Текст книги "22 июня, ровно в четыре утра (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава тридцатая. Истребительный батальон

Глава тридцатая

Истребительный батальон

7 июля 1941 года

Моисей Гурфинкель не имел слишком хорошее зрение. Настолько не слишком хорошее, что в военкомате комиссия ему отказала. Но когда враг шел к городу, в комендатуре начали набирать отряд ополченцев, формируя истребительный батальон. Туда Мосю приняли, вручили трехлинейку и научили с ней худо-бедно управляться. Он не был героем, ему претил показной патриотизм и картинный героизм. Он просто считал, что Родину надо защищать, что Революцию надо защищать, что завоевания социализма надо защищать, а свое зрение рассматривал как досадную помеху к выполнению священного долга защитника. Но все эти рассуждения Моисей держал при себе. Внутри он мог позволить быть пафосным и даже ставать в красивую позу, а вот на людях – ни-ни. На людях он оставался ровным приветливым парнем, умеющим пошутить и не унывающим, когда подшучивали над ним. Он и сам над собою подтрунивал, да и шуткам других смеялся, особенно если шутки были удачными. Кто больше всего рассказывает анекдотов про евреев? Конечно же, сами евреи. В ополчение записались рабочие Кировского завода, нескольких небольших городских мастерских, выпускавших всякий ширпотреб, работники совхоза имени КИМ. Так что большая половина отряда состояла из евреев самого разного возраста, так ведь и сам Могилев-Подольский до войны почти наполовину состоял из евреев, типичный подольский городок, маленькая Одесса.

Главными задачами истребительного батальона было поддержание в городе порядка и борьба со шпионами и разведкой врага. Бдительность, бдительность и еще раз бдительность. Несколько дней подряд с бойцами-истребителями проводил занятия сержант НКВД Афанасьев, мрачный, невысокий крепыш со стрижкой ежиком и стальными глазами, почти безэмоциональный, сдержанный, он рассказывал о том, как выявить или заподозрить диверсанта, что надо делать в случае паники гражданских, как ее пресекать, куда доставлять подозрительных людей и паникеров. Дважды выводили личный состав батальона на стрельбы, каждый раз бойцы выпускали по две обоймы патронов, результаты у Моси были весьма так себе. Опять-таки, зрение! На всякий случай он носил с собой еще одну пару очков, старенькую, но все-таки если что, это лучше, чем ничего! Первого числа на их батальон выделили два пулемета «Максим». И тут Моисей оказался при деле. Нет, не первым номером, вторым. Он как-то очень быстро приспособился набивать брезентовую ленту патронами, да так, что командиры с удовольствием наблюдали за мельтешением его пальцев, сверяясь с часами, не знаю, какие у них там были нормативы, но вторым номером пулеметного расчета парня зачислили, с большим удовольствием. Из чуть более четырехсот человек стали формировать отдельные взводы, Моисей попал во второй, вместе со старым знакомым, Йонкой Дегеном. Пулеметные расчеты были приписаны к первому и второму взводам. Из тридцати двух человек второго взвода двадцать восемь были евреями, большая часть из них – рабочие машиностроительного завода.

Говорили, что истребители будут использоваться только для охраны, в тылу, но воевать не будут, но тут, как говориться, как карта ляжет. Моисей Гурфинкель прекрасно понимал, что если немцы прорвутся к городу, то и их неполноценный (и в количественном, и в качественном составе) батальон без раздумий бросят в бой. И против румынских, а тем более немецких солдат, которые готовились к войне давно и серьезно шансов у ополченцев будет маловато. Но молодости свойственно быстро забывать о неприятностях, отдавливая черные мысли на потом, пряча их в глубины сознания, поэтому Мося оставался спокойным, старался шуткой разогнать такие же черные мысли у товарищей, вот только спал в последнее время из рук вон плохо.

