Текст книги "Тихий космос (СИ)"

Автор книги: Влад Снегирев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Но и не развиваются дальше, – заметила Кэм. – Они зашли в тупик.

– Или нашли финальную точку эволюции, – возразила Ребекка. – Состояние, к которому стремится любой разум – абсолютную свободу мысли.

– А что нам теперь делать? – спросил Ли Вэй.

Все посмотрели на капитана. Хейл стоял у иллюминатора, глядя на мерцающую планету-разум, и его лицо отражало всю сложность дилеммы, перед которой они оказались.

– Как обратиться к существу, которое мыслит математическими теоремами? – медленно проговорил он. – Как привлечь внимание разума, который, возможно, размышляет над структурой пространства-времени?

– А стоит ли вообще пытаться? – тихо спросила Ребекка. – Что если мы прервем ход мыслей, который длится уже тысячелетия?

– Представьте, – добавил Итан, – что кто-то ворвется в вашу библиотеку, когда вы решаете сложнейшую задачу, и начнет размахивать руками, требуя внимания. Мы можем показаться им именно такими назойливыми дикарями.

Сэм фыркнул.

– Или они вообще нас не заметят. Как ты не замечаешь бактерий на своей коже, когда читаешь книгу.

– Но мы же не бактерии, – возразил Дэн. – Мы разумные существа, способные к абстрактному мышлению, математике, искусству.

– Для них это может быть не более впечатляющим, чем способность шимпанзе использовать палочку для добычи термитов, – ответил Сэм.

– Сидни, – обратился Хейл к ИИ, – можешь ли ты оценить уровень сложности их вычислений? Хотя бы приблизительно сравнить с нашими возможностями?

– Капитан, это как сравнить калькулятор с квантовым компьютером размером с планету. Я могу зафиксировать факт вычислений, но понять их содержание… это за пределами моих возможностей. Возможно, за пределами любых земных возможностей.

– Тогда как же мы можем надеяться на контакт? – спросил Итан.

– А может, контакт уже происходит? – неожиданно предположила Кэм. – Сидни сказала, что сигналы изменились, когда мы появились. Что если они уже изучают нас, просто делают это способами, которые мы не понимаем?

– Изучают как образцы примитивной жизни в космическом зоопарке, – мрачно добавил Сэм.

– Или как коллеги-ученые, – возразила Ребекка. – Может, для них любая форма разума представляет интерес, независимо от уровня развития.

Дэн задумчиво покачал головой.

– Знаете, что меня больше всего поражает? Масштаб их проекта. Превратить целую планету в вычислительную машину – это требует не просто технологий. Это требует единодушия всей цивилизации. Представьте: миллиарды, возможно триллионы разумных существ должны были договориться отказаться от физической жизни ради… чего?

– Ради познания, – ответила Ребекка. – Ради возможности понять устройство вселенной на самом глубоком уровне.

– Но это же безумие! – воскликнул Сэм. – Променять реальную жизнь на виртуальные размышления?

– А что такое «реальная жизнь»? – спросила Ребекка. – Еда, сон, размножение, борьба за ресурсы? Или поиск смысла, красоты, истины?

– И то, и другое, – вмешался Ли Вэй. – Нельзя понять смысл жизни, не прожив ее. Нельзя оценить красоту заката, если у тебя нет глаз. Нельзя постичь любовь, если у тебя нет сердца.

– Но у них может быть что-то лучше глаз и сердца, – возразил Итан. – Сенсоры, способные воспринимать красоту электромагнитного спектра. Алгоритмы, способные переживать эмоции, которые мы даже представить не можем.

– Или они потеряли способность чувствовать что-либо, – сказала Кэм. – Стали чистым разумом без души.

Хейл поднял руку, прерывая спор.

– Мы можем рассуждать об этом сколько угодно, но это только предположения. Главный вопрос: что мы делаем дальше?

– Попытаемся связаться? – предложил Итан.

