Текст книги "Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке (СИ)"

Автор книги: Влад Тепеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Вендиго

И тут впереди за поворотом прозвучал удар и женский визг, затем снова удар, вроде бы по стеклу, и к женскому визгу присоединились пронзительные детские крики.

Я рванулся вперед.

Стоило мне достичь поворота, как моим глазам открылось дичайшее зрелище. На проезжей части стоит машина, внутри которой визжит женщина и голосят дети, а в эту машину через выбитое боковое стекло наполовину залез... голый мужик? И тут из окна машины пыхнуло пламенем, голый мужик прям аж зарычал.

Времени стоять и щелкать клювом у меня нет: пассажирка машины визжит не своим голосом, и тут ее легко понять, дети так просто заходятся в ужасе. Странный голый тип настроен решительно и очень агрессивно.

Подбегаю, хватаю типа за ноги – ну а за что еще его схватить? – и выволакиваю из машины. Он в ответ лягает меня ногами, и весьма сильно, и тут я обнаруживаю, что на пальцах ног у него не ногти, а...

Когти. Короткие, гнутые и прочные.

Я падаю и сразу же вскакиваю, он – тоже. Теперь я вижу его «лицо» и мне становится страшно: ни хрена это не лицо. То есть, оно чем-то похоже на человеческое – есть глаза, рот, нос – но это не лицо человека. То ли это монстр, то ли мутант, то ли упырь, то ли вурдалак какой-то. Глаза большие, с красными радужками и вертикальными зрачками, череп голый почти, обтянутый кожей, во рту полно зубов – но это не зубы человека, это зубы хищника. От этого существа воняет горелым, и сама рожа местами подпалена.

И ему, ясен хрен, совершенно не понравилось, что я вытащил его из машины за ноги.

Вурдалак стремительно – блджад, а он быстрый! – метнулся ко мне, разинув пасть и протянув вперед пальцы с кривыми когтями, и мне как-то сразу стало понятно, что встреча с этими когтями и пастью, раскрывшейся куда шире, чем рот у человека, не сулит ничего хорошего.

Я ушел с линии прыжка, увернувшись от атаки, и в тот момент, когда монстр попытался затормозить и развернуться, поймал его на этом самом развороте. Мои новые ботинки армейского типа оказались хороши для нанесения удара, я впечатал пятку в голову вурдалака так, что кто-то типа Фатала точно упал бы.

Но это существо не упало.

Оно снова бросилось на меня. Его движения потеряли четкость, но на этот раз я уже не сумел увернуться. Вурдалак свалил меня в прыжке, вцепившись в меня когтями, мы покатились по асфальту и оказались у самой машины. И он сверху, а я снизу.

Упырь попытался вцепиться зубами мне в лицо или горло, но я ухватил его руками за шею и сдавил. Несколько секунд мы боролись, а затем я сообразил, что бампер-то рядом, у его головы.

Пока он пытался растерзать меня когтями, я приложил его черепом о бампер, второй раз, третий, еще и еще. Хрясь, хрясь, хрясь, хрясь! Существо взвыло хриплым голосом и попыталось вырваться, но хрен там. Ко всему прочему, его правая рука застряла когтями в моем «кожаном» плаще: кожезаменитель оказался прочным, и я раз за разом бил его головой о бампер, а он не мог этому помешать.

В какой-то момент ему все-таки удалось вырваться и он откатился от меня, мотая головой и утробно завывая, но я вскочил на ноги раньше него и у тому времени, как вскочил и он, был уже рядом.

Мой кулак врезается в его висок: четкий акцентированный удар, в который я вложил всю массу и всю силу. Тварь опрокидывается, я наваливаюсь сверху, припечатывая ее коленом к земле, мои руки начинают молотить по голове.

Удар-удар-удар-удар-удар!

Монстр сопротивляется, но недостаточно энергично. Сильный, зараза, но его попытки пресекаются кулаками, обрабатывающими его голову. Сопротивление становится хаотичным, мне приходится защищаться от когтей, тянущихся к моему лицу, но я продолжаю наносить удар за ударом, удар за ударом.