Со второго июля ополченцы стали плотно патрулировать город, причем не только в дневное, но и в ночное время. Раньше только часть из них привлекалась к патрулям, теперь же почти весь их состав. Каждому патрулю из пяти-восьми человек придавался один военный из комендантского взвода. Однажды они заметили выброшенные парашюты, плохо замаскированные камнями и мусором, который растащили бродячие собаки. О своей находке патрульные доложили в комендатуру, сводный отряд из комендантского взвода и двух групп истребителей выдвинулся на перехват шпионов врага, но это оказались наши военлеты. Их бомбардировщик упал далеко за городом, выработав топливо до нуля, знаете ли, из пробитых баков топливо вытекает несколько быстрее, чем из целых, законы физики. Пилоты выбросились из самолета почти на границе города, а сам самолет врезался в землю уже за Могилевскими холмами, гордо именуемыми в городе горами. И что с того, что Шаргородская гора – это тридцать метров над городом и полторы сотни над уровнем моря, но как звучит гордо! Ребята не знали точно, не занят ли город врагом, потому припрятали парашюты и двинулись в сторону небольшого соснового бора, где и были обнаружены. У штурмана, неудачно приземлившегося, был перелом голени, его сразу же направили в госпиталь, а командиру и бортстрелку помогли добраться в часть.

Четыре часа патрулирования – самое паршивое время: с четырех утра до восьми, спать хочется неимоверно. Хорошо, что в июле ночи теплые, ребята в гражданской одежде, разве что красные повязки на рукавах да винтовки за плечами, вот и всё отличие. Их патруль идет по длинному маршруту –от села Серебрия до церкви, напротив которой паромная переправа через Днестр. Главные объекты их внимания – железнодорожная станция, они обходят её ближе к реке, железнодорожный мост, вообще-то их два: длинный мост через Днестр, а сразу за ним, буквально в пару десятков метров небольшой соединяющий две насыпи, он аркой идет над Комсомольской улицей, по которой и двигался патруль, дальше по Греческой улице до парома, а там – разворот и обратно. Истребительный батальон разбили для патрулирования на четыре смены, каждая почти по сотне бойцов. Для маленького городка более чем достаточно.

Они как раз заканчивали обход, и остановились недалеко от завода, как только прошли под аркой моста, там был еще один укрепленный пост пара бойцов с ручным пулеметом, сразу за мостом, чуть в стороне, точка была обложена мешками с песком. Сразу за этим Немийским мосточком колея по насыпи шла прямо к станции. Патруль прошел по окраине города, все время вдоль реки, длинная улочка была хаотично застроена частными глинобитными хибарками, только у железнодорожной станции стояли каменные склады, потемневшие от времени. Комендантские считали, что патрулированию вдоль берега надо уделять наибольшее внимание. Навстречу прошел еще один патруль, двигающийся тем же маршрутом, но в обратном направлении, тут, около машиностроительного завода была точка их пересечения. По негласной традиции оба патруля сошлись на пару минут курнуть недалеко от проходной завода.

– Моисей! Ты нас все ведешь и ведешь, а закурить не даешь? Что? Сорок лет без курева хочешь организовать? Так мы не выдержим. – это фрезеровщик Изя Кацман из второго цеха, весельчак и острослов. Обычно он всегда подшучивал над кем-то, ну а тут шутка в тему, остановиться на пару минут хотели все. Остановились. Мося достал кисет с махоркой, но курить не хотелось. Товарищей угостил. Ребята скрутили самокрутки и дружно задымили. Летнее утро наступает очень быстро. Стоит только солнцу чуть-чуть выглянуть, а тут же и светло. Напротив проходной располагался старый барский дом, точнее, этот дом принадлежал бывшему владельцу машиностроительного завода, который после революции сбежал куда-то за бугор. Это было одноэтажное большое мощное здание, выложенное из больших каменных глыб, сцепленных известковым раствором, говорили, что раствор замешивали на куриных яйцах. Этого Моисей не знал, не застал строительство, давно это было, когда его еще не было. Он отошел от курящих не очень и далеко, но оказался на углу дома, где три могучих тополя тянули вверх пирамиды густой листвы. В мае тополя цвели и вся улица покрывалась белым тополиным пухом, вдоль Днестра росло много тополей, а еще плакучих ив. Но когда тополя цвели – город как будто накрывала белая метель: такая зимняя вьюга в почти летнюю жару.

