Текст книги "22 июня, ровно в четыре утра (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава седьмая. Винница тихо спала

Часть вторая

Три сестры

Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление.

Сегодня, 22 июня в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территорий.

Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством... Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей.

Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне как Народному Комиссару Иностранных Дел заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы.

В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.

По поручению правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта.

Теперь, когда нападение на Советский Союз уже совершилось. Советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.

Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.

Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар агрессору.

Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за родину, за честь, за свободу.

Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны, все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.

Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей советской большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя тов. Сталина.

Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

(В.Молотов Выступление по радио 22 июня 1941 года)

Глава седьмая

Винница тихо спала

22 июня 1941 года

Винница тихо спала. Никто ведь войны не ожидал. Может быть, кто-то из военных и догадывался, знал что-то, чего не знали другие, но ведь «Правда» написала, что войны не будет, а кому верить, если не «Правде»? Да, рано утром бомбили Одессу и Жмеринку, рвались фашистские бомбы в Кишиневе и Минске, вражеские полчища рвались захватить Брест, Красная армия отступала, пограничники мужественно пытались остановить врага, но ни в Прибалтике, ни в Белоруссии, ни на Западной Украине, где немцы наносили главный удар, сделать этого не смогли. Война уже шла, но Ребекка Гольдберг еще спала, она была в Виннице, на заочной сессии в родном Винницком пединституте, доучивалась, а что делать? Не успела получить диплом в Одессе, решила закончить образование дальше в Виннице, а то учитель и без диплома о высшем образовании, как-то нехорошо. Остановилась она у родной тети по материнской линии, у тети Софы было двое детей, муж, а еще свекор и свекровь, оба престарелые люди, но что делать? Они жили в небольшой полуподвальной квартирке на Иерусалимке. Их домик был когда-то двухэтажным, но теперь этажей можно было считать что полтора и не более, так глубоко в землю ушла половина их первого этажа. Жили тесно, но дружно. Тетя Софа тоже была учительницей, так что с ней Рива быстро нашла общий язык, муж тети Софы, Яков Меерович, работал в бухгалтерии горисполкома, считался ответственным работником, но при этом большая ответственность и еще больше совесть не позволяли ему занять квартиру комфортнее. Яков был одним из старых партийцев, о которых не стыдно было говорить, что они коммунисты, потому что к коммунизму он относился как к светлому будущему, которое обязательно вот-вот наступит. И детей воспитывал так же: фанатично преданными идее коммунизма, и фанатично честными.

Рива проснулась в восемь утра. Спешить было не к чему. Сегодня воскресенье, сессия была сдана на отлично. Ребекка не признавала другой оценки, не могла даже допустить, чтобы ее оценили другим образом. Молодая учительница ставила для себя самую высокую планку, ну и что, что на заочном отделении, а что, получать знания имеет значение где? Имеет значение только то, кто и как хочет эти знания получить. Последним был экзамен по немецкому языку. Математик математиком, а язык надо было учить. И Рива просиживала ночи напролет над учебником, а потом, сколько дней вместе с лучшей учительницей немецкого, Розой Соломоновной Вайсман, а все для того, чтобы не попасть в грязь лицом. Вот, Роза даже утверждала, что у нее строгое баварское произношение… А что сложного в немецком, особенно, когда ты уже знаешь идиш? Вот и преподаватель пединститута, он тоже сказал, что у нее есть способности к языкам, и, если бы она не была математиком, он предложил бы ей работать на кафедре иностранных языков. Изменить родной математике? Странное предложение.

И девушка умчалась в тесную умывальню (одну на этаж), чтобы быстро умыться и за утренний стол. Вся семья Розенкрицев (фамилия мужа ее тети) была за столом, ждали только ее. По воскресеньям они шли за покупками на базар, продукты закупались из расчета на неделю, две пенсии и две зарплаты на их большую семью было впритык, здорово выручал паек Якова Мееровича, но никогда их семья не голодала и многочисленных родственников, приезжающих в Винницу по делу или за покупками, привечали радушно. Тетя Софа души в Ребекке не чаяла, считала ее талантливой девочкой и все время уговаривала заняться наукой. Мол, с ее умом и работоспособностью ей любые научные свершения ни по чем. Но сейчас было не до уговоров: племянница собиралась обратно в Могилев. Она с мужем уже спешила за покупками на базар, потом обещали детям пойти в парк на аттракционы, все-таки, в городе в школах прошли выпускные, пусть посмотрят на праздник, который будет еще продолжаться все воскресенье.

