Текст книги "Второй шанс (СИ)"

Автор книги: Влада Крапицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)

–Если бы мог, обязательно утешил тебя, но мы духи, и чувствует только свою оболочку. Прости детка, и крепись.

–Хорошо, – пробормотала я, глотая слёзы и отворачиваясь от санитаров и своего обнажённого тела, а потом с интересом посмотрела на себя. “Хм, а я вот до сих пор одетая. Это всегда так будет? А как же тогда летом? Всё время в курточке таскаться… Ах да, я же всё равно не почувствую жары. Да и до лета сорок дней не один раз пройдёт” – я вздохнула, всё ещё не в силах примириться с таким существованием. И только после этого обратила внимание на своих духов-соседей.

Татуированный был одет в чёрные брюки и белую рубашку, с окровавленным пятном на животе, а вот старик был при полном параде – в костюме и начищенных до блеска ботинках, хотя оба их тела лежали обнажёнными. “Положим, татуированный умер в таком виде. Но вот старик – вряд ли. Уж слишком парадно и не единой складочки на одежде нет. Как же он тогда переоделся?” – подумала я, и решила прояснить этот вопрос.

–А вы умерли вот в этих одеждах? – спросила я.

–Угу, – татуированный кивнул. – Меня в офисе дружок Колян ножиком оприходовал.

–Нет. Я умер в очереди в БТИ и был одет по-другому, – ответил старик.

–А как же вы тогда переоделись? – с интересом спросила я.

–Просто представил то, в чём хочу себя увидеть на похоронах, – произнёс он и прямо у меня на глазах, его одежда изменилась, и я увидела вместо строгой тройки – потёртый, старый спортивный костюм. – А так я ходил дома. Это конечно намного удобнее, но как-то не к лицу шастать по моргу в таком виде.

–Значит, просто представить? – переспросила я.

–Херня всё это, – татуированный скептично посмотрел на старика. – У меня ничего не получилось. Дед что-то мутит.

–Не получилось у тебя, потому что фантазии нет. Ты приземлённый, материальный человек, думающий только о ценностях, которые можно подержать в руках, – ответил он и ободряюще посмотрел на меня. – Закрой глаза и попробуй.

Зажмурившись, я попыталась выбрать, что же одеть, перебирая в голове наряды, которые мне нравились, и через пару секунд услышала тихий смех.

–Как и любой девушке, тебе тяжело даётся выбор, – произнёс старик.

Открыв глаза, я увидела себя в длинном, вечернем платье, которое одевала, идя последний раз с Андриком в ресторан.

–Мне понравилось красное, облегающее платьице, – вставил татуированный, с интересом посматривая на меня. – Слушай, а представь себя в каком-нибудь белье!

–Ещё чего! – пробурчала я.

–А впрочем, не надо. Я могу и на тело твоё полюбоваться, – похотливо оскалившись, он подплыл к стол и нырнул под простынь, которой санитары уже накрыли моё тело.

–Не смей! – вскрикнула я и бросилась к телу, пытаясь остановить наглеца, но ощутила лишь пустоту.

–Кого-то и смерть не исправляет, – пробормотал старик, неодобрительно посмотрев на татуированного, а потом обратился ко мне: – Не обращай внимания. Он от дури мается. Ведь второй день здесь сидим.

Ответить я не успела, потому что двери снова открылись, и вошёл мужчина в белом халате. Натягивая перчатки, он обратился к санитарам, складывающим мою одежду:

–Там родные приехали. Всё готово?

–Да. Вот всё, что при ней имелось, – произнёс один из санитаров и кивнул на одежду.

Вошедший мужчина с ухмылкой посмотрел на них, давая понять, что понимает – чем-то они уже успели поживиться, после чего подошёл к телу и, приподняв голову, начал осматривать мой окровавленный затылок.

–Хорошо же девица приложить… Тут сразу всё понятно, – пробормотал он, а потом посмотрел на санитаров: – Кыш отсюда. Потом разберёмся с её вещичками.

–Шеф, такой материал… Может пару косточек изымем, а? Немцы хорошо заплатят. Молодая, здоровая, грех в могилу целиком закапывать, – подал голос один из санитаров.