Это было довольно странное чувство. Война шла, но она как-то Моси еще не коснулась. Из-за зрения его не призвали, хотя он написал заявление и просился добровольцем на фронт. Попал в истребительный батальон, хотя какие там истребители? Что-то вроде милиции, отрядов по поддержанию порядка. Кого они истребили за это время? Где он враг, которого надо уничтожить? Разве что бомбежки… Вот это было страшно. Было ощущение абсолютной беззащитности. От этих неприятных эмоций он даже передернул плечами. Винтовку выдали. Десять патронов, но чувства причастности к войне не приходило. Он рвался на фронт, туда, где идут сражения, чтобы защищать родных и близких, но все еще не понимал, что война уже пришла в его город, что она тут, рядом, что пришла его время. Еще минута и надо идти дальше. Патрулировать. Вздохнул. С каким-то отстраненным интересом парень наблюдал, как по мосту промаршировал небольшой отряд красноармейцев, правда, в рассветном сумраке сложно было понять, кто это и какая на них форма, да и особого интереса эта группа не представляла. И только когда отряд перешел через мост, он начал отмечать какую-то неправильность в их действиях: они как-то слишком быстро и слаженно заняли места охранников у моста, а куда делись те, кто там был? И тут Моисей увидел, как двое оттаскивают за полотно к реке какое-то тело… В голове стала складываться головоломка, вспомнил, как предупреждали о действиях переодетых в нашу форму диверсантов, вспомнил про важность моста для захвата города и в стратегическом плане – на десятки километров по Днестру мостов нет вообще. Он вообще впервые осознал, что то, что произошло на его глазах – это и есть война, как она может быть тут, но она уже тут…

Мося успел только крикнуть:

– Тревога! Диверсанты! – Передернул затвор мосинки, загоняя патрон в ствол, присел на колено, так ему было удобнее целиться, нажал на спуск. Выстрел прогрохотал в ночной тиши, тут же раздались несколько выстрелов откуда-то из-за реки, посмотрел – не попал! Быстро передернул затвор, и тут началось – по нему начали стрелять от моста, пули впивались в ствол дерева, прикрывшего собою бойца, парню стало страшно. По-настоящему страшно. К нему кто-то бежал из ребят-патрульных, но споткнулся и упал. Не сразу понял, что того убили, или ранили, сумел высунуться с другой стороны дерева и выстрелить еще раз. Загрохотали выстрелы из трехлинеек, это патрульные очнулись. Залегли кто где мог и начали стрелять.

– Мося, дуй за пулеметом! – это крикнул Йонка, укрывшийся за каменной оградой, он стрелял в сторону врага. Тут залаял Дегтярев – это открыли огонь бойцы с огневой точки у маленького мостика. Тоже увидели врага, это отвлекло диверсантов и боец Гурфинкель рванул изо всех сил по улице к комендатуре. Оба их Максима находились там, главное, чтобы подоспели первые номера пулеметных расчетов.

101-й Дот прикрывал железнодорожный мост. Он был расположен в полуста метрах ниже по течению реки, на высоком берегу, и мост просматривался с него прекрасным образом. Дот был чисто пулеметным, два Максима на специальных станках контролировали и мост, и берег реки около него. Гнат Рохля проснулся от звуков стрельбы.

– Что там, Максимка? – спросил он красноармейца, наблюдающего за окрестностями через перископ.

– Да черт его знает! Стрельба!

– Где, сучий потрох? Командира буди!

– Да тут, около моста.