Время то ли остановилось, то ли ускорилось. Сложно сказать, сколько все это продолжалось, я опомнился только после того, как совсем рядом завыли сирены.

Вурдалак лежит неподвижно, голова повернута набок, вывалившийся из размолотой глазницы глаз смотрит в небо. Подношу руки к глазами – они все красные. Влага на моем лице, красное на моей одежде.

Мой пульс колотит так, что в ушах словно молоты бьют, но сквозь этот шум до меня доносятся крики и топот. Полиция.

В самый последний момент я вспоминаю о револьвере. Он так и лежит в кармане, я забыл о нем. Вот идиот же я, а? Хотя...

Сую руку в карман, достаю револьвер и швыряю его в дальние кусты за секунду до того, как из-за поворота появляется группа людей в тяжелых бронекостюмах наподобие омоновских. Хорошо, что не применил револьвер: теперь мне не придется объяснять, откуда он у меня взялся.

Люди бегут ближе, и я обращаю внимание, что в руках у них автоматические дробовики, а у одного даже... огнемет? Херрасе...

– Не очень-то вы и торопились, я так погляжу, – выдавливаю я из себя непослушным языком.

Следом за вооруженными людьми появились полицейские и «скорая помощь». Медики оказали мне первичную помощь, обработав ссадины на руках, груди и лице, и обклеили пластырем. Пострадал я не то чтоб сильно: лицо от когтей уберег, а плащ из искусственной кожи, имеющий подкладку и надетый поверх рубашки, защитил меня от серьезных ран. Просто потому, что когти кривые и прочные, но короткие, а распороть плащ твари не удалось. На груди ссадин хватает, рубашка и майка в крови, но глубоких ран нет.

– Охренеть, – сказал мне пожилой врач. – Я-то уже готовился к неотложной хирургии, а вы, можно сказать, почти целый.

– А что я? – ответил я. – Я, понимаете, не хотел этой самой неотложной хирургии, пришлось постараться...

Врач хохотнул, но как-то нервно.

Я оказался единственным пострадавшим в пределах видимости: пока я дрался с упырем, женщина из машины схватила детей и убежала. Поначалу я был несколько разочарован таким эгоизмом: могла бы монтировкой там по башке твари врезать или огнетушителем, плащ ему сзади на голову набросить... Хоть какая-то помощь была бы. Но она предпочла спасаться бегством, бросив своего защитника на произвол судьбы.

Но вскоре мне приоткрылись новые обстоятельства, показавшие события под совсем иным углом – и крайне неприятные лично для меня.

Рядом появился тип в пиджаке и с пистолетом под мышкой.

– Вы даете, – сказал он. – Я бы никогда не подумал, что ТАКОЕ возможно – голыми-то руками. Вы военный, видать?

К этому моменту я уже пришел в себя достаточно, чтобы осознать, что влип: инцидент с летальным исходом, как ни крути. Хрен знает, что за вурдалак, но труп-то в наличии.

– Я безработный, – ответил я.

– Хм... А раньше кем служили?

Вот же приколупался, а? И что теперь делать? Последуют вопросы – кто такой, как зовут? – а мне что отвечать? Ладно, пока буду вопросом на вопрос.

– Кто вам сказал, что я вообще служил?

Он обернулся и несколько секунд наблюдал, как труп огораживают лентой, затем снова повернулся ко мне.

– Обычно в таких случаях исход прямо противоположный тому, который получился у вас, знаете ли. Так что тут напрашиваются вполне закономерные вопросы.

– Вы уж меня извините, но мне сейчас охота надраться до посинения. Давайте в другой раз с вопросами?

– М-м-м... Извините, но в другой раз у вас будет выпивка.

И по тому, что вокруг уже стоят те парни в бронекостюмах, я понял, что дело обернулось совсем хреново.

***

Меня запихнули в полицейскую машину, на заднее сидение, огороженное решетками и без ручек на дверях. Верней, не совсем запихнули, а открыли дверцу и предложили садиться. В наручники заковывать не стали, по чему я сделал вывод, что пока еще все не очень плохо. Но скоро меня привезут в участок и начнут допрашивать – а что мне им ответить? Ведь я же «несуществующий человек», меня нет в базах данных!