–Ни в коем случаи, – твёрдо ответил пришедший. – Знаете кто её папаша? Свирский Борис. Если он обнаружит, что его драгоценную дочурку лишили некоторых частей тела или косточек, мы сами потом послужим материалом для протезов. Не трогайте её и исчезнете отсюда.

Санитаров моментально как ветром сдуло, а мужчина поправил простынь и только после этого двинулся к дверям.

–Ого! Свира твой папаша?! – татуированный вынырнул из-под простыни и уважительно посмотрел на меня.

Не понимая, что он имеет в виду, я грозно посмотрела на него и процедила:

–Немедленно отойди от моего тела!

К моему удивлению он моментально послушался и вернулся к своему телу, а ко мне подплыл старик и скорбно произнёс:

–Сейчас твоих родных приведут. Держись, детка. Это испытание не из лёгких.

Замерев возле тела, я, не отрываясь, смотрела на дверь. “Будет только папа, или он придёт с Линой… Надеюсь, сестричку он сюда не поведёт. Не хочу, чтобы она видела тело. А Андрик? Он приедет с отцом, или чуть позже один?”.

Наконец дверь открылась, и первым вошёл мой отец, а следом за ним, семеня и чуть ли не услужливо кланяясь, шёл мужчина, который прогонял санитаров.

–Ваша дочь умерла сразу, не мучаясь, – заверял он, печально глядя на отца. – Думаю, она даже не успела понять, что умирает. Судя по всему, у неё перелом основания черепа и раздроблена затылочная часть головы…

Не слушая мужчину, я бросилась к отцу, и только пройдя сквозь него, заставила себя притормозить.

–Папа, – выдохнула я, вернувшись назад и встав возле тела. – Я здесь, слышишь?

Протянув руку, я попытала дотронуться до его щеки, но отец меня не слышал. С каменным выражением лица, он всматривался в моё лицо, а потом глухо произнёс:

–Я не желаю, чтобы моя дочь служила пособием для студентов, и не желаю, чтобы к её телу прикасался скальп патологоанатома. Сегодня же вечером её тело должны перевезти в похоронное агентство. Если я узнаю, что какой-нибудь прыщ не проявил должного уважения к её останкам, он будет молить о быстрой смерти, которая выпала на долю моей дочери. Ясно?

–Да-да, конечно, – пролебезил врач. – Вашу дочь достойно проводят в последний путь. Сегодня же я напишу заключение о смерти и сразу могу заверить – делать вскрытие нет нужды…

Договорить врач не успел, потому что из коридора раздался истеричный крик, и я узнала голос Лины.

–Твари! Отпустите меня! Я должна видеть Эву! Вы не имеете права меня держать! Она же моя сестра! – а через тридцать секунд в двери ворвалась сестрёнка, а следом за ней мой жених и помощник отца Кирилл.

–Лина! Андрик! – вскрикнула я, и бросилась к ним, не зная, кого в первую очередь жалеть.

Глаза сестры были опухшими от слёз и, пошатываясь, она направилась к моему телу, а Андрей застыл возле входа, с ужасом глядя на стол.

–Борис Анатольевич, простите, но мы не могли её сдержать, – тихо произнёс Кирилл.

Отец сурово посмотрел на помощника и Андрея, и сделал останавливающий жест, говорящий о том, чтобы мою сестру не трогали.

–Эва… – прошептала она. – Пожалуйста… ты могла так глупо умереть! А как же я? Как теперь жить с половиной сердца и души, без тебя? Ты же всегда была моим ангелочком… Не бросай меня, умоляю!

Каждое слово сестры отзывалось такой болью внутри, что, не выдержав, я разрыдалась и, бросившись ей на шею, затараторила:

–Лина, сестричка! Я рядом! Я здесь! Пожалуйста, услышь меня! Клянусь, я не брошу ни тебя, ни Андрика, ни папу!

В очередной раз проскочив сквозь родных, я заплакала ещё сильнее, потому что, как никогда захотелось ощутить тепло их тел, сильные объятия, поддержку и я закричала:

–Ну услышьте же меня наконец-то! Прошу!

Зависнув перед сестрой, я вглядывалась в её заплаканные глаза, ища хоть тень веры в то, что я ещё могу быть рядом, но Лина, как будто за мгновение потеряла все силы и, замерев перед столом, смотрела уже не на моё тело, а в пространство и этот взгляд пугал. “Он такой же, как у меня был там, на улице, когда я умерла” – с ужасом подумала я и, протянув руки, попыталась встряхнуть сестру, чтобы вывести её из такого состояния.