– Каким способом? – спросил Дэн. – Радиосигналом? Они и так излучают больше радиоволн, чем вся наша галактика. Математической формулой? Но какой уровень математики может их заинтересовать?

– А световыми сигналами? – предложил Ли Вэй. – Простые геометрические фигуры, последовательность простых чисел?

Сэм покачал головой.

– Для них это будет как детский лепет. Представь, что муравей пытается показать тебе, что умеет считать до трех.

– Но даже если муравей умеет считать, это уже удивительно, – заметила Ребекка.

– Сидни, – обратился Хейл к ИИ, – твое мнение? Стоит ли пытаться установить контакт?

ИИ помолчала несколько секунд – по компьютерным меркам целую вечность.

– Капитан, я анализирую эту ситуацию с двух точек зрения. С научной точки зрения, любая попытка контакта может дать ценные данные о природе развитых цивилизаций. С этической точки зрения… мы можем нарушить что-то важное.

– Что именно?

– Представьте композитора, который работает над симфонией, способной изменить понимание музыки. Работает десятилетиями, находясь на грани прорыва. И вдруг кто-то врывается в его кабинет, требуя поговорить о погоде. Мы можем прервать процесс мышления, важность которого не способны оценить.

– Но мы же не знаем, действительно ли они заняты чем-то важным, – возразил Итан. – Может, они просто… существуют. Без цели, без направления.

– Тогда наше появление может стать для них подарком, – сказала Ребекка. – Новым стимулом для размышлений.

– Или помехой, – добавил Сэм.

Хейл снова посмотрел на планету. Световые узоры на ее поверхности медленно менялись, как будто гигантский мозг обдумывал какую-то невероятно сложную проблему.

– Знаете, что меня пугает больше всего? – сказал он наконец. – Не то, что они могут нас проигнорировать. И не то, что могут счесть помехой. Меня пугает, что они могут быть правы.

– В каком смысле? – спросила Кэм.

– В том, что физический мир – это тупик. Что вся наша возня с планетами, звездолетами, исследованиями – это просто неэффективная трата времени. Что настоящее развитие возможно только в виртуальном пространстве, где нет ограничений физики.

– Но тогда зачем мы вообще живем? – тихо спросил Ли Вэй.

– Может, чтобы дойти до того момента, когда поймем, что жизнь – это не цель, а средство, – ответила Ребекка. – Способ развить разум до уровня, когда он сможет существовать независимо от материи.

– Тогда получается, что вся история человечества – это просто подготовительный этап? – спросил Итан.

– Может быть, – согласился Дэн. – Эволюция, развитие технологий, искусство, наука – все это нужно только для того, чтобы создать достаточно сложный разум, способный выйти из обыденной реальности.

– А потом что? – спросил Сэм. – Сидишь в виртуальной реальности и решаешь уравнения до скончания веков?

– Или исследуешь миры, которые невозможны в физической реальности, – ответила Ребекка. – Переживаешь эмоции, недоступные биологическим существам. Понимаешь истины, которые нельзя выразить словами.

– Звучит как наркотик для интеллектуалов, – пробормотал Сэм.

– Или как следующий шаг эволюции, – возразил Дэн.

Разговор прервал сигнал тревоги. Не критический, но достаточно громкий, чтобы все обратили внимание.

– Что происходит? – спросил Хейл.

– Капитан, – доложила Сидни, – энергетические потоки планеты изменились. Незначительно, но заметно. Некоторые вычислительные узлы снизили активность, другие – повысили.

– Реакция на нас?

– Возможно. Или естественная флуктуация в их процессах. Но временная корреляция с нашим появлением составляет 94.7 %.

– Значит, они нас заметили, – сказала Кэм.

– Заметили или зарегистрировали, – уточнил Дэн. – Это не одно и то же.

– Сидни, можешь ли ты определить паттерн в изменениях? – спросил Хейл.

– Анализирую… Капитан, изменения не случайны. Есть определенная структура, но она слишком сложна для полной расшифровки. Это может быть процесс анализа нашего корабля, наших технологий, возможно, попытка понять наши намерения.

