Текст книги "Глубокая разведка"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

– Нет, леи тоже живут.

– И что они там делают?

– Как что? Я же говорил. Хассы работать не любят и не желают. Кто их будет кормить, поддерживать в городе порядок? Кто будет работать в мастерских? Вот, этот нож сделан в городе. Нет, леи тоже живут в городах. Но их там мало. Меньше, чем хассов.

На привале за обедом мы обсуждаем полученную информацию. Все это здорово напоминает воздействие на генетическом уровне. Направленные мутации. Причем мутагенный фактор был введен в воде. И разным группам населения он вводился разный. Интересно, какой мутации, какому генетическому воздействию были подвергнуты здесь «люди»? Вот их-то мы как раз пока и не видели. И самое главное, кто произвел это воздействие? И с какой целью? Но эти вопросы пока остаются без ответов. Хотя общая картина начинает проясняться. Но я предостерегаю друзей:

– Не спешите делать выводы. Мы сейчас узнали только одну сторону. Ту, которую нам показал Вир. Если бы мы послушали хасса, картина предстала бы иная. Надо посмотреть как живут хассы. Увидеть людей, пообщаться с ними. Только тогда можно будет делать какие-то выводы.

Через пару километров нас ожидает сюрприз. На дороге стоит брошенный транспортер хассов. Рядом лежит зарубленный лей лет сорока. Мы не упускаем случая ознакомиться со здешней техникой. Как я и предполагал, двигатель у машины паровой. Топливом служит мазут. Отличный, хотя и довольно примитивно сделанный водотрубный котел. А вот форсунки просто великолепные. И насос изумительный для такого уровня цивилизации.

Пока я изучаю котел, Анатолий обнаруживает неисправность. Заклинило невесть откуда взявшимся камешком парораспределительное устройство или золотник. Механик-лей тоже, видимо, обнаружил это и уже наполовину разобрал золотник. Но нетерпеливые хассы не стали ждать, пока он будет копаться. Они по-своему решили проблему. Наказали нерадивого механика, пересели в другую машину, а эту бросили.

Анатолий быстро приводит золотник в порядок. Мы разогреваем котел, запускаем двигатель и, попыхивая отработанным паром, пускаемся в дальнейший путь. Скорость у транспортера невелика, не более двадцати пяти километров в час. Но это все-таки быстрее, чем идти пешком.

Через полчаса Вир говорит:

– Город.

Впереди я вижу нечто, напоминающее террикон с пологими склонами. Когда мы подъезжаем поближе, становятся видны строения, облепившие склоны «террикона» от самого подножия до вершины. Это одно– и двухэтажные здания из белого камня. Между ними вьется спиральная дорога. Вершину «террикона» венчает нечто вроде замка с тремя высокими башнями. Интересно, сможет ли машина подняться по этой дороге или нам придется идти пешком?

До сих пор мы ехали среди рощ и полей. Теперь этот пасторальный пейзаж резко меняется. Мы едем среди свалок и зловонных болот. У нас начинает складываться на редкость неблагоприятное представление о том месте, куда мы держим путь. Судя по всему, эти домики и лужайки между ними с газонами и садиками смотрятся привлекательно только издали. Как Луна, к примеру.

Но примерно в километре от города живописные и благоухающие горы мусора и отбросов неожиданно сходят на нет, и дорога тянется среди чистых прудов, огородов, садов и цветников. Эта живописная местность контрастирует не только с тем, что осталось позади, но и с тем, что мы видим впереди. А впереди, насколько достает взгляд, высится мрачная темно-серая каменная стена. В ней не меньше тридцати метров высоты. Верхний край ее порос густым высоким кустарником. Что скрывается за ним, не видно.

Полоса зелени обрывается так же резко, как и начиналась. Дальше, до самой стены, ни кустика, ни травинки на расстоянии метров двухсот. Вся площадь, прилегающая к стене, засыпана мелким щебнем. На площади стоит несколько десятков машин, вроде той, на которой мы едем. Понятно, в город на машинах не въехать.

