Текст книги "Русь-XXI. Повесть о ненастоящем человеке (СИ)"

Автор книги: Влад Тепеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Шерше ля фам

– Эй, Ронин, – негромко окликнул меня Фатал, вынув изо рта капу.

– Я слушаю.

– Мне заплатили за то, чтобы я отправил тебя в больницу, и приплатят еще много больше, если ты окажешься в реанимации.

– Интересно, кто это так на меня зол?

– Понятия не имею. Просто пришел курьер и принес конверт с деньгами и запиской.

– Ладно, спасибо, что предупредил.

– Мне заплатили за это. Ты должен знать, что тебя ждет. Впрочем, ты еще можешь просто убежать обратно в раздевалку.

Я усмехнулся:

– Но тогда ты не получишь тот самый бонус за реанимацию.

Он тоже усмехается и кладет капу в рот. Звучит гонг.

Фатал перешел в атаку в ту же секунду, двигаясь чертовски быстро для своего телосложения и веса. Большой, тяжелый кулак полетел в мое лицо, словно пушечное ядро.

Быстрый, да. Но все же недостаточно быстрый. Шаг в сторону с разворотом на сто восемьдесят, моя рука смыкается на его запястье, я подсаживаюсь – и он легко перелетает через меня, настолько непринужденно, словно он сам перебросил себя через меня, а не я его швырнул через плечо.

Фатал кувыркнулся по песку и с завидной прытью снова оказался на ногах, а я поправил на голове амигасу и двинулся вперед.

– Плюс две тысячи в призовом фонде! – кричит карлик.

Удар – и я снова подсаживаюсь и впечатываю свой кулак в живот противника. Кубики пресса не спасли, Фатал сгибается, воздух с шумом вылетает из его легких, а я, выпрямляясь, кладу руку ему на затылок и одновременно выбрасываю колено с подскоком. Колено попадает в голову, голова от удара идет вверх и назад, подбородок раскрыт и выставлен в мою сторону – так что мне осталось только врезать по нему боковой крюк.

Черная капа Фатала мелькнула в воздухе и упала у ограждения, он сам завалился набок – но, вопреки ожиданию, такой связки ему оказалось недостаточно.

Фатал почти сразу отжался на руке и поставил одну ногу на пол, развернувшись ко мне вполоборота и закрыв голову левой рукой. Стоя на одном колене, он занял устойчивую позицию, собираясь так принимать мою следующую атаку. А мне не совсем понятно, какие могут быть варианты развития событий, но атака на противника, чей центр тяжести ниже моего, чревата непредсказуемыми поворотами. К тому же я быстрее него, а он тяжелее, ему переход из стойки в партер выгоден, а вот мне не очень.

– Капу подними, реаниматолог, – достаточно громко сказал я.

Первые несколько рядов вип-зрителей буквально взорвались от хохота. Тут с балкончика ведущего Фаталу сбросили новую капу в целлофановой упаковке.

– Плюс пять тысяч победителю от восторженных зрителей!!! – вопит карлик. – И мне кажется, что я уже знаю, на кого бы поставил, если б был зрителем! Хорошо, что ставки закрыты, иначе так можно было бы и по миру пойти!

Фатал лихорадочно разрывает обертку капы, у него не сразу получилось, и, кажется, это умысел: он просчитал меня, понимает, что я не брошусь на него в этот момент, потому что со стороны выглядеть будет низко, вот и использует пару лишних секунд, чтобы отдышаться.

Противник, наконец, вставляет капу и поднимается, но теперь он куда осторожнее: встал в типично боксерскую стойку, в наиболее защитный ее вариант, плотно прикрыв голову руками, довернув корпус и слегка подсев, чтобы максимально защитить пах: мне из правосторонней стойки теперь туда не ударить. То есть, строго говоря, удары в пах, горло и глаза, а также заведомо калечащие приемы, укусы и так далее запрещены даже для «героев», после такого бойцу входа больше не будет. Однако по этому маневру я тоже читаю своего противника: он собирается драться и победить, даже зная, что это будет его последний бой, и подсознательно считает, что я настроен симметрично. Оно и понятно, отправка соперника в реанимацию – тоже исключение из рядов бойцов. Ему хочется сорвать большой куш, вероятно, ему пообещали действительно крупную сумму, если ради нее можно окончательно распрощаться с этим заведением.

