящую, судя по ловкости, с которой она управлялась со снаряжением и оружием. Правда при этом выглядела Зарина очень молодо. Сколько ей? Вряд ли больше шестнадцати лет. Хотя... мне самому едва восемнадцатый минул.
Вдоволь насмотревшись на девчонку, я перевел внимание на окружающую действительность.
Свита у нас собралась немалая, около полусотни всадников, да еще заводных лошадей два раза постольку. И четыре воза на санном ходу, запряженных двойками. Народ весь по виду бывалый, вооружены до зубов, правда вооружены и экипированы вразнобой. Все в кольчугах и мисюрчатых шлемах, у некоторых на кольчугах приклепаны пластины на груди. Из оружия – короткие копья с толстыми древками, топоры, луки, да сабли с длинными прямыми мечами. Щиты в основном круглые, окованы железом и крашены в красный цвет, но есть и миндалевидные.
Воинство, мать его ети. Больше на ватагу разбойников похожее, чем на свиту князей. Впрочем, насколько я знаю, по нынешним временам, это вполне естественно.
Народ по виду весь бывалый, но встречаются совсем молодые отроки, видимо на выучке и подхвате.
Да уж, приключеньице образовалось. Особенно в свете случившегося сегодня.
С броней быстро не получилось. Все эти наручи, поножи, да еще шлем, черт бы его побрал. Когда закончили с экипировкой, я невольно почувствовал себя танком – снаряга в целом весила килограмм двадцать пять, не меньше. Впрочем, тело Шемяки оказалось привычным к доспеху, да и сама конструкция брони довольно удобной, почти не стесняла движения.
– О конь!
Нас с братом загнали в середину походного ордера, вперед выслали передовой отряд из молодых воинов. Вакула и Зарина держались рядом как привязанные.
От напряжения меня начала бить крупная дрожь, каждую секунду я ждал стрелу из заснеженных кустов. Вакула прав, даже я понимаю, что все только начинается. Очень странно, что молодой князь приказал нас отпустить из Москвы. Хотя... может он не хотел устраивать бойню в княжих палатах? Если вырежут на дороге, у него появляется шанс на оправдание: я прилюдно отпустил, все видели и слышали, а что дальше было мне неведомо. Твою же мать, за что меня так, спрашивается? Впрочем, и на это готовый ответ есть – а нехрен было бумагу марать. Сука...
Предчувствие не обмануло, не успели мы проскакать и десяти километров, как впереди справа из-за леска вывернулся отряд из трех десятков всадников и помчался нам навстречу.
Рефлексы князя Шемяки сами по себе сработали: правая рука выдернула из седельного чехла тяжелое копье, а левая прикрылась щитом.
Зарина пронзительно завизжала, дружинники взвыли волками и ловко на ходу перестроились – нас с братом отодвинули в самый конец ордера, к возам, вдобавок окружили плотным кольцом воинов.
Я в очередной раз едва не свихнулся от ужаса, но потом произошло необъяснимое – меня совершенно странным образом затянуло происходящее. Твою же мать! Это же просто прекрасно! Я стал чувствовать себя эдаким кентавром; одним целым с конем, сердце ликующе бухало, а мозги просто взрывались от наслаждения.
А потом невольно сам завыл по волчьи, вдобавок пришпорил жеребца и вырвался вперед.
– Княже! – обиженно заревел Вакула, а дальше его голос заглушил грохот и лязг.
Уже потом, я попытался описать для себе сшибку, но ничего толком не получилось, потому что все произошло очень быстро. Так быстро, что я ничего толком запомнить не успел.
Копье чуть не вышибло из рук, жеребец сбил в сторону грудью встречного коня, который помчал дальше уже без хозяина...
Вот и все, больше и сказать нечего.
Когда пришел в себя, мы снова мчались по заснеженной дороге, далеко позади маячили несколько разрозненных всадников, но погони уже не было.
Мотнул башкой по сторонам и с облегчением поймал взглядом Вакулу и Зарину. Брат тоже остался в седле. Но без потерь не обошлось – вместе с нами мчалось четыре коня, но уже без седоков.