– Бля… двигай жопой, боец! – Гнат без раздумий выскочил из ДОТа, надо было понять, что происходит. Молодой красноармеец, Максим Паливода растерялся, бывает, только не ему, ветерану Вердена теряться от звука каких-то выстрелов. В неярком освещении утреннего солнца, которое только-только выглянуло из-за холмов. Стало видно, что бой идет у моста, а по самому мосту двигаются темные фигуры бойцов, такое впечатление, что часть фигурок как раз у опор моста сгрудилась. Саперы! Точно! Бля! Гнат вскочил в ДОТ, захлопнув бронедверцу. Боевая точка уже ожила. Молодой лейтенантик, командир изо всех сил крутил ручку полевого телефона. Гнат рванул к пулемету.

– На мосту саперы! Рвать надо! Командир! Рвать мост надо! У тебя приказ! Бля!

Гнат открыл бронезаслонку, теперь мост был как на ладони, поймал в прицел фигурки саперов, одна или две уже пытались спуститься к опоре, где был заложен динамит. Не теряя времени. Гнат открыл огонь, первая же очередь сбросила в реку две фигурки вражеских саперов, еще две очереди, противник на мосту залег, черт подери, какого дьявола лейтенант там возиться?

– Лейтенант! Блядь! Рви мост!

– Связи с штабом УРа нет – проблеял совершенно растерявшийся командир.

– Мать твою так да разэтак! – выдал довольно длинную тираду Гнат. Оттолкнул попавшего в ступор командира и привел в действие машинку для подрыва. Нажал рычаг… Бахнуло знатно!

– Боец Рохля, ты чего… под трибунал захотел? – как-то совсем неуверенно пролепетал лейтенант.

– Ты это, Пал Ваныч, смотри, что твориться! Видишь, они успели одну опору разминировать, телился бы еще – мост бы достался им целехонький!

Лейтенант Шамшурин приник к окуляру перископа. Да, дело было неважнецким. После подрыва центральная секция моста должна была вся уйти в реку, а так взрыв повредил только одну опору – дальнюю, секция упала, но при сноровке, по ней могли перебираться люди, что сейчас враги и пытались сделать – проскочить на нашу сторону и закрепиться на этом берегу, создав плацдарм. Лейтенант дураком не был, понял, что Гнат его спас от трибунала. Да и вообще стал приходить в себя. Отправил двух бойцов с ручным пулеметом прикрыть ДОТ с тыла, а станковые пулеметы стали отсекать вражеских солдат на мосту.

Когда Моисей Гурфинкель вернулся на место боя вместе с подкреплением и Михаилом Ревуцким, первым номером пулеметного расчета, бой у моста был в самом разгаре. Со всего города отряды красноармейцев и бойцы истребительного батальона стекались к мосту, где закрепился враг, отчаянно поливавший огнем наших ребят. Каким-то образом по мосту сумели перекинуть минометы, но, видимо, у противника закончились мины, только воронки напоминали о попытке отбить атаку наших бойцов. Недолго думая, Михаил потащил Мосю в барский дом, окно его как раз выходило к мосту и получалось обстреливать фланг прорвавшегося неприятеля. Рядом оказались ребята из их батальона, которые помогли выбить прикладами ружей дверь в дом, разбили окно, подтащив стол, организовали точку для станкового пулемета. Появление на поле боя сначала одно, а потом и второго Максима сразу изменило ситуацию. Пулемёт съедал одну ленту за другой, подавив пулеметную точку противника. К полудню огрызалось лишь несколько винтовок да один-единственный ручной пулемет лаял короткими очередями. Три атаки немцы смогли отбить, но назад уходить и не думали, надеялись на подход своих, скорее всего. В половину двенадцатого красноармейцы и ополченцы поднялись в последнюю атаку, забросав последнюю точку гранатами, вышли к мосту, ни одного из солдат врага в плен взять не удалось. Лейтенант Фридрих Вайс лежал у одного из пулеметов и смотрел безжизненными глазами в небо: две пули прошили ему грудь. Он провалил задание, но предпочёл смерть позору плена. В этом бою истребительный батальон потерял четверть состава. Более ста человек. Из всех ополченцев город покинут с отступающими частями Красной армии около сорока человек. До конца войны дойдут только двое. Гнат Рохля погибнет 22 июля, прикрывая отход частей Красной армии из города, в Карповском яру. Он будет сражаться до последнего патрона, оставив его для себя. Его огневую точку забросают минами. Он выиграет для своих ребят четверть часа. Для многих это будет цена жизни.