Фатал просто стоит и следит за мной, всем своим видом показывая, что теперь играет от обороны, а по сути – продолжает тянуть время и восстановиться после пары крепких подач в голову. Так что мне придется переходить в атаку самому, если я хочу хоть как-то использовать свой предыдущий успех.

Я приближаюсь, выбрасываю пробный джеб, Фатал его просто принимает на согнутую в локте левую руку, закрывающую голову, и делает фальшивый замах, но не более. Все понятно – пытается поймать меня на контратаку. Я покидал еще пару джебов – нет, глухая оборона. Ладно, придется пробивать медленно и планомерно.

И в тот момент, когда я попытался выбросить по противнику лоукик, намереваясь обработать его ноги и лишить подвижности, ко мне пришло осознание того, что Фатал просчитал меня сильнее, чем я думал.

В тот момент, когда моя нога полетела понизу в его голень, а я стоял только на одной опорной ноге, он просто рванулся вперед. На этот раз уже без удара: его руки продолжают защищать голову от встречного удара. И только в самый последний момент Фатал раскрыл объятия, чтобы исключить для меня всякую возможность ускользнуть.

Он врезался в меня плечом, словно таран, закрывшись от моего удара. Ну да, понимает, что я не хочу с ним бороться и что в этом его шанс, и пытается перевести бой из стойки на песок.

Удар был крепкий, прям дыхание сперло, но в этот момент я все равно действую трезво и расчетливо. Самый удобный момент освободиться от захвата – это прямо сейчас, пока противник находится под действием собственной инерции. Просто падаю на спину и руками перебрасываю его через себя. Масса и разгон Фатала сыграли против него, он тоже полетел кувырком.

Мы вскакиваем на ноги почти одновременно, но я – чуть раньше. Теперь мой черед его удивлять.

И я рванулся вперед точно так же, как только что он сам. Перелетев через меня, Фатал оказался довольно близко к краю арены, так что теперь я налетел на него плечом в низкой стойке, обхватил руками за поясницу и рванулся вперед изо всех сил.

Ноги Фатала оторвались от земли, четыре моих шага – и я впечатываю его стокилограммовую тушу в ограждение.

Мои удары полетели в него со всех сторон, посыпались градом. Все вслепую, потому что шляпа моя сломалась, когда я врезался в противника, и теперь свисает на глаза. Ответный удар задевает скулу по касательной, но затем я все-таки попадаю, его сопротивление становится хаотичным. Фаталу удается схватиться за шляпу и содрать с меня – но только на свою же беду, потому что теперь я вижу цель.

Секунд двадцать мы просто махались у ограждения, после черт знает какого удара Фатал сполз и сел на пол, все еще беспорядочно пытаясь схватить меня за руку и перевести избиение в борьбу.

Я еще дважды прицельно съездил ему по мордасам, придавил к полу коленом и занес кулак для очередного удара.

– Так что там насчет реанимации, Фатал?

– Сдаюсь, – прохрипел он, закрывая голову руками.

– Не так быстро. Где записка?

– Ка-какая?

– Та, которая была в конверте.

– Не знаю, валяется где-то дома...

– Ты отдашь мне ее.

– Отдам...

– И лучше бы тебе ее найти, не найдешь – попадешь в реанимацию сам. Это если доживешь до приезда «скорой», разумеется. Понял?

– Понял, – прохрипел Фатал.

Я оставил его на земле у ограждения, выпрямился и обвел взглядом трибуны. Ну, суки, кто там заплатил Фаталу за мое попадание в больницу? Скоро у меня будет записка, и если она написана от руки – это уже зацепка. Может быть, мне удастся узнать, кто этот недоброжелатель...

И, может быть, это и будет тот самый дорого одетый господин в кресле-каталке.

***

Мой приз составил целых шестнадцать с лишком тысяч: хотя схема была «шестьдесят на сорок», зрители накинули сверху еще больше десяти тысяч, и большую часть не в общий котел, а победителю.