Мы оставляем машину у обочины и направляемся к воротам. Впрочем, воротами это можно назвать только условно. Это просто темная арка в каменной стене высотой около десяти и шириной в четыре метра. Под аркой стоят два хасса, вооруженные мечами и ружьями. Они даже не пытаются преградить нам путь, только останавливают Вира и молча показывают на его копье и нож. Он безропотно отдает и то и другое. Один из хассов открывает неприметную калитку рядом с аркой и бросает туда нож и копье.

– Получишь, когда выйдешь назад, – хрипло говорит он.

На наш арсенал хассы не обращают ни малейшего внимания. Правда, они довольно подозрительно поглядывают на Лену и Наташу. Но тем все и ограничивается. Мы входим в город.

ГЛАВА 10

Долго жить впотьмах

Привыкали мы.

Испокону мы -

В зле да шепоте

Под иконами

В черной копоти.

В.С.Высоцкий

Мы долго идем по длинному тоннелю, освещенному редкими светильниками. Это большие плошки, в которых лениво горит какая-то жидкость. Кажется, тоннелю не будет конца, и мы вот-вот выйдем на такую же арку с другой стороны этого города-горы. Но внезапно впереди начинает проблескивать какой-то мертвенный рассеянный свет. Цепь светильников обрывается, и мы выходим в обширную пещеру.

С первого же взгляда становится ясно, что она неестественного происхождения. Полость имеет форму цилиндра огромного диаметра и невообразимой высоты. Потолок – косой купол. Часть этого купола полупрозрачная, и через нее проникает рассеянный, призрачный свет. Света явно недостаточно, чтобы разглядеть, что делается в противоположной части полости. Можно только догадываться, что там такие же проходы, вроде того, из которого мы вышли.

По цилиндрической стене широкой пологой спиралью вьется пандус с решетчатыми перилами. Вдоль пандуса в стене темнеют отверстия различного калибра. По пандусу между этими отверстиями неторопливо передвигаются человеческие фигуры. Подъем на пандус совсем рядом, слева от нас. Мы, недолго думая, направляемся по нему.

Возле первого отверстия я останавливаюсь и заглядываю внутрь. Темно, как… Словом, ничего не видно. Зажигаю фонарь. Довольно обширное помещение заставлено стеллажами и пирамидами. В пирамидах стоят ружья, а на стеллажах лежат мечи. Выходит, что при входе в город оружие отбирают не только у леев, но и у хассов. Впрочем, ничего удивительного в этом нет. Судя по тому, что рассказал о хассах и их происхождении Вир, эта мера предосторожности не лишняя.

Соседнее отверстие слегка освещено изнутри. Оттуда тянет смрадом и доносятся непонятные звуки. Заглядываю и туда. Звуки – это многоголосый храп. А отверстие – вход в обширную пещеру, застроенную несколькими рядами трехэтажных нар. На нарах спят обнаженные хассы. Впрочем, не все спят. Шесть хассов сидят вокруг бадьи с пивом, черпают кружками и молча накачиваются хмельным пойлом. Еще несколько хассов что-то жуют. Трое играют в карты. Все это происходит в абсолютном молчании. На нас хассы не обращают никакого внимания. Только хасс, сдающий карты, задерживает на нас равнодушный взгляд. Но его тут же отвлекают партнеры по игре, толкая в бок: «Сдавай, мол! Нечего глазеть по сторонам».

В нескольких следующих пещерах расположены такие же казармы хассов. В шестой или седьмой по счету мы обнаруживаем что-то вроде кабака. Полусферическое помещение с отверстием в центре потолка тускло освещено четырьмя плошками с горящей жидкостью. Пожилой лей с седыми волосами ниже плеч наливает в глиняные кружки пиво из стоящей на возвышении бочки. Еще один лей, помоложе, возится у очага, где что-то готовится. Лей-мальчик разносит какие-то немудреные яства на больших глиняных тарелках. За грубыми большими столами сидят хассы. Они пьют пиво, едят, курят короткие черные сигары. Дым, смешиваясь с чадом очага, густо застилает все вокруг и вытягивается через отверстие в потолке.

