Текст книги "Красно-белый. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 6

Поговаривают, что слово блат появилось при Екатерине Второй, которая переселяла немцев в Россию, при этом давала им земли и разные привилегии, которые прописывались в специальном документе с непривычным для русского ухо названием «blatt». А в нашем родненьком Советском союзе блатом стало называться всё то, что доставалось, добывалось и решалось при помощи знакомых, товарищей или деловых партнёров. Кстати, этим блатной процесс чем-то походил на спартаковский футбол: ты пас мне, я пас тебе.

– Хорошо, когда есть блат, и плохо года его нет, – промурлыкал я себе под нос, когда 9-го ноября в пятницу утром открыл дверь своей законной двухкомнатной квартиры в доме, что располагался недалеко от центрального входа в парк Сокольники.

Пока мы ездили в Португалию, вопрос с продажей талона на покупку «Волги» и приобретение на эти деньги однокомнатной квартиры для моей несостоявшейся невесты Тамары чудесным образом решил помощник Андрея Петровича Старостина. Я бы на его месте возился месяц, а возможно и два. И не исключено, что при продаже талона, нарвался бы на каких-нибудь жуликов. В общем, в каждом деле нужен свой определённый навык и сноровка. Я, например, умею лихо бить по воротам, а тот шустрый товарищ знает – где, кому и что продать, и где, кому и что купить.

Однако когда я вошёл в большую комнату, праздничное настроение сменилось крайним изумлением. Вся та мебель, которую я приобретал на свои призовые деньги, из помещения исчезла. Неизвестные несуны освободили меня от дивана, двух кресел, холодильника, спального матраса, кухонного стола и табуреток. И даже полки, которые я делал самолично, и те ушли в неизвестном направлении. Взамен эти проклятые несуны оставили три десятка пустых пивных бутылок, окурки на полу, грязные следы целого десятка чьих-то ног и нехорошее короткое слово, написанное чёрными большими буквами на новеньких обоях гостиной.

– Твою ж футбольную дивизию, – пробормотал я, рассматривая здоровенный икс, игрек и букву «и краткую». – Ладно, – усмехнулся я, – нарисую на этом месте черный квадрат. А потом буду всем рассказывать, что это сделал внук художника Малевича. Нормально напоследок погуляла творческая интеллигенция, – пробормотал я.

Кстати, расположение этого дома, где кроме меня жили Черенков, Хидиятуллин, Дасаев и мой друг Калашников, было удобно ещё и тем, что в шаговой доступности находился рабочий кабинет Андрея Петровича Старостина. Поэтому после генеральной уборки я первым делом решил навестить своего непосредственного начальника. Так как вопрос с мебелью нужно было решать кардинально, ибо спать на полу или раскладушке я не имел никакого желания.

– Чего припёрся? – встретил меня хмурым и недовольным взглядом Андрей Старостин.

– Странный вопрос, – улыбнулся я, разглядывая скромные апартаменты одного из главных спартаковцев страны, где кроме маленького стола и шкафов, забитых какими-то бумагами и бумажными папками, больше ничего не было. – Шёл мимо, дай думаю, зайду, поблагодарю. Спасибо за оперативное решение моего квартирного вопроса, – сказал я и по старой русской традиции отвесил низкий поклон.

– Что ещё у тебя случилось? – захохотал Андрей Петрович.

– Я тут небольшой списочек набросал, – протараторил я и вытащил из внутреннего кармана спортивной куртки тетрадный листок. – Требуется рукастый столяр, чтобы он мне сделал кровать, гардеробную, прихожую, полки для книг и посуды. И конечно нужны будут сами материалы. Далее очень хочу хороший двуспальный матрас, холодильник, журнальный столик, диван с креслами и кухонный стол с табуретками. Кхе, на этом пока всё.

– У тебя же был и матрас, и это самый диван, – задумчиво пробурчал Старостин и изучая мою бумагу.

– Был, да как говориться, куда-то потом всплыл, – хмыкнул я. – Само собой, все потраченные на меня деньги и нервы, я отработаю на футбольном поле.

– Неплохо тебя бывшая невеста обула! – снова загоготал Андрей Петрович. – Ладно, чего-нибудь придумаем. Не грусти. Посиди и почитай пока, что о тебе пресса пишет.