– А что, он грозился отправить тебя в реанимацию? – спросил карлик, вручая мне конверт с хрустящими новенькими купюрами.

– Типа того, – ответил я.

– Я же говорил, что ему кто-то заплатил, – сказал Семен.

– И оказался прав. Семен, ты знаешь, где живет Фатал?

– Нет, а зачем тебе?

– Надо зайти к нему в гости за запиской, в которой ему пообещали кучу денег за отправку меня в реанимацию. Надеюсь, она написана от руки.

Карлик скрестил руки на груди:

– А вот это уже совсем... перебор. Надо бы подумать над тем, чтобы попрощаться с Фаталом.

– Только давайте после того, как он отдаст мне записку?

– Хм... Ладно, – согласился карлик.

Тут заговорил третий из «организаторов», мне незнакомый:

– А мне уже и самому интересно, кто и почему платит одному бойцу за чрезмерную жестокость против второго. Мне кажется, тут уже стоит подумать, чтобы попрощаться с таким зрителем, хоть бы он был випом из випов.

– Резонно. Слушай, Серый, тогда давай ты сам прижми Фатала – пусть расколется в обмен на имя, если он его знает, – предложил карлик.

– Он не знает, – сказал я. – Ему просто курьер принес конверт с деньгами и запиской.

– Тогда я заставлю его отдать записку, – кивнул Серый.

– И мы сравним почерк с теми чеками, которые проходили через наши руки, – потер ладони карлик.

Я пошел в раздевалку, принял душ, начал одеваться – и тут в кармане зазвонил телефон.

– Кир, тут к тебе в раздевалку просится какой-то япончик, – сказал Семен. – Впустить?

– Что еще за япончик и какого хрена он забыл в моей раздевалке?

– А, ты же не в курсах... У нас тут нормальное явление, если боец уезжает отсюда вместе с какой-нибудь зрительницей... на ее кабриолете или лимузине. С победителями это случается регулярно, часто и с проигравшими, если те дрались хорошо. Ну ты понял.

– Так я как бы не голубой, япончик пусть идет лесом.

– Хы-хы... Понимаешь, состоятельные леди не бегают в раздевалку сами, они посылают договариваться слугу, водителя или охранника.

– Я не жиголо.

Семен хмыкнул:

– А тебе не обязательно брать с нее деньги. Вникни, все наши зрительницы богаты, им по карману пластическая хирургия, если кому-то она нужна, и в среднем им около тридцати. В любом случае, ты можешь вначале посмотреть на даму и тогда уже решать, нужно ли тебе такое развлечение. Да, к слову... Этот япончик может иметь какое-то отношение к тому, кто заплатил Фаталу.

Я нащупал в кармане револьвер и взвел курок.

– Ладно, пусть войдет.

Секунд через тридцать в дверь постучали.

– Войдите.

На пороге появился японец: черный костюм, галстук, туфли... Чем-то неуловимо смахивает на виденных ранее «чернопиджачников», только без очков. Хотя все люди в строгих деловых костюмах похожи друг на друга, это факт.

– Чем могу быть полезен? – сухо спрашиваю я.

Японец почтительно поклонился:

– Мой работодатель шлет вам поздравления в связи с вашей великолепной победой и желает с вами побеседовать.

– Работодатель или работодательница? – уточнил я.

– Работодательница.

Я решил вокруг да около не ходить.

– У вас есть ее фото?

Он растерялся.

– Э-э-э... Знаете, было бы странно, если бы подчиненный держал при себе фотографию босса.

Я усмехнулся.

– Ваша работодательница – явно известное лицо. В Сети просто не может не быть ее фотографии, не правда ли?

– Вы правы. Но я уполномочен только лишь пригласить вас на беседу.

– Ясно. Значит, страшная, – разочарованно вздохнул я.

Облом с развлечениями. Печаль.

– Вы очень сильно ошибаетесь! – встрепенулся японец.

– Бывает такое. Мне неинтересно, всего доброго.

Он на секунду растерялся, а затем пробормотал извинение и ушел.