Заметив мой взгляд. Вакула проорал, перекрикивая топот копыт:
– Из наших – Зосиму младшего, да князя Василия вроде двоих, остальные чужие прибились...
Рядом брат Шемяки Василий ревел с бешеной мордой:
– Ответят за все, кровью умоются твари! Бысть войне! Пойдем на них, великое княжение заберем...
Я ничего не ответил. Да и что тут ответишь?
Через несколько километров сделали остановку, оправиться, перевязать раненых, да пересесть на свежих лошадей.
Зарина сразу бросилась ко мне и принялась вертеть, осматривая, а когда убедилась, что остался цел и невредим, расплылась в радостной улыбке.
Вакула удивил – громила с виноватой мордой бухнулся на колени и застыл.
Я немного растерялся, не понимая, какого хрена ему надо, но потом поймал требовательный взгляд брата Василия и все сообразил – стремянной просит наказания за то, что влез поперек князю.
Все просто: мой человек – не человек моего брата – повиноваться ему он не обязан, но соблюдать субординацию хотя бы формально должен – слишком уж сильная разница в положении. Васька князь – Вакула холоп, хотя и мой стремянной. Да еще обиду нанес родному брату хозяина. Но тут решение на мне – хочу – накажу, хочу – нет. Но опять же, надо учитывать интересы брата, ведь он не только брат, а еше политический союзник. Да уж, положеньице...
Немного подумал, потом подошел и несильно хлестнул Вакулу плетью по спине, а недовольную морду брата проигнорировал. Политический союзник и родная кровь – это, конечно, хорошо, но верный до гроба человек рядом еще лучше.
Вопрос формально снялся. Морда стремянного просто светилась благодарностью.
Дикое напряжение сказалось, ноги ослабли, и я кулем сел на поваленную лесину.
Вакула сунулся ко мне с флягой, но аланка со змеиным шипением кинулась наперерез и отобрала ее. Сама попробовала, помедлила, а только потом подала мне, но сразу охнула и прикоснулась пальцем к шлему.
– Что там? – едва ворочая деревянными пальцами, я расстегнул застежки, стащил шелом и едва не выматерился.
Шлем знатный, искусной и тонкой работы, сфероконичная крутая тулья, стрельчатый наносник, полумаски нет, но есть полувырезы для глаз, по кругу кольчужная бармица. Окован узорчатыми полосами с красивым восточным орнаментом. Красивая штука, ничего не скажешь, но вот только сейчас на нем чуть правей наносника, над правым вырезом для глаза, образовалась глубокая царапина, которой раньше не было.
По спине пробежал холодок, угоди стрела чуть ниже, на этом моя попаданческая история сразу закончилась бы.
– Хранит тебя Святой Георгий! – Зарина быстро перекрестила меня и горячо зашептала на ухо:
– Не спеши с ним соглашаться, молчи, жди что будет! Пусть на себя все берет, сам отвечать потом будет...
Я снова смолчал, завидя подошедшего брата.
Аланка зло зыркнула на него.
– Ишь, змея! – Василий недобро ухмыльнулся. – Говорил тебе, такую на цепи держать надо. Отдай ее мне, живо объезжу!
Зарина зашипела и еще сильней прижалась ко мне.
– Чего хотел сказать? – я оставил предложение без ответа.
Васька с повелительными нотками бросил:
– Поедем в Троицкий монастырь, там заночуем. Там не тронут. Дальше на Переяславль, потом на Ростов, Ярославль и домой в Галич, войска собирать. С отцом сговоримся, младшего под себя возьмем. Что скажешь?
Мозги взвыли от напряжения. Что скажу? Твою же мать, что я могу сказать? Политический расклад вот он, в голове, память Шемякина осталась при мне, но решение принимать мне самому, нихрена не князю. Сука, нажраться бы вхлам...
Просто кивнул в ответ, за что удостоился одобрительного взгляда от Зарины.
Как уже говорил, без потерь не обошлось, московские срубили трех воев, одного моего и двух Васькиных. Да еще с пяток нашлось пораненных, к счастью, сравнительно легко.
– Добрый вой со временем получится... – Вакула потрепал по соломенным вихрам совсем еще мальчишку. – Он с московского подворья, когда уходили, свел вдобавок к нашим еще трех добрых коней. Пров, сын боярина Петухова...
Пацан сидел на возе и болезненно кривился. В глазах блестели слезы, а звероватого вида дружинник ладил ему руку в лубки.
Я почувствовал, что надо что-то сказать удальцу, но смог только кивнуть.
Но и этого мальцу хватило, пацан сразу расплылся в счастливой улыбке.
Дальше опять помчали, но темп сильно сбавили.
Я воспользовался моментом и попытался все обдумать.
Итак, что мы имеем?
Попал я, собственно, в тело князя Дмитрия Шемяки, сын Юрия Дмитриевича, князя Галицкого и Звенигородского. Шемякой меня прозвали за дурь богатырскую, прозвище происходит от слова «Шеемяка», мол кому хочешь шею намнет. Прозвище по делу, физической силы во мне действительно много, об этом уже говорил.
С остальным все очень сложно.
Батя Шемяки, князь Юрий Дмитриевич, признанный авторитет на своих землях, да и на Руси вообще. Правит мудро, удачливый полководец, экономикой тоже толково занимается. Чем не великий князь? Опять же прямой потомок Дмитрия Донского, его родной сын. А после смерти великого князя Василия I батя как раз и стал одним из претендентов на великокняжеский престол.
Но не сложилось. Вася под номером два, тот самый молодожен активно возражал, даже войска посылал. Но сошлись на том, что решение примут в Орде, то есть, ярлык на княжение даст хан Улу-Мухаммед по своему усмотрению.
И тот решил отдать этот ярлык Василию Второму. А бате для откупа за решение предоставил Димитров. Но Вася Димитров не отдал...
В общем, все усложнилось до самого предела. Мира на Русь не пришло. Но эта история очень сложная, о ней рассказывать и рассказывать.
Ладно, позже тщательней разберусь. Теперь обо мне...
Здесь вообще сплошная жопа.
Как уже говорил – я писатель. Довольно известный и публикуемый. Пишу в жанре попаданчества. Это когда волей автора в средневековые ебеня постоянно закидывает разных персонажей, а потом пусть крутится как может. В книгах получается гладко и красиво, а на деле...
На деле мне только предстоит испытать.
Благодаря профессии, я неплохо знаю средневековые реалии, да много чего знаю, потому что, когда пишешь должен знать, о чем писать. История Дмитрия Шемяки тоже более-менее мне известна, ибо как раз рассматривал этот отрезок времени для очередной своей книги.
Да, много чего знаю, но...
Но, черт побери, я сугубый теоретик. То есть, теоретически знаю, как соорудить кузнечный молот на водной тяге, но таковой даже в глаза никогда не видел, не то, чтобы сам строил.
Охо-хо, остается только помолиться.
– Господи помилуй!!!
Уже не знаю, помиловал или нет, но до Троицкого монастыря, который в современности стал Троице-Сергиевской лаврой, мы доехали благополучно. Либо великий князь окончательно решил нас отпустить, либо мы проскользнули мимо погони.
Очень известное место. Если память не изменяет, с прежним хозяином моего тела тоже связанный. Здесь в монастыре у гроба основателя обители Сергия в свое время состоялось примирение Василия II со мной, которым закончились долгие годы междоусобицы. Однако спустя два года Дмитрий нарушил данную клятву; люди Шемяки схватили Василия, молившегося у гроба Сергия, и отправили под конвоем в Москву, где спустя два дня Василий был ослеплён и сослан в Углич. Отчего и стал называться Вася Темным. Да уж...
Вот что-то не хочется мне никого ослеплять. Может удастся договорится по-доброму? Хотя... князья заложники своего положения, иной раз у них и выхода другого нет.