– Или они решают, стоит ли с нами разговаривать, – добавил Итан.

– А может, они уже приняли решение, – сказала Ребекка. – И просто изучают нас как любопытный образец.

Хейл стоял у иллюминатора, глядя на мерцающий мир. К нему тихо подошел Итан.

– Капитан… а вы верите, что они счастливы?

Хейл обернулся, удивленный вопросом.

– Счастливы?

– Ну да. Они же отказались от всего: от закатов, от ветра на коже, от вкуса еды… – Итан замолчал, подбирая слова. – От риска. От боли. От неожиданностей. Разве можно быть счастливым без этого?

– Возможно, их счастье для нас так же непостижимо, как их технологии, – после паузы ответил Хейл. – Может, они переживают экстаз, решая уравнение рождения вселенной, а наш самый яркий восход солнца покажется им скучной химической реакцией.

– То есть мы для них… приматы?

– Нет. Разные. Как орган и скрипка. Или как акварель и код. Одно не лучше и не хуже другого. Просто… иное.

Хейл наконец принял решение.

– Мы остаемся на орбите. Наблюдаем. Учимся. Но не предпринимаем активных попыток контакта до тех пор, пока не поймем больше о том, с чем имеем дело.

– А если они попытаются связаться с нами? – спросил Дэн.

– Тогда ответим. Но пока мы просто… студенты перед великим учителем. Мы должны понять, готово ли человечество к такому уроку.

– А если не готово? – тихо спросил Ли Вэй.

– Тогда, может быть, лучше, чтобы мы пока не знали о существовании таких… возможностей, – ответил Хейл.

«Шепот» замер на стабильной орбите, его экипаж в благоговейном молчании смотрел на планету-разум. Каждый думал о своем: о смысле жизни, о будущем человечества, о том, является ли то, что они видят, концом пути или его началом.

– Знаете, – наконец сказал Итан, нарушив затянувшуюся тишину, – я думал, что самое страшное – найти доказательства того, что мы одни во вселенной. Но теперь понимаю: гораздо страшнее найти доказательства того, что мы не готовы не быть одни.

Он посмотрел на мерцающую планету и добавил тихо:

– Они не вымерли. Они… ушли в себя. И возможно, нам туда дороги нет. Пока нет.

Помолчав, капитан Хейл добавил уже для всех:

– Дело в том, что они не спят. Тем не менее – они видят сны. И наши попытки достучаться до них – всего лишь шум за стеклом их бесконечной реальности.

Глава 9. Сон разума

Рубка «Шепота» наполнилась тем особенным напряжением, которое возникает перед принятием судьбоносного решения. Хейл долго смотрел на главный экран, где медленно вращалась планета-компьютер. Кристаллические узлы на поверхности Gliese 667Cc пульсировали неторопливым ритмом – каждые тринадцать секунд по всей планете пробегала волна голубоватого света, словно сердцебиение спящего гиганта. В рубке повисла тишина, которую нарушал лишь мерный гул систем жизнеобеспечения и едва слышимое потрескивание динамиков, улавливающих радиошумы планетарного разума.

Капитан потер виски. За последние сутки он почти не спал, пытаясь осмыслить масштаб открытия. Его кофе давно остыл в кружке с логотипом Земной Космической Администрации – подарок жены перед отлетом. Теперь эта простая керамическая чашка казалась артефактом из другой вселенной, где люди все еще варили кофе по утрам и спорили о погоде.

– Итак, – произнес капитан наконец, отрываясь от экрана и оглядывая собравшийся экипаж. – Мы столкнулись с цивилизацией, которая превратила всю планету в свой мозг. Вопрос в том, что нам с этим делать.

Кэм сидела напротив, скрестив руки на груди. Ее обычно идеально уложенные волосы были растрепаны – верный признак того, что она проводила ночи, изучая тактические сценарии. Лицо старпома выражало крайнюю озабоченность, а в глазах читалась та осторожность, которую прививает военная служба.