За завтраком было шумно и весело, галдели молодые Розенкрицы, средние подшучивали над молодыми и над стариками, но никто на их подкусывания не обижался, а старики мудро посмеивались, глядя на шумный галдеж молодежи. Ребекка тепло распрощалась с родными, нагрузилась в дорогу пирожками, и категорически отказалась от курочки, которую ей пытались презентовать на дорогу. К вокзалу, вместе с недолгими сборами и дорогой, девушка добралась всего лишь к десяти. На площади перед вокзалом встретила Исаака Штельвица, учителя математики из первой или второй винницкой школы, Ребекка несколько раз сталкивалась в ним на учительских конференциях, это был очень осторожный, спокойный и умный человек, поражавший точными оценками и отличным владением матанализом. Исаак Мулевич был чем-то взволнован, его взгляд постоянно кого-то выискивал в толпе, ему было пятьдесят семь, но он как-то быстро состарился, выглядел почти на семьдесят. За те полтора-два года, которые Рива не видела его, старый учитель как-то сильно усох, на тонкой шее выдулись толстые жилы, большой нос с горбинкой резко заострился, а волосы, даже брови, стали какими-то бесцветно-седыми.

– Аааа… Рива Абрамовна, здгравствуй, здгравствуй… А я вот своих жду… С таким тгрудом взял билет на поезд… Вейз мир![1] Только бы они не опоздали…

– Здравствуйте, Исаак Мулевич! Как ваше здоровье? Вы на отдых собрались? В Одессу, наверное, так нам с вами по дороге будет… Я до Жмеринки, а там в Могилев.

– Пгростите, Ривочка, вы что, ничего не знаете? – пожилой учитель математики уставился на молодую коллегу, как на пейсохову мацу[2].

Ребекка удивленно пожала плечами и только сейчас увидела, что на предвокзальной площади неожиданно оживленно. Люди целеустремленно двигались к кассам, где уже наблюдалась внушительна толпа. Большинство было какими-то странно возбужденными, Рива не понимала, что происходит и почему такое оживление, но тут старый учитель математики склонился к ней и произнес, очень тихо, но очень отчетливо, вот что значит школьная практика и умение говорить с учениками. Иногда тихий шепот звучит громче любого крика.

– Догрогуша, немцы на нас напали. И еще финны, и еще грумыны. Утгром бомбили Минск, Киев, Львов, Одессу. Недавно бомбили Жмэринку, говогрят, по всей границе бои. Я чудом достал билеты в Хагрков, у меня там гродственники… Шо вам сказать… Азохен вэй![3]

Рива не могла прийти в себя… Не верить? Как? Она точно знала, что так просто математик Штельвиц паниковать не будет. А он именно что паниковал, значит, что-то знает. Что и откуда? Ах да, есть же еврейское радио… Кто-то успел рассказать, но кто и почему молчит правительство? Вопросов было больше чем ответов. В любом случае, молодая женщина застыла в нерешительности, она еще не осознавала всего, что принес ей этот старый учитель, ее коллега, но понимала, что все в мире изменилось, все изменилось в один единственный момент, когда она все узнала.

А у старого математика, видимо, было еще время. Его семья еще не появилась, старый учитель был весь на нервах, это чувствовалось по тому, что он напряженно всматривался в прибывающую на площадь толпу, но при этом не прочь был и поговорить.

– Послушайте меня, вы же настоящая идише коп[4], бегрите всю вашу семью и пегребирайтесь куда подальше. Вы знаете, что тут может начаться? Разве не слышали, что делают немцы с евгреями в Гегрмании? Или вы тоже не вегрите, как этот Моня с Валов? Так он же старый поц[5], он говогрит, что немцы культугрная нация, нация Гейне и Гегеля… Так я вам так скажу, кому это Гегель мешал становиться звэгрем? А на войне все становятся звэгрями… Бегите подальше, за Волгу, за Урал, туда точно война не дойдет. Это мой точный математический расчёт. Ми тоже возьмем своих и куда-то подальше, вот, хогроший гогрод Ташкент… только я вам ничего подобного не говогрил, так?

И старый математик хитро сощурился, ему, кажется, было интересно наблюдать за откровенной растерянностью собеседницы. А что, растерянная молодая женщина разве не симпатичное зрелище?

– Исаак Мулевич, что вы такое говорите, а Красная армия? – Ребекка попыталась найти хоть какой-то контраргумент в разговоре со старшим коллегой.

– Ой, Рривочка, я же не какой-то там ахухим аид[6], я честный стагрик, у которого в голове пока еще мозги, а не овсяный кисель. Если Кграсная агрмия остановит немцев, то, скогрее всего, не здесь и не сейчас. Но я вам этого тоже не говорил. Подумайте сами. Если не здесь, а сумеет там, у границы, то шо вы теряете? А если все-таки бои дойдут сюда, то нам лучше быть от этого дела подальше. Но это чисто мое мнение, и я вам его не говогрил… – в который раз напомнил учительнице об осторожности собеседник.

