Текст книги "Красно-белый. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– В Союзе нет ещё пока команды лучше «Спартака»! – стали скандировать трибуны на вираже, когда почувствовали перемену в нашей игре.

– «Спартак» – чемпион! – завелись зрители на центральной трибуне.

И тут, ближе к 30-ой минуте матча, Гаврилов длинным пасом бросил в прорыв по правому краю Бориса Позднякова. Сегодня наши молодые новобранцы Морозов и Поздняков дебютировали в качестве крайних вингеров, и в целом у них это получалось неплохо. Так Борис сделал хороший рывочек метров на 20, прокинул мяч между ног защитнику донецкой команда и народ на трибунах радостно закричал: «Давай!». Я тут же рванул в направлении 11-метровой отметки, куда мог последовать навес мяча. Однако Поздняков потащил этот мяч ещё дальше, режа угол на ворота Юрия Дегтярёва, которого два года назад признали лучшим вратарём страны.

– Не тяни! – зарычал я, прорываясь сквозь защитников «Шахтёра» на ту же самую ближнюю правую штангу.

И в этот момент Борис поскользнулся и со всей силы жахнул по мячу, который как ядро полетел не в ворота гостей, а прямо мне в лицо. И всё что я успел сделать за доли секунды – это резко кивнуть головой и закрыть глаза. «Бум», – раздалось в моей голове от попадания мяча в лоб. И в следующую секунду стадион радостно заголосил:

– Гоооол!

Я же, стерев с лица грязь, даже не рассмотрел, каким образом футбольный снаряд пересёк линию ворот донецкой команды. «Хоть бы повтор где-нибудь посмотреть», – подумал я и, радостно закричав: «даааа!», стал обнимать своих партнёров по команде.

– Как головка, не болит? – захохотал Гаврилов.

– Голова болеть не может, потому что это кость, – с достоинством рыкнул я и, потрепав Позднякова по кучерявым волосам, произнёс, – в следующий раз предупреждай, когда соберёшься меня убивать.

– Извините, сорвалось, – хихикнул наш новобранец.

А потом почти на пять минут гости из шахтёрского Донецка вспомнили, что они ведут борьбу за серебреные медали чемпионата с киевским «Динамо» и большими силами пошли в атаку. В эти минуты я, честно говоря, немного схалтурил, и вместо себя в опорную зону отправил Женю Сидорова. «Давай-давай, Женя, команде надо помочь», – пробурчал я ему, оставшись за пределами нашей штрафной площадки, чтобы при случае убежать в контратаку.

И пока наши парни отбивались от наскоков «Шахтёра» я даже успел вспомнить разговор с Высоцким, что состоялся перед самым выходом на поле. «Зря ты, тёзка, обо мне печешься, – проворчал он. – Мне Валера Янклович поведал о твоей задумке. Не надо этого ничего. Всё уже решено. Отпраздную новый год и сам лягу в клинику». «Кого ты, Владимир Семёнович, обманываешь? – хмыкнул я тогда. – Себя или меня? Чего ты боишься? Боишься, что десять дней будет болеть всё тело? Что в эти дни будет мерещиться всякий бред? Или петь о сильных героях или изображать на сцене и в кино сильного человека – это одно, а стать самому сильным человеком на десять дней – это другое? Тебе просто нужно сделать один шаг, потом перетерпеть и далее жить, творить и работать ещё 40 лет».

– Никон! – рявкнул наш голкипер Алексей Прудников, выбросив мяч в моём направлении.

Я, конечно, не спал, но на мяч пошёл с небольшим опозданием. Меня успел оттолкнуть рукой и опередить защитник донецкой команды. Но непростое вязкое поле вдруг сыграло на моей стороне. Игрок соперника поскользнулся, упал на руки и в это мгновенье мяч прилетел мне на грудь. Я легко как на тренировке его остановил, затем, не давая мячу опуститься на газон, подбил коленом вверх и с разворота сделал пас на Юрия Гаврилова, который стоял недалеко от центрального круга.

– Даваааай! – заголосили трибуны.