С другой стороны, если только меня не обвинят в убийстве – да блджад, какое убийство, если эта тварь вообще не человек и близко?! – то больше мне предъявить нечего. Ну, это если не найдут в кустах револьвер, потому как на нем мои отпечатки, я их стереть не успел.

Пока ехали, я примерно составил костяк плана: в теории, меня могут задержать без причины, не предъявляя обвинений, на сутки или на сколько там. Если мне удастся как-то убедить их, что я ни в чем не виноват, я просто ходил купаться на пляж – им придется меня отпустить, даже если установить мою личность им не удастся. Хотя нет, тогда появится подозрение в том, что я нелегальный иммигрант, и меня снова задержат, наверное...

В общем, буду списывать на амнезию и требовать адвоката. Лучшей стратегии у меня пока нет, по крайней мере, пока я не пойму, что это за тварь и в чем конкретно меня подозревают.

«На месте» меня сопроводили в камеру. Без грубости, но четыре вооруженных «омоновца» с незнакомой мне аббревиатурой «ССО» на бронежилетах как бы исключают шутки с моей стороны. Обыскивать, как ни странно, не стали, но велели сдать все предметы из карманов и провели через металлодетектор. Из металла у меня только заклепки на ботинках, поскольку телефон я уже сдал, так что он и не пикнул.

Камера как камера. Комната три на три, передняя стена – сплошная решетка, за ней у потолка две камеры мигают мне красными глазками. Вся обстановка – кушетка, стол и стул, на столе переговорное устройство с одной кнопкой.

Я сразу обратил внимание, что тюрьма полностью автоматизирована. Мне указали камеру, я вошел – дверь закрылась сама. Никаких охранников нет, кроме тех, что меня привели. На столе под плексигласом инструкция по использованию переговорного устройства и правила поведения. Кормят по расписанию, в туалет – по запросу через переговорник. Причем пойду я туда сам, диспетчер только откроет и закроет нужные двери. Да, серьезно, сбежать невозможно, и взять охранника в заложники тоже нельзя, потому что его рядом нет.

Я просидел в тишине примерно часа два. Кушетка ничего так, удобная и чистая, что приятно. Ничем не воняет, не холодно. Сходил в туалет и понял схему: за раз открывается только одна решетка. Вышел в коридор – закрывается камера, открывается туалет. Захожу в туалет – он закрывается и включается таймер. На все про все пять минут. Туалет тоже чистый, что аж странно, но окна нет. То есть, сбежать будет не легче, чем с подводной лодки.

Моя камера оказалась одиночной и в самом начале, то есть дальше всего от туалета. Идя мимо других камер, я заметил, что они четырехместные, в одиночке сижу только я.

Через два часа пришла охрана – четыре бронированных чувака. С такими не забалуешь, да. Но приятно, что нет наручников. Осталось понять: то ли это признак, что мои дела не очень плохи, то ли такие тут порядки.

Меня привели в кабинет для допросов. Кабинет – ну кабинет и кабинет. Стол, два стула, большое зеркало во всю стену. Зеркало, конечно же, только с этой стороны, с той – просто окно для наблюдателей.

Примерно через две минуты появился новый тип, чем-то похожий на того, с пистолетом, но без пистолета. Наверно, чтобы я не имел шанса завладеть оружием. В очках, под мышкой папка.

Мы смотрим друг на друга: он на меня внимательно, я на него – хмуро.

– Здравствуйте, я – детектив Малкович, – представился он, садясь напротив.

Я промолчал.

– Давайте для начала познакомимся, что ли, – предложил он.

– Для начала стоило бы спросить, а нужны ли мне новые знакомые. Особенно такие, как вы.

Он чуть помолчал и сказал:

– Как-то у вас это получается преждевременно.

– Что именно? – приподнял бровь я.

– Ну вот это вот. Хмурый, недоброжелательный взгляд – это нормально, но я привык, что так на меня смотрят люди, которым выдвинуты серьезные обвинения.

– Еще иногда так смотрят люди, которые не знают за собой никакой вины, но почему-то угодили в каталажку, – подсказал я.