Но на этом все не кончилось, потому что когда я вышел через черный ход – входы для бойцов и персонала и для зрителей разные – меня уже ждал еще один японец, почти неотличимый от первого. Идентичный костюм, идентичный галстук – только лицо другое. Этот старше первого и с едва заметным шрамом сбоку на щеке.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он. – Я прошу прощения за бестолковость моего подчиненного, он, вероятно, неточно донес до вас суть дела. У моей хозяйки есть к вам деловое предложение. Не то, о чем вы, вероятно, подумали вначале.

Не то? То есть, это не зрительница, которая просто хочет переспать с победителем? Получается, она имеет какое-то отношение к Фаталу. Ладно, если это так, то будет глупо бегать от того, кого я собираюсь искать сложными путями, через почерк.

– Ладно, показывайте дорогу, – сделал я жест японцу идти вперед.

Он пошел, я за ним, так что он не видит, как я сунул руку в карман с револьвером.

Мы вышли на парковку для гостей и подошли к самому настоящему лимузину. То есть, не бог весть какая невидаль, рядом стоят похожие, но этот какой-то побольше да потяжелее. Возможно, даже пуленепробиваемый. Окна тонированы, но в тот момент, когда японец отрыл передо мною дверцу, я увидел, что в салоне сидит только одна пассажирка. Вроде бы, все выглядит безопасно.

Я плюхнулся на кожаное сидение, японец захлопнул за мной дверцу.

Передо мною – молодая женщина восточной внешности, видимо, японка, раз двое ее подчиненных – японцы. Лет тридцать от силы, и к тому же более чем красива. Внешние данные тянут лет на двадцать пять, но если сделать скидку на пластику – ведь такой красивой родиться трудно – все равно больше тридцати дать нельзя. Ну и фигура под стать лицу.

Она смотрит на меня с улыбкой, я смотрю на нее – и решаю брать быка за рога.

– Итак, это вы заплатили Фаталу, не правда ли?

Японка растерянно хлопает глазами, а затем выдает:

– Эм-м-м... Простите, но как вы догадались?!!

Я снисходительно хмыкаю:

– Методом исключения. Раз вам от меня нужно не то, что обычно нужно зрительницам от бойцов, то как бы больше тем для бесед у нас нет, остается лишь та причина, по которой вы захотели отправить меня в реанимацию.

Она снова улыбается:

– Ах, вот оно что... Вы случайно сделали правильный вывод из неправильной предпосылки. Я, на самом деле, не хотела, чтобы вы угодили в больницу, и очень рада, что это тупое животное оказалось против вас совершенно бессильным.

– Тогда в чем был смысл? – мрачно нахмурился я.

– В проверке же. В бою на ринге бойцы проходят проверку на силу и мастерство – чего мне недостаточно. Я захотела проверить вас на гораздо более важные качества. Как вы сопротивляетесь давлению и как смотрите в глаза настоящей опасности.

– И зачем это вам понадобилось? – спросил я, уже догадываясь, какой будет ответ.

– Затем, что меня не интересуют так называемые «чемпионы» и убогие «герои», – с ноткой собственного превосходства над окружающим миром произнесла японка. – Мне нужен только самый-самый лучший.

Если это был комплимент, то на меня он не подействовал.

– Ага, так все-таки у вас то же самое дело, о котором я изначально и подумал, – обронил я.

– На самом деле, все-таки не то же самое, – ответила японка. – Дело не в обычном сексе. Я решила родить ребенка – вот и приложила максимум усилий к тому, чтобы его отец обладал наилучшим набором важных качеств.

Меня уже захлестывает потихоньку злость. Да она вообще что о себе вообразила?! Она может втихаря затевать посторонним людям проверки, чреватые реанимацией, просто чтобы устроить таким образом смотр потенциальных отцов своему ребенку? И ей даже не пришло в голову, что кто-то может не захотеть становиться отцом ребенка от такой вот матери?!

Эх, была бы она мужчиной – можно было бы вмазать от души, но мне мои принципы не позволяют бить женщину. Впрочем, я ее все равно прямо сейчас проучу как следует: она явно из богатой семьи, привыкла смотреть на мир сверху вниз и наверняка не знает, что такое отказ. Вот прямо сейчас она смотрит на меня торжествующе, даже не как победитель на побежденного, а как охотник – на добычу. И, наверное, ей будет очень обидно и досадно, если я скажу «нет».