Глава тридцать первая. 12-й УР

Глава тридцать первая

12-й УР

17 июля 1941 года

Для полковника Игнатьева бой седьмого июня был нервным и очень тяжелым. Прорвавшийся по мосту десант противника был уничтожен, но около одиннадцати часов к врагу подошла помощь, и он вновь сумел прорваться, введя в атаку почти батальон хорошей немецкой пехоты. Сообщив в штаб армии об утренней проблеме, Сергей Александрович неожиданно получил помощь, в город был спешно переброшен целый мотострелковый полк, пусть и потрепанный в предыдущих боях, но появление резервов помогло стабилизировать ситуацию, так что к вечеру того же дня он сумел записать в журнале боевых действий скупые строчки: «7.7. до батальона противника вышли на южные окраины Атаки, после короткого боя батальон 664 сп, защищавший тетдепон у моста отброшен за мост, мост в Могилеве взорван, но неудачно, в результате чего противник перешел на левый берег Днестра и блокировал ДОТ 101 и 141, усилиями гарнизонов и полевых войск ДОТы деблокированы, противник частично уничтожен, частично отброшен на правый берег р. Днестр, в остальных районах противник не наблюдался. 8и9.7 активных действий с обоих сторон не было».

Игнатьеву исполнилось сорок два года, худощавый, подтянутый, подвижный, невысокого роста, он был кадровым военным: уроженец Черниговщины начинал свой боевой путь еще в Первую мировую войну, при Временном правительстве в чине подпоручика оказался выборным командиром батальона, потом демобилизовался, а в Гражданскую воевал за красных, был на разных боевых постах, освобождал от врага Украину, воевал на Донбассе, участвовал в освобождении Крыма. Закончил войну командиром роты. Потом связал свою судьбу с армией, закончил академию имени Фрунзе. В январе сорокового года получил звание полковника, в августе того же года стал начальником штаба Могилев-Подольского (12-го) Ура, а в марте сорок первого года сменил на должности коменданта укрепрайона Михаила Евдокимовича Могилевчика. Так что состояние укреплений он знал, как и знал о множестве недоработок, недостаточном оборудовании и отсутствии вооружения во многих объектах. Что смог выбить, вытрясти, получить, установить, восстановить гарнизоны, укрепить дисциплину, наладить нормальное снабжение – всё сделал, теперь оставалось держаться. Помогало то, что в Могилеве-Подольском расположился штаб 55-го стрелкового корпуса, с его командиром, Константином Аполлоновичем Коротеевым удалось наладить тесное взаимодействие.

Примерно с десятого – одиннадцатого числа противник стал накапливать силы на правом берегу Днестра, стараясь мелкими группами провести разведку, выяснить расположение огневых точек, по выявленным позициям вела огонь вражеская артиллерия и работала авиация. Противник искал возможности форсировать реку, причем кроме румынских батальонов были замечены и немецкие части. Штаб уркепрайона располагался в Карповском яру, большом ущелье между холмами, в живописном месте, прямо в одном из стен ущелья было выбито помещение, к которому проведена связь. Условия были спартанские, но сюда стекалась вся информация о положении дел на позициях укрепрайона, так что условия условиями, а воевать все равно надо. На плиточке закипел чайник. Сергей Александрович воспользовался небольшой паузой, запарил крепкую заварку: только ядреный напиток позволял ему быть постоянно бодрым. К чаю было несколько сухарей да пара отварных вкрутую яиц. Решил, что этого будет достаточно, но только приступил к чаепитию, как раздался звук вызова полевого телефона.