Старостин протянул мне свежий номер «Советского спорта» и тут же принялся куда-то названивать. И я ещё раз поразился скромности рабочего кабинета очень состоятельного и влиятельного человека города Москвы. Если бы дело происходило в нулевые, то по статусу Андрею Старостину полагался просторный на полсотни квадратов кабинет и молодая с длинными ногами секретарша, которая предлагала бы посетителям кофе.

Что касается «Советского спорта», то в статье под названием «Ответный европейский раунд», действительно черкнули один крохотный абзац про форварда Владимира Никонова. Безымянный специальный корреспондента, в своём отчёте, сделанным по телефону, сказал, что как только хозяева сравняли счёт, сделав его 2:2, спартаковский нападающий Никонов совершил очень необычный поступок. Он схватил в руки мяч и буквально побежал к центру поля, чтобы быстрее ввести его в игру. Казалось бы зачем? Ничейный исход поединка москвичей более чем устраивал. Однако Никонов каким-то образом заставил своих товарищей вновь пойти на приступ ворот «Боависты». И самое удивительное, что следующая же атака завершилась красивым голом Фёдора Черенкова. После чего болельщики местного клуба встали со своих мест, и аплодировали футболистам «Спартака» целую минуту. Ещё более странно поступок Никонова выглядел на фоне выездной модели, которой придерживаются другие наши футбольные команды.

Я немного поморщился из-за того, что корреспондент португальскую «Боавшиту» обозвал «Боавистой», и посмотрел отчёты двух других игр, где киевское «Динамо» принимало «Баник» из ЧССР, а «Динамо» Тбилиси встречалось дома с западногерманским «Гамбургом». Тбилисцы в Кубке чемпионов после победы над «Ливерпулем» не без оснований надеялись переиграть и чемпиона ФРГ. Но на выезде они уступили немцам – 3:1, а дома почти без шансов проиграли со счётом 2:3. Как написал корреспондент Акопов: «Буквально с каждой минутой все больше чувствовалось, что борьбу на поле ведут, с одной стороны, команда, набирающая форму и полная сил, с другой команда, завершающая трудный и долгий сезон».

«Как будто мой „Спартак“ весь сезон в Сочи отдыхал? – усмехнулся я про себя. – Какой смысл пудрить нормальным людям мозги, рассказывая, что команда проиграла из-за усталости? Уступили потому что уровень чемпионата ФРГ выше, и потому что не хватило мастерства. Остальное всё от лукавого». Далее я по диагонали просмотрел отчёт об игре киевлян. На выезде они умудрились проиграть маленькому и скромному клубу из Остравы – 0:1, а дома дожали чехословацких гостей в самом конце матча, сделав нужную разницу в счёте – 2:0. Мячи у киевского «Динамо» забили полузащитники: Демьяненко и Хапсалис.

– Далеко не пройдут, – проворчал я.

– Что? – спросил меня Андрей Петрович, который всё это время решал мои бытовые проблемы.

– Я говорю, что Киев дальше следующего раунда не пройдёт, – хмыкнул я. – Такая схема: ничья на выезде, дома – победа, не работает. Против крепких и солидных команд нельзя настраиваться заранее на ничью. Они обязательно накажут.

– Тебе-то что? – прорычал Старостин.

– А я болею за весь советский футбол, – пробурчал я.

– Значит так, болельщик всего советского футбола, – улыбнулся он, – матрас и кухонный стол с табуретками тебе сегодня вечером привезут. Поэтому будь дома с 6-и до 7-и. Хороший столяр освободится на следующей неделе. Мы как раз уезжаем на десять дней по маршруту Ташкент, Одесса и Тбилиси, вот он у тебя и поработает. Что касается всего остального, кхе, то мягкой мебели и холодильников пока нет. Придётся тебе, товарищ Никонов, месяцок потерпеть.

– Понимаю, – кивнул я, встав из-за стола, – в пути от социализма к коммунизму никто кормить и обеспечивать мягкой мебелью не обещал.