– Да что вы, Исаак Мулевич, как можно, сколько вы меня знаете… А, вам не страшно вот так все бросать? – неожиданно спросила Ребекка о самом главном. Лицо ее коллеги мгновенно изменилось, он поджал губы, которые стали как-то подозрительно дрожать, и только после того, как собрался волевым усилием, успокоился, ответил:

– Ах, Рривочка, стграшно не бгросать, стграшно оставаться. Чем рраньше уедем, тем лучше буду себя чувствовать в ближайшее время. А вот и мои на подходе, извините, я должен бежать…

Собеседник как-то быстро преобразовался в жуткий энергетический снаряд, который мгновенно разрезал толпу и оказался у небольшой группы уезжающих, состоящей из трех женщин – одной старой, двух помоложе и двух мальчишек достаточно раннего возраста и еще одного молодого человека, чуть постарше и весьма упитанной наружности. Молодой человек пытался что-то возражать, но был быстро прерван вожаком стаи (как вы понимаете, учитель математики таковым и оказался), после чего вся честная компания отправилась к перрону на погрузку.

Через год учителя Исаака Мулевича Штельвица доконают рак и плохое питание. Он умрет в Ташкенте, тридцатого мая, накануне лета, которого он так ждал, но так и не дождался. Рива не раз и не два вспомнит их разговор, это наше человеческое «если бы»… Но ничего не произойдет. Все будет так, как будет, каждый в этой войне пойдет своею дорогой.

Девушка стояла в стороне, недалеко от стоянки извозчиков, которые еще в Виннице не исчезли. Какое-то время она просто наблюдала за потоком людей, потом встряхнулась, ее математический ум требовал какой-то деятельности, она не могла так просто терять время. Тут же решила выработать алгоритм действий, который был бы самым верным в нынешней обстановке. Итак, пусть даже будет война. Что ей надо делать? Конечно же, оказаться в Могилеве, рядом с семьей. Без семьи она ничто. Они без неё ничто, следовательно, надо постараться, чтобы все оказались вместе, тогда сразу станет легче. А для этого надо попасть в Жмеринку. Оттуда уже и в Могилев. Ладно, главное, вернуться. А там будет видно, может быть, доблестная Красная армия отбросит к тому времени врага и начнет бить его уже на его территории.

И Рива направилась к кассам.

[1] Боже мой! (идиш)

[2] Ритуальный хлеб, который евреи готовят на Пейсах

[3] Какое горе! (идиш)

[4] Еврейская голова, умница (идиш)

[5] Идиот (идиш)

[6] Пройдоха, хитрован (идиш)

Глава восьмая. Семья в сборе

Глава восьмая

Семья в сборе

22-23 июня 1941 года

Выступление Молотова по радио застало ее на вокзале. У громкоговорителей на привокзальной площади собралась толпа народа. Люди затаили дыхания, когда диктор объявил о выступлении председателя совета народных комиссаров. «А почему не выступает Сталин?» – мысль на мгновение возникла в девичьей голове и тут же погасла, когда тревожный хриплый голос Вячеслава Михайловича Молотова выдавил первые фразы: «Граждане и гражданки Советского Союза…».

Люди слушали, затаив дыхание. Кроме этого голоса из репродуктора на площади не было и звука, казалось, даже поезда замерли, не решаясь в такой момент громыхать по колее. Затихло пространство, замерло время, пусть на самое краткое мгновенье, но оно, время, смогло разделиться… Вот то что прошло – это было время ДО войны, а вот сейчас – это уже была ВОЙНА.

Удивительно, странно, непостижимо, но изменилось одновременно и состояние людей, от испуга, неизвестности произошел переход к какой-то странной суровой решимости, как казалось, каждый для себя принимал в этот момент важное решение… Пусть только кажется, что самое важное решение принимали за них… Каждый, каждый в этот момент решал что-то важное для себя. Говорят, что есть такие поворотные моменты в истории. Да, есть – это когда человек должен решить для себя, что ему делать – бороться или сдаться, стремиться к свободе или смириться с рабством, быть готовым жить или быть уже мертвым. Все это решается в один-единственный момент, а все остальное – это всего лишь дорога, подтверждающая выбор, результат твоего решения. Говорят, что все в жизни можно изменить. Можно, но не всё, не всем, не всегда.

В Могилеве-на-Днестре Рива оказалась только на следующий день, утром двадцать третьего июня. В Жмеринке, ей казалось, что она застряла навсегда. На станции были видны следы бомбежки, воронка на привокзальной площади, дымилось разрушенное складское здание, невдалеке от перрона она увидела наряд ПВО, который обслуживал счетверенную установку пулеметов «Максим». Была возможность рассмотреть их почти что вблизи, да еще на боевой позиции, когда оружие окружено мешками с песком, а вокруг него суровые воины, которые стараются сохранить невозмутимое спокойствие.