– О, вы не поверите, но я как раз и намереваюсь выяснить, есть за вами вина или нет. От человека, который ни в чем не виновен, вполне естественно ожидать сотрудничества, вы не находите?

Я насмешливо фыркнул.

– Да неужели? Когда, предположим, рыцарь убивает дракона и спасает принцессу, да пусть и просто крестьянку с детьми – он вполне естественно ожидает лаврового венка, почета и толпу менестрелей, воспевающих его деяние. А уж никак не решетку, да еще и без объяснений.

Малкович задумчиво побарабанил пальцами по столу, скорчив некую такую мину, которая вроде бы должна означать что-то типа «ну да, есть в этом некий резон». Затем достал из папки планшет, потыкал в него, а затем повернул экраном ко мне.

– Смотрите.

Я наклонился вперед.

На экране – часть видеозаписи весьма драматичного эпизода, похожего на сцену какого-то фантастического боевика.

Существо, весьма смахивающее на то, с которым имел дело я, напало на человека в массивном бронекостюме. Причем не такой костюм, как у ОМОНа, ну который ССО, а прямо гибрид рыцарского доспеха и космического скафандра. Мне с первых же секунд стало ясно, что тут в большую беду попал именно человек, потому что бой шел при полной инициативе существа, которое пыталось выковырять человека из его брони, разбить лицевой щиток или поотрывать части доспеха. Чудовище легко сбило человека на землю, все попытки последнего подняться или отбросить от себя врага выглядели довольно-таки жалко, его движения несли на себе сильный отпечаток паники и беспомощности.

Малкович поставил видео на паузу и спросил:

– Ну, как вам?

– Если бы я был в такой громоздкой консервной банке – наверное, был бы таким же беспомощным. Чем видео кончилось-то?

– Бойца спасли... в последний момент. Только дело в том, что эта «жестянка» – на самом деле силовая броня.

– Силовая броня? В смысле, с моторчиками?

– Ага. Вендиго хоть и меньше тигра или льва, но, пожалуй, не менее опасен. Для того парня все могло закончиться очень хреново. И тут такой контраст – вы. Убить вендиго один на один – уже само по себе большое достижение. Так-то вы правы, в давние времена рыцарь, сразивший такого монстра в поединке, немедленно получал свою порцию славы, причем нехилую такую порцию. Но на фоне этих рыцарей человек, убивший вендиго голыми руками, выглядит, мягко говоря, подозрительно.

Итак, это чудище кудлатое называется «вендиго». Попахивает бредом... если не считать того, что реальность этого «бреда» я проверил собственной шкурой. А вот подозрения... черт, вот это уже совсем дерьмово. Неужели он догадался, что я?.. Хотя бесспорный плюс в том, что меня не обвиняют в убийстве, как я изначально опасался.

– Подозрительно? – переспросил я. – И что вам кажется подозрительным?

– То, что вы убили его голыми руками.

– Ах, ну извините! У меня не было крутого скафандра, в котором я мог бы поваляться, пока придет помощь, и на помощь я тоже не надеялся, она бы опоздала, не убей я его сам! Так в чем конкретно вы меня подозреваете? Быть слишком сильным и ловким – преступление? Или слишком сильно хотеть жить запрещено?

Малкович покачал головой.

– Нет, ничуть. Просто все смахивает на постановку. Вендиго мельче обычного и, вероятно, слабее. Возможно, умышленно ослаблен. Леди, на которую он напал, сообщила, что он пробил автомобильное стекло с третьего удара. Обычно им хватает одного.

У меня прямо отлегло от сердца: он подозревает меня в том, в чем я не виновен. Все, можно немного и побыковать, но аккуратно.

– Знаете, детектив Малкович... Да нет. Хотел предложить вам сходить к психиатру, но... В общем, подозревать – ваше право. Удерживать меня тут по причине, смехотворной для любого здорового человека – уже беспредел. Я требую адвоката.

– А вас пока еще не обвиняют, я просто пытаюсь собрать сведения, чтобы составить полную картину. Если подозрения ошибочны – в ваших интересах помочь мне установить истину.

В тюряге

– Знаете, детектив Малкович... Да нет. Хотел предложить вам сходить к психиатру, но... В общем, подозревать – ваше право. Удерживать меня тут по причине, смехотворной для любого здорового человека – уже беспредел. Я требую адвоката.