* * *

(немецкие саперы готовятся к переправе через Днестр)

Рано утром гарнизон ДОТа в Серебрии был поднят по тревоге. До этого дня эта точка в боях участия не принимала. В основном, благодаря выдержке командира и небольшой толике удачи. Их огневая точка имела одно орудие и три пулемета на станках, но противник пока что об их позиции ничего не знал. Дот 96 прикрывал место, очень удобное для переправы противника. В этом месте река сужалась, значит, навести понтонную переправу было проще, плюс на левой стороне был довольно обширный пляж, на который было удобно производить высадку десанта. Конечно, после этого все равно надо будет подниматься по дорожке вверх, но место было очень и очень удобным. И почему до сих пор враг не стал тут наводить мост, было странностью. Но вчера на нашем берегу появилась разведка противника, по которой отработал соседний 90-й пулеметный ДОТ. Ближе к обеду раскрывшая себя точка была плотно обстреляна с противоположной стороны вражеской артиллерией, точка была разрушена, из его гарнизона уцелело только двое раненых красноармейцев, отправленных в тыл.

А рано утром стало видно, что готовится переправа. Сначала к берегу пристала группа саперов, переправившаяся на надувных лодках. Лейтенант Филимонов приказал ждать. Он был молод, горяч, но выдержка у него была знатная. Понимал, что как только откроет огонь, враг сделает всё, чтобы их огневую точку уничтожить. Поэтому он поставил себе целью уничтожить как можно большее количество врагов, а там надо будет надеяться на крепость стен, и на то, что сделано укрепление по уму. Саперы стали готовиться к наведению переправы, время для защитников Дота тянулось медленно, словно песок в песочных часах, когда дырочка тоненькая-тоненькая. Но вот понтоны были кинуты и по мосткам стала переходить на берег пехота, скапливаясь на пляже. Наверное, там собралось больше двух рот, а еще не менее плотный поток шел по мосту. Понимая, что еще немного и враг начнет движение, командир отдал приказ на открытие огня. Расчет орудия открыл огонь по переправе, а пулеметы стали отрабатывать по плотной толпе, сгрудившейся на пляже. В ДОТе сразу стало жарко и душно, включилась вентиляция, вытягивая запах сгоревшего пороха, на бетонный пол падали со звоном гильзы, раз за разом ухала в каземате трехдюймовка, посылая снаряд за снарядом. После первых двух выстрелов удалось пристреляться, вскоре понтонный мост был разрушен и снаряды выкашивали пехотинцев противника, пытающихся уцепиться за понтоны. В это время на пляже был ад, огонь из трех станковых пулеметов, глотавших ленту за лентой, был чудовищный по своей эффективности: слишком много людей скопились на узкой полоске земли. За время короткой бойни батальон вермахта перестал существовать. И всё было бы хорошо, вот только молод и горяч был лейтенант Филимонов, опыта у него боевого не было, от слова совсем, как и не было у его огневой точки прикрытия полевых частей, а без этого ДОТ слеп, и становится инвалидом.

А враг был опытный, и имел серьезный опыт взятия самых мощных укреплений: Польша, Бельгия, Голландия и Франция могли это подтвердить. Немецкие саперы были образцом штурмовых подразделений, они не только наводили мосты или строили укрепления, минировали и разминировали местность, они первыми высаживались на вражеский берег, захватывая плацдармы, они были способны удержать место переправы до подхода подкреплений, справиться с ДОТами и танками противника – своеобразные универсальные солдаты Третьего Рейха.