– Ну-ка цыц, – Андрей Петрович, еле сдерживая улыбку на лице, погрозил пальцем, – ты мне тут так не шути. Кстати, по поводу еды и общего физического самочувствия – ты завтра против донецкого «Шахтёра» играть-то сможешь?

– Врач сказал, что я хоть сейчас могу лететь в космос для встречи братьев по разуму из созвездия Плеяд, – хохотнул я и, поблагодарив Старостина, поехал ещё по одному адресу.

* * *

Между прочим, вопрос по поводу физического состояния, что задал Андрей Петрович, был отнюдь не праздным. Сегодня на утреннем обследовании в Тарасовке наш врач не рекомендовал участвовать в завтрашней игре: Фёдору Черенкову, Александру Заварову, Сергею Шавло и Вагизу Хидиятуллину. Он прямо заявил, что на фоне физического переутомления есть опасность получения этими игроками серьёзных травм. И Николай Петрович Старостин, скрепя сердце, почти всю нашу бравую полузащиту до воскресенья освободил от интенсивных тренировок и определил в запасные. После этого «дед» поинтересовался и моим состоянием. «Виктор Саныч, а почему у нас Никонов больше всех во время матча бегает и лучше всех себя чувствует?» – спросил он тогда. На что доктор Челноков пожал плечами и заявил, что таковы особенности моего молодого организма.

«Какие-то странные у меня особенности, – думал я, сидя в вагоне метро, который мчался по подземным лабиринтам к станции Таганская. – То, что Юра Гаврилов хорошо себя чувствует – это вполне объяснимо, он большую часть матча играет пешком. В защиту не бегает, в отбор мяча практически не ступает. Я же напротив, перемещаюсь по всему полю и частенько выполняю черновую работу. И хоть под конец игры меня от усталости даже пошатывает, к утру я вновь полон сил и энергии. Правда, стал больше спать днём. А ведь раньше, в той своей жизни, днём я почти никогда не засыпал».

– Странное у меня какое-то тело, неубиваемое, – буркнул я себе под нос, когда вышел из «подземки» в том самом месте, где в 25 июля 1980 года соберётся огромная толпа народа, чтобы посмотреть, как вынесут из «Театра на Таганке» гроб с телом Владимира Высоцкого. – Была бы такая волшебная возможность, то поделился бы здоровьем с поэтом, актёром и певцом, – тихо промычал я и пошёл к зданию театра.

Тем временем с серого московского неба заморосил неприятный мелкий дождь. И вообще к нашему приезду из Португалии в городе значительно потеплело, а на улицах от белого чистого снега осталась только грязь да слякоть. Я аккуратно перешёл дорогу, чтобы не заляпать «адидасовские» кроссовки и американские джинсы, и буквально нырнул в стеклянную дверь под большой и объёмной вывеской «Театр». Внутри около театральных касс толпилось человек десять, выжидая непонятно чего, так как на окошке красовалось простенькое объявление, что билетов на ближайший месяц нет, и не предвидится.

– Здравствуйте, – обратился я к равнодушной и усталой билетёрше, – мне бы увидеть администратора Валерия Янкловича по личному делу.

К слову сказать, об Янкловиче, который являлся концертным директором Высоцкого и других артистов Таганки, я подумал ещё несколько дней назад, когда пообещал своим музыкантам найти хорошего продюсера. Ибо музыкантов, которые могли поругаться или уйти в творческий загул, оставлять одних без присмотра опытного администратора было рискованно. К сожалению, насколько был хорош и профессионален этот друг Высоцкого, я не знал, но других кандидатов у меня в рукаве просто не имелось.

– Зачем вам Валерий Павлович? – тяжело вздохнула кассирша.

– Я же сказал, по личному вопросу, который касается лично меня и лично его, – нагло проворчал я.

– Ефимыч, – обратилась она к какому-то пожилому сотруднику театра, – проводи товарища к Янкловичу.

Этот Ефимыч приоткрыл для меня стеклянную дверь, ведущую в фойе, однако далеко не повёл. Мы остановились около двух арок, от которых ступени спускались куда-то вниз. Оказалось, что театр внутри гораздо просторней, чем это виделось снаружи, где из земли торчали всего два неказистых этажа.

– Слушай, а ты часом не футболист Владимир Никонов? – неожиданно спросил он.