Гаврилов тоже играючи обработал мою передачу и пока его не накрыл игрок «Шахтёра» бросил в прорыв Сашу Калашникова.

– Рвиии! – заорал я, сам устремляясь в атаку.

Однако Калашников хоть и побежал изо всех сил на ворота соперника, но защитник черно-белой команды Звягинцев постепенно его настиг. Так как мяч, который вёл наш форвард, угодил в лужу и потерял изначальную скорость. Там же в луже Виктор Звягинцев и схлестнулся Сашей Калашниковым. Но в этот момент из глубины поля уже набегал я. И нёсся я так, словно за моей спиной выросло два белых крыла. И когда Калашников со Звягинцевым рухнули на газон, я подобрал мяч и, подумав, что сегодня мне определённо везёт, полетел к воротам гостей.

– Аааааа! – гудели болельщики на трибунах в ожидании развязки эпизода.

И она не заставила себя ждать. Голкипер Дегтярёв, расставив руки в стороны, выбежал навстречу и я с носка дал под опорную ногу вратаря донецкой команды. После чего, потеряв равновесие, растянулся на мокром и вязком поле, снова не запечатлев в памяти, как мяч влетел в сетку ворот.

– Гоооол! – заревел переполненный Центральный стадион имени Ленина.

* * *

– Чтоб в понедельник утром был на базе, – предупредил меня Николай Старостин, когда после матча я отпросился домой, точнее говоря в ресторан.

Кстати, матч закончился со счётом 3:1 в нашу пользу и огромную толпу наших болельщиков не разочаровал. Я записал на свой счёт ещё два мяча, доведя общий послужной список до 40-а штук. Ещё один гол забил Женя Сидоров, который сегодня пахал всю игру за двоих, за себя и за меня. У донецкой команды отличился юркий, резки и невысокий Владимир Малый, немного подпортив нам общее праздничное настроение. Правда гостям из Донецка от этого мяча было не тепло и не холодно.

– Утро понятие растяжимое, – хохотнул Юрий Гаврилов, который тоже шёл в ресторан.

– Я тебе, Гаврила, когда-нибудь что-нибудь растяну, – погрозил кулаком наш 77-летний главный тренер. – Утром – это значит быть на утренней разминке. Свободны. Это тебя, кудрявый, тоже касается! – прорычал он вслед Саше Заварову.

– Шо, уже и похулять нельзя? – пробухтел себе под нос Заваров.

После чего мы все втроём проследовали к проходной служебного входа, где договорились подождать наших манекенщиц. И там столкнулись с компанией Владимира Высоцкого. Валерий Янклович, Всеволод Абдулов и Иван Бортник нам тут же наговорили множество приятных слов, поздравив с победой. А Высоцкий всё время хмурился и только, когда наши девушки появились из подтрибунного коридора, сказал:

– Знаешь, что, тёзка, если обыграете сборную ФРГ 21-го ноября, то я сам лягу в клинику. Либо в эту клинику положишь меня ты. Вот моя расписка, где есть согласие на моё обследование и лечение.

Владимир Семёнович протянул мне сложенную вчетверо бумагу, которую я немедленно спрятал во внутренний карман спортивной куртки. «Ну, хоть так», – подумал я.

Глава 8

Отмечать победу над «Шахтёром» я, Заваров, Гаврилов и манекенщицы Милана, Лёка и кино-инопланетянка Елена приехали в ресторан гостиницы «Россия». Вообще-то в этой гостинце было несколько ресторанов, одни из которых находился на 24-ом этаже башни северного корпуса. Вид из этого заведения был шикарнейший, прямо на Кремль и собор Василия Блаженного. Однако в феврале 77-го года этот северный корпус гостиницы странным образом вспыхнул сразу в нескольких местах. Народ поговаривал разное: начиная от раскалённого кофейника и заканчивая терактом западных спецслужб.