Вот и сейчас они не оплошали – как только большевистская точка проявила себя огнём, они смогли пробраться под кручу, оказавшись в «мёртвой зоне» для пулеметов противника. А потом стали взбираться по крутому подъему, стараясь быть вне зоны видимости для защитников укрепления. Им повезло: они заходили со стороны разрушенного прошлым днём ДОТа, и там не было полевых частей, сосредоточенных в совершенно на другом участке фронта. Если бы Степан Филимонов вспомнил требования Устава, и вывел наружу секрет с ручным пулеметом, может быть, они бы не дали подняться саперам врага, но этого не случилось. Слишком увлекся лейтенант добиванием немецких солдат, слишком сильным было его воодушевление, восторг от вида поверженного врага. Взобравшись на крутой берег, саперы разделились. Одна группа быстро нашла воздуховод, прикрытый колпаком, вторая же подобралась к бронедвери в тылу огневой точки, дверь минировали. В это время в отверстие воздуховода налили бензин, после чего туда последовала граната, сильный взрыв оказался для защитников полной неожиданностью, большая часть из них была сильно контужена, А тут рвануло и бронедверь, в открытое отверстие полетели гранаты. В плен попали трое контуженных бойцов, командир погиб, пытаясь отбить неожиданную атаку, погиб одним из первых – разрыв немецкой «колотушки» не дал ему и шанса на жизнь.

(на днестровских кручах)

Запись в журнале боевых действий: «17.7… Переправа мелких групп противника в районе Бронница. Нарушение связи с 53, 51, 40 и 41 ОПБ. Вызвана авиация – не действовала, авиация противника действовала совместно с артиллерией. Отсутствие сопротивления полевых войск (528 сп) против переправившихся частей противника, слабый артиллерийский огонь по противнику.»

* * *

19 июня 1941 года

Аэродром 5 сбап

– Савельева ко мне!

Голос командира 5 скоростного бомбардировочного полка напоминал рык, посему дежурный рысью бросился выполнять приказ командира – попасть под тяжелую руку начальства не хотелось. Крепкий, похожий на медведя телосложением сибиряк отличался характером спокойным, без этого в бомбардировочной авиации никак, но если его разозлить… в общем, не надо злить медведя, целее будешь, старая народная мудрость.

Феодосий Порфирьевич Котляр попал в авиацию далеко не сразу. Он был призван в ряды РККА в 1926 году. Попал в артиллерию, остался на сверхсрочную службу, а уже с 1929 года переведен в ВВС, закончил летную школу в Вольске, потом 3-ю летную школу им. К.Е. Ворошилова в Оренбурге, служил летчиком-инструктором в Харькове, в 1938-м закончил Военную академию РККА им. Фрунзе, в 1938-м году стал командиром тяжелого бомбардировочного полка, вскоре полк получил новые машины СБ и стал уже 5-м скоростным бомбардировочным полком, принимал участие в походе на Западную Украину, потом участвовал в Советско-Финляндской войне, где полк воевал грамотно, потеряв за все время боев только три машины. К началу Великой Отечественной войны полк получил новые машины Пе-2, но летать на них было некому, их просто не успели освоить. Тем не менее, полк участвовал в налетах на территорию Румынии, отличился при бомбардировке Галацкого моста.

Вот в палатке командира появился старший лейтенант Савельев, он попал в бомбардировочную авиацию из истребительной. Отвоевал в Испании, был ранен, комиссован, но сумел добиться возвращения в строй, вот только перегрузки при полетах истребителей для него были противопоказаны, врачи дали допуск только на бомбардировочную, Василий был и с этим согласен – без неба жить не мог.

– Василий Иванович, смотри сюда: это Могилёв-Подольский, вот тут Бронница, около Бронницы противник навел две переправы, накапливается на левом берегу, грозит отрезать части 55 стрелкового корпуса. Задание: уничтожить переправы противника, сорвать переброску войск через Днестр.

– Понятно, места знакомые, товарищ подполковник. Я в Броннице в санатории лечился, а в Могилёве-Подольском даже показательный полет провел. Пилотаж просили показать. Теперь надо будет немцам его показать.