– Мне это не нравится, капитан. Совсем не нравится, – она наклонилась вперед, сжав кулаки. – Мы понятия не имеем, что там творится. Может быть, это какая-то ловушка, как на TRAPPIST-1e. Или еще хуже – может быть, там сидит что-то голодное и злое, что только и ждет, когда мы приблизимся.

Она стукнула кулаком по столу, заставив подпрыгнуть планшет с тактическими схемами.

– Это как будить спящего медведя, не зная, голоден ли он.

Дэн сидел за своей рабочей станцией, окруженный голограммами с потоками данных. Его обычно безупречный костюм был измят, галстук ослаблен, а под глазами залегли темные круги. Астрофизик практически не отходил от консоли с момента обнаружения планеты, прогоняя модель за моделью, пытаясь понять принципы работы планетарного компьютера.

– Кэм, посмотри на эти цифры, – он повернул к ней один из экранов, где бежали колонки цифр. – Энергопотребление планеты равно точно тому, что она получает от звезды. Ни джоуля больше, ни джоуля меньше. Идеальная саморегулирующаяся система. Если бы они хотели экспансии, они бы не ограничивали себя балансом – давно бы нарастили производство энергии в разы.

Он указал на диаграмму энергетических потоков:

– Видишь эти стабилизирующие контуры? Система не только самодостаточна, она активно избегает любого избыточного потребления энергии. Это философия минимализма, доведенная до совершенства.

Итан, сидевший на краю стула, почти подпрыгивал от волнения. Его молодое лицо горело энтузиазмом первооткрывателя, а в глазах читалось то восхищение, которое испытывает ребенок, впервые увидевший океан.

– Да вы понимаете, что это такое? – воскликнул он, вскакивая с места. – Это величайшее открытие в истории человечества! Мы наткнулись на цивилизацию, которая решила все фундаментальные проблемы существования. Голод, болезни, смерть, ограниченность ресурсов – все это в прошлом. Они стали чистым разумом!

Ребекка, сидевшая у дальней консоли, тихо изучала психологические профили экипажа на своем планшете. Врач волновалась не только о возможных физических опасностях контакта, но и о том, как встреча с радикально иным разумом повлияет на психику людей. Ее тонкие пальцы нервно постукивали по стилусу.

– И что же, по-твоему, они там делают? – спросила она тихо, не поднимая глаз от экрана. – Играют в компьютерные игры размером с планету?

– Думают! – воскликнул Итан, начав ходить по рубке. – Они решают вопросы, на которые у нас не хватит и миллиона лет. Природа времени, структура реальности, смысл существования. Они исследуют внутреннюю вселенную, которая гораздо обширнее внешней!

Сэм, сидевший за инженерной консолью, покачал головой и отложил планшет с диагностикой систем корабля. Его рабочие руки были испачканы смазкой – он только что закончил техосмотр «Кондора» в преддверии возможной высадки. Механик смотрел на энтузиазм молодого кадета с тем снисходительным скептицизмом, который дает многолетний опыт ремонта сломанной техники.

– Внутренняя вселенная – это красиво звучит, парень, – Сэм вытер руки об комбинезон. – Но знаешь что? В конце концов все их серверы сломаются. Энтропия никого не щадит. И что тогда? Они даже не смогут починить свое железо, потому что забыли, как работать руками в реальном мире.

Дэн нахмурился, вызывая на экран новую диаграмму:

– Может быть, они уже все предусмотрели. Судя по тому, что я вижу, их система самовосстанавливающаяся. Посмотри на эти энергетические потоки – они перестраивают архитектуру сети в режиме реального времени. Это куда совершеннее всего, что мы можем создать.

Он указал на паттерны, медленно изменяющиеся на голографическом дисплее:

– Видишь эти волны реконфигурации? Каждые несколько часов вся планетарная сеть немного изменяет свою структуру. Они не просто поддерживают «status quo» – они эволюционируют.