–Лина, умоляю, не смотри так! Я не умерла, слышишь?

Однако сестра безучастно продолжила смотреть в стену, и папа тихо произнёс, обращаясь к помощнику:

–Выведи её.

Кирилл кивнул и, подойдя к Лине, взял её под руку. Не сопротивляясь и не оглядываясь, она, как сомнамбула двинулась к двери, и я ощутила такую тоску, что хотелось завыть.

–Ангелина, пожалуйста, не сдавайся! Держись! Я не брошу тебя никогда! – закричала я, порываясь направиться следом за ней и одновременно не желая бросать отца и жениха.

–Андрей, ты сейчас выйдешь или хочешь подойти к Эве? – глядя перед собой, отстранённо спросил папа, когда сестру вывели.

–Подойду,– как робот выдавил Андрик и, дойдя до стола, застыл, всматриваясь в моё лицо.

–Любимый, не грусти, – ласково сказала я, глотая слёзы и пытаясь дотронуться до его щеки, чтобы провести по ней пальцам. – Смерть, это не конец. Я слишком люблю тебя и не оставлю наедине с горем, обещаю.

Мне казалось, что я снова умираю, но не физически, а морально. И эта смерть была по настоящему болезненной, потому что моим самым любимым и родным людям приходилось перенести такую боль и несчастье. Оцепенев, я смотрела на своего жениха и боялась двинуться, потому что создавалось впечатление, что прямо сейчас я рассыплюсь на части из-за своей беспомощности и невозможности утешить родных.

Время тянулось бесконечно медленно и, глядя на папу с Андриком, я начала злиться на себя, на то, что вела себя неосторожно, что обула сапожки на высокой шпильке, что не удержалась на ногах и упала и что моим родным теперь очень больно, а я ничем не могу помочь.

–Ну, пожалуйста, услышьте меня! – в очередной раз закричала я, увидев, как по щеке Андрика течёт слеза.

–Шшш, не кричи. Не рви себе душу, – ласково произнёс старик и подплыл ко мне.

–Я не могу на это смотреть! Хоть как-то необходимо им показать, что я рядом! – я начала метаться из стороны в сторону, пытаясь сорвать с себя простынь, или прикоснуться к отцу с женихом, или сбросить на пол стопку моей одежды, но каждый раз ладонь проходила насквозь и ничего не получалось.

–А теперь иди отсюда, – не сводя с тела взгляда, пробормотал папа, обращаясь к Андрею и тот, развернувшись, практически выбежал.

–Оставлю вас одного, – услужливо произнёс врач и вышел следом за моим женихом.

Оставшись один, отец с минуту пристально смотрел мне в лицо, и я замерла, ощущая такую дикую боль, как никогда до этого.

–Эва, доченька моя любимая, ну как же так… – прошептал он и, проведя пальцем по моей щеке, наклонился и поцеловал в лоб. – Сначала ваша мама, а потом ты… Как нам теперь жить с Ангелиной?

Если при всех отец держался, то оставшись один, позволил эмоциям выйти наружу, и мне стало ещё хуже, потому что таким несчастным отца я не видела никогда. Казалось, он за секунду постарел и как-то сгорбился от тяжести навалившегося на него горя, а глаза потухли и смотрели растерянно.

–Папочка, пожалуйста, держись! – разрыдавшись с новой силой, закричала я. – Не ломайся! Ты нужен Лине! Слышишь меня! Умоляю! Я не оставлю вас, клянусь!

Снова заметавшись, я нервно заламывала руки, боясь, что папу моя смерть подкосит и с ужасом представляла, что он может этого не перенести, и тогда Лина останется совсем одна.

–Папа, не смей сдаваться! Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы дать о себе знать! Ты должен это выдержать ради Лины!

Глаза отца пугали настолько, что внутри уже всё разрывалось от боли и, не достучавшись до него, я подняла голову и закричала, что было сил:

–Эй вы там, наверху! Вы, дающие жизнь и несущие смерть – вы монстры! Мне не жалко своей жизни, но это приносит слишком много горя! Вы бездушные существа, раз забираете самых родных и близких у людей и оставляете их жить на свете с этой чудовищной болью! Ненавижу вас! Если Бог существует, то он злой и жестокий!