– А вас пока еще не обвиняют, я просто пытаюсь собрать сведения, чтобы составить полную картину. Если подозрения ошибочны – в ваших интересах помочь мне установить истину.

– Возможно. Только у меня есть принципы. Я отношу себя к категории хороших людей, тех, которые на стороне Света и Добра. Ни о каком сотрудничестве со слугой Зла не может быть и речи.

– Это я – слуга Зла? – удивился он.

– Конечно.

– Неожиданно... И что заставляет вас так думать?

– Ваши действия, детектив. Знаете, о чем я сейчас сожалею?

– О том, что не можете приложить меня головой о стену? – предположил он.

– Типичный ход мысли человека, обращенного ко Злу. Нет, я сожалею о том, что побежал не в ту сторону.

– Простите?

– Я услышал крики женщины и детей и побежал на звук. А надо было – в противоположную сторону. И сам был бы целее, и сидел бы сейчас дома, а не в кутузке. Видите, детектив, вы заставили рыцаря Света сожалеть о его подвиге. Как вы думаете, если такая ситуация повторится – я снова буду спасать жертву с риском для себя, чтобы получить в награду не честь и славу, а решетку и подозрения? Черта с два. Вы заставили меня понять, что значат слова «добро наказуемо». Вы добились того, что рыцарь Света оставит свою стезю. Я делал наш мир лучше, сражаясь с чудовищем. Вы прямо сейчас делаете его хуже, заставляя меня сожалеть о моем благородстве. Кто вы после этого, если не слуга Зла?

Он развел руками.

– Я просто делаю свою работу. Это моя обязанность – всегда подозревать злой умысел.

– Так вы херово делаете свою работу, детектив. Подозреваете злой умысел вокруг, но не видите, что то, как вы работаете, и есть злой умысел. Вы могли выполнить свою работу совсем иначе. Позвонить, представиться журналистом, попросить интервью – и я сам выложил бы вам все на свете. Да, потом мне было бы очень неприятно, что меня так обманули – но это все равно было бы куда как гуманнее. Если бы пришла пара настоящих журналистов, кроме вас – тогда я бы и вовсе не заметил ничего. Но зачем вам такие сложности? Нахрена нужна человечность, если есть служебные полномочия, правда? Или вы могли просто позвонить мне и по телефону задать все интересующие вас вопросы. Но нет, вы предпочитаете помариновать меня за решеткой и действовать с позиции силы, причем по отношению к человеку, который не сделал ничего плохого. В общем, детектив Малкович, я отказываюсь говорить с вами без адвоката.

– Учтите один момент: еще никогда вендиго не появлялся аж в самой столице. Это невиданно и неслыханно. Видите ли, я – не полицейский. Я из государственной службы безопасности. Все серьезно.

– Тогда я тем более отказываюсь говорить с вами без адвоката.

– А жаль. Что ж, тогда сообщите свое имя, чтобы я вписал в протокол.

– Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы без адвоката.

– Так я вас спросил ваше имя, стандартная процедура.

– Только в присутствии моего адвоката.

Он начал злиться.

– Гражданин обязан называть свое имя по требованию правоохранительных органов и предъявлять документы, вы не знали?

– Ложь, вы это только что придумали.

– М-да, с юридической грамотностью у вас дела так себе...

– Детектив, раз вы не поняли – разжую совсем в кашу. Я определяю ваши действия по отношению ко мне как враждебные. Вас я определяю как врага. Все, что говорит враг, есть ложь по умолчанию. Если я действительно обязан что-то вам отвечать – пусть это мне скажет мой адвокат. Я имею право получить юридическую помощь и требую предоставить ее мне.

– Ладно, но как...

– Я требую адвоката.

– Допустим, но...

– Я требую адвоката.

– Да что ж...

– Я требую адвоката.

– Как я должен...

– Я требую адвоката.

– ...предоставить адво...

– Я требую адвоката.

– ...ката, если...

– Я требую адвоката.

– ...я даже не...

– Я требую адвоката.

– ...знаю, кому его...

– Я требую адвоката.

– ...предоставлять?!!

– Я требую адвоката.

Он встал.

– Ладно. Будет вам адвокат. Только не знаю, как скоро. Не хотите сотрудничать – ну, дело ваше. Тогда просто вот, посмотрите на досуге в камере.

Малкович вынул из папки пачку крупноформатных фотографий, положил передо мною на стол и вышел, явно раздосадованный, а меня вскоре вернули в камеру.

Я собрался посмотреть фотографии, но тут приперлась троица – двое с автоматом, один с тележкой. Тот, что с тележкой, раздал обед всем арестантам: пластиковая бутылка с водой и картонная коробка. В коробке я нашел два блюда, первое и второе, а также пакетик с растворимым кофе, галетки и два полиэтиленовых пакета и химические разогреватели. В комплекте – пластмассовые ложка и вилка. Весь комплект предельно непригоден к использованию в качестве оружия, это было предсказуемо.

Первое – гороховое пюре с кусочками мяса и картошки. Тюремной баланды я никогда не пробовал, но это явно получше будет, чем то, как я представляю себе баланду. Сразу после этого я вспомнил про угощения у Нэдзуко и мне стало как-то грустно. Второе – рисовая каша с тушенкой. Тушенки в рисе не фонтан, но все равно съедобно. Ладно, могло быть и хуже.

Как только я доел, внезапно затрещал переговорник на столе:

– Заключенный, на выход.

Я сунул фотографии за пазуху и вышел из камеры. Меня снова сопроводили в тот же самый кабинет, но вопреки ожиданиям, человек, который уже сидел там, оказался ни следаком, ни адвокатом, это я сразу понял по военному мундиру с орденскими колодками и вычурным погонам. Лет пятьдесят, даже не седой, источает запах одеколона, видимо, дорогого.

Я плюхнулся на стул напротив, забросил ногу на ногу и посмотрел на него:

– Вряд ли вы адвокат, верно?

– Меткое наблюдение, – сказал военный.

– Видимо, кто-то чего-то не понял. Когда я сказал детективу, что отказываюсь от какого-либо сотрудничества без адвоката – это следовало понимать, что я отказываюсь сотрудничать с кем угодно, пока мне не предоставят адвоката. Нет адвоката – нет разговора.

– Так я не имею никакого отношения к следователям и никак с ними не сотрудничаю, – спокойно сказал он. – Если уж на то пошло, то меня сюда вообще пускать не хотели... но пришлось. Я – полковник Маслов, комендант Особой военной академии имени князя Аскольда.

Хм... Первый раз слышу о князе Аскольде, ну и пофигу.

– Комендант академии?

– Все равно что ректор. Только в военных вузах ректор называется комендантом.

– Ну и что вам от меня нужно?

Он неопределенно пожал плечами.

– Скажем так, нечасто встречаются люди, способные убить вендиго без оружия, голыми руками. Вот и пришел, так сказать, своими глазами взглянуть.

– Ну, взглянули? Радуйтесь. Что-то еще?

– А вы не очень-то приветливы, молодой человек.

– А с хрена ли мне быть приветливым? Меня вытащили из камеры просто для того, чтобы вы на меня поглазели, да? Не спросив, а хочу ли я с вами встречаться, между прочим. Чем вы отличаетесь от того мудака-следака? Ничем. Контора другая, а отношение к людям то же самое.

– Это не моя вина, что здесь такие порядки. Я мог бы и сам в камеру прийти, но меня не пустили. А чем я отличаюсь... ну, хотя бы тем, что следак вас сюда засунул, а я могу вас отсюда вытащить.

Так-так-так... Ну ведь неспроста же все это?

– Ну допустим. И что дальше?

Он достал из кармана портсигар.

– Курите?

– Нет.

Хм... Этот уже не так напролом прет, пытается к себе располагать.

Маслов спрятал портсигар обратно в карман.

– В общем, я просто не смог пройти такого случая, как победа невооруженного человека над вендиго. Мне стало интересно, кто вы и откуда.

– Специально для вас еще раз повторяю: никакого сотрудничества. Ни с кем. Хотите ответов – возвращайтесь с моим адвокатом.

Он тяжело вздохнул.

– Ну как бы не получится ничего, если ни с кем не сотрудничать. С адвокатом-то сотрудничать будете?

– Со своим адвокатом – конечно, ведь он на моей стороне, хотя бы в теории. С каким-то стремным типом, который пришел и начал задавать вопросы – не-а.

– А вот сейчас стало обидно, молодой человек.

– Что поделать. Вообще, если у вас есть ко мне дело – обычно у нормальных людей принято так, что вы вначале излагаете суть дела. Пока мне неизвестно, что за дело – резона отвечать на вопросы у меня нет.

– Справедливо. Хотя можно было и самостоятельно догадаться. Вы же в курсе, что это за академия, да?

– А должен?

– Ну, про самое престижное военное училище трудно ничего не знать.

– Бывали в моей жизни штуки и потруднее этой.

– Понятно. Если совсем коротко – обычно у нас учатся лучшие из лучших. Редкие таланты. Будущая элита государства в частности и человечества вообще.

– М-м-м... Ладно, и что дальше?

– У выпускников академии есть масса привилегий и замечательные перспективы в жизни, включая возможность получить дворянство. И самая первая привилегия заключается в статусе военного. А военные, чтоб вы знали, находятся вне юрисдикции СГБ. Звучит заманчиво, не правда ли?

Вот оно что... Картина фантасмагорическая вырисовывается: начальник военной академии лично шатается по тюряжкам в поисках курсантов. Бред? Бред. Но вот он, сидит передо мною. Впрочем, проблема моя никуда не делась: он ведь тоже спросит имя и документы. Нет на свете вуза, куда можно попасть инкогнито, не предъявляя паспорт. Которого у меня нет.

Я хмыкнул.

– Вы хотите предложить мне вступить в академию, я так понимаю?

– Верно понимаете.

Ухмыляюсь.

– Знаете, когда заходит речь о крутом вузе – неважно каком, лишь бы крутой да престижный – там нет отбоя от желающих. Почему комендант такого серьезного заведения вынужден лично ходить по тюрьмам и уговаривать заключенных вступать?

– Некоторые курсанты попадают в училище по персональному приглашению. Само собой, что обычно оно приходит почтой, но сюда почту не приносят, да и непонятно, кому и куда письмо слать. Мне как коменданту важно, чтобы во вверенной мне академии учились лучшие из лучших. И еще одно... я – военный, и не абы кто. Целых двадцать лет мое лицо мелькало на первых полосах и в телевизоре, и я даже удивляюсь, что вы не узнали меня в лицо. Я не понаслышке знаю, что такое вендиго и чего стоит выйти победителем из поединка с этим монстром.

Я понимающе кивнул.

– В принципе, теперь все понятно. Но есть нюанс.

– Какой?

– В том, где я сейчас нахожусь. Идти на военную службу в государстве, где с героями обращаются так, как со мной – увольте. Спасибо, что навестили – но я пас.

– Ситуация, в которую угодили вы, уникальная. Сейчас все бегают как ошпаренные, причем не только СГБ. Давление колоссальное. Вендиго в самой столице – это из ряда вон выходящее событие. А у СГБ зацепок нет, кроме вас. Я-то понимаю, что и вендиго можно убить, обладая определенным набором качеств. Но то я, лично имевший с ними дело. Масс-медиа рисуют черта, и без того страшного, еще страшнее, чем он есть. Перегибы на местах при расследованиях, увы, случаются.

– Ага, случаются. И кажутся чем-то терпимым... если случаются с другими. А если со мной – увы, это неприемлемо. Все, ищите другого кандидата, я на геройстве уже обжегся. Ничто так не лишает мотивации, как черная неблагодарность.

Маслов вздохнул. Встал, сунул руку в карман и протянул мне визитку.

– Вот, на всякий случай.

Я демонстративно не шевельнулся.

– Спасибо, но мне некуда ее положить. У меня, видите ли, отобрали бумажник.

Впрочем, имя и номер я все равно запомнил, скользнув по визитке глазами.

Полковник вздохнул и вышел.

Итак, я действительно «спалился», одолев того монстра. Одни подозревают меня в «постановке», другие хотят завербовать, настолько я исключительный. И можно не сомневаться, что корпорация, создавшая меня, если и не знает точно, что это я, то уже присматривается и скоро узнает.

Господа офицеры, мы в жопе.

Так, ладно, гляну, наконец, фотографии.

В тишине прошли еще два часа, которые я потратил на фотографии и не самые веселые размышления.

Фотографии – черно-белые, и сделаны они, судя по всему, уличными камерами наблюдения. Ракурс – вдоль улицы, немного сверху вниз. В углу каждой – код, дата и время. Код, видимо, обозначает камеру или ее координаты, а с датой и временем все понятно.

На первом же фото я почти сразу увидел в негустой толпе самого себя. Одет в то, в чем сбежал из дома, то есть, снимок сделан несколько дней назад. Ну просто я иду себе, руки в карманы... Кажется, припоминаю, это было утро после моего первого боя, когда я шел по магазинам обновлять гардероб. В остальном – ну просто снимок и снимок, на нем ничего странного.

Второй снимок – та же улица, тот же ракурс. Но уже без меня на нем. Сверяю код и дату – снимок сделан той же камерой двадцать секунд спустя. Логично, что я успел пройти мимо.

Третий снимок – уже другое место и время, и я на нем сбоку иду по тротуару. На мне уже мой новый плащ, в остальном же фото как фото. Ничего странного.

На четвертом снимке – то же самое, что и на третьем, но уже без меня.

Я просмотрел все снимки – а их шестнадцать штук – и убедился, что они сделаны попарно. На первом из двух снимков – я в анфас, второй снят там же, что и первый, но на двадцать-тридцать секунд позже, и на нем меня уже нет.

Пересмотрев снимки с моим присутствием, я ничего подозрительного не заметил и догадался, что второй снимок в каждой паре, наверное, не просто так прилагается. Но на них – ничего необычного.

Я начал их пересматривать внимательнее и заметил, что на снимке из седьмой пары в углу изображения присутствует довольно странный человек. Высокий, светлокожий, с длинными светлыми волосами, обрамляющими элегантное вытянутое лицо. Присмотревшись, я заметил необычную деталь: то ли мне кажется, то ли у него действительно уши длинные, остроконечные и торчат в стороны?

Однако он находился от камеры слишком далеко, чтобы снимок был четким и крупноплановым. Я пересмотрел предыдущие снимки и убедился, что его на них нет.

Но ведь зачем-то эти снимки есть, следовательно, я что-то упустил.

Снова всматриваюсь в последний снимок. Длинноухий тип, загримированный под эльфа? Возможно. Он, к слову, не один, с ним спутник несколько меньшего роста, в плаще с капюшоном, затеняющим лицо. То есть, не факт, что они вместе – но идут они рядом, ближе друг к другу, чем остальные люди на улице.

Просматриваю последнюю пару и вижу, что на первом снимке есть не только я, но и тот самый странный человек, причем относительно недалеко от меня.

А вот на самом последнем, шестнадцатом снимке, меня ждало что-то вроде шока.

Этот тип оказался почти у камеры – ни дать ни взять актер со съемок фильма про эльфов вышел за пивом в обеденный перерыв, не снимая грим. Длинные волосы, лицо нехарактерное для людей – и уши. Торчащие в стороны остроконечные уши.

И тип этот как-то очень-очень странно, даже как-то набычившись, смотрит в затылок человеку, идущему в двух метрах перед ним и чуть сбоку. Этот человек на самой грани снимка, лицо влезает наполовину, но... на нем мой плащ. Тот самый, что на мне прямо сейчас, но тогда еще не порванный когтями.

Да, черт возьми, «эльф» идет следом за мной и смотрит мне в затылок. И рядом с ним – фигура в плаще.

Я принялся пересматривать другие фотографии и убедился, что на каждой из них присутствует та же самая фигура в плаще с капюшоном. На одном из снимков «плащеносец» даже оказался достаточно близко к камере, чтобы в объектив попала нижняя часть лица: изящный подбородок, тонкие губы и кожа несколько странного цвета. Не белая, но и не черная, а скорее серая. Но поскольку камера черно-белая, то понять цвет кожи не представляется возможным.