Хотя «загнивающему западу» заниматься подобной средневековой дикостью не было ни смысла, ни финансовой выгоды. О самой реальной версии, что гостиницу подожгли армянские сепаратисты, которые в январе того же 77-го года взорвали бомбу в московском метро, все старались помалкивать, чтобы не разжигать межнациональную рознь. Возможно, в такой политике и было рациональное зерно. Тогда, наверное, стоило пошевелить кое-каких товарищей из КГБ, которые вместо поиска реальных убийц и преступников гонялись за диссидентами и инакомыслящими.

Поэтому, чтобы не испортить вечер, я предпочёл заказать столик в западном корпусе. Этот ресторан находился на втором этаже, вид из его окон был попроще, зато здесь звучала живая музыка и в просторном зале можно было спокойно потанцевать.

– А шо Дасай не пошёл? – спросил меня Саша Заваров, имея в виду голкипера Рината Дасаева.

– Он не пошёл по той же самой причине, что и манекенщица Татьяна, – хмыкнул я. – Ты за Дасая не беспокойся. Он без нас не пропадёт.

В этот самый момент нам принесли кофе, соки, бутылочку шампанского и попросили горячие и холодные закуски ещё чуть-чуть подождать. И Юра Гаврилов первым делом галантно разлил шипучий напиток в фужеры наших дам.

– Володя, скажите, а я так и не поняла, Юра женат или нет? – спросила меня манекенщица Лёка, которая при таком приглушенном освещении ещё больше походила на актрису Фатееву.

– Я порой и сам теряюсь в догадках, – пожал я плечами. – Учитывая, что Юрий Васильевич предпочитает жить на спортивной базе, то там всё сложно.

Кстати, словно подслушав наш разговор, музыканты заиграли песню «Где же ты, и где искать твои следы». Кавер-версию на композицию Джо Дассена, которая называлась не то «Африка», не то «Африканская фиалка», замечательно перепел Валерий Ободзинский. И сейчас именно версию Ободзинского затянули местные ресторанные лабухи. Моя подруга Милана шепнула, что хочет потанцевать, и я счёл неуместным отказать своей девушке в такой мелочи. Мы, взявшись за руки, вышли из-за стола и, сделав буквально с десяток шагов, оказались на просторной танцевальной площадке.

– Что передал тебе Высоцкий, если это не секрет? – спросила моя подруга, прижавшись ко мне всем телом.

– Расписку, что ляжет в клинику, если мы обыграем западных немцев, – ответил я. – Только всё это чушь. Я ему перед выходом на поле наговорил разных нелицеприятных слов, вот он на эмоциях расписку и написал. А пройдёт несколько дней, у него найдутся ещё какие-то отговорки. И никуда он не ляжет. И потом, какая ему разница – выиграем мы или проиграем? О себе надо подумать.

– А может он загадал, что если вы выиграете, то он в клинике не умрёт, – резонно возразила Милана.

– Я как-то об этом не подумал, – кивнул я.

И вдруг меня кто-то нагло и беспардонно толкнул в плечо. Я моментально, прикрыл своим телом подругу и крепко сжал кулак правой руки. На меня же в данный момент смотрел и криво улыбался какой-то белобрысый мужик ростом чуть выше метра восьмидесяти, с кривым и сломанным носом.

– Чё не узнал? – хмыкнул он, дыхнув на меня перегаром.

– А должен? – проворчал я.

– Это же я – Валерка Васильев, – загоготал незнакомец. – Здорово, Никонов! Какими, б…ь, здесь судьбами? Пардон мадам, – извинился он перед моей девушкой за случайно вылетевшее матерное слово.

«Может ещё один одноклубник из новосибирского „Чкаловца“? – подумал я. – Или ещё из какой команды? Мой предшественник вроде как играл за дубль алма-атинского „Кайрата“. Придётся признавать этого Васильева. И откуда ты, хлопец, только здесь нарисовался? Что тебе в Новосибирске-то не сиделось? Новосибирск – красивый сибирский город, край тяжелого машиностроения».

– Привет-привет, – пожал я крепкую ладонь мужчины, который больше походил на боксёра, чем на футболиста. – Как же помню, мы с тобой в «Чкаловце» играли. Правильно? Ты же Валерка Васильев, эээ, центральный защитник.

– Ха-ха-ха! – загоготал незнакомец. – Защитник, б…ь, пардон. Только не в «Чкаловце», а в московском «Динамо». Пошли к нам за столик. И девушку с собой бери. С мужиками хоть поздороваешься. Мы, кстати, недавно про тебя говорили. Здорово ты финнам последний голешник положил.

Я покосился на Милану, пожал плечами и, подумав, что здесь сегодня гуляет весь новосибирский «Чкаловец», пошёл за незнакомцем, потянув свою девушку за собой. В принципе, моя подруга всю ситуацию восприняла с юмором, как обычную случайную встречу. А вот я заметно напрягся, так как ни в «Чкаловце», ни в Новосибирске никогда не был. Кроме того в Алма-Ате, судя по моему паспорту, должна была проживать мама того Никонова, который был в этом теле до меня. И неизбежная встреча с мамой Никонова меня также тревожила.

Однако когда мы прошли к столику, что скрывался за широкой лестницей, ведущей на балкон, я облегчённо выдохнул. Потому что там сегодня ужинали хоккеисты Валерий Харламов и Александр Мальцев в компании каких-то барышень, которые, скорее всего, были их жёнами. И только тут до меня дошло, что Валерий Васильев – это защитник хоккейного клуба «Динамо», и узнать я его просто не мог, так как мало каких хоккеистов знал в лицо.

– Мужики! – рявкнул он. – Володя Никонов собственной персоной. Иду из этого, кхе, а он тут пляшет.

– Привет, сборной СССР по хоккею, – улыбнулся я, поздоровавшись со всеми присутствующими. – По какому поводу банкет? Вроде Олимпиаду в Лейк-Плэсиде вы пока не выиграли.

– Спокойно, старик, всему своё время, – хохотнул Мальцев. – Выпьешь шампусика?

– Не, у меня режим, – соврал я, ибо шампанское не любил, да и к алкоголю был в целом равнодушен. – Лучше соку.

– А мы сегодня днём ЦСКА грохнули, – похвастался Васильев, когда мы все расселись за столиком. – 6:3, ха-ха. Кстати, и я одну банку положил. Во втором периоде щёлкнул от синей линии, и Третьяк только «ластами» всплеснул. Ха-ха.

– Ну и любишь ты Валерка похвастаться, – осадила его одна из барышень. – Подумаешь, обыграли ЦСКА? А они всё равно на первом месте, и снова выиграют чемпионат.

– Слушай, Валера, свою супругу, она ерунды тебе не скажет, – усмехнулся Харламов.

«Блин, – подумал я, – а ведь Валерия Харламова тоже нужно будет как-то спасать. Харламов разобьётся в августе 1981 года. И это совсем скоро. Следующий 80-й год пролетит так, что оглянуться не успею. Время вообще за играми и тренировками летит стремительно».

– За что мужики выпьем? – спросил Александр Мальцев, подняв бокал с шампанским.

– Давайте за красивый футбол и красивый хоккей, – предложил я. – И ещё у меня есть одно пожелание: вы, когда будете играть на Олимпиаде против сборной США, булки сильно не расслабляйте. Мне в Португалии один дедушка из наших русских эмигрантов забавную историю рассказал, что одна фармакологическая компания разработала первоклассный допинг. И это лекарство опробуют на американских студентах, – соврал я и тут же добавил истинную правду, – игра со Штатами будет очень сложной. Товарищеский матч вы у них легко выиграете, а в финальном раунде воткнётесь в их защиту, как в бетонную стену.

– Володь, ты поменьше слушай всякую «белоэмиграцию», – загоготал Валерий Васильев. – Вздрогнули, мужики и, ээээ, и дамы.

– Вспомните мои слова, когда американские студенты разгромят неслабую сборную Чехословакии со счётом 7:3, – прорычал я, залпом осушив стакан томатного сока.

* * *

На следующий день в воскресенье 11-го ноября я с большущим букетом цветов спешил в ГУМ на показ модной коллекции. Милана из-за этого ответственного показа так переживала, что уехала от меня рано утром, чтобы перед работой заскочить на несколько часов домой. Как им сообщила дирекция магазина, в этот день в демонстрационный зал должна была заглянуть делегация журналистов из Швеции и Норвегии. К слову сказать, такие делегации в преддверии Олимпиады стали регулярными, ибо простые люди в Европе охотно читали новости из далёкой и пугающей Москвы, а журналисты охотно об этом писали.

Что касается вчерашнего похода в ресторан, то неприятной занозой в моём сердце застрял разговор с хоккеистами из сборной СССР. Сколько я им не втолковывал о мощи хоккейной сборной США, всё было бесполезно. Как сказал Валерий Харламов: «Расслабься, Вова, мы на Кубке Вызова Канаду прихлопнули – 6:0, где были все звёзды НХЛ. Поэтому твои волшебные таблетки не помогут ни американским студентам, ни американским профессорам». И хоть я возражал, что Кубок Вызова – это по сути шоу, матч звёзд, товарищеская игра, и в Лейк-Плэсиде всё будет по-серьёзному. Меня наши хоккеисты так и не услышали.

«Не так это и просто, менять мировую спортивную историю», – думал я, поднимаясь на третий этаж главного магазина Москвы, туда, где располагался демонстрационный зал. Однако на входе в мир передовой отечественной моды меня остановил крепкий мужчина, одетый в форму швейцара, и заявил, что на показ все билеты проданы.

– Ничего, я постою, – пробурчал я тогда, протянув купюру достоинством в 5 рублей.

– Не положено, – уперся он.

– И мастеров спорта международного класса не пускаете? – спросил я, предъявив красные корочки.

– Иностранцы приехали, – крякнул подозрительный швейцар, который не брал деньги. – Поэтому будьте там поаккуратней, товарищ Никонов.

– Вручу цветы одной прелестной девушке и уйду, – кивнул я, входя внутрь этого помещения.

Кстати, длинный зал, который навскидку вмещал около четырёхсот человек, был заполнен только наполовину. Честно говоря, это холопское раболепие перед гостями из-за «бугра» меня раздражало до зубовного скрежета. К примеру, все знали, что в этом ГУМе есть секретная 200-я секция, где спокойно отоваривались первые лица государства, их родственники и жёны, а так же обычные иностранцы. Даже космонавтов и выдающихся деятелей культуры и науки в эту «советскую пещеру Али-Бабы» пускали считанное число раз. Я уже молчу про простых смертных – рабочих и колхозников.

Тем временем небольшой оркестрик заиграл лёгкую джазовую мелодию, но сам показ по каким-то причинам пока задерживался. И я, чтобы не торчать с цветами на самом видном месте, решил пройти за кулисы, поддержать и успокоить свою девушку, а потом подождать её где-нибудь в кафе. Пялиться на лощёных иностранцев, которых здесь набралось около двух десятков человек, мне не хотелось. Я на них вдоволь насмотрелся за границей, ничего в них барского нет, люди как люди. Просто в Союзе на них смотрели как на господ, вот и разбаловали.

А за кулисами, куда я пролез, нагло козырнув красными корочками, творился самый настоящий бедлам. Одна часть манекенщиц уже была готова выйти на подиум, который длинным и узким «языком» простирался почти через весь зал, а другую часть девушек всё ещё одевали и переодевали.

– Привет, – шепнул я Милане, которая с подругами стояла в стороне от этой суеты, – что случилось, что за пожар?

– Дирекция решила перед иностранцами выделиться, вот и пригласила модельера и девочек из «кузницы», то есть из «Кузнецкого моста», – усмехнулась моя подруга.

– А у них часть одежды, куда-то не туда уехала, и мальчик-модель заболел, – со злорадством поддакнула Лёка. – Нет, чтобы нас вперёд пустить? Нееет, нельзя.

– Ясненько, хотели как лучше, а получилось как всегда, – улыбнулся я и вручил букет цветов своей подруге.

И вдруг какой-то плюгавый мужичок, который скакал вокруг тех, других девушек-моделей уставился на меня круглыми выпученными глазами и полушёпотом закричал:

– Быстро переодевайте его! Быстрооо! – затрясся он, словно через его тело пропустили электрический ток. – Я сказал, переодевать!

Подруги Миланы, как и она сама удивлённо переглянулись. А я даже не успел раскрыть рта, как помощники этого психа содрали с меня модную японскую куртку «Аляску» и модную югославскую рубашку.

* * *

«Сейчас я вам устрою модный показ, сейчас вы у меня попляшите», – прошипел я про себя, ожидая своей очереди выхода на подиум. За пять минут на меня напялили какие-то идиотские брюки кремового цвета и такого же цвета идиотский пиджак. Но больше всего меня бесили ботинки на гигантских толстых каблуках и красный бант вместо нормального галстука. «Одели словно я Джон Траволта из „Лихорадки субботнего вечера“, словно я клоун какой-то», – пробурчал я себе под нос.

– А теперь вашему вниманию, мы представляем мужской городской костюм! – в микрофон произнесла женщина из демонстрационного зала.

И этот психованный мужичок, прошептав: «пошёл», подтолкнул меня в спину. Музыканты тут же выдали новую тему, которая чем-то напоминала буги-вуги. Поэтому я сначала немного неуверенно сделал три шага вперёд, а потом громко про себя сматерился и, подняв две руки вверх, пошагал пританцовывая всем телом. Барабанщик от неожиданности выдал какое-то мудрёное соло. И я, отлично понимая, что сейчас все в 'большом уахе, принялся откровенно танцевать твист и ещё один модный танец диких народов из джунглей Амазонки. Нормальные советские люди, видя такой амазонский перфоманс, уронили нижние челюсти себе на грудь, а женщина-комментатор мгновенно потеряла дар человеческой речи.

– Ухууу! – заорал я, подпрыгнув высоко вверх, а потом я побежал, но не так как на футбольном поле, а словно в замедленной съёмке.

Манекенщицы, которые были в этот момент на подиуме, замерли, раскрыв рты. И только иностранная делегация радостно закричала: «браво!», и в полном составе принялась щёлкать затворами фотоаппаратов.

– Москоу олимпиада форева! – рявкнул я, добравшись до края подиума, где ещё показал пару движений, подражая Джону Траволте.

– Браво! – заверещали экзальтированные норвежские и шведские журналистки.

А через три минуты психованный мужичок из дома моды на Кузнецком мосту орал ещё громче шведов и норвежцев, обзывая меня болваном и дегенератом. Он требовал, чтобы мне впаяли в трудовую книжку строгий выговор и уволили из ГУМа с «волчьим билетом» навсегда.

– Хватит орать! – наконец рявкнул я, швырнув ему пиджак прямо в лицо. – Нашьете всякой ерунды, перед людьми показаться стыдно. Это что за бабские каблуки? – прошипел я, приподняв с полу идиотский ботинок.

И за всей этой сценкой наблюдала Милана с подругами, которые из последних сил держались, чтобы не расхохотаться в голос. Увидев в моих руках ботинок с гигантскими каблуками, псих из «Кузнецкого моста» тут же притих и присмирел. Я же быстро сорвал с себя рубашку и брюки и потребовал вернуть мне мои американский джинсы назад. И вдруг за кулисы прибежала взволнованная женщина, что комментировала модный показ и как ненормальная затараторила:

– Одевайте его обратно! Быстро одевайте! Всем будет премия! Там вся иностранная делегация просто в восторге!

– Пусть извинится, – прошипел я, ткнув пальцем в плюгавого мужичка.

– Извини, – буркнул псих.

– Пусть скажет: «извини меня, Володя, я ничего не понимаю в моде», – снова прошипел я.

– Извини меня, Володя, – еле слышно пробурчал он.

– Несите ваши шмотки, – резко выдохнул я. – Сейчас я им покажу, как отдыхают дикие мужики в джунглях Амазонки. Ну, всё-всё, не плач, – потрепал я по голове бедного модельера, который скорчил такое лицо, словно у него угнали машину. – Это же заграница, дикий народ, надо уметь понимать их странные желания, – захохотал я и тут же загоготали все девушки-манекенщицы.

* * *

В понедельник 12-го ноября на базу в Тарасовку приехал журналист «Советского спорта» Юлий Сегеневич. Юлий Михайлович намеревался взять у меня большое интервью и сделать несколько хороших фотографий. И всё бы ничего, но у меня сегодня был не совсем товарный вид. Рано утром, когда я направлялся на наш спартаковский автобус, который подбирал футболистов около входа в парк Сокольники, кто-то накинул мне на голову мешок и нанёс несколько ударов кулаком в область головы. И хоть преступники ничего не сломали и ничего не разбили, под правым глазом у меня налилась хорошая и выразительная гематома. Кроме того злодеи меня предупредили, что если я не буду слушаться товарища Чурбанова, то со мной поговорят более основательно. И братья Старостины мои слова восприняли со всей серьёзностью.

– И как же нам теперь быть? – почесал затылок Сегеневич.

– А давайте меня щёлкнем в профиль на фоне вот этой турнирной таблицы, – сказал я, указав на листок ватмана, что был прикреплён на стене в столовой. – Замечательная таблица, вы посмотрите какой отрыв. Посмотрите, сколько мы наколотили:

_____________________________И____В___Н___П____М______О

1. Спартак (Москва)___________31___26___3___2___87 – 25___55

2. Динамо (Киев)______________32___21___5___6___52 – 26___47

3. Шахтёр (Донецк)____________32___18___8___6___52 – 31___44

4. Динамо (Тбилиси)___________32___17___10__5___50 – 30___42

5. Динамо (Москва)____________32___16___8___8___38 – 26___40

6. Динамо (Минск)_____________32___14___6___12__45 – 34___34

7. ЦСКА (Москва)______________32___12___8___12___43 – 40___32

8. Зенит (Ленинград)___________32___11___9___12___41 – 43___30

9. Арарат (Ереван)_____________32___11___12___9___39 – 30___30

10. Пахтакор (Ташкент)_________31___10___7___14___36 – 51___27

11. Черноморец (Одесса)________32___9___7___14___28 – 36___25

12. Локомотив (Москва)_________32___8___11__13___42 – 54___24

13. Торпедо (Москва)___________32___7___9___16___30 – 42___22

14. СКА (Ростов-на-Дону)________32___7___13___12___34 – 51___22

15. Кайрат (Алма-Ата)___________32___7___8___17___28 – 46___22

16. Нефтчи (Баку)_______________32___7___8___17___25 – 49___22

17. Крылья Советов (Куйбышев)__32___7___4___21___25 – 57___18

18. Заря (Ворошиловград)_______32___5___10__17___36 – 60___18

– Хорошая таблица, – согласился корреспондент. – Но щёлкну я вас лучше всего на улице с мячом. А глаз мы заретушируем. Не в первый раз.

– Если глаз не в первый раз, то как хотите, – буркнул я и приготовился отвечать на каверзные вопросы.

И как назло Сегеневич начал меня мучить на тему моего футбольного детства и юности, о которых я не имел никакого понятия.

– Послушайте, Юлий Михайлович, какая кому разница кто меня тренировал, когда мне было десять лет? – не выдержал я. – Я стал тем кто есть, после того когда попал в «Спартак». До тех пор такого футболиста как Володя Никонов не было. Мне дали путь в большой футбол Николай Петрович Старостин, Андрей Петрович Старостин и Константин Иванович Бесков. А забивать я начал, потому что у нас уникальная линия полузащиты. Когда каждый пас как конфетка.

– А ей могут позавидовать лучшие команды Европы? – улыбнулся Сегеневич, записывая мои слова на диктофон.

– Лучшие команды Европы выигрывают Кубки УЕФА и Кубки чемпионов, – усмехнулся я. – А мы пока даже до финала самого слабого Кубка обладателей кубков не дошли. Никто нам не завидует, не надо вводить читателей в заблуждение. Мы пока в самом начале пути. И время покажет, чего мы стоим.