–Детка, не говори так, – вмешался старик. – Не богохульствуй. Смерть это естественно…

–Естественно?! – зло вскрикнула я и двинулась на него. – Это естественно в вашем возрасте, а не в двадцать лет! Папа потерял маму, а теперь вот и меня! Это не естественно, а жестоко! Ему очень больно, разве вы не видите? А моя сестричка?! Вы видели, что с ней творится?

–Смерть всегда приносит горе… Они придут в себя, вот увидишь, – заверил старик. – Время лечит, и боль потери притупляется…

–Замолчите! Не могу больше вас слушать! Боль потери не притупляется, она уходит лишь вглубь, но продолжает мучить каждый день! Я знаю, каково это, потому что мы потеряли маму, когда нас с сестрой было по шесть лет! Моя смерть для них огромный удар, как вы не понимаете?! Если хоть кто-нибудь один не перенесёт этого, то и другой тоже быстро сойдёт в могилу, а так нельзя!

–Каждому даётся тот крест, который он способен вынести. Твои родные помогут друг другу, – печально произнёс старик, но я уже перестала его слушать, потому что папа, поцеловав меня снова в лоб, развернулся и пошёл к двери.

Глядя на его неуверенную походку и сгорбленную спину, я бросилась следом и, юркнув в открытую дверь, собралась уже полететь к сестре, но неожиданно напоролась на невидимую стену, чувствуя, как меня тянет назад.

–Свинство! – процедила я, вспомнив о привязке к телу и захотелось топнуть ногой.

Мне оставалось только наблюдать, как отец уходит всё дальше и вдруг я ощутила полное опустошение. Оно навалилось как-то сразу, мгновенно и вначале даже показалось, что я не смогу вернуться к своему телу, но заставив себя снова лететь, я подплыла к двери. Протянув руку, чтобы открыть её и не почувствовав ручки, я озадаченно посмотрела на неё, не зная, как теперь действовать и крикнула:

–Эй, а как мне снова зайти?

–Да просто, проходи сквозь дверь, – татуированный наполовину вылез из неё и, поманив пальцем, снова исчез.

–Какой-то бред, – пробормотала я и, зажмурившись, направилась к двери, а когда открыла глаза, увидела своё тело и, подлетев к нему, зависла сверху.

Сил говорить с соседями уже просто не было. Хотелось находиться рядом с отцом и сестрой, или женихом и, думая о них, я ощущала, как по лицу катятся слёзы.

Спустя полтора часа дверь в помещение открылась, и снова появился врач. А рядом с ним шёл помощник отца Кирилл и два незнакомых мужчины.

–Все документы готовы, – сказал патологоанатом. – Передайте ещё раз мои глубокие соболезнования Борису Анатольевичу.

Кирилл молча посмотрел на него и, кивнув мужчинам на тело, стал складывать мои вещи в пакет.

Поняв, что меня собираются перевезти в похоронное агентство, я посмотрела на своих соседей и тяжело вздохнула. Стало стыдно перед стариком, что я так разговаривала, хотя именно благодаря ему в первые часа смогла взять себя в руки.

–Хочу попросить у вас прощения, что так вела себя, – отводя взгляд, произнесла я.

–Да всё нормально, – произнёс татуированный. – Ты не слышала, как я маты гнул, когда меня привезли. А ты ведь девица, вот и расчувствовалась.

–Всё хорошо, детка, не переживай. Я всё понимаю, – мягко заверил старик. – Ты главное крепись. Похороны пройдут и должно стать легче. По крайней мере, надеюсь на это.

–И я надеюсь, – пробормотала я и, увидев, что мужчины, запаковав моё тело в чёрный пакет, направились к выходу, почувствовала, что меня тянет за ними. – Прощайте!

–Может ещё и свидимся, – вслед бросил старик. – Нам ещё тридцать восемь дней отведено на земле.

“А мне сорок, и я должна найти хоть какой-то способ утешить родных” – подумала я, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации.

Глава 2.

В похоронном агентстве можно сказать повезло, потому что я оказалась единственным духом, и не пришлось с кем-нибудь общаться. Моё тело положили в специальный шкаф, и всю ночь я прометалась по комнате, думая и переживая о своих близких. А утром в комнату зашёл щуплый старик с помощником, и они принялись готовить тело к похоронам.