– Нет, но я его знаю, – соврал я.

– Кто же Никонова-то не знает? – засмеялся пожилой сотрудник театра. – После того как он Финляндии положил при голешника. Да его сейчас вся страна знает. Ха-ха.

– А в Греции махнул с двух метров мимо рамки, – возразил какой-то молодой парень, который в данный момент чинил зрительское кресло.

– А тебя, Витюша, не спрашивают, – прошипел на своего коллегу Ефимыч. – Вот почему в каждом коллективе обязательно найдётся такой нехороший человек, которому всё будет не так и всё не этак?

– Такова жизнь, одним нравится всё, другим ничего, – пожал я плечами и тут же напомнил пожилому сотруднику театра, ради чего я здесь появился. – Так всё-таки, где находится товарищ Янклович?

– Как всегда, в Каме, – захохотал Витюша, отложив сломанное кресло в сторону.

– Плавать что ли уехал или на рыбалку? – удивился я.

– Ага, моржеванием занимается, – загоготал паренёк. – Закаляйся если хочешь быть здоров!

– Кама – это ресторан тут по соседству, – смущенно крякнул Ефимыч.

– Спасибо, – буркнул я и поспешил на выход.

– До свидания, товарищ Никонов! – крикнул молодой Витюша вслед.

– Физкульт-привет! – махнул я рукой.

«Десять минут мне мозг пудрили, лицедеи», – проворчал я про себя, снова выйдя под моросящий дождь. Ресторан «Кама», на который я сразу же не обратил внимания, примыкал к зданию театра с левой стороны, то есть находился буквально в десяти шагах. Поэтому не прошло и пяти секунд, как я оказался внутри этого питейного заведения. Вообще-то в ресторанах столицы к концу рабочей недели, как правило свободных мест не бывает. Но в данный момент, в час дня, здесь со свободными столиками проблем не было. Кстати, за одним столом в обществе каких-то товарищей, которые сидели спиной ко входу, действительно обедал администратор Валерий Янклович. Его кучерявая голова мне отлично запомнилась по фильму «Место встречи изменить нельзя», где он сыграл тоже администратора, но не Таганки, а Большого театра. И я тут же решительно направился в его сторону.

– Добрый день, Валерий Павлович, – поздоровался я, приблизившись к столику.

– А с нами поздороваться не желаешь? – обернулся на меня Высоцкий.

– И вам, товарищ Жеглов, приятного аппетита, – пролепетал я, пожав руку Владимиру Семёновичу, а так же актёру Всеволоду Абдулову и Валерий Янкловичу, и кивнул головой какой-то юной симпатичной барышне.

– Что же ты, тезка, грекам в пустые ворота не загнал? – прохрипел Владимир Высоцкий, поразив меня своим болезненным и колючим взглядом. Словно жизненная сила уже покидала поэта, истекая из него со скоростью мелких песчинок, что высыпаются через горловину песочных часов.

– Зато финнам красиво положил, – заступился за меня Абдулов.

– Судьба моя лихая давно наперекос, – усмехнулся я, присев на свободный стул. – Я шёл с мячом к воротам, да в рамку не донёс.

– Ты смотри, Сева, он у нас ещё и шутит, – съязвил Владимир Семёнович. – Ты же чуть ли весь наш театр до инфаркта не довёл, когда вы с Финляндией играли.

– Лично я, потом всю ночь не мог уснуть, таблетки глотал, – согласился с поэтом администратор Янклович. – Я так понимаю, вы приехали по поводу концерта? Сейчас, к сожалению, у Владимира Семёновича небольшие проблемы со здоровьем, поэтому…

– Что ты говоришь, птицам моя? – криво усмехнулся Высоцкий. – Да я здоров как бык. Когда вы в Тарасовке хотите концерт?

– Где-нибудь ближе к Новому году, – соврал я. – Снимем большой ресторан, например «Арбат». Соберёмся семьями, на первое отделение пригласим актёров из «Ленкома», на второе вас, Владимир Семёнович, а потом устроим разрезание большого кремового торта, танцы под музыку группы «Мираж» и праздничный фейерверк. Приходите с друзьями, наш «Спартак» всем будет рад.

