Текст книги "Тафгай. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Влад Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Да, здоров бродяга, – присвистнул ещё один парень, который с переднего сиденья убрал сумки и предложил мне сесть, когда автобус тронулся в дальнейший путь. – Кстати, на нашего маркшейдера Тимоньку чем-то похож. Только Тимонька жирный и неповоротливый.

– Точно, – хитро заулыбался седовласый. – Слушай друг, а ты в футбол играешь? А то у нас один центр, мать твою, форвард чуть тёпленький, пил всю ночь, сволочь такая, хотя его и предупреждали.

– Всё нормально, Михалыч! – Раздался возглас с заднего сиденья от какого-то лохматого мужика. – У меня всё под контролем, б…!

– Понимаешь, какое дело, – зашептал мне седовласый тренер Михалыч. – Начало сезона и у нас по календарю сразу две игры на центральном кизеловском стадионе. Сначала против «Динамо», затем через три часа против Ленинки. Ленинка – это прошлогодний чемпион, хрен с ней, а вот местному «Динамо» проигрывать западло. Я вижу парень ты спортивный, ноги как столбы, плечи мощные, давай за нас в центре нападения побегай. А в милицию потом сходишь, всё равно твоих грабителей в лучшем случае через год найдут. Тут же зоны кругом, лихого народа полно.

– Футбол значит, – задумался я и примерно минуту молчал, ведь играл в последний раз в детстве, но так как должен был уже в понедельник оказаться в Москве, то, кивнув головой, сказал. – Давайте поступим так. Я против вашего «Динамо» отыграю, но вы мне дадите 45 рублей в долг и адрес, куда мне потом выслать эти деньги из Москвы. Да, и ещё чего-нибудь из одежды выделите.

– Так ты москвич? – Заинтересовался парень, с которым мы сидели рядом.

– Я же говорю, приехал друга проведать в колонию-поселение, и вот попал, – ответил я. – Денег – нет, паспорта – нет, из одежды – одни трусы остались.

– 45 рублей? – Задумался седовласый тренер. – Нехило. Ладно, будут тебе деньги. Значит запоминай, если тебя спросят – кто такой? Ответишь, что маркшейдер шахты «Широковская» Иван Тимофеев. А парни в игре тебя будут кликать Тимоня, им так проще. Всё же с «Динамо» играем, эти потом привяжутся, ещё и игру опротестуют.

* * *

«Сюрреализм, – подумал я, выбегая под звуки футбольного марша на поле с лысым газоном. – Ещё несколько дней назад играл в Чикаго для 18-ти тысячной толпы в финале Кубка Стэнли, а сейчас буду гонять мяч против какого-то уездного „Динамо“ для трёхсот человек на единственной деревянной трибуне. Прямо какое-то зазеркалье, блеск и нищета».

– Тимоня, – обратился ко мне капитан команды шахты «Широковская», невысокий мужик лет 30-ти, к которому все уважительно обращались Дмитрич. – Ты парень здоровый, поэтому мы тебе будем в штрафную площадь грузить с флангов, а ты уже постарайся хотя бы штуку головой затолкать. И в центре поля, когда вратарь выносит мяч, так же активней борись на втором этаже. Ну, и пожалуй всё, не робей, здесь тебе не Высшая лига.

– И не киевское «Динамо», – буркнул я себе под нос, искоса глянув на будущего соперника.

У команды в белых футболках с буквой «Д» на левой груди и в голубых трусах, к моему облегчению, не было ни одного парня моих габаритов. Самый высокий защитник бело-голубых был максимум метр восемьдесят пять. «Значит сейчас будет весело», – усмехнулся я, когда главный судья дал стартовый свисток и динамовцы разыграли мяч с центра поля. И я по хоккейной привычке рванул сначала прессинговать одного, затем другого, а после, не рассчитав качества сцепления бутсы с футбольным газоном, рухнул прямо в пыль под гогот немногочисленных зрителей.

– Сила есть, ума не надо, – услышал я за спиной, как выразился по поводу меня капитан команды Дмитрич, который расположился в центре полузащиты.