Безучастно наблюдая, как меня обмывают, а потом начинают укладывать волосы и красить, я прислушивалась к звукам извне, ожидая приезда кого-нибудь из родных.

И только в начале третьего услышала такой родной и любимый голос моего жениха. Отлетев от тела, я бросилась к двери и потянулась к ручке, а когда рука прошла насквозь, тихо выругалась:

–Тьфу ты, надо привыкать к бестелесному существованию.

Наклонившись, сквозь дверь я выглянула в коридор и увидела, что в руках он держит моё свадебное платье.

–Вот, – протянув его женщине, одетой в строгий тёмно-коричневый костюм, он тяжело вздохнул. – Мы с Эвой должны были расписаться в конце следующего месяца… Поэтому с её отцом решили, что лучше похоронить в свадебном платье… – замолчав на секунду, он опустил голову, а потом глухо спросил: – Когда можно её увидеть?

–Да-да, конечно, оденем её именно в этот наряд, – женщина с сожалением посмотрела на него, забирая платье. – А тело почти подготовили, и через пару часов выставим его в зале, где вы сможете побыть с ней.

–Спасибо, – прошептал Андрик и, развернувшись, двинулся к выходу, но не успел пройти и трёх шагов, как дверь открылась и появилась Лина.

Одетая в чёрное платье, не накрашенная, с заплаканными глазами и очень бледная, она зло посмотрела на Андрея, и даже не поздоровавшись с ним, направилась к женщине, держа в руках чехол с чем-то большим.

–Этот ужас порвите на тряпки, и оденьте мою сестру в это платье, – чеканя каждое слово, произнесла сестричка и протянула женщине чехол.

–Эээ… Но ведь есть уже платье, – та растерялась, глядя то на Андрея, то на Лину.

–Лина, пожалуйста, хотя сейчас не веди себя так, – умоляюще сказал Андрей, замерев на месте. – Эва сама выбрала это платье и хотела одеть его на свадьбу…

–Это убожество она выбрала только из-за тебя, – прошипела сестра. – Но сама она всегда мечтала о другом платье. Если бы ты не навязывал ей свою волю, то давно бы знал об этом. Я не позволю так обходиться с телом сестры, и хотя бы в гроб она ляжет в том платье, о котором всегда мечтала!

Забрав платье, принесённое Андриком, она бросила его на пол и, всучив женщине принесённое, угрюмо посмотрела на неё.

–Ох, умоляю, только не ругайтесь! – воскликнула я. – Мне всё равно, что на меня оденут!

Но меня естественно никто не слышал.

–Лина, ну почему ты такая су… – начал Андрей и запнулся, а потом на секунду закрыл глаза и глухо произнёс: – Хорошо, пусть хоронят в твоём платье. Не хочу ругаться, потому что Эве это бы не понравилось.

После чего опустил голову и, развернувшись, пошёл к двери.

–Спасибо, – прошептала я, с любовью глядя в след милому и желая последовать за ним, но снова упёрлась в невидимую стену, и осталось лишь наблюдать, как он скрывается за дверью.

Неожиданно из-за спины раздался всхлип и, обернувшись, я увидела, как привалившись к стене, сестра оседает вниз, а по лицу текут крупные слёзы.

–Я тоже не хочу ругаться, – забормотала она, глядя в пустоту. – Эве это всегда не нравилось… Но каждый раз, когда я видела её жениха, то понимала, что мы скоро расстанемся и ощущала боль… Я так её любила… Мы всегда были единым целым и я не представляла, как смогу жить без неё… А теперь? Это ещё хуже… Её вообще больше нет… Нет и никогда не будет!

–Милая, успокойся, – женщина отложила платье и присела на корточки перед сестрой. – Понимаю, что тебе сейчас очень больно, и ты жалеешь о некоторых вещах, которые делала раньше, но думаю, твоя сестричка понимала тебя и не обижалась…

–Эва вообще редко обижалась. Она была очень доброй, мягкой и хорошей… Всегда старалась понять окружающих, защищала даже тех, кто пытался её обидеть… – Лина на секунду замолчала, а потом посмотрела на женщину и спросила: – Вы каждый день видите смерть, так ответьте мне – почему такие, как моя сестра умирают? Лучше бы я умерла! Она достойна жизни! Из нас двоих именно такую, как я, первой должна была забрать смерть…

Расплакавшись ещё сильнее, Лина опустила голову, и я ощутила, как внутри всё разрывается от боли за сестру. Всхлипывая, я начала кружить вокруг неё и от бессилия готова была кричать, что не могу её успокоить.

–Ну-ну, перестань, – женщина взяла её руку и сжала ладошку. – Не говори, что ты должна умереть. Сестре бы это не понравилось…

–Конечно, не понравилось! – заверила я, мечась из стороны в сторону.

–Знаешь, пошли я напою тебя чаем, а то у тебя руки ледяные. Как раз расскажешь о сестре, – женщина заботливо взяла Лину под локоть и помогла её подняться с пола. – А к тому времени сестру приготовят, и ты сможешь побыть с ней. Хорошо? Только я сейчас платье отнесу.

Поднявшись, сестра кивнула и апатично уставилась в стену, а когда женщина занесла платье в комнатку, где занимались моим телом, и вернулась назад, безропотно пошла за ней, тяжело переставляя ноги.

Вздохнув, опять наткнувшись на стену, я проводила Лину взглядом и вернулась в комнату, с нетерпением ожидая, когда меня уже уложат в гроб и вынесут в зал прощаний.

Ждать пришлось до четырёх часов. Приведя полностью в порядок и переодев в свадебное платье, моё тело положили в гроб и сложили на груди руки. После чего вынесли его в зал, где планировалась церемония прощания, и поставили на постамент.

Оглядываясь по сторонам, я увидела море цветов и с грустью подумала, что, наверное, это заслуга Лины, потому что сестра знала о моём желании украсить свадебный зал огромными букетами. “Но кто же знал, что будет не свадьба, а похороны, и платье я одену не то, которое хотел жених, а то, о котором сама когда-то мечтала. Вот так живёшь, строишь планы, а потом… Так глупо и больно для всех заканчивается”.

Наблюдая за последними приготовлениями зала, я не сводила взгляда с дверей, ожидая родных и желая наконец-то побыть с ними хоть немного и одновременно с этим, с ужасом представляла, насколько это будет тяжело и больно.

Однако оказалось, что это не просто тяжело, а невыносимо болезненно и тоскливо. Когда в зал вошла сестра, под руку с папой, а следом за ними Андрик, и сели на стулья возле гроба, я изо всех сил старалась держаться, но слёзы мимо воли потекли по лицу. В глазах Лины читалась такая скорбь и апатия к жизни, что меня начала пробирать дрожь. С каждой секундой всё больше охватывала паника и страх за сестру, что она это не переживёт, и паря возле неё, я не единожды пыталась докричаться до неё или прикоснуться. Но всё было бесполезно.

Паря между родными и женихом, я бессильно на всё взирала, не в силах уже переносить то отчаяние, которое исходило от родных. “Я так хотела побыть с ним, а теперь… Им больно, мне больно, и эта безвыходность убивает. Переносить это нет сил”.

В конце концов зависнув возле тела, я повернулась к родным спиной, чтобы хотя бы не видеть их глаз и того горя, что в них читалось.

Неожиданно Лина глухо произнесла:

–Ты прав Андрей, это я виновата. Не надо было Эву оставлять в салоне. Будь я с ней, то удержала бы и не дала упасть. И я виновата, что уговорила Эву купить те сапожки на шпильке. Мне всегда хотелось, чтобы мы с сестричкой выглядели по последней моде, а она ведь не особо любила все это…

–Не смей винить себя! – испуганно вскрикнула я и метнулась к сестре. “Что это значит? Лина признаёт правоту Андрика? Да в жизни такого не случалось! И выходит, что он обвинил её в чём-то? Нет! Только не это! Не мог он так поступить с моей сестричкой!”.

–Ты не меньше меня диктовала волю Эве, поэтому надеюсь, что больше не будешь выдвигать обвинений в мой адрес, – вяло ответил мой жених.

–Хватит, – тихо произнёс отец. – Нет больше сил выслушивать ваши взаимные обвинения. Эву это не вернёт. Проявите уважение к ней и замолчите. И никто из вас никогда ей не диктовал свою волю. Вы глупцы. Она просто шла вам на встречу, до тех пор, пока считала это возможным.