– «Мираж»? – удивилась молоденькая девушка. – Это которые поют, что музыка нас связала, тайною нашей стала? Я их недавно в «Утреней почте» видела. Мне кажется, в них что-то есть.

– Они самые, – улыбнулся я, а Высоцкий, услышав про эстрадную музыку, скривился, словно от зубной боли. – Как вам такая идея? Кстати, братья Старостины никогда не экономят на угощении.

– Мне кажется, это интересно, – согласился Янклович.

– Вот и замечательно, – обрадовался я и, посмотрев на часы, стал прощаться. – Приходите завтра в Лужники. Я вас проведу через служебный вход.

– А ведь верно, завтра же сюда приедет «Шахтёр», – оживился Всеволод Абдулов.

– А я о чём? Приходите-приходите, будет самый настоящий спектакль, – я ещё раз пожал всем руки и попросил Валерия Янкловича, чтобы тот вышел со мной.

На улицу, где было хмуро и дождливо мы, конечно, не пошли. Я остановил администратора перед большой стеклянной уличной дверью ресторана.

– Если Высоцкого не положить сейчас в клинику, то он летом во время Олимпиады умрёт, – прошептал я, ошарашив известием Янкловича. – У Андрея Петровича Старостина большие связи по всей Москве и по всей стране. Он поможет. Надо решать сейчас, завтра будет поздно.

– Володя сказал, что сам со следующего года ляжет в клинику, – пролепетал администратор.

– Вот тебе телефон группы «Мираж», – я достал маленькую самодельную визитку, где был записан номер Гены музыканта, – бери ребят под своё крыло и гастролируй с ними по городам и весям, зарабатывай деньги. На них уже сейчас народ валом прёт. А Высоцкого отпусти. Его теперь надо лечить в принудительном порядке, не слушая обещаний и уверений. Сам он из такого состояния не выберется.

– Ты шутишь, да? – попытался улыбнуться он.

– Какие шутки, – прошипел я. – 25 июля 1980 года вот на этой самой улице, – я ткнул пальцем за окно, – будет стоять толпа народу и рыдать. Думай, товарищ администратор. И завтра перед футбольным матчем я хочу услышать твоё твёрдое согласие. Затем в воскресенье, ты Владимиру Семёновичу скажешь, что он едет на концерт, мы его посадим в машину и отвезём туда, где его вернут к жизни.

– Я должен всё обдумать, – нахмурившись пролепетал Валерий Янклович.

«Бог мой, – бубнил я про себя, сидя в вагоне метро, – а ведь по большому счёту из всех своих близких Высоцкий никому не нужен. Отец написал на него донос, что его сын антисоветчик. Марина Влади в Париже, и у неё там свои киношные дела. Эта молоденькая девушка крутиться с Владимиром Семёновичем, потому что это престижно, и потому что он тратит на неё хорошие деньги. И остаётся один администратор Янклович, который за Высоцкого будет держаться до тех пор, пока на него идёт зритель и пока он жив. Правда есть Сева Абдулов. Однако Сева на своего друга Владимира никакого влияния не имеет».

Глава 7

Хмурая и дождливая пятница закончилась небольшим праздником жизни. В мою полупустую квартиру на новоселье заглянули соседи Фёдор Черенков с женой, Саша Калашников с подругой Олесей, Ринат Дасаев, Юрий Гаврилов, а ещё с базы приехал Саша Заваров. Заваров пока не осушил бокальчик красного вина, сидел злой и недовольный, из-за того что его не включили в стартовый состав на завтрашний матч против «Шахтёра». Гаврилов тоже всё больше хмурился и морщился, ибо выпить ему хотелось, но притрагиваться к вину после мистической истории в ресторане «Арбат» он пока опасался. Юрий Васильевич мне даже как-то признался, что теперь вечерами он побаивается смотреть в зеркала. А когда к 8-и часам вечера нагрянули четыре манекенщицы из ГУМа и на магнитофоне зазвучали лёгкие танцевальные мелодии, то начался самый настоящий праздник. Правда Черенкова и Калашникова их верные подруги через пять минут такого веселья быстренько утащили домой.