– Так ты не просто преуспела в этой затее, ты нашла такого кандидата, у которого этот самый набор качеств много лучше того, какой ты хотела, – сказал я.

У японки медленно сходит с лица улыбка: обычно такие слова произносят самодовольно, но мой голос мрачен, и она уже начинает понимать, что что-то пошло не по плану.

А я добиваю:

– У меня к отваге и силе еще полно довесков, таких, как гордость, собственное достоинство и принципы. Мне не нравится твоя высокомерная улыбочка, мне не нравится, как ты на меня смотришь, но больше всего мне не нравятся твои методы и то, что ты считаешь себя выше элементарной человечности. Богиней себя возомнила, да? Спустись обратно на землю.

Я взялся за дверную ручку, но тут дверь щелкнула.

– От меня не так-то просто сбежать, – вкрадчиво улыбнулась японка.

Блджад, да ты вообще берега потеряла? Ладно же.

Я растянулся на сидении, но только затем, чтобы упереться плечами в левую дверцу. Резко поджимаю ноги и выпрямляю, нанеся мощный удар в область запирающего устройства правой дверцы.

Бронированная дверь, предназначенная для того, чтобы защитить пассажиров от атаки снаружи, оказалась не приспособлена к удержанию пассажиров внутри. То есть, сама бронедверь и бронестекло выдержали – но замок не выдержал удара изнутри. Ну или, может быть, я оказался слишком силен. От удара дверца распахнулась настежь с противным скрежетом металла.

– Меня не так-то просто удержать, – хмыкнул я, собираясь выбраться из машины.

Снаружи моментально нарисовались оба японца, шокированных таким поворотом, но хозяйка внезапно зашипела на них на своем языке и оба исчезли так же быстро, как и появились.

– Подождите! – сказала японка, и от ее горделивого чувства собственного превосходства не осталось и следа. – Не уходите, прошу вас!

Я на миг застыл с выставленной наружу ногой, но только на миг. Она, видя, что я собираюсь выбраться из машины, пошла на крайние меры, которых я от нее точно не ждал: опустилась на пол салона на колени.

– Не уходите, пожалуйста, – произнесла японка, и в ее глазах я увидел самую настоящую мольбу.

Наверное, преподанного ей урока уже было достаточно, но я не удержался от еще одного укола:

– Неужели в вашем окружении все так плохо с мужчинами?

– Достойных мужчин много. Но таких, как вы, нет.

В конце концов, если бы я ушел от красивой женщины, стоящей передо мною на коленях и делающей мне такие комплименты – был бы идиотом.

Так что я плюхнулся обратно на сиденье напротив нее. Все-таки, за ее попытку отправить меня в больницу я с нее получу сполна. Просто не так, как получил бы с мужчины.

Ну и потом... я сам хожу по краю, и охотники, может быть, рядом. Вряд ли можно упрекнуть меня в том, что я возьму от жизни, что смогу.

– Ладно, – сказал я вслух. – Так и быть. Меня зовут Кир.

Небоскреб

Японка, представившаяся красивым именем Нэдзуко, быстро решила вопрос с транспортом, просто послав водителя взять в аренду «колизейный» лимузин. Оказывается, тут есть и такая услуга. Свой, с выломанной дверцей, оставила на парковке, поручив кому-то куда-то позвонить, заменить дверцу и прислать ей счет.

Ехать пришлось добрых двадцать минут, и по пути Нэдзуко извиняющимся тоном объяснила свои мотивы и причины: она не вчера начала искать биологического отца своему будущему ребенку, но, привыкнув только ко всему самому лучшему, столкнулась с тем фактом, что идеальных людей нет, в каждом кандидате постоянно находились критические недостатки.

Я поинтересовался, не лучше ли рожать от постоянного партнера, если такой есть, но Нэдзуко в ответ только пренебрежительно хмыкнула.

– Кир, ну ты же понимаешь, что вокруг всякой богатой и красивой женщины всегда собирается толпа элитных альфонсов? Альфонс – идеальный партнер для постельных развлечений, это его профессия, но... рожать от альфонса? Серьезно?