–Да, шла, – пробормотала Лина и по её лицу снова потекли крупные слёзы, а потом она начала громко всхлипывать и разрыдалась в голос.

На меня обрушилась новая волна боли, и я опять заметалась между близкими, особенно сильно переживая за моральное состояние сестры. “Чтобы там не случилось, раз она признала перед Андреем, что неправа, значит дело совсем плохо”.

–Ну всё-всё, моя хорошая, – папа поднялся со стула и подойдя к Лине, прижал её к себе и начал гладить по голове. – Не рви себе душу. Нельзя так, доченька. Держись. Одна ты у меня осталась, и я не могу смотреть на всё это.

–Пааапааа, простиии, – она завыла и уткнулась отцу в бок, цепляясь руками за его пиджак.

–Шшш, не за что просить прощения, – ласково сказал он и бросил грозный взгляд на Андрика.

“Ох, не нравится мне это. Выходит, пока я здесь маюсь, Лина с Андриком успели в очередной раз поссориться. И сегодняшний спор насчёт платья – это лишь отголоски ссоры, произошедшей до этого” – мне стало страшно, когда я представила, что они могли друг другу наговорить.

–Знаешь, поехали домой, – папа обнял Лину за плечи и попытался поднять со стула. – Тебе надо хоть немного поспать. Завтра ещё похороны, а ты уже больше суток на ногах…

–Я не брошу Эву одну, – сквозь слёзы пробормотала Лина и отрицательно замотала головой.

–Нет, моя хорошая, тебе надо хоть немного отдохнуть, – твёрдо произнёс отец. – Поспишь хоть пару и часов и мы снова сюда вернёмся…

–Лина, я пока побуду с Эвой, – сказал Андрей и, скорбно посмотрев на меня, перевёл взгляд на сестру. – И давай забудем все разногласия. Как бы там ни было, мы оба её любили.

–Да, любили, – прошептала сестра.

–Езжай, отдохни хоть немного, как советует отец, – порекомендовал мой жених.

Лина уже казалось, после истерики, впала в ступор и никого не слышит. Тяжело вздохнув, папа поднял её со стола и повёл к выходу. А я, сколько позволялась, летела за ними, испытывая к отцу благодарность, что он увёл сестру, а затем вернулась назад.

Оставшись наедине с Андриком, я зависла перед ним, вспоминая, как была счастлива. И какие планы строила на нашу жизнь. Вглядываясь в его глаза, полные слёз, я сама рыдала, оплакивая ту жизнь, которой уже не будет – детей, которых могла бы родить, минуты радости и счастья, которые мы мог ли бы друг другу подарить и всё то хорошее, что у нас должно было произойти, но по моей глупой неуклюжести так оборвалось.

Лишь к утру я смогла взять себя в руки. На рассвете, Андрей, не сомкнувший глаз и, измучавшийся за ночь, уехал домой и я, паря возле гроба, радовалась, что Лины так и не появилась. “Значит, её смогли уложить спать. Это хорошо. И папа, соответственно, отдохнёт”, – думала я. “Наверное, это была самая тяжёлая ночь в моей жизни, и осталось только пережить похороны”, – я надеждой, что все хоть немного примирятся с моей смертью, я парила над гробом.

Однако сами похороны дались ещё хуже. Когда спустя пару часов после отъезда Андрея, Лина с отцом вернулись в похоронное агентство, и я увидела насколько она бледна, то поняла, что сестричка, скорее всего, так и не сомкнула глаз и уже походила на бледную тень когда-то уверенной и весёлой Лины. Заглядывая ей в глаза, я испытывала ужас, потому что они больше ничего не отображали. Слёзы иссякли, и пустота в них пугала до дрожи.

“Лучше бы она плакала. Нельзя, чтобы она замыкалась в себе. Нужно хоть как-то вывести её ступора. Надеюсь, что когда начнётся служба, Лина сможет выплеснуть своё горе”, – витая вокруг сестры, я смотрела на собирающихся в зале людей и, надеясь, что хоть кто-то сможет достучаться до моей сестрички и не дать ей уйти полностью в себя.

А людей собиралось всё больше. Зал уже с трудом вмещал всех, и многие стояли. Среди этой толпы некоторых я вообще не знала, с некоторыми была плохо знакома, а некоторых не видела уже много лет. И я никак не ожидала, что явятся не только мои одногруппники по университету, но и почти весь класс со школы.

Паря над людьми, и заглядывая некоторым в глаза, я видела, что слёзы многих искренни и надеялась, что те тёплые слова, что говорят отцу, вернувшемуся Андрею, а главное – сестричке, смогут её утешить и принесут облегчение. Но Лину уже ничего не трогало.

Пока прощались, говорили добрые слова обо мне, батюшка проводил церемонию отпевания, Лина безучастно смотрела на всех и молчала. А потом с таким же выражением лица пошла следом за похоронным катафалком, опираясь на руку отца.

“Господи, а тут ещё и погода, хуже не придумаешь”, – с тоской наблюдая за сестрой, я бросала взгляды в хмурое небо, затянутое тяжёлыми свинцовыми тучами. “Если бы хоть солнышко светило, может, всем было бы легче. А в такую погоду депрессия ещё больше охватывает”.

На кладбище гроб с телом поставили возле могилы, и снова открыв его, позволили близким попрощаться в последний раз, и тут мне уже захотелось выть от тоски. Если папа с Андриком всё же пытались сдерживать себя, по Лину пришлось чуть не силой оттаскивать от гроба, а больше всего пугало то, что она так ни разу не заплакала и не вымолвила даже звука.

Когда гроб опустили в землю, и на его крышку упали первые горсти земли, я уже хотела, чтобы это поскорее закончилось. Смотреть на страдания родных совсем не находилось уже сил, а беспомощность и невозможность их успокоить причиняли невыносимые страдания. “Не могу я больше. Необходимо побыть хоть немного одной. Хоть чуть-чуть, иначе я сойду с ума”, – тоскливо подумала я, боясь, что прощание затянется.

Однако, к моему счастью, начал идти мокрый снег, а к моменту, когда могилу засыпали, вкопали крест и уставили всё венками, крупные хлопья уже валили сплошной стеной, засыпая всё вокруг и люди начала расходиться.

“Надеюсь, когда связь с телом оборвётся, и я направлюсь домой, Лина хоть немного придёт в себя”, – с надеждой думала я, глядя вслед отцу и Андрею, уводящему сестричку к машине. Но тут в голову пришла ещё одна мысль и я замерла: “Хм, старик говорил, что потом я девять дней буду привязана к дому. А к какому дому? У меня-то их два! Отцовский, и наша с Линой квартира. Сестричка сейчас будет скорее всего у папы, а я могу оказаться в квартире… Ох, надеюсь, что смогу быть и с сестрой, и с отцом!”.

Переживая за то, где могу потом оказаться, я парила над людьми, и не особо обращала на них внимания, пока не ушли все, кроме одного парня.

Стоя без головного убора или зонта, с огромным букетом моих любимых цветом, он, не отрываясь, смотрел на фотографию, прикреплённому к кресту. Желая узнать – кто же так скорбит по мне, что остался даже тогда, когда все ушли, я подлетела вплотную к парню, и, заглянув в глаза, с удивлением воскликнула:

–Матвей?

Его я ожидала увидеть меньше всего, а вернее и не вспоминала последние годы, особенно после того, как начала встречаться с Андриком.

Когда-то мы вместе с Матвеем учились в одном классе. Он пришёл к нам в школу, когда мы с Линой уже стали законодательницами мод и являлись объектом поклонения многих мальчиков, а соответственно имели авторитет. Именно этот авторитет и позволил мне помочь Матвею. Он был тихим, худощавым мальчиком, сосредоточенном на учёбе, а таких, как правило, не сильно любят. “Ботан” и “щуплик” были самыми безобидными кличками новичка, а некоторые одноклассники начинали отвешивать ему подзатыльники и пинки. Он отбивался, как мог, но уже становилось понятно – его хотят сделать аутсайдером, мальчиком для битья. Глядя на всё это, я прекрасно понимала, что закончится тем, что парня просто начнут избивать толпой и осознала, что не желаю этого. Мне было жалко парня, и я сделала всё возможное, в том числе подключила и сестру, чтобы все поняли – тронут мальчишку, получат проблемы. Хотя сама не понимала, почему так прониклась к этому, прямо скажем, некрасивому, нескладному мальчику.