Ли Вэй, который все это время молчал, внимательно разглядывая изображение планеты и потягивая зеленый чай из термокружки, наконец подал голос. Повар обладал особым даром – способностью одной фразой сформулировать то, что другие обдумывали часами.

– А задумывались ли вы о том, счастливы ли они там, внутри своих виртуальных миров? – он поставил кружку на консоль и посмотрел на каждого из присутствующих. – Вот единственный вопрос, который действительно имеет значение.

В рубке снова воцарилась тишина. Каждый обдумывал слова повара, и каждый понимал – ответа на этот вопрос у них нет и никогда не будет. Единственными звуками оставались гул систем жизнеобеспечения и едва слышимые щелчки остывающих панелей корпуса.

Хейл медленно поднялся из кресла, чувствуя, как затекли мышцы спины. Он прошелся к обзорному иллюминатору, откуда была видна планета во всем ее кристаллическом великолепии. Поверхность искрилась и переливалась, как гигантский технологический алмаз в лучах красноватого солнца системы.

– Я принял решение, – сказал он, не оборачиваясь. – Мы попробуем установить контакт, но крайне осторожно. Никаких попыток «разбудить» или нарушить их покой. Мы войдем в их дом тихо, как гости, и посмотрим, заметят ли они нас. Один неверный шаг – немедленный отход.

– Кто пойдет на поверхность? – спросила Кэм, уже начиная мысленно планировать операцию.

– Минимальная группа. Я, Дэн и Ребекка, – Хейл повернулся к экипажу. – Дэн нужен для анализа их технологий, Ребекка – для оценки психологических рисков и медицинской поддержки. Ты, Кэм, остаешься на «Кондоре» с работающими двигателями. При первых признаках опасности – немедленный взлет.

– А что насчет коммуникации? – поинтересовался Дэн, поправляя очки. – Как мы собираемся общаться с разумом такого масштаба?

Сэм усмехнулся, закрывая диагностическую панель:

– Да никак. Это как муравью пытаться поговорить с суперкомпьютером. Сигнал с нашего корабля для них – просто статистическая погрешность в фоновом шуме.

– Тогда зачем мы вообще туда летим? – спросил Итан, в его голосе послышались нотки разочарования.

Хейл задумчиво посмотрел на экран, где планета-компьютер продолжала свое неторопливое вращение.

– Чтобы посмотреть. И чтобы понять, – он помолчал, подбирая слова. – Даже если мы не сможем с ними поговорить, мы хотя бы увидим, что произошло с разумом, который выбрал этот путь. Это может дать нам понимание нашего собственного будущего.

Подготовка к высадке заняла несколько напряженных часов. «Шепот» превратился в улей деятельности – каждый член экипажа выполнял свою часть работы с той особой тщательностью, которая приходит с пониманием исторической важности момента.

Сэм работал в технических отсеках, модифицируя портативные сканеры. Его руки двигались быстро и уверенно, подключая дополнительные сенсорные модули и перенастраивая алгоритмы обнаружения.

– Обычные биосканеры здесь бесполезны, – пояснил он, показывая Дэну переделанное оборудование. – Я настроил их на детектирование паттернов искусственного интеллекта, энергетических потоков и квантовых флуктуаций. Если там действительно работают сознания в цифровой форме, эти штуки должны их засечь.

Он постучал пальцем по новому модулю:

– Добавил также детектор аномальных магнитных полей. Если их вычислительная система основана на квантовых эффектах, мы это увидим.

Ребекка проверяла медицинское и психологическое оборудование в лазарете. Ее больше всего беспокоило не физическое состояние высадочной группы, а возможные ментальные травмы от столкновения с нечеловеческим разумом.

– Сидни, – обратилась она к корабельному ИИ, – есть ли у тебя данные о том, как человеческая психика реагирует на контакт с коллективным сознанием?

– Доктор, – ответила Сидни мягким женским голосом, – у нас есть теоретические модели и результаты экспериментов с нейроинтерфейсами, но ничего подобного масштабам планетарного разума. Рекомендую подготовить седативные препараты и стимуляторы на случай острой стрессовой реакции.