Я пожал плечами.

– Полностью согласен. Но мне казалось, что обычно богатые и красивые женщины тянутся к своему кругу, к богатым и приличным парням.

Она вздохнула.

– А тут все совсем уж сложно. Начнем с того, что парни из богатых приличных семей, как правило, капризные, высокомерные и с кучей прочих недостатков, проистекающих из их происхождения. Ну, то есть, такие же, как я, скажем прямо. Я терпима к своим недостаткам, поскольку они мои. Выносить их у другого человека было бы сложно. И у приличных богатых парней на меня такой же взгляд, как у меня на них. Им не нужна сильная, независимая подруга, они предпочитают девушек беднее себя. Зависимых от них. А еще, понимаешь, технический прогресс сломал все на свете. Теперь альфа-самцу позволительно иметь пузо, лысину и метр роста, если кошелек толстый. Девушки предпочитают мужчин с деньгами. Но у меня денег полно, и потому мой взгляд на мужчин более... первобытный. Я предпочитаю сильных и смелых, обладающих волей к борьбе. А как проверить на смелость парня из богатой семьи? Никак.

Мы подкатили – и кто бы сомневался? – к натуральному небоскребу. Не пятьсот метров, а всего триста, надо думать. Простой функциональный дизайн, не очень большие окна. И сверху донизу – огромные светящиеся буквы.

– Э-э-э... «Кетгам Ноппин»? Это на каком языке?

Нэдзуко захихикала.

– В японском языке вертикальные надписи читаются снизу вверх. «Ниппон Магтек».

– Но мы вроде ж не в Японии? Обычно названия пишут сверху вниз?

– Кто сказал, что сверху вниз, и почему я должна этого кого-то слушать? Небоскреб ведь мой. Хотя по правде – надпись эта была еще до моего рождения. Это мой отец так решил.

Я сразу же отметил про себя, что, оказывается, в России небоскребы еще двадцать пять лет назад были нормой. Странно. И...

И тут в голове мелькнула еще более дикая мысль. Первый японец, второй японец, Нэдзуко – они все говорят по-русски совершенно без акцента. Вообще.

– А ты сама где родилась? В Японии?

– Нет, здесь. В этом же небоскребе.

– Я просто обратил внимание, что ты и твои подчиненные говорите по-русски без акцента.

– Так это ежу понятно, мы же все тут родились. Это по-японски мы с акцентом говорим, что вполне естественно. Если быть совсем уж точной, то мы говорим не совсем по-японски, наш диалект называется «росиго нихонго», то есть «русский японский язык».

Фигасе. То есть, тут еще и японская диаспора есть... Интересно, а кто выиграл русско-японскую войну? Но вслух я этого не спросил, загляну в Сеть на досуге.

Мы заехали в гараж у парковки, прямо в стене, и вышли. Затем водители разделились: старший сопроводил нас к лифту, а сам ушел в дверь сбоку, а младший поехал возвращать лимузин.

Кабинка лифта – маленькая, но с диванчиком, зеркалом и тумбочкой с косметикой. Все понятно: личный лифт Нэдзуко. Как только мы в нее вошли, раздался негромкий мужской голос, говорящий по-японски. Девушка отозвалась, затем пояснила: это ее приветствует служба безопасности.

– Так ты единолично владеешь этим небоскребом, да?

– Ага. И всем «Ниппон Магтек» заодно.

– Впечатляет.

Кабинка ехала вверх секунд тридцать – неслабый лифт.

– Мы на самый верх?

– Нет, только на восемьдесят восьмой. На крыше у меня нет пентхауза, там вертолетная площадка.

Дверь открылась, мы вошли в холл – и тут я столкнулся еще с одним японцем.

То, что он явно выше по рангу двух предыдущих, я понял по множеству признаков. Перво-наперво, он отличается от двух других, как отличается бойцовский питбуль от пары комнатных собачек. Сюда добавляем бронежилет, надетый поверх рубашки, отсутствие пиджака и галстука, а также кобуру с не то громадным пистолетом, не то миниатюрным пистолетом-пулеметом. Ну и рукава рубашки закатаны, наверное, чтобы обнажить крепкие мускулистые руки с отчетливо различимыми шрамами.