Жмеринка была и есть важнейшим железнодорожным узлом на Украине. Тут сходятся дороги с Севера на Юг и с Запада на Восток, тут меняются смены паровозов и тепловозов на свежие, тут располагаются ремонтные мастерские и депо, этот маленький город был настолько важен, что его бомбили в первые же часы войны. Но выбраться в Могилев не было никакой возможности. Ей повезло. Среди рабочих, восстанавливающих полотно недалеко от станции, увидела знакомое лицо. А что было терять? Она пошла туда.

– Валик, Валик! Это ты?

Это был он. Валик Ребекку никогда не забывал. Он писал ей, но обиженная девушка не хотела с ним общаться. За все это время она сподобилась на одно короткое письмо, в котором довольно сухо интересовалась его здоровьем и сообщала, что их коллектив синеблузочников свое существование прекратил. А вот паренек не переставал засыпать девушку письмами, сообщая о своих успехах, тех, которые по работе и по комсомольской части. Валик получил образование путейца, учился хорошо, но небольшая станция в самом Могилеве-на-Днестре была уже не для него. Такие специалисты требовались в Жмеринке, куда он и получил распределение сразу по окончании техникума. Валик очень жалел о том, что расстался с друзьями детства, постоянно вспоминая синеблузочников и Риву, которую, он был уверен, полюбил навсегда. Их разговор получился коротким, смятым, молодой человек спешил, работы было много, но помочь девушке пообещал. Она отправилась ждать на перрон, хотя молодой мастер и просил ее подождать от вокзала чуть дальше – на базарной площади. Но молодая учительница надеялась, что ей повезет, и хоть в какой-то поезд на Могилев-на-Днестре она сядет. Но это «хоть какого-то» не было. Голод заставил ее пойти на базарчик, который был совершенно не таким оживленным, как в обычный воскресный день. Но торговки были на месте. У нее не осталось еды: свои два пирожка она сунула Валику, который работал и выглядел очень голодным, она видела, как тот поделился угощением с товарищами, он всегда был такой – добрая и щедрая душа, вот только какой-то… ах… и она сама себя перебила. Ребекка хорошо знала, что ее раздражало в характере молодого, точнее, моложе ее, парня, которого считала хорошим другом и никем более. Может быть, он и надеялся на что-то, но… её сердце было к нему совершенно спокойным.

Пока она покупала кусочек брынзы и отрез хлеба, как раздался чей-то истошный крик «Воздух!»… Толпа на базарчике стала быстро рассасываться под кроны окрестных деревьев. Рива какое-то время стояла на опустевшей площади, а потом рванула к тем же деревьям, она тоже искала укрытие, но убежала недалеко, когда в небе появились две пары бомбардировщиков с крестами на крыльях. Глухо затявкала какая-то зенитка, к ней присоединился треск пулеметов, от которых на землю стали сыпаться раскалённые гильзы. Кажется, тут еще одна такая же счетверённая установка затрещала, только в другой стороне. Враг не спешил. Спешили зенитчики и отчаянно мазали мимо целей. Но всё-таки их огонь сделал своё дело: немец на рожон не полез. Самолеты сбросили груз, было видно, что не совсем удачно, бомбы легли за станцией, возможно, они не ожидали, что тут так быстро появятся зенитки, но что было, то было. Уже под самый вечер Валик нашел Риву у билетных касс вокзала. Девушка была жутко расстроена и выглядела совершенно вымотанной и уставшей. Парень спешил, она понимала, что у него совсем нет времени, но всё-таки обрадовалась его появлению: не бросил, не забыл. Друг, товарищ и почти что брат по «Синей блузе» тут же потащил девушку в сторону путей. Через несколько минут они оказались на грузовой, где молодой человек потащил её прямо к одиноко стоящему локомотиву.

– Эта бригада идет на Могилев. Довезут до станции. Сейчас им вагоны прицепят. Тебя возьмут. Я договорился. Йонке привет передавай.

Ион (Йонка) Деген был молодой паренек, сосед Валика по Могилеву. Он учился в первой школе, был знатным неунывающим шалопаем. Валик хотел в свое время притянуть Йонку в «Синюю блузу», паренек подавал надежды, был артистичен, пописывал стихи. «Интересно, что из всех знакомых Валентин передает привет именно Йонке…» – подумала Рива.

И тут Валик неожиданно впился в ее губы поцелуем, грубоватым, неумелым, быстрым, как будто воровским. Рива изумленно посмотрела на парня, но тот сделал вид, что ничего не случилось, хотя и был пунцовым, как рак. Помог девушке взобраться на подножку паровоза, вскинул руку в прощальном салюте и, быстро развернувшись, пошел куда-то к громаде депо.

Рано утром девушка была уже дома. Вошла в дверь и обрадовано улыбнулась. Вся семья была в сборе. Раннее утро, но все собрались за столом и пили чай.

– Ривочка! Как мы тебя ждали!