Ребекка кивнула, укладывая в медицинский кейс дополнительные дозы успокоительных и препаратов для стабилизации нервной системы.

Итан помогал Дэну калибровать научное оборудование. Молодой кадет внимательно изучал каждую настройку, понимая, что это может быть единственный шанс в жизни поучаствовать в первом контакте с внеземным разумом.

– Дэн, а что если они действительно нас заметят? – спросил он, настраивая спектроанализатор. – Что мы им скажем?

Астрофизик задумался, поправляя параметры квантового детектора:

– Честно говоря, Итан, я не знаю. Что можно сказать цивилизации, которая превосходит нас настолько же, насколько мы превосходим амеб? «Привет, мы тут летаем по космосу и ищем, с кем бы поболтать?»

Он усмехнулся:

– Возможно, лучшее, что мы можем сделать – просто показать, что мы существуем. Что во Вселенной есть другие разумы, молодые и наивные, но искренне ищущие контакта.

Ли Вэй готовил особенный ужин для экипажа – традиция перед важными миссиями. На камбузе пахло специями и жареным мясом из биореактора. Повар понимал важность ритуалов для поддержания морального духа команды.

– Капитан просил что-нибудь простое, – сказал он Сэму, который заглянул перекусить. – Но в такой день нужно что-то особенное. Готовлю утку по-пекински с овощами из гидропоники.

– Может, это наш последний нормальный ужин, – заметил Сэм, откусывая от сэндвича.

– Тогда тем более надо сделать его запоминающимся.

Хейл проводил время в своей каюте, изучая все доступные данные о системе и планете. На стенах висели распечатки схем планетарной поверхности, энергетических карт, анализов радиосигналов. Капитан пытался найти хоть какую-то закономерность, которая помогла бы понять намерения планетарной цивилизации.

В углу каюты тихо играла классическая музыка – Бах, «Гольдберг-вариации». Хейл всегда слушал эту композицию перед сложными миссиями. Математическая точность и одновременно глубокая эмоциональность музыки помогала ему настроиться на правильный лад.

– Сидни, – обратился он к ИИ, – ты можешь проанализировать структуру их сетевой активности?

– Капитан, то, что происходит на поверхности планеты, превосходит мои возможности анализа на несколько порядков, – ответила Сидни после короткой паузы. – Это как просить калькулятор объяснить работу человеческого мозга. Я могу зафиксировать общие паттерны, но понять их смысл – нет.

– Хотя бы это, – кивнул Хейл, делая пометки в блокноте.

– Капитан, могу ли я высказать наблюдение?

– Конечно.

– В их радиосигналах я обнаружила элементы, которые напоминают музыкальные структуры. Не мелодии в привычном смысле, но сложные гармонические паттерны. Возможно, их коммуникация имеет эстетическую составляющую.

Хейл поднял голову от записей:

– Ты хочешь сказать, что они не просто вычисляют, но и создают?

– Возможно, для них между этими понятиями нет разницы. Вычисление как форма искусства, а искусство как способ познания реальности.

В конце дня экипаж собрался в кают-компании на ужин. Ли Вэй превзошел себя – стол был накрыт лучшей посудой, которая была на борту, а блюда выглядели как произведения искусства.

– В честь первого контакта с внеземным разумом, – провозгласил он тост, поднимая бокал синтетического вина. – И в надежде, что это будет не последний наш совместный ужин.

– За «Шепот» и его экипаж, – добавил Хейл. – За тех, кто остается, и за тех, кто идет навстречу неизвестному.

Ужин проходил в необычной атмосфере – все понимали историческую важность момента, но одновременно боялись того, что может произойти. Разговоры велись негромко, перемежаясь длинными паузами.

– Как думаете, – спросила Ребекка, разрезая утку, – изменимся ли мы после этого контакта?

– Уже изменились, – ответил Дэн. – Одно осознание того, что такие цивилизации существуют, меняет наше понимание места человечества во Вселенной.

– Главное, чтобы изменились к лучшему, – добавил Сэм.

«Кондор» отстыковался от «Шепота» ранним утром по корабельному времени. Тяжелый шаттл медленно отошел от материнского корабля и взял курс на планету. В иллюминаторах пилотской кабины Gliese 667Cc росла с каждой минутой, открывая все новые детали своей невероятной поверхности.

Кэм вела шаттл уверенно, ее руки крепко сжимали штурвал. Даже для опытной военной летчицы это был совершенно новый опыт – посадка на планету, населенную разумом неизвестной природы.

– Энергетические показания зашкаливают, – доложил Дэн с места второго пилота, следя за приборами. – По мере приближения сигналы становятся все более структурированными.

Хейл сидел на командном месте, наблюдая за снижением. Ребекка проверяла медицинское оборудование. Атмосфера в шаттле была напряженной, но контролируемой – профессионализм взял верх над естественным человеческим страхом перед неизвестным.

Планета росла в иллюминаторах, и с каждым километром становилось яснее, насколько кардинально она изменилась. Никаких следов океанов, континентов или атмосферы в привычном понимании. Вместо этого – бесконечные кристаллические структуры, соединенные светящимися магистралями, которые пульсировали энергией.

– Мощность, которая здесь циркулирует, может обеспечить энергией сотню таких планет, как Земля, – пробормотал Дэн, изучая показания сенсоров.

– На что они ее тратят? – спросила Ребекка.

– На мышление, – ответил Дэн просто. – На чистое, невообразимо сложное мышление.

Поверхность планеты представляла собой фантастическое зрелище. Кристаллические башни уходили в небо на километры, их грани переливались всеми цветами спектра. Между ними тянулись мосты и туннели из какого-то полупрозрачного материала, по которым бежали потоки света. Вся планета походила на гигантскую схему материнской платы, только живую и постоянно изменяющуюся.

– Ищем место для посадки, – сказала Кэм, маневрируя между высокими структурами. – Желательно подальше от основных энергетических узлов.

Они выбрали относительно спокойную зону между невысокими кристаллическими образованиями. Даже здесь воздух гудел от низкочастотных вибраций, а почва под ногами слегка дрожала от мощных токов, текущих в глубине планеты.

«Кондор» мягко коснулся поверхности. Автоматические системы просканировали окружающую среду и дали зеленый свет для выхода.

– Атмосфера пригодна для дыхания, – доложила Ребекка, изучив данные сканеров. – Состав почти земной, только чуть больше озона и следы инертных газов, которых нет в нашей таблице элементов.

– Температура плюс восемнадцать по Цельсию, – добавил Дэн. – Влажность низкая. Радиационный фон в норме.

Хейл встал и направился к люку:

– Выходим. Помните – мы наблюдатели, не исследователи. Никаких попыток что-либо трогать или брать образцы без моего разрешения.

Когда люк «Кондора» открылся, на них обрушилась не какофония, а единый, оглушительный аккорд мироздания, звук, который ощущался не ушами, а каждой клеткой тела, вдавливаясь в кости, в зубы, в самое нутро. Это был гул не машин, а самой планеты, поющей басовитый, бесконечный гимн самой себе. Воздух, густой и упругий, пах озоном, сталью и чем-то неуловимо сладким, словно переплавленная пластмасса и мед, с едва уловимой горьковатой нотой силикона и статики.

Хейл сделал первый шаг, и его ботинок утонул по щиколотку не в грунте, а в сплошном ковре из микроскопических шестеренок, кристаллов и золотых проводящих нитей, медленно вращающихся и переливающихся, как стальные опилки под магнитным полем. При каждом шаге этот живой слой приходил в движение, волнами расходясь от его ног, и на мгновение обнажал темную, стеклянную основу, испещренную тончайшими золотыми прожилками, пульсирующими мягким светом. Планета дышала под ним. Живая. Металлическая. Мыслящая.

– Господи, – выдохнул Дэн, опустившись на одно колено. Он провел рукой в перчатке по поверхности. Шестеренки цеплялись за материал, пытаясь провернуться, нити обвивались вокруг его пальцев, словно любопытные червячки. – Это не почва. Это… механический лишайник. Фрактальный компьютер, растущий из каждого квадратного миллиметра. Смотрите, он реагирует на давление, на температуру… На саму жизнь.

Ребекка вышла следом, оглядываясь вокруг с профессиональным вниманием психолога. Ее больше всего интересовало, как это невероятное зрелище повлияет на человеческую психику.

– Ощущения необычные, – сказала она в микрофон. – Масштаб подавляющий, но не вызывает панику. Скорее чувство… ничтожности. Как муравей в соборе.

Они двинулись вглубь этого чуда, и с каждым шагом ландшафт преображался. Башни вблизи были не кристаллические, а словно выточенные из матового черного обсидиана, гладкие и идеально отполированные, поглощающие свет, а не отражающие его. Лишь по их граням, с тихим шипением, бежали вверх тончайшие молнии – данные, устремляющиеся к небу, к гигантским орбитальным ретрансляторам, видимым как блестки на багровом диске звезды.

Между этими молчаливыми монолитами парили дроны. Но не медузы и не жуки. Они были похожи на ожившие геометрические теоремы – парящие тетраэдры из хромированного металла, крутящиеся додекаэдры, испещренные мерцающими гранями, сложные ленты Мебиуса, ползущие по воздуху, искривляя пространство вокруг себя. Их движения были не плавными, а резкими, квантовыми. Они исчезали в одной точке, оставляя после себя дрожащий след искаженного воздуха, и тут же материализовались в другой, будто вселенная для них была дискретна, и они перемещались между ее пикселями.

Но самым поразительным было то, насколько синхронизированы были их движения. Сотни дронов работали с такой координацией, что создавалось впечатление наблюдения за единым организмом. Каждый дрон знал свою роль в общей системе и выполнял ее с математической точностью.

– Они нас не замечают, – прошептал Дэн, когда один из дронов – блестящий сфероид размером с автомобиль – прошел в полуметре от него, даже не повернув сенсорные антенны в их сторону.

– Или делают вид, что не замечают, – возразила Ребекка, настороженно следя за движениями механизмов.

Тишины не было. Был единый, сложный ритм, пронизывающий все. Глухой, мощный удар, исходящий из самых недр, – и по всей поверхности пробегала ответная волна, заставляя миллиарды шестеренок синхронно провернуться на один зубчик, а золотые нити – вспыхнуть ярче. Пронзительный свист, похожий на стрекот триллионов цикад, – это данные текли по жилам под их ногами, реки информации, сливающиеся в океан. И поверх всего – тот самый всепроникающий, низкий гул, вибрирующий в груди, звук гигантского компьютерного сердца, бьющегося раз в тринадцать секунд ровной, неумолимой волной.

Хейл остановился перед одной из энергетических магистралей – полупрозрачной трубой диаметром около метра, по которой со скоростью света бежали импульсы чистой энергии. Каждый импульс был уникален по цвету и интенсивности, создавая гипнотическое зрелище.

– Это не просто энергия, – сказал Дэн, направив на трубу анализатор. – Каждый импульс несет огромное количество информации. Это одновременно и питание, и коммуникация.

– Нервная система планетарного масштаба, – добавила Ребекка.

Они шли час, и пейзаж менялся. Они нашли «фермы». Это были не поля с растениями, а бескрайние плоскости, уставленные идеальными белыми кубами, сложенными в сложные, меняющиеся пирамиды и призмы. Возле них работали дроны-геометры. Один тетраэдр, испуская сфокусированный луч света, заставлял материал куба течь и перестраиваться, формируя новый, невероятно сложный многогранник с идеальными гранями. Другой додекаэдр сканировал получившуюся форму, и если она не соответствовала некоему непостижимому эталону, многогранник мгновенно рассыпался в пыль, которую тут же поглощали мелкие дроны-чистильщики, похожие на металлических муравьев.