Еще через две казармы мы попадаем в бордель. Самый настоящий. В этой цилиндрической пещере по кругу расставлены десять узких скамей-лежанок, обитых кожей неопределенного цвета. На скамьях лежат обнаженные лейские женщины. С ними совокупляются хассы. Их больше чем женщин. Возле каждой пары в полной боевой готовности стоят по три, четыре хасса и с любопытством наблюдают за процессом. Стоит одному закончить, как его место тут же занимает другой. А первый закуривает сигару и либо, одевшись, уходит, либо занимает новую очередь. Иногда одна из женщин знаком останавливает очередного хасса и уходит в соседнее помещение. Довольно быстро она оттуда возвращается (а может быть, это приходит вторая смена, в дыму плохо видно), и процесс «любви» возобновляется.

Несколько минут мы наблюдаем эту сцену грубой эротики. Сладострастное сопение, кряхтение, насмешливые возгласы, стоны и выкрики составляют «звуковое сопровождение». Хассы обращаются с женщинами, как с неодушевленными предметами. Если кто-то их них желает спариваться как-то иначе, он без лишних слов заставляет женщину принять нужную позу, и та безропотно соглашается. Причем я не замечаю, чтобы эти женщины были как-то угнетены своим состоянием. Судя по их движениям при спаривании, стонам и выкрикам, этого не скажешь. Я украдкой бросаю взгляд на Вира. На его лице нет ни отвращения, ни гнева, ни даже какого-то интереса. Сплошное равнодушие. и не понять: то ли у него железная выдержка, то ли ему это действительно до фонаря. Мы уходим.

Еще несколько казарм, кабак, и еще один бордель. Мы уже сделали почти полный круг по пандусу и поднялись на второй ярус, когда одно из отверстий открывается в слабо освещенный тоннель. Тоннель длинный, из него тянет поток воздуха, в котором ощущается какой-то непонятный запах. Пройдя по тоннелю десяток метров, мы слышим невнятный шум: постукивание, шипение, треск. Вскоре тоннель приводит нас на галерею над обширным помещением. В десяти метрах под нами расположен целый цех по производству обуви. Тридцать леев шьют из золотистой кожи сапоги. Производство, вопреки ожиданию, не ручное. Внизу работают и швейные машины, и прессы, и раскройные ножницы и еще какие-то агрегаты. Я оборачиваюсь к Виру:

– Эти леи живут здесь?

Он кивает. Мы, насмотревшись на производство, идем дальше. Очередной тоннель выводит нас к такой же цилиндрической пещере, в какую мы вошли вначале, только поменьше. Мы вновь движемся по спиральному пандусу. Теперь отверстия, расположенные вдоль него, ведут в жилища леев. Они значительно меньше и обставлены покомфортнее. Видно, что здесь живут семьями. Во многих жилищах спят дети. Время уже позднее. Попадается нам несколько общих столовых и два кабака. Зато борделей здесь нет. Леям они, видимо, ни к чему.

Мы минуем еще одну производственную зону. Мы-то с Леной в свое время прошли Лабиринт и можем вынести и не такое. Но на Анатолия и Наташу атмосфера кожевенного производства действует, мягко говоря, удручающе. Мы стараемся поскорее миновать галерею, под которой вымачиваются, парятся и красятся кожи, приобретая красный, желтый и золотистый цвета. Вир, как всегда, спокоен и равнодушен.

После еще одной жилой зоны леев мы вновь попадаем к хассам. Везде примерно одно и то же. Но время уже позднее, пора подумать об отдыхе и ночлеге. Короткий тоннель из зоны хассов приводит нас к леям. Там мы выбираем небольшую, но чистую харчевню, и я вступаю в переговоры с хозяином – худым, как палка, но жилистым леем с седыми волосами чуть ли не до пояса. Он долго не может понять, что нам требуется, кроме ужина, почему мы не хотим идти ночевать к себе домой. Только когда я третий раз терпеливо объясняю ему, что мы приехали из другого города, и нам негде переночевать, его лицо проясняется. Он ведет меня к отверстию за очагом. Там небольшая пещерка. Вдоль стены устроено несколько лежанок, покрытых шкурами. Я удовлетворен. Мы, все пятеро, здесь вполне поместимся. Правда, в пещере душновато и дымно, но лучшего сейчас все равно не найти.

Однако за ужин и ночлег надо платить, а местных денег у нас нет. Мысленно благодарю Лену за предусмотрительность, достаю золотую цепочку, отделяю два кольца, протягиваю лею и спрашиваю:

– Этого хватит? За ужин и за ночлег.

– Даже слишком много, чистый!

Глаза лея загораются. Видимо, золото здесь, как и везде, имеет немалую ценность и редко кому попадает в руки. Тем лучше. Есть возможность обменять золото на местную валюту. Неизвестно, сколько нам еще предстоит провести здесь времени. Ну, а «чистый», это, по-видимому, я. Лей уже не раз обращался ко мне таким образом.

– Тогда дашь мне сдачи, сколько посчитаешь нужным.

Я возвращаюсь к столу, где сидит наша компания. Через несколько минут хозяин приносит ужин и сдачу. Это – двадцать довольно крупных серебряных монет квадратной формы. Ужин состоит из кувшина пива, жареного на вертеле мяса и вареных бобов в соусе. Но, к нашему удивлению, хозяин принес только две порции.

– Хозяин! Я заказывал ужин на пятерых.

Лей вздрагивает и как-то странно смотрит на меня, словно Гамлет на дух своего отца.

– Прошу прощения, чистый. Я уже стар и плохо стал слышать. Вы сказали… – Он будто не решается договорить до конца.

– Да, я сказал, что заказывал ужин на пятерых.

– Я и приготовил на пятерых. Но верно ли я понял, чистый? Они будут есть и пить вместе с вами?

– Конечно, Время побери!

– Но, чистый! Это же…

Он опять не может решиться договорить до конца. Теперь он напоминает мне пожилую девственницу, неожиданно увидевшую в натуре половой акт. Видимо, мое поведение сильно идет вразрез с местными обычаями. Но отступать уже нельзя, можно наделать еще больших ошибок.

– Не дури! Делай, как я сказал. Неси ужин! Хозяин молча приносит еще два кувшина пива и три порции мяса с бобами. Он ставит все это на дальний конец стола, отходит к стойке и смотрит на нас оттуда скорбным взглядом. Мы с Анатолием, так же молча, перетаскиваем миски и кувшины с кружками к себе, и все набрасываются на еду. Выражение лица хозяина принимает еще более скорбное выражение. Похоже, что он впервые в жизни видит такое непристойное зрелище.

Но нам не до него. Мы обсуждаем увиденное и услышанное, обобщаем и пытаемся сделать выводы. Причем выводы делаем только я и Лена. У нас возникает спор. Лена склонна видеть здесь вмешательство ЧВП. Я возражаю, аргументируя тем, что информации для такого вывода пока недостаточно. Хотя, соглашаюсь я, массовое генетическое воздействие как раз в их стиле. Но мы еще не видели тех, кто воспользовался плодами этого воздействия.

– И вряд ли увидим, если это ЧВП, – говорит Лена.

– ЧВП мы, конечно, не увидим, – соглашаюсь я, – но здесь должны быть другие. Чистые, как их здесь называют. Или люди, как говорит Вир. Надо посмотреть, как они живут, чем занимаются, поговорить с ними. Пока что информация у нас односторонняя. В таких обстоятельствах я не стал бы спешить с выводами.

– Я уже примерно предполагаю, что ты скажешь, когда пообщаешься с местными людьми. И, если хочешь, я могу обрисовать тебе…

Лену прерывает громкий смех. На входе стоят два хасса. Один из них показывает на нас и громко говорит другому:

– Нет! Я недаром шел за ними так долго! Клянусь Кукулем, на это стоит посмотреть! Чистые сидят за одним столом и делят ужин с вонючим леем и двумя самками! Я видел много чего, но такое вижу впервые. Пива нам! – Он бросает хозяину мелкую монету. – Раз так, то за этим столом и нам место найдется.

Взяв по кружке пива, хассы бесцеремонно усаживаются за наш стол и начинают нагло разглядывать Лену с Наташей. Хозяин стоит бледный как мел и не знает, что сказать. Судя по всему, я грубо нарушил местные обычаи и правила приличия. Мне сейчас остается только сохранить хорошую мину при плохой игре. А хассы, скаля зубы и переговариваясь на каком-то жаргоне, недвусмысленно пялятся на наших женщин. Они явно перепили, и избыток хмельного придает им смелости, почти наглости. Я негромко, но твердо говорю:

– Встали и убрались! Быстро!

Хассы замолкают и переводят взгляд на меня. Пива они выпили достаточно для того, чтобы хамить владыкам, но недостаточно для того, чтобы проявить явное неповиновение. Хотя их так и подмывает сделать это. Пока они мучительно соображают, как им себя повести, я говорю дальше, глядя поверх их голов:

– Я волен усадить за свой стол любого, кого захочу. Но только того, кого сам захочу. Вас я не хочу!

Хассы покорно встают и убираются за стол поближе к выходу. Привычка беспрекословно подчиняться повелителям берет верх над опьянением. Но хмель очень быстро вновь овладевает ими. Они, сначала вполголоса, а потом все громче и громче, начинают обсуждать достоинства и недостатки Лены и Наташи. Причем делают это, не выбирая выражений. Лена не выдерживает:

– Я сейчас пойду и затолкаю их языки им в задницы. Или, по крайней мере, сверну им шеи.

– Тише, тише, Ленок, не горячись, – успокаиваю я подругу. – Мы и так уже натворили глупостей. Не будем усложнять положение. Это сделаем мы с Толей.

Мы встаем и подходим к хассам. При нашем приближении они замолкают и выжидательно смотрят, что мы собираемся делать. А я спрашиваю у Анатолия:

– Что мы сделаем с этими ублюдками? Убьем или просто покалечим?

– А кому они нужны будут покалеченные? Свернуть им шеи, как предлагалось.

– Свернуть так свернуть, – соглашаюсь я и поворачиваюсь к хассам.

Те быстро вскакивают со своих мест и еще быстрее покидают харчевню. Недопитые кружки остаются на столе. Мне в голову приходит одна мысль, и я говорю:

– Заканчивайте ужин и отправляйтесь отдыхать. А я еще хочу побеседовать с этими нахалами. Побеседовать в прямом смысле слова.

– Может быть, мне пойти с тобой?

– Не стоит. Я все-таки при оружии. Да и не думаю, чтобы оно мне понадобилось. Вернусь через час.

Хассов я догоняю в тоннеле.

– А ну, постойте!

Хассы замирают в напряженных позах. Они готовы к самому худшему. Например, к тому, что я прямо сейчас начну сворачивать им шеи. Мне кажется, они пытаются решить проблему: убежать, сопротивляться или покориться?

– Не надо дергаться, я не собираюсь убивать вас или калечить. Пива хотите? Тогда ведите меня в вашу ближайшую пивную. Я вас угощу, а вы мне кое-что расскажете.

Хассы хмуро переглядываются и ведут меня в пивную рядом с борделем. Оттуда по-прежнему доносятся сопение, кряхтение, стоны и выкрики. Видимо, эти заведения работают здесь в круглосуточном режиме.

Все столы в пивной заняты, но при моем появлении хассы быстро освобождают один стол. Я даю хозяину монету, и он быстро приносит большой кувшин пива и кружку.

– Еще две, – говорю я и указываю своим попутчикам место напротив. – Мы приехали издалека, – начинаю я, разлив пиво по кружкам. – В моем городе хассы не смеют так смотреть на чистых женщин, как смотрели вы. Вам что, действительно жизнь надоела? Или в этом городе иные обычаи? Смелее! Я же сказал, что не собираюсь ни убивать вас, ни наказывать каким-то иным способом. Кстати, как вас зовут?

Помолчав и покряхтев, хассы начинают бессвязно рассказывать. Одного из них зовут Лепи, другого – Цылек. Речь их пересыпана малопонятным жаргоном и циничной руганью. Ясных и нормальных слов не более одного на пять прочих. Вира в этом плане воспринимать было гораздо легче. Но, мало-помалу, крупицы информации начали просачиваться через словесный понос и мешанину.

Сегодня утром закончились какие-то игры. Команда, за которую выступали Лепи и Цылек, победила. Ну, с побежденными поступили как обычно. Интересно, а как? Ну, а победителей ждала награда. В частности, в течение суток любой из них мог выбрать любую женщину (самку, как они говорят), в том числе и из чистых. И эта женщина должна была принадлежать ему пять дней и пять ночей. Лепи и Цылек уже хотели подняться наверх, когда Лепи увидел нас. Ему сразу понравилась Лена, и он увлек Цылека с собой. Интересно, долго бы он оставался с целыми руками и ногами, если бы осмелился заявить Ленке о своих правах на нее? Но все-таки с чистыми женщинами им дело иметь еще не приходилось, и они для храбрости изрядно выпили. Они не знали, что мы пришельцы из другого города. Иначе, спаси Кукуль, они бы и не подошли к нам…

– Хватит! А чем вы занимаетесь еще, кроме того, что участвуете в играх?

В основном они участвуют в играх. Но в промежутках между ними их иногда посылают собирать белму и наказывать леев, которые сдают ее мало или слишком плодятся. Но это неинтересно и хлопотно. Хлопотно, потому что леи убегают, и за ними приходится гоняться. К тому же вонючие леи совсем не сопротивляются. Совсем неинтересно показывать свое искусство на том, кто не сопротивляется. То ли дело, игры!

– А где у вас проходят игры?

Вначале, когда команд еще много, игры проводятся на малых аренах. А когда остается только две, то в финале они выступают на самой большой арене, на самом верху.

– И как у вас поступают с проигравшими?

Если команда проигрывает в финале, тех, кто уцелел, сбрасывают к Кукулю. А до финала к Кукулю сбрасывают только капитана проигравшей команды, если он остался жив. Остальных порют плетьми или кнутом.

– И кто ходит смотреть на игры?

Сначала игры смотрят в основном хассы. Чем ближе к финалу, тем больше приходит чистых. На финальных играх присутствуют только чистые.

Пока хассы рассказывают, часто сбиваясь на живописные и яркие воспоминания о выпивках, утехах с женщинами, охоте на леев и кровавых эпизодах игр, я рассматриваю их поближе. В отличие от леев, хассы производят весьма неприятное впечатление. Кожа у них серая, даже землистая. Наверняка, они никогда не моются. Я подумал об этом, еще когда первый раз заглянул в их казарму, а теперь убедился окончательно. Широкие скулы, низкие покатые лбы. Косматые брови, из-под которых тускло выглядывают темные глазенки, и в глазенках-то этих – ни одной посторонней мысли: только пиво, бабы, кровь и рабская покорность. Ни любопытства, ни интереса, ничего человеческого. Ну, хоть бы недоумение мелькнуло: а что этот чистый к нам привязался? Нет! Если бы я стал расспрашивать их о том, как лучше ковыряться в носу, они бы и это мне изложили обстоятельно, в той же манере. Я угостил их пивом и теперь имею право расспрашивать обо всем, о чем только пожелаю. Они неторопливо цедят слова, часто запивая их пивом. При этом обильно купают свои длинные черные усы в кружках и потом обсасывают их, причмокивая.

Оставляю этим недобитым гладиаторам недопитый кувшин и ухожу. От местного пива у меня уже начинается изжога. Время знает, как они его готовят. То, что в основе его лежит ячменный солод, это несомненно. Но несомненно и другое, хмель там отсутствует. Чем его заменяют, неизвестно. Может быть, настойкой мухоморов? Или еще какой-нибудь экзотикой? Что бы там ни было, но большое количество этого пива и долгая дорога делают свое дело. Добравшись до харчевни, я забираюсь в пещеру и падаю на свободную лежанку.

– Ну, как? – спрашивает Анатолий.

– Ничего особенного. Типичные хассы.

С утра мы отправляемся на поиски людей. Ясно, что они не живут в пещерах вперемежку с хассами и леями. Ясно также, что живут они на поверхности города, в домиках, коттеджах и дворцах. Но как нам выйти на поверхность, неясно. Тоннели, переходы и галереи ведут нас куда угодно, но только не на поверхность. Нам уже порядком надоело созерцать однообразные казармы хассов, бордели, пивные, харчевни, жилища леев и производственные зоны.

После полудня мы выбираемся к широкому и бездонному колодцу. Судя по тому, что к нему с разных сторон сходятся тоннели, он находится в самом центре города-горы. Тоннели обрываются в колодец отполированными до блеска желобами. Колодец же уходит как вверх, так и вниз. Я зондирую его глубину. Около четырехсот метров! Этакая Эйфелева башня наоборот. Пока мы разглядываем колодец, сверху мимо нас пролетает что-то массивное. Пролетает и исчезает в темной бездне. Что это было, мы разглядеть не успеваем.

– Мешок с мусором, – предполагает Наташа.

Но я вспоминаю грандиозную свалку вокруг города и с сомнением качаю головой.

Долго ждать нам не приходится. Сзади слышатся шаги и сопение. Два хасса волокут за ноги труп третьего. Дотащив тело до желоба, они бросают его на отполированный склон. Труп быстро скользит вниз и исчезает в бездне. Понятно. Этот колодец – место погребения. Видимо, в него же сбрасывают и проигравших в финале гладиаторов. Ясно также, что люди вблизи этого места жить не будут. Их надо искать где-нибудь подальше отсюда.

Мы покидаем мрачный провал и снова начинаем искать выход на поверхность города. Ведь говорил же Вир, что под землей живут только хассы и леи, а люди живут наверху. Но как найти этот выход наверх?

Не знаю, сколько бы мы еще плутали по лабиринтам тоннелей и галерей, но на одной из развилок навстречу нам выходит хасс. Он и по возрасту, и по одежде отличается от тех, кого мы видели до сих пор. Ему явно больше сорока лет, и одет он не в красную, а в желтую куртку. На плечи хасса накинут золотистый плащ.

– Пришельцы из чужого города, – обращается он к нам, – смотритель Кта приглашает вас к себе. Следуйте за мной.

Он идет в боковую галерею, которая пологой спиралью заворачивает по часовой стрелке. Галерея постепенно расширяется и наконец выходит в широкую, слегка наклонную штольню. Она освещена дневным светом, льющимся откуда-то слева. Вот он, выход на поверхность.

Но хасс снова сворачивает в боковой проход, хорошо освещенный и отделанный мелкой глянцевой плиткой по стенам и полу. С потолка через каждые десять метров свисают светильники, горящие каким-то желто-розовым светом.

Еще через сто метров мы оказываемся в большом зале. Это первое встреченное нами помещение, полностью освещенное дневным светом. Свет льется через два больших стрельчатых окна. Вдоль стен тянутся сиденья, вроде скамеек, обитые желтой и зеленой кожей. Пол отделан мозаичной плиткой, с преобладанием тех же желтых и зеленых цветов. На стенах мозаика, но уже художественная. Это в основном батальные сцены. Доблестные рыцари сражаются С драконами, великанами и другими чудовищами. Обращаю внимание, что мозаика выполнена на высоком художественном и техническом уровне. Со сводчатого потолка свисают три светильника в виде больших матовых шаров. Но сейчас они не горят. Сам потолок расписан фресками под небо. Белые облака, косяк гусей, а по краям даже ветви деревьев. И это тоже выполнено весьма искусно.

На другом конце зала – высокая резная двустворчатая дверь. Возле нее стоят два хасса, одетые так же, как и наш провожатый, но у них на головах еще и медные яйцеобразные шлемы. Хассы вооружены мечами и ружьями. Причем ружья у них отнюдь не такие, что мы видели раньше. Это не крупнокалиберные, архаичные аркебузы. Это скорее трехлинейные винтовки. Даже штыки примкнуты.

Провожатый указывает нам на двери.

– Вам сюда, – тихо и вежливо говорит он.

Мы направляемся в дверям, но тут происходит заминка. Охранники пропускают к дверям меня и Анатолия, но перед Леной, Наташей и Виром скрещивают штыки.

– Видимо, нас они пропускать не желают, – говорит Лена. – Идите одни, мы подождем.

– Но разделяться нам нельзя, – возражаю я.

– Не беспокойся. Мы – не местные женщины и постоять за себя сумеем. А возражать нет смысла. Тогда и вас не пропустят. Идите, идите. Мы подождем вас здесь.

Подумав, я отдаю Лене пулемет. Она отходит к стене и с независимым видом усаживается на скамью. А мы с Анатолием следуем мимо стражей за провожатым. Тот открывает двери и указывает нам на проход, но сам остается в зале.