– Ты, Вася, не геройствуй, хотя бы одну переправу развали, хотя надо обе.

– Есть сделать обе, товарищ подполковник! Истребители прикроют?

– Нет, Вася, не прикроют, ты зайди от Касауц, вдоль Днестра, они отсюда удар ожидать не будут.

– Феодосий Порфирьевич, я лучше в лоб зайду – там высокий берег, я подкрадусь на небольшой высоте, у СБ скорость, зенитки не успеют, так лучше будет.

– Хорошо, действуй как считаешь нужным.

И командир полка пожал руку лейтенанта, которого отправлял на верную смерть. Война. Что чувствует летчик, которого отправляют на невыполнимое задание? Что чувствует его командир, на чьих плечах ответственность и выбор – кому жить, кому умирать? Не знаю. Может быть, военный летчик Антуан Мари Роже де Сент Экзюпери смог описать это в своем романе «Военный лётчик», обратитесь к нему. Отгадать, что было в голове подполковника Котляра я не мог, как и не мог отгадать чувства и мысли старшего лейтенанта Савельева, бомбардировавшего Галацкий мост и попавший в него. Можно сказать, бомбардировщик-снайпер. Он точно не собирался умирать. Он точно собирался выполнить приказ. И для этого у него был надежный экипаж, отличные ребята: штурман и бортстрелок. Оба были с Украины: стрелок-радист Гриша Жулинский и штурман Саша Гончарук. Оба были моложе командира экипажа. Но уже имели боевой опыт и на них Василий мог положиться, как на самого себя.

Получили задание, обсудили со штурманом маршрут, перед вылетом закурили. Техник доложился, что самолет к вылету готов, боезапас загружен по максимуму, так что можно вылетать. Один из самых массовых самолетов Второй мировой имел довольно неплохие характеристики, хотя за пять лет, от начала его серийного выпуска, конечно же, устарел. Но он мог развить скорость до 430-450 километров в час, так что считался действительно скоростным самолетом, его основным недостатком была небольшая грузоподъемность – 600 килограмм бомб, для бомбера все-таки маловато.

Перекурив, зашли в машину, заняли посты согласно расписанию, взлетели, сделали вираж над аэродромом и стали на маршрут, обычная боевая работа. Утром, примерно через полтора часа после вылета, они были над целью. Бомбардировщик неожиданно для оторопевшего врага вынырнул из-за ближайшего холма, поднырнул еще ниже, спускаясь близко к реке, на понтонную переправу посыпались бомбы, корежа понтоны, скидывая в реку солдат и технику противника. Еще одна серия бомб пошла в скопление перед мостом немецких и румынских солдат. Одна переправа была уничтожена. Залаяли вдогонку самолету вражеские зенитки, только сейчас зенитчики опомнились и пытались хоть какой-то урон нанести самолёту врага. Но бомбардировщик с красными звездами неожиданно совершил резкий разворот и лег на обратный курс. Зенитки сошли с ума, стараясь не допустить удара по второй переправе, но ничего сделать не смогли – бомбардировщик точно зашёл на вторую ниточку понтонов, тянущихся через Днестр, вываливая на него остатки смертоносного груза. И снова разлетались металлические конструкции, летели в воздух щепки деревянного настила, падали в реку солдаты врага.

Второй заход оказался всё-таки слишком рискованным. Зенитчикам удалось добиться нескольких опасных попаданий в самолет, был убит стрелок, разворочен и стал гореть один из двигателей, самолет пытался набрать высоту, но уже было ясно, что за эту наглую и безумную атаку он расплатился сполна. Из кабины выпрыгнула темная фигурка – это штурман попытался покинуть самолет, но высота была слишком маленькой. Парашют не раскрылся, он погиб, разбившись о землю.

Савельев увидел перед собой поле, за которым было село, он был ранен, но на остатках сил посадил покорёженный самолет на поле, к нему подбежало несколько сельчан, с трудом выбравшись из кабины, Василий спросил: