Текст книги "Жлобские хроники (СИ)"

Автор книги: Владимир Назыров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Ага! Вот ты где, засранец! – раздался за моей спиной поразительно знакомый голос.

Я обернулся и с удивлением обнаружил блеклую тень Старика, за которой переминался Одноглазый и грозил мне кулаком. Самозванец быстрым движением схватил меня за ногу и, пробубнив: "Покажи-ка", дернул ее к себе. Падая на землю, я с возмущением обернулся к истинному Старику, но того и след простыл – лишь крупный бука, грузно ковыляя, удалялся вглубь коридора.

Глава 4

Марица, букочка моя, принеси еще водички испить из того же источника, что и в первый раз.

Нет, нет, молчим и ждем тебя.

Ну, рассказываю, пока не пришла.

Я медленно открыл глаза и чуть-чуть скосил их влево. Угу, Марица уже ушла. Замечательно. Во-первых, не люблю утренних расставаний, а во-вторых, мне необходимо было полежать, подумать, осознать, как это я мог так ошибиться. Одно из двух – либо моя теория насчет карьеры Марицы не верна, либо я ничего не понимаю в Танце. Он мне очень не понравился. Её танец. Ну и Марица вместе с ним. Может быть Старик настолько опытен, просвещен и мудр, что видит что-то другое, но на мой взгляд, наша очень важная пигалица просто не умеет танцевать. А самое смешное, что и соль не понадобилась.

Есть у нас в Семье два бездельника. Вы их хорошо знаете. Заняться людям нечем – скучно, еды много, – так вот они и бесятся с жиру. Ходят по Логову и пачкают стены, называя это высоким искусством. Пачкают при этом каждый по-своему, и это понятно, люди-то они разные. Один из них, Рубец, творит очень даже неплохо, похоже. Смотришь, смотришь, глядь и вправду – Водопад! Чудно. А второй пачкать совсем не умеет, но однажды ему тоже очень захотелось, чтобы на его мазню смотрели – смотрели, а потом и говорили: ”Ух ты! Да-а…”, ну и тому подобное.

Испачкав все стены в пещере перед своей норой, новоиспеченный пачкун пригласил к себе желающих насладиться его творениями. В последнее время любование мазней Рубца стало делом модным, и я, как дурак, приперся посмотреть на шедевры нового пачкилы.

В выставочном зале собралось много-много народу – Семья то большая, да шустрых пигалиц мало – некоторые из пришедших восхищенно рассматривали измазанные разноцветной глиной стены и возбужденно шушукались, другие же, в том числе и я, напряженно ожидали, когда же их впустят в нору творца для просмотра большого шедевра, или нескольких маленьких, потому что нора у Малявки, конкурента Рубца, была небольшая. Через некоторое время выяснилось, что стены перед норой испачканы не просто так, а это и есть мазня и самые умные ею уже наслаждаются. Лично на меня Малявка произвел именно тот эффект, который и собирался. Я смотрел, смотрел, ничего не увидел, сказал-таки: ”Да-а…”, развернулся и ушел.

А через некоторое время выяснилась одна интересная вещь. Друзья и родственники Малявки объяснили всем, что эта новая пачкотня и есть искусство, а реалистичные картинки основоположника жанра – скучны и не интересны. Если тебе нужен Водопад, иди вылезь и посмотри на него живьём. В пачкотне, говорили они, важно не содержание, а чувства и настроения творца. Одним словом, объяснили они, Малявка для умных, а остальным, кого бог обидел – Рубец. Такая формулировка задела меня за живое, и я, включив весь свой недюжинный ум на полную мощность, отправился осматривать творения для избранных во второй раз.

Надо заметить, что после столь тщательного разъяснения родственников и друзей Малявки, число поклонников пачкотни новой волны многократно возросло, и народу, наслаждающегося чувствами и настроениями вечно хмурого и помятого творца было предостаточно. И вот, бродя от одного шедевра к другому, я совершил приятное для себя открытие. Да, да, да. Все верно. Рубец плосок и обыденен. Малявка много сложнее и забавнее. Умным людям он значительно интереснее, чем Рубец, но вот самым умным… А вот самым умным, таким как я или Старик, Малявка УЖЕ не интересен. Да. Примерно вот так. Облегченно рассмеявшись, я покинул пещеру.

Рубец, как и следовало ожидать, не успокоился, а вызвал Малявку на дуэль, предложив тому напачкать волосатую птицу. Оба будут трудиться плечом к плечу над одной стеной. Малявка слева, Рубец справа. Молодой пачкун подумал-подумал да и согласился, правда, сославшись на освещение, потребовал себе место справа.

Споров потом было очень много. Я тоже сходил посмотреть на дитя борьбы нового со старым. И вот что скажу. Зря они взялись рисовать именно волосатую птицу. Ну, с Малявкой все было понятно. Он судя по всему никогда не видел сей отвратительной пташки, и поэтому при рассматривании его пачкотни настроение творца передавалось зрителю очень точно. Недоумение – вот, что ощутил я, взглянув на птицу Малявки.

С Рубцом тоже все было просто. Очень-очень похожа. Но не хватало самого главного. Дело в том, что на волосатую птицу нельзя смотреть без слез. Такой запах! Так шибает в нос и режет глаза, что… слов нет.

Народ пошумел-пошумел, да так каждый и остался при своем. А неделю спустя после сей грандиозной дуэли мимо стены имени Двух Пташек проходил Старик. Остановился, посмотрел, гневно пошевелил бровями и, придя в Зал Совета, вызвал к себе Надзирающего За Порядком. Старик в ультимативной форме потребовал разобраться с актом вандализма по отношению к новому шедевру Рубца, и создать художнику все условия к восстановлению правой части погубленного хулиганами, сейчас вспомню как он выразился…э… ну еще слово такое – на "П" начинается… Как же оно?… На языке вертится…

А! Вот! Спасибо, дедушка Рэммерих! Диптиха!

Так и сказал: "Какая мразь испоганила полдиптиха?"

Бах и трах! После этого недоразумения Малявка ушел в глухое подполье пещер нижнего уровня и стал еще более элитарен.

Вот так же и с Марицей. Либо она умна, либо Старик видит в её танце какие-то чувства и настроения, которых не вижу я. Да и насчет того, как варит ее голова, мне тоже трудно судить. Когда ты настолько умней всех остальных, как я, то практически невозможно выделить мозговой всплеск одной посредственности среди сотен других. Но можно попробовать. О чем это она ворковала всю ночь? Ах, да! Вот:

“Народ в подавляющем своем большинстве туп, косн, и не хочет перемен,” – все верно, – “а Старик уже стар и скоро нам понадобиться новый Старик,“ – вот это да! – “Но почему Старик всегда должен быть стариком? Нам нужна свежая, молодая кровь. В идеале это была бы женщина,” – надо будет рассказать Одноглазому, пусть тоже посмеется, – “Но Семья из-за своей твердолобости никогда не пойдет на это. А вот если это будет молодой энергичный мужчина, пользующийся уважением не только в Семье, но и у соседей, обладающий яркой, эффектной внешностью, умеющий очаровывать, то почему бы и нет? Я говорю о тебе, Скок,” – О боги! Как это все верно, – “И с ним рядом яркая, умная женщина, которая поведет всю Семью навстречу будущему,” – О ком это она? – “Это будет беспроигрышный вариант! Потом твой дар, Скок…” – Мой ДАР?!

Мать твою, я же совсем забыл, что обещал Одноглазому ПОСМОТРЕТЬ на крыс. И ладно бы, если только Одноглазому, а то ведь и Старику тоже. Поймав меня в коридоре и придирчиво изучив ступню, он строго-настрого приказал ПОСМОТРЕТЬ и утром доложить.

Срочно отбросив все мысли о Марице, крысах, Одноглазом и прочих гнусностях, я закрыл глаза, расслабился… и тут ворвалась она!

Не знаю даже, как вам и передать то, что произошло потом. Это надо было видеть, слышать, чувствовать, нюхать и трогать. Она была как… Как Музыка, вот. Как ветер музыки и танцев, что обрушился на меня неукротимым Зовом, запахом, движением и чередой ярких образов.

Я вскочил ей навстречу, но она одним прыжком пересекла нору, толкнула меня обратно на лежанку и прыгнула сверху…

Как кто? Марица, конечно. Я разве не сказал?

О-о-о… Ничего себе… Как же тебе не стыдно то, а?

А если такой впечатлительный, то нечего и ходить на рассказки.

Ну, ладно, ладно. Не смейтесь над пацаном. Он же не виноват, что молодой и горячий, а я такой рассказчик классный. Все. Поржали и хватит. Продолжаю.

Что тут началось! Песня, концерт, симфония. Марица была как тысяча мелодий, звуков, па…

Послушайте, выведите все-таки этого маньяка, а то он совсем стыд потерял.

Я уже начал тихонько подвывать в такт ее движениям, когда она вдруг остановилась, крепко прижала меня к лежанке и зашептала в глаза:

– Уйдем со мной в Империю Страсти. Уйдем добровольно, сами и навсегда. Хочешь?

Еще бы я не хотел!

– Хочу.

Она сладострастно улыбнулась мне и изменилась лицом. Не то, чтобы глаза там выпучила от удивления или челюсть отвесила, нет. Она изменилась лицом. Глаза ее превратились в узкие щелки, нос укоротился и слегка расплылся, кожа пожелтела, а зубы расширились и вылезли изо рта. Она положила свои острые пальцы мне на горло и проскрипела:

– Я сжи-и-и-ма-а-а-ю.

И сжала! Сразу же в двух местах.

Одновременно в голове и внизу живота грохнуло по взрыву и волны наслаждения устремились друг к другу по спине. Диковинные птицы Куросовы расправили надо мной свои крылья и я полетел вниз. Да, да, представьте себе – вниз! Вот так прямо с лежанкой и куда-то вниз!

– Ну, Скок! Ну, ты даешь! Ну, ничего себе!

Я медленно открыл глаза…

У входа в нору, привалившись к стене, потрясенно таращился на меня Одноглазый. Он вылупил свой единственный глаз и трясся, указывая в мою сторону оттопыренным перстом.

А это так палец по умному называется.

Я перевел взгляд на Марицу и обмер. Маленькая симпатичная бука, глядя мне прямо в глаза, смущенно облизнулась и спрыгнула вниз.

– Я, конечно, слышал, что ты перетанцевал со всеми пигалицами в Долине, что ты Танцор известный, что ты… Но буки! Скок, буки! Ты больной, Скок! Ты…

– Заткнись! – заорал я, – Какие, мать твою, буки?! Здесь только что была Марица и мы… Ты что, не видел ее?

– Видел! Но не здесь! – Одноглазый тряхнул головой, сглотнул, прошипел какое-то ругательство и, снова указав на меня пер… пальцем, для дураков, объявил:

– Я пришел за обещанным! Ты ПОСМОТРЕЛ?

Тихонько застонав, я откинулся на лежанку и закрыл глаза…

О, Марица пришла – воды принесла.

Не-а, ничего не рассказывал. Про искусство говорили. Тебя с вечным сравнивал. Давай скорее садись, дорогая.

Да дураки, вот и ржут. Не обращай внимания.

Помнишь, любовь моя, тот день нашего первого Танца. Как нам было хорошо, как нам…

Все, все, об этом больше не слова. Я просто говорю, что мне было так хорошо, так хорошо, и вот лежу я – о тебе вспоминаю и тут приперся Одноглазый.

Вы меня понимаете, да?

Не обращай внимания, дорогая, это я так о своем.

– А ну вставай, лежебока! Я пришел за обещанным, – Одноглазый ввалился в мою нору.

– А, привет, невоспитанный мой, – быстро сориентировался я. – Ну что ж, как я и предполагал, ничего. Пусто. Кто-то, конечно, был. Может быть даже шпион людей Травы, но не крыса, нет не крыса. А я из-за твоей упертости теперь, видишь, встать не могу, – слабым голосом соврал я.

Стены моей норы окрасились в багровые цвета. Усы Одноглазого страшно зашевелились. Буки в страхе попрятались по углам и желтый дым повалил из ушей учителя. Его ярость была неподдельной.

– Я ВИДЕЛ МАРИЦУ ВЫХОДЯЩЕЙ ОТ ТЕБЯ И ГОВОРИЛ С НЕЙ! – проорал он мне в ухо.

– Когда ты умрешь, из тебя выйдет неплохой демон, – попытался успокоить его я.

В ответ Одноглазый поднял страшно скрюченные руки над головой, воздух между ними сгустился, и ярко фиолетовые слезы поползли из глазниц его по плечам, по рукам к разгоравшимся алым когтям. Тело его невообразимым образом выгнулось назад и выпяченный живот засверкал сквозь доспехи серебром. Одноглазый резко выпрямился, малиновая молния сорвалась с его ладоней и прошибла меня до самой задницы!

Ну ладно-ладно, пошутил маленько. Какая, мать её, молния! Но согласитесь – забавно, да? Одноглазый – злой колдун! На самом деле он просто с легкостью схватил меня за грудки и начал бешено трясти.

– Если ты, <пип>, не посмотришь, <пип, пип>, сейчас же, <пип>, то я <пип, пип, пип>…

Вот так! Упав обратно на лежанку, я нашел в себе силы с уважением посмотреть на Одноглазого и, продолжая стучать зубами, спросил:

– Почему ты не учил меня таким дивным словам, о Учитель?

– Сейчас я сажусь напротив и внимательно слежу. Если мне только покажется, что ты не смотришь, я… я…, клянусь мамой, что-нибудь сделаю с тобой! – как-то очень нехорошо сказал Одноглазый.

Я лег на спину и закрыл глаза. Неслыш бы сожрал мной самим же открытый во мне дар. Во влип, так влип. Как он это сказал? “Клянусь мамой”. Страшная клятва. Сказал – сделает.

Окружающий мир сделался серым, сумеречным, краски поблекли. Тяжелые зеленые нити зашевелились в воздухе, будто толстые черви. Я дотронулся до одной из них и Мировой Дракон, шурша радужной чешуёй, обернулся вокруг меня. Полыхнув золотыми глазами, он отдал мне Чашу Могущества, которую хранил испокон веков. Я знаю, уверен наверняка, что он ненавидит меня. Будь его воля, он сожрал бы Великого Скока, но… Создавший Мир выбрал человека, а не его. С наслаждением втянув в себя дрожащий от напряжения воздух, я задержал дыхание, потёр Чашу и опустил лицо в кипящую силу Власти над Миром…

Свой, мать его, дар, одни неприятности от него, я открыл случайно. С детства мне, видите ли, хотелось поймать момент начала сна. Как и многие из вас, наверное, ждал, ждал бывало и…

Но вот, однажды – открытия всегда происходят вдруг – опытная Лень напала на меня. Напала коварно, в середине дня. Только я сытно поел, много попил, и куда-то там хотел пойти, как она и говорит: ”Не ходи, полежи”. Томно так, очаровывающе, волшебно говорит. Ну что я вам объясняю, вы сами знаете. Ну, послушался ее. Лег. Лежу, глаза закрыл, а сон не идет. Вот, думаю, зараза, обманула таки. От нечего делать стал разглядывать черно-серые, постоянно меняющиеся перед глазами пятна. Дай, думаю, поймаю начало сна. Ну и стал сосредоточенно пялиться на возникающие под веками картинки.

Вы все много раз слышали, как наш Копающийся в Мозгах, Рожа утверждал, что если рассматривать грязные пятна на стенах или пачкотню Малявки и говорить Роже, что ты там видишь, то он, Рожа, скажет тебе, кто ты есть на самом деле. Брехня. Если я всегда вижу только пигалиц, то я что, пигалица, что ли?

Ну вот, лежу я, рассматриваю прыгающие перед глазами пятна, наслаждаюсь. Вот танцующая пигалица, вот зовущая, вот часть от пигалицы, вот серые облака вместо пигалиц заклубились, вот между облаками светло-серый просвет появился, а за ним местность какая-то незнакомая, постоянно меняющаяся, уцепиться взглядом не за что.

А картинка-то все больше, четче, ярче и стабильней становится. Мне интересно стало. И вдруг головная боль как даст по мозгам! Чего это, думаю, голове-то болеть? Она болит-то только от простуды, или если по ней ударить. Так я-то здоров и голова цела. Цела-то цела, но чувствую, что сейчас лопнет. И тут я гениально догадался, что кто-то хочет выйти из меня, но череп не пускает. Жесткий очень. Тогда я и говорю Ему: ”Иди через глаза”. Ну Он и вышел, и зрение мое забрал. Я испугался жутко. Сам лежу, не встать. Глаза не открыть. Но и с закрытыми ведь вижу все. Только без красок, в черно-сером свете. Причём вижу нору как бы стоя, даже чуть вися над собой, и так еле-еле покачиваясь. “Эгей, говорю, не балуй, возвращайся”. А Он и отвечает: ”Не бойся, Скок, погуляю и вернусь, мне без тебя не жить. Ведь я – это ты. Куда сгонять, что посмотреть? – спрашивает, – Мне-то все равно, а тебе, может, что надо?” – “Посмотри, – говорю, – как там моя Кнопка. Потом расскажу ей, вот смеху то будет” – “Веди,” – отвечает.

Это поначалу я с Ним разговаривал, а потом, когда пообвыкся и понял, что и в самом деле Он это Я, то стал сам выходить из тела и бродить. Но пробуждение после таких вылазок настолько ужасно, что пользуюсь я даром своим крайне редко, при чрезвычайной необходимости. А про зеленые нити, Мирового Дракона и Чашу я вам наврал. Вы уж не обижайтесь, пожалуйста.

Увиденное мной в тот первый раз у Кнопки мне так не понравилось, что вернувшись в тело я вскочил и хотел тут же побежать к ней и надавать им обоим по мордам, но приступ дикой головной боли бросил меня обратно на лежанку и остудил мой пыл. Через некоторое время мне стало стыдно от того, что я настолько поверил своему сну, что хотел бежать сломя голову к своей возлюбленной и устраивать там сцены ревности. “Приснится же такое,” – как и положено в таких случаях, пробормотал я и поплелся на поиски Одноглазого. А тем же вечером меня встретила Кнопка и сказала, что нашла свою настоящую любовь и ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля.

Так вот и был открыт мой Дар, а я стремительно продвинулся по иерархической лестнице, выполнив несколько деликатных внешнеполитических поручений Старика.

Вот и теперь, настроившись на определенное состояние, я с легкостью выпустил себя через глаза и поднялся на самый верхний уровень Долины. “Крысы, только крысы” – точная настройка очень важна, когда ищешь то, сам не знаешь что. И вот здесь главное не помешать самому себе, надо довериться самым незначительным течениям и дуновениям сам не знаю чего, но того, что точно есть. Нужно все время думать ”крысы, крысы, крысы”, и тогда тебя притащит к ним. Но не дайте боги изменить формулировку на “А нет ли крыс там то и там то”. Вот там – то и там-то мгновенно и окажешься, а в таких сумерках, просто прошаривая местность от туда до сюда, ничего не найдешь.

Много-много маленьких черных фигурок сновало по Сладкому Плоскогорью в районе светлее Большого Туннеля, но темнее Сладкой воронки. Вблизи Водяной Горы их не наблюдалось совсем. Обнаружив тварей, я стремительно понесся в их сторону, собираясь с близкого расстояния изучить врага. Но увиденное испугало меня настолько, что душа моя чуть было не ушла в пятки, и я лишь громадным усилием воли сумел прервать ее позорное бегство в спасительное уютное тело.

Ничего себе вооружение у обычной крысы. Глухо закрывающий лицо бронированный шлем, латы, латы, латы, два острейших серпа, и сказки, мать их, не врут, тонкий острый колун. Опять же, если верить легендам, полый внутри и залитый ядом. Росточка небольшого, мне по пояс, стремительны и ловки. Проклиная все на свете, я поплыл к грандиозному строительству, затеянному крысами в скалах Великого Хребта. С завидной сноровкой и скоростью они долбили новые ходы и обустраивали старые. Судя по всему, крысы решили окопаться здесь всерьез и надолго.

Ах, Одноглазый, зараза. Что ж он меня не подготовил, ничего не рассказал, не показал! Давай, Скок, смотри, где крысы, а не то <пип – пип>. Вот гад. А чего смотреть, если я не знаю, что должно быть. Оба-на, да никак они яйцекладущие. Вот она, будущая гвардия, где обитает. Ты смотри-ка, они что, все яйца в одном месте держат? Очень удобно. Один удар, и нет целого выводка гаденышей.

А здесь у нас что? Я просочился через очередную стенку в большой зал, посреди которого покоился трон не трон, а на нем лежала большая, жирная, безоружная крыса. Ан нет, вижу. Два маленьких, наверно, ритуальных, серпа. Судя по суете вокруг, очень важная персона. И тут произошло невероятное! Вдруг все крысы помельче замерли, а их королева медленно повернула свою отвратительную голову и посмотрела прямо на меня. Бегство мое мало сказать было паническим, оно было мгновенным. Я очнулся в своей норе, воя одновременно от страха и ужасающей головной боли.

– Ну, ну, спокойнее, Скок. На, пожуй, полегчает, – Одноглазый ласково, но сильно разжал мне челюсти и сыпанул в рот горсть черного бодрящего порошка.

Глава 5

Заседание Чрезвычайного Совета открывал по традиции дедушка Рэммерих. Как вы все знаете, он у нас един, причем самый настоящий – из Святой Долины. Да, да, той самой, где жители веруют в Единого Бога и обрезают себе некоторые части тела. Вот смехота-то, да? Да нет, я не про это. Пусть себе режут, что хотят, мне все равно. Я про Единого Бога. У нас в долине такая толпа богов, и то порядка не добиться, а у них один-одинешенек. Да разве одному-то за всем уследить? Вот поэтому-то они и расползаются из своей Святой Долины по всему миру кто куда. Иметь одного-двух единов в Семье считается очень престижным, потому что люди они продвинутые, смотрят на мир по-другому, и советы дают мудреные. У нас одно время долго не было никого из них и Старик начал уже волноваться, а соседи косо посматривать: “Что-то к Водопаду едины не идут. Неспроста это, ой неспроста”. Но в один прекрасный день к нам пришел дедушка Рэммерих и все стало у нас по-людски.

Дедушка хоть и был уже старенький и плохо перебирал ножками, но ум имел ясный, а глаз цепкий. Да и вынослив был на удивление. В первый же вечер, исследуя наше Логово, в одной из дальних пещер он обнаружил отвал гладких округлых камней. Каждый размером с кулачок новорожденного, не больше. Были они ярко-красного цвета с черными блестящими прожилками и совершенно несъедобными. Поэтому лежали здесь всегда, так как были никому не нужны.

– Скажите мне, молодой человек, – обратился к провожатому дедушка Рэммерих, – а где еще в этой долине встречаются такие чудесные камушки?

– Да, я думаю, нигде. У людей Травы ничего, кроме мягкой земли, у людей Светящейся Воды – только их вонючие чешуйки и пыль, в Храме… Нет, нигде нет. Если только в Обители Троллей, но кто туда пойдёт?.

– Скажите еще, молодой человек, кому-таки из вашей Семьи принадлежат эти камушки? – дедушка Рэммерих подобрал один из красных окатышей.

Провожатый поковырял в носу, удивленно посмотрел на патриарха и ответил:

– Как кому? Да никому. Кому это они могут быть нужны?

– Нет, вы только послушайте, что говорит этот молодой человек! ”Они никому не нужны”. Вы конечно посмеетесь над старым больным едином, но он Вам скажет, что эти никому не нужные камни сделают-таки вашу Семью самой богатой во всех Долинах мира. Я вижу, Вы мне не верите, но вы молоды и Вам это простительно. Где я могу поговорить с вашим начальником, юноша?

Придя в Зал Совета, дедушка Рэммерих стал во всех подробностях расспрашивать Старика о “геополитической и экономической”, как он выразился, ситуации в Долине. Что предлагают в День Обмена люди Травы, а что люди Водопада, кому принадлежат сладкостекольные рудники, и зачем нам трава и специи, где есть еще столько еды как на Водопаде…, примерно в этом месте провожатый уснул, и не будем его винить за это, ведь он так долго таскался по Логову за неугомонным стариком, и здорово устал. К тому же это был я.

– Кончай храпеть, засранец, умного человека не совсем слышу, – совершенно по-хамски прервал мой заслуженный сон Старик и мне, волей – неволей, пришлось вслушаться в нудное бормотание патриарха.

Ого-го, да я, оказывается, чутко прочувствовал и проснулся как раз вовремя. Дедушка Рэммерих стал излагать свой мудреный совет – Первый Мудреный Совет Старого Едина.

– Послушайте меня, молодой человек, – сказал он Старику, – я имею право так Вас называть, потому что я уже был стар, когда Вы только еще сучили ножками в утробе Вашей мамочки. То, что я вам сейчас предложу, настолько укрепит позиции вашей Семьи, что Вы потом долгие годы будете вспоминать дедушку Рэммериха и говорить ему спасибо.

Суть его предложения сводилась к следующему. В ближайший день Обмена мы приносим на Поляну все, что всегда, и вдобавок еще кучу камней! Соседям же объявляем, что за свои сосучки, жевачки, сладкое стекло и тому подобное мы больше не возьмем их траву, специи, жевательную глину, рыбьи чешуйки. Нам нужны только камни, вот такие. И никакие другие. У вас нету-таки камней? Дедушка Рэммерих позаботился о вас и разрешил поменять вашу траву на наши камни. Чего на сколько менять, патриарх обещал сообщить Семье чуть позже, когда изучит какую-то конъюнктуру рынка! Я даже тогда пожалел дедушку, такой старенький, а все ему, как ребенку, приходится учиться.

– А если соседи откажутся? – спросил Старик.

– Ха, не смешите меня, молодой человек, – ответил мудрец, – Вы же знаете, что проживете-таки без их товара, а они без вашего никогда. Вы со своими природными богатствами контролируете рынок и сами будете диктовать цены, им же придется проводить ежедневные торги камня и брать у вас кредиты. Но на самом деле курс камня устанавливать будете вы, и экономика соседей очень быстро попадет под влияние нашей Семьи, потому что они за камни будут давать товар, а вы эти камни подбирать с земли.