Он отлип от стены, которую подпирал, и вежливо поздоровался с Нэдзуко, одарив при этом меня крайне недружелюбным взглядом.

– Кажется, я не понравился твоему охраннику, – сказал я негромко.

– Ничего личного, – донеслось мне в спину, – мне не нравится, когда на вверенной мне территории появляется неизвестное лицо, да еще и с неподконтрольным мне стволом в кармане.

– Кир, ты ходишь с пистолетом? – удивилась Нэдзуко.

– Ты сама ездишь туда на бронированном лимузине с парой охранников, – ответил я и обернулся: – а вы мои карманы насквозь видите?

– Карманы – нет. Вас – да. Но вообще у вашей куртки одна пола оттянута сильнее, чем другая, и в кармане лежит предмет весом примерно один килограмм. Если учесть, что госпожа Итагаки привезла вас оттуда, куда сама ездит на бронированной машине, как вы верно подметили – то это, скорей всего, пистолет. Дедукция, никакой магии.

Нэдзуко закатила глаза.

– Кир, не бери в голову. Юдзи всегда такой. Он всех и всегда так встречает. Если бы у тебя не было пистолета – ничего не изменилось бы. – Она впустила меня в дверь, закрыла ее и вздохнула: – черт, Юдзи нам весь интим поломал. Опять.

– Интересный у тебя выбор охранников. Но меня, признаться, больше волнует, что он может сообщить в полицию.

– Не беспокойся на этот счет. Без моего ведома и разрешения такое тут произойти не может.

– Угу, – сказал я, снимая кроссовки, – если учесть, что тут себе позволяют охранники, есть некоторые сомнения в их дисциплинированности. Он там так и будет торчать?

Она вздохнула.

– Увы. Проторчит до середины ночи, потом поставит пару сменщиков. Меня и саму он немного выбешивает, если честно.

– Хых. И ты не можешь его призвать к порядку?

– Не-а. Он мне не подчиняется, если не считает нужным.

– Хренасе откровения. Он что, не твой подчиненный?

– Мой. Только, понимаешь, Юдзи всегда все делает по-своему. На любые мои приказы следует ответ, что решать вопросы безопасности – его прерогатива, и так будет до тех пор, пока тут не появится новый глава службы безопасности. То есть, я могу его только понизить в должности или уволить.

Я хмыкнул.

– Похоже, он очень ценный специалист, если не боится увольнения.

Нэдзуко развела руками.

– Уволить его – себе во вред. Юдзи служил еще моему отцу, так что да, он может позволить себе больше других... Эх, я бы предложила тебе сакэ двадцатилетней выдержки, но... сам понимаешь. Мне совсем нельзя, а тебе только потом, утром.

– Ничего страшного, – улыбнулся я, расстегивая рубашку, – все равно я не пью.

***

Ночь, проведенная с Нэдзуко, была лучшим, что со мной случилось с момента потери памяти. Ничего удивительного в этом нет, поскольку с того момента ничего хорошего просто не происходило.

Впрочем, Нэдзуко легко составила бы конкуренцию любому приятному событию: ее тело оказалось даже лучше, чем я мог предполагать, пока она была одета, а страсть – искренней и горячей.

Я с ней особо нежничать не стал, повалил на кровать и вонзился в нее на всю длину, после чего принялся удовлетворять свою страсть резкими, энергичными движениями. С учетом ее изначально недружественного поведения меня не должны волновать ее ощущения. Хотела первобытного мужчину? Получи и распишись.

Однако Нэдзуко, по всей видимости, как раз чего-то такого и хотела, потому что когда я с нее скатился, тяжело дыша, она принялась покрывать мое тело поцелуями, пока я снова не возбудился, а затем уселась на меня сверху и принялась подпрыгивать так, как не всякий ковбой на строптивом коне подпрыгивает.

В конце концов утомилась и она. После небольшой передышки мы пошли в душ, и здесь после короткой прелюдии я снова овладел ею, прижав к гладкой стене и оказавшись в ней, а Нэдзуко обхватила меня ногами и руками и закрыла глаза.

Окончательно удовлетворенные, мы вытерлись насухо, при этом я отметил, что она явно заранее готовилась к моему визиту: среди полотенец нашлась пара новых мужских, в запечатанных пакетах.

– Да, сакэ ты определенно заслужил, – сказала она. – Но ты не пьешь, а мне теперь нельзя. Ладно, сейчас позвоню прислуге насчет ужина, а то у нас как-то очень быстро и спонтанно все вышло.

Я подумал, что уже неважна предыстория с Фаталом, Нэдзуко однозначно заслужила прощение и пару комплиментов.

– Ужин вполне мог подождать, потому что хорошо поужинать я мог и без тебя, а вот такой секс за деньги купить невозможно.

Она не то чтоб аж расцвела от этого бесхитростного комплимента, но улыбнулась с явным осознанием своего великолепия.

Ужин, конечно же, был великолепен: куча всякой всячины, из которой я узнал только суши – их была горка, и все роллы до единого уникальные, двух одинаковых не нашлось – и сашими, тоже куча разновидностей мяса и рыбы.

– Я бы еще попыталась удивить тебя царским басаси – но как назло последнее мясо ушло месяц назад, поставка из Японии задерживается, а тут конину просто не найти.

Я почесал затылок.

– Интересное у вас, японцев, представление о царских яствах. Но ничего страшного, без конины я точно как-нибудь обойдусь.

Нэдзуко хихикнула:

– Вообще-то, конина – очень вкусное и пикантное мясо. С ним только та проблема, что кони на мясо должны разводиться пастбищным методом, а не стойловым. Потому в Японии, где кони чрезвычайно дороги, а конина тем более, басаси – издавна самое пикантное блюдо, которое даже дайме могли позволить себе и гостям только по праздникам из-за его астрономической стоимости. Ну а на Руси с давних времен к коням совсем иное отношение, они тут были и кормильцы, и боевые други, как говорится, потому у вас мясного коневодства просто по традиционным причинам нет как такового.

Этот замечательный вечер был замечательным во всем, и закончился он так же замечательно: этой ночью мне впервые не снилось болотистое поле и черное дуло танкового орудия.

***

Утро выдалось замечательным, поскольку проснулся я от горячих поцелуев и ласк: Нэдзуко захотела еще одну бешеную скачку. Я, само собой, не возражал.

Потом был завтрак ничуть не хуже ужина, но аккурат на середине его у Нэдзуко зазвонил телефон.

– А, чтоб им, – отозвалась она, выслушав собеседника. – Кир, мне тут надо отлучиться на часок, не могут, понимаешь, без меня важное совещание провести.

– Да, понимаю, большая корпорация – большие хлопоты. Да и мне пора, все хорошее когда-нибудь заканчивается.

– Куда ты так спешишь? Я тебе уже надоела?

– Нет, ни в коем случае.

– У тебя дома голодные дети или кот? Или жена? Я могу просто отправить людей, которые свозят детей, жену и кота в ресторан, если что.

– У меня дома нет ничего живого, даже тараканов: если и были, то померли давно. Ну просто потому что у меня и кухни-то дома нету, я вне дома питаюсь.

– Вот и славно. Не скучай, телевизор там посмотри или что. В соседнем зале есть бассейн и тренажеры – развлекайся, а я попытаюсь разобраться с делами так быстро, как смогу, и вернусь.

– Ладно.

Она надела классическое японское кимоно и вполне себе европейские туфельки и ушла, а я остался один. Надел халат, тапочки – все это у Нэдзуко было приготовлено для меня заранее – подошел к окну и некоторое время наблюдал за утренним городом и соседними небоскребами. Город с высоты в двести с лишком метров был виден хорошо – и, твою ж мать, он огромен. Просто до горизонта – кварталы, парки и небоскребы. Точняк Москва, какой еще город может быть таким большим?

Немного поразмышляв, я придумал интересный ход. Раз мне выпала возможность – я ею воспользуюсь по максимуму, выжму, что можно.

И я открыл дверь из личных апартаментов Нэдзуко в холл. К моей радости, у дверей обнаружился тот же самый Юдзи. О том, что он сменялся, мне сказала его рубашка, теперь она не белая, а голубая.