– Разрешите представить своих гостей, – гудел я, разливая по бокалам шампанское, которое предназначалось персонально для прекрасных дам, – это Милана, одна из лучших манекенщиц Москвы. – Кивнул я на свою подругу. – Это её соперница по подиуму Татьяна. Татьяна мечтает сниматься в кино, где ей лучше бы всего подошла роль роковой красотки.

– Вы на меня наговариваете, Володя, – картинно возмутилась манекенщица Таня, которая уже вовсю снималась для иностранных журналов, и что-то такое немного хищное в её лице определённо было.

Кстати, с девушками, которые в крупнейшем магазине страны демонстрировали новинки женской моды, я сам познакомился всего несколько часов назад. Я тогда привёз своей новой подружке Милане джинсы из города Порту, затем перебросился парой слов с её коллегами, которые тоже захотели подобные штаны. И вот Милана и её подруги уже у меня в гостях.

– А шо это за красотка? – спросил Заваров.

– Эта такая мадмуазель, из-за которой главные герои фильма совершают безумные поступки, а порой и убивают друг друга, – захохотал я.

– А потом кричат, так не доставайся же ты никому, и убивают роковую красотку, – хмуро заметил Гаврилов, чем развеселил всех присутствующих манекенщиц.

– Едем дальше, – буркнул я, налив в свой бокал виноградный сок. – Эту барышню зовут Лёка. Она…

– А я уже снималась в кино, – перебила меня девушка, которая выглядела постарше и посерьёзней своих коллег. Судя по всему Лёке доверяли демонстрацию одежды для тех, кому уже исполнилось 30 и более лет, и на мой личный взгляд она чуть-чуть походила на актрису Наталью Фатееву. – Кино – это неблагодарный труд. Работаешь, работаешь, а потом тебя даже не упоминают в титрах.

– Если так рассуждать, то футбол тоже неблагодарный труд, – возразил Юрий Гаврилов. – Футбольный мяч гоняют по всему миру, а чемпионами становятся либо бразильцы, либо сборная ФРГ.

– А ещё Уругвай, Италия, Англия и Аргентина, – добавил я. – Хотя Юрий Васильевич в чём-то прав.

– Ну и шо эта Архентина? – усмехнулся Сага Заваров. – Мы в этом ходу у них молодёжный чемпионат выихрали. И потом их обыхраем.

– Кстати, против сборной ФРГ мы играем 21-го ноября, – скромно добавил Ринат Дасаев, который увидев столько красоток разом, чуть-чуть оробел. – Это совсем скоро.

– Вы едете в Германию? – заинтересовалась женщина вамп Татьяна.

– Едем практически за границу, – хохотнул я. – В Тбилиси, где много спелых помидоров.

Услышав про помидоры, мои партнёры по команде громко заржали.

– А что в этом смешного? – удивилась моя подруга Милана.

– В том, что помидоры иногда очень красиво летают по воздуху и попадают точно в цель, – протараторил я. – Но это не интересно. И наконец, последняя моя гостья: красавицам Елена. И я просто уверен, что Елена в новом 1980 году снимется в замечательном фильме про инопланетян.

– Это ещё не решено, – тоненьким голоском произнесла будущая киношная инопланетянка Елена Метёлкина. – Были только фотопробы, и вроде бы я понравилась главному режиссёру, но всё может, как всегда, сорваться в последний момент. Кстати, Володя, а что это такое? – манекенщица указала рукой на неприличное слово из трёх букв, которое я пока не успел закрасить.

– Это эскиз кистей внука художника Малевича, который был большим специалистом по разным квадратам,– улыбнулся я. – Хочу вырезать эту работу и толкнуть кому-нибудь там, за бугром.

– И вы думаете, что это купят? – удивилась Лёка, приняв мою шутку за чистую монету. – Хотя иностранцы все немного того, – она покрутила рукой у виска.

– Между прочим, это неплохая идея, – согласился Юрий Гаврилов. – Конечно, эту муру никто не приобретёт, но можно попробовать толкнуть, что-нибудь из картин наших местных импрессионистов. У нас же в июне следующего года намечается вояж в Италию, на чемпионат Европы.

– Замечательный тост! – обрадовался я. – Давайте за новоселье, за чемпионат Европы и за присутствующих здесь прекрасных дам!

* * *

– Ты чего сегодня какой-то не такой? То грустный, то весёлый? Что-то случилось? – спросила Милана, когда поздно вечером гости разошлись и разъехались по домам. В том числе на базу укатили Заваров и Гаврилов, который снова поссорился с женой.

– Видел сегодня Владимира Высоцкого, – ответил я, собирая грязную посуду со стола. – Умирает наш Владимир Семёнович. Медленно и постепенно уходит из жизни. И взгляд у него какой-то потухший, затравленный и обречённый.

– Ты знаком с Высоцким? – округлила глаза моя подруга.

– У него таких знакомых как я, тысячи. Что делать? – тяжело вздохнул я. – Просто ума не приложу.

– Хорошо, – кивнула Малина, помогая мне наводить чистоту в доме. – А что ты можешь?

– Могу уговорить братьев Старостиных, чтобы те положили Высоцкого в такую клинику, из которой он не сбежит, – пожал я плечами. – И могу обманом вывезти Владимира Семёновича из дома.

– А он может в этой клинике умереть? – вдруг споила она.

– Исключить того, что у Высоцкого не выдержит сердце, я не могу, – кивнул я.

– Тогда не делай ничего, – твёрдо произнесла моя подруга.

* * *

В субботу 10-го ноября в последнем матче, который наша красно-белая дружина проводила перед своими московскими болельщиками, настроение в раздевалке было в целом хорошее. Все задачи на сезон команда выполнила. Теперь требовалось доиграть 4-е последние встречи без травм и повреждений и начать планомерную подготовку к следующему сезону. Именно это втолковывал Николай Старостин Хидиятуллину, Черенкову, Шавло и Заварову, когда тех не оказалось в стартовом составе. И за двадцать минут до стартового свитка в протоколе на матч были указаны следующие футболисты: вратарь Прудников, защитники Мирзоян, Пригода и Букиевский, опорный полузащитник Самохин, левый вингер Морозов, правый – Поздняков, атакующие полузащитники Гаврилов и Сидоров и два нападающих Никонов и Калашников. Причём одну замену тренерский штаб запланировал заранее: Сашу Калашникова должен был в перерыве поменять Серёжа Родионов. Что касается плана на игру, то он был прост: контроль мяча и разящие атаки сходу, где защитнику Букиевскому и опорнику Самохину периодически разрешалось идти к воротам соперника.

Только я сидел мрачнее тучи. Андрей Старостин как услышал, что актёра и поэта Высоцкого нужно положить на принудительное лечение, послал меня в пешее эротическое путешествие. «Без подписи больного или его родственников я этого делать не буду! – орал он на меня несколько часов назад. – Хочешь стать врагом для всех советских людей, когда Высоцкий в этой клинике загнётся? Флаг тебе в руки. Но ко мне с этой авантюрой даже не суйся!».

– Играем сегодня аккуратно, никуда не спешим, но забить парочку нужно в обязательном порядке, – пророкотал Николай Петрович Старостин. – Люди в кассе платят 3 рубля за вход. И этих людей надо уважать. Эти деньги им с неба не валятся.

– Кстати, из-за перебора жёлтых карточек за «Шахтёр» сегодня не играет «бабушка», – добавил ассистент главного тренера Фёдор Новиков, имея в виду лучшего бомбардира гостей Виталия Старухина. – Поэтому в защите нам ничего не угрожает.

– Всё равно в защите нужно быть начеку, – прокашлялся «дед».

И тут меня вызвали на проходную к служебному входу. Николай Петрович что-то недовольно проворчал, но препятствовать мне не стал, когда я во второй раз за короткое время вышел в коридор. В первый я провёл на трибуны манекенщиц из ГУМа, которым ещё вчера пообещал, что в случае победы мы после матча пойдём в ресторан. Удивился ли я, увидев на проходной небольшую компанию артистов из «Театра на Таганке» – скорее нет, чем да. Учитывая горящие азартом глаза администратора Валерия Янкловича, группа «Мираж» ему понравилась. Вот он и уговорил Высоцкого и его коллег подышать на футболе свежим воздухом.

– Володь, это опять с тобой? – усмехнулся охранник, покосившись на Владимира Высоцкого, Ивана Бортника, Всеволода Абдулова и ещё одну миловидную юную блондинку.

– Да, – проворчал я, – это визит вежливости. Мы к товарищам актёрам ходим на спектакли, а они к нам на футбол.

– Я вашу песню «Если друг оказался вдруг» дюже уважаю, – пробормотал охранник, открыв калитку для почётных гостей.

– Хорошая получилась вещица, годная, – скромно кивнул Высоцкий. – Слушай, тёзка, а можно заглянуть в вашу раздевалку? – спросил он меня. – Никогда не был в футбольной «святая святых».

– Пошли, – кивнул я всей компании, предварительно пожав руки гостям. – Только девушке в раздевалку нельзя, у нас там не прибрано, – сказал я на ходу.

– Ничего я как-нибудь это переживу, – усмехнулась блондинка.

– Слушай, Володь, ну как же ты грекам-то не забил? – вдруг спросил меня Иван Бортник, когда мы в хорошем темпе шагали по длинному подтрибунному коридору.

– Дело в том, что в футболе нельзя, как в кино переиграть неудачный дубль, – проворчал я. – Поэтому косяки спортсменов видны всем, а ваши актёрские промахи грамотно спрятаны за работой большой съёмочной бригады.

– Хорошо сказано, – поддержал меня Высоцкий. – Ты, Ваня, тоже на репетиции текст забываешь. И ничего, все живы и здоровы. Володя хоть и промахнулся, но команда всё-таки попала на чемпионат Европы. И он ради этого забил финнам три мяча.

– Точно, – поддакнул Валерий Янклович, – конечный результат – вот, что самое главное. Остальное забудется.

– Боюсь, что этот промах запомнят надолго, – криво усмехнулся я и открыл дверь в раздевалку. – Товарищи футболисты, к нам пришли пожелать удачи в игре артисты из «Театра на Таганке», – громко произнёс я, впуская внутрь Высоцкого и его друзей. – Большая просьба, матерными словами не выражаться.

– Здравствуйте, товарищи спартаковцы, – улыбнулся Владимир Семенович, первым делом пожав руки братьям Старостиным.

И тут встал с лавки Юрий Гаврилов и, подражая Высоцкому, с совершенно серьёзным лицом запел:

Вдох глубокий, руки шире,

Не спешите, три-четыре! – на этих словах захохотала почти вся команда и дальше мы пели уже хором:

Бодрость духа, грация и пластика.

Общеукрепляющая,

Утром отрезвляющая

(Если жив пока ещё) гимнастика!

– Спасибо, что слушаете мои песни, – улыбнулся Владимир Семёнович. – Я, конечно, в этом сезоне посмотрел не все матчи «Спартака», но то, что видел в последние дни, мне понравилось. Благодарю за красивый футбол, – закончил он свою короткую речь, и наша красно-белая дружина искупала Высоцкого в овациях.

* * *

Первые 25 минут нашего противостояния с донецким «Шахтёром» ушли на раскачку, на притирку новых сочетаний и на утруску количества собственных ошибок. Кроме того раскисшее от воды поле, не давало продемонстрировать и половины всей той техники, которой обладали мы и наши гости. А такие комичные эпизоды, когда в огромную лужу ныряли за мячом сразу несколько игроков стали возникать с первых секунд. Поэтому к этой 25-ой минуте наша красно-белая форма приобрела устойчивый грязный оттенок, а белые футболки и трусы гостей из Донецка стали вообще по-шахтёрски черно-белыми.

Однако человек так устроен, что он быстро ко всему привыкает. К хорошему конечно немного быстрее, чем к плохому, но результат всё равно один. И к середине первого тайма ни поле, ни нудный моросящий дождь, нас больше не беспокоили. Теперь каждый пас делался не низом и с небольшой подкидкой мяча на уровень колена. После чего дело пошло гораздо веселее. Теперь мы атаковали, наступая широким фронтом. А Юрий Гаврилов как дирижёр оркестра, стоя в центре поля, раздавал самые настоящие самонаводящиеся передачи то направо, то налево.