«Посмотрел бы я на вас, если бы мы тут все стояли на коньках», – начиная заводиться, подумал я и, вскочив, посеменил в сторону своей штрафной площади, ведь местное «Динамо» уже переместило игру к нашим воротам.

Вообще, первые пятнадцать минут я отбегал вхолостую, коснувшись мяча на доли секунды всего три раза. «Идиотская игра, бей-беги, толи дело хоккей, бегаешь в разы меньше, зато играешь в разы больше», – думал я, пытаясь хоть как-то помочь свой команде зацепиться за мяч и организовать первую вылазку к чужим воротам. Местные динамовцы неожиданно оказались соперником более умелым и организованным, чем мои временные одноклубники. Они чаще и точнее передавали мяч друг другу и уже дважды били по воротам с опасных позиций.

Но когда соперник физически подсел, показала зубы и моя шахтёрская команда. Дмитрич из центра поля сделал длинную точную передачу на левый фланг, где мяч с третьей попытки укротил наш крайний полузащитник, и с криком: «Тимоня, держи!», сделал пас на меня. Естественно кроме моей мощной фигуры на мяч рванули сразу двое динамовцев. Однако почувствовав себя в знакомой стихии, я без труда этих игроков в бело-голубой форме буквально опрокинул, распихав широкими плечами, и первым вцепился в мяч, прижав его стопой к земле.

– Давааай! – Заорали на трибунах, воочию увидев, что такое настоящий мужской контактный футбол.

Я же, пропихнув футбольный снаряд вперёд к воротам соперника, попёр в чужую штрафную словно танк. Один из защитников «Динамо» тут же попытался с боку этот мяч отнять, но, воткнувшись в мой корпус, отлетел метра на три, растянувшись на плохо проросшей травке.

– Пасуй! Пасуй, дубина! – Потребовал, выскочивший справа от меня, капитан Дмитрич.

«Я тебе сейчас покажу свою дубину!» – зло прошипел я себе под нос и, сделав богатырский замах, шарахнул по мячу. Однако ожидаемого эффекта мой удар не произвёл.

– Б…! – Выругался я, когда мяч, подпрыгнув на кочке, срезался и полетел метров на двадцать мимо ворот соперника, после чего выкатился за лицевую линию.

– Мазила, – пробурчал Дмитрич и лёгкой трусцой побежал к центру поля, чтобы там встретить новую атаку соперника.

Кончено, можно было бы после этих обидных эпитетов, дубина и мазила, психануть, и оставшееся время первого тайма просто повалять дурака, но лично я отступать не привык, тем более когда заключил деловое соглашение. «Я в отличие от некоторых политических проституток, слова на ветер не бросаю», – подумал я и с удвоенной энергией бросился в борьбу за мяч, которая пока получалась у меня гораздо лучше, чем созидательный и красивый футбол.

Возможно поэтому к сороковой минуте матча на механическом табло всё ещё висели нули. Толку от меня в атаке не было, зато в отборе я так приноровился, что динамовские футболисты стали побаиваться вести игру через центр. А на 42-ой минуте наша шахтёрская команда получила право на подачу углового. Дмитрич, который пробивал все стандарты, пошёл на угол поля.

– Шайбу! Шайбу! – Вдруг вспомнили хоккейную кричалку малочисленный футбольные болельщики.

И я буквально кожей почувствовал, что этот розыгрыш – мой шанс, поэтому не обращая внимания на персональную опеку, встал на одиннадцатиметровую отметку и поднял руку вверх, дескать – навешивай сюда. Дмитрич дождался свистка главного судьи, разбежался и навесил точнёхонько на мою буйную головушку, ведь она возвышалась над всеми. И я, что было силы, выпрыгнул и махнул башкой по мячу. Но это вышло так коряво, что мячик сначала ударился в землю, затем подскочил и угодил в грудь защитника «Динамо», который замешкался и не смог его вовремя вынести из штрафной.

Но это уже были его проблемы, ведь я, словно раненый медведь, попёр на добивания не замечая как два футболиста в бело-голубой форме пытаются руками свалить меня на газон. Судья на доли секунды растерялся, вроде нарушение есть, а вроде его и нет. И за то время я добрался до мяча и шибанул по нему пыром, то есть носком бутсы. Голкипер «Динамо» лишь обречённо всплеснул руками, когда кожаный снаряд стремительно вонзился в сетку футбольных ворот.

– Гол! – Выкрикнули болельщики и раздались жиденькие аплодисменты.

– Годик тебя потренировать и толк будет, – поздравил меня с успехом капитан команды Дмитрич.

– Извини, что я не Рональдо, – пробурчал я.

– Кто?

– То есть я хотел сказать не Марадона, то есть не Пеле. – Отмахнулся я. – В общем, внимательней в обороне. Сейчас ваше «Динамо» в атаку полезет.

* * *

После финального свистка, как и предупреждал меня тренер шахтёрской команды Михалыч, к нам в раздевалку пожаловал представитель команды соперника. Дело в том, что окончательный счёт 4: 1 в нашу пользу несколько смутил динамовских футболистов, так как город маленький и все местные футболисты друг друга знают. А тут какой-то неизвестный парень делает хет-трик, да ещё как кабан носится 90 минут по полю, словно действующий профессиональный спортсмен.

– Извини, Михалыч, у нас народ интересуется, как зовут вашего нового форварда? Кто такой, где работает? – Спросил динамовец, подозрительно посмотрев на меня.

– А что такое, командир? – Криво усмехнулся я. – По мне разве не видно, что я по мячу лет десть не пинал. Вон, коллегу попросили заменить. – Я кивнул на лавку, где дремал пьяненький настоящий форвард шахтёрской команды.

– Ну всё же, имя и фамилия у тебя есть? – Упрямо спросил работник милиции.

– Зовут Иван, фамилия Тимофеев, я мерчандайзером работаю на шахте. – Брякнул я, взяв бутерброд с общего стола. – Сами можете потом проверить.

– Кем работаешь? – Опешил милиционер.

– Маркшейдером он работает, – ответил за меня Михалыч. – Это у Тимони такие шуточки. Он у нас весельчак. Правда, какие проблемы? Парень просто от природы здоровый. Видно же, что не футболист.

– Ничего себе не футболист, три штуки с мясом затолкал, как в хоккее, – пробубнил представитель «Динамо». – Кстати, ты в хоккей случайно не играешь? А то нам такие здоровые в сборную города нужны.

– На коньках стоять не умею, – соврал я. – Я больше по шашкам специалист. В шашки не нужны кандидаты в сборную города?

– Не знаю, – ещё раз посмотрел на меня внимательно товарищ милиционер и покинул нашу раздевалку.

– Скажешь тоже – мерчандайзер, – пробормотал Михалыч, отсчитав мне 45 рублей. – Может с Ленинкой ещё сыграешь? А что, давай вздрючим чемпиона?

– Как гласит народная мудрость: «Жадность фраера сгубила». – Я встал и пожал руку тренеру. – Не дай Бог вашего чемпиона ещё обуем, тогда точно приедут на шахту и проверят – маркшейдер я или мерчандайзер. Давайте парни, спортивных успехов!

* * *

Этот маленький уральский городок я покидал на дневном поезде со странными чувствами. Одни нехорошие товарищи, купившись на яркие шмотки, меня раздели и чуть было не погубили. Другие совершенно незнакомые люди выручили деньгами и подарили спортивный костюм, в котором я трясся на боковой полке. Сама судьба меня проучила за самонадеянность и она же спасла, послав какое-то странное видение. И теперь мне оставалось узнать, что приготовит «мистер случай» в Москве, где я должен был выступить перед членами ЦК и самим товарищем Брежневым.

Глава 9

Во вторник 22-го мая в московском здании на Старой площади, дом 4, где после 1920 года прописался центральный комитет ВКП(б), а позднее и ЦК КПСС, протекала обычная рутинная работа. Спектр вопросов, решавшихся в главной канцелярии Советского союза, начинался от распределения новых дачных участков среди своих людей и заканчивался мировыми проблемами разоружения, о которых должна была пойти речь на ближайшей встрече Леонида Брежнева и Ричарда Никсона. А на пятом этаже, в одном из кабинетов секретарей ЦК, Михаил Суслов, считавшийся «серым кардиналом» и вторым человеком в партии, принимал своего выдвиженца Михаила Зимянина. Несколько лет назад с лёгкой руки патрона Михаил Васильевич из полномочного посла в Чехословакии за год взлетел до главного редактора «Правды» и председателя правления Союза журналистов СССР и курировал, ни много ни мало, идеологические вопросы в культуре, в науке и в спорте. И теперь Зимянин был обязан своему благодетелю многим.

– Как считаешь, Миша, хорошая ли это идея – послать наших советских хоккеистов за океан? – Спросил Суслов своего протеже, который, сидя в кресле напротив, уже обливался потом, так как постоянную тридцатиградусную жару, стоявшую в кабинете шефа, переносил плохо.

– Если выиграем этот, ихний кубок, то почему бы и нет, – уклончиво ответил Зимянин. – Тем более сам Леонид Ильич настоял.

– Н-да, любит Лёня хоккей, – криво усмехнулся Михаил Андреевич. – А если посмотреть на сближение нашего советского хоккея с американским буржуазным хоккеем с марксисткой точки зрения, то картина получается неприглядная. Драки, провокации, огромные деньги, которые получают заокеанские спортсмены и наши того же захотели. Понимаешь к чему я клоню?

– Примерно догадываюсь, – опять заюлил Михаил Зимянин. – Но решение товарища Брежнева теперь отменить уже невозможно. Да и другие члены ЦК – за. Например: товарищ Андропов.

– То, что бумаги подписаны – это ещё ни о чём не говорит, – поморщился, словно от зубной боли, Суслов. – Для нашей хоккейной команды нужен будет начальник. И я предложил твою кандидатуру. Если сделаешь всё как надо, то я тебе обещаю, что через пару лет ты станешь секретарём ЦК КПСС.

– А как же «Правда», как же Союз журналистов? – Робко засомневался Зимянин.

– Сейчас хоккей гораздо важнее, чем твои журналисты, сейчас там главный фронт, – буквально рыкнул товарищ Суслов. – Всю эту идею с хоккеистами надо удушить в зародыше. Создай им такие условия, чтобы команда разбежалась к новому году. Денег они захотели. Вот им деньги, – Михаил Суслов показал свою тощую дулю собеседнику. – И вот тогда всё вернётся на круги своя, и будет спокойствие и порядок. Не слышу твоего ответа?

– Если Партия от меня потребует, то я всегда готов, – выдавил из себя робкую улыбку Михаил Зимянин. – А может их поселить в каком-нибудь бараке и несколько товарищей из КГБ по периметру выставить, чтобы шагу не могли свободно ступить. Всё как на зоне.

– По контракту жильё нашим хоккеистам арендует само руководство НХЛ. А так с бараком, а ещё лучше с тюрьмой, огороженной колючей проволокой, идея хорошая. Поэтому будем действовать по-другому – никаких ограничений, никаких сотрудников из КГБ.

– Так разбегутся же? – Опешил от неожиданного предложения шефа Зимянин.

– А пущай, – заулыбался Михаил Андреевич. – Если хотя бы один в бега подастся, то мы весь эксперимент махом прикроем. Так что принимай руководство хоккейной командой Михаил Васильевич и действуй на своё усмотрение, а я здесь сделаю всё от меня возможное. И к новому году мы этот балаган ликвидируем к едреней фене. Вот такая перед нами стоит партийная задача.

* * *

На мою удачу выступление перед членами ЦК, назначенное на среду 23-е мая, перенесли на пятницу. Ведь после бомбической поездочки на Урал нужно было срочно восстанавливать паспорт. Да ещё председатель Федерации хоккея Андрей Старовойтов подкинул несколько вопросов, которые я должен был осветить в своём выступлении. К примеру – где будет проживать будущая команда, где тренироваться, как передвигаться по США и Канаде? Я конечно возразил, что такие вопросы сидя в Москве решить невозможно. Но Андрей Васильевич категорически заявил: «Вынь да положь. Звони в Америку, решай вопросы по телефону, поднимай все свои связи. Делай что хочешь, но 25-го мая полный проект должен быть представлен руководству страны».

Поэтому в четверг днём из-за ночных звонков в Чикаго Лизе моя бедная голова раскалывалась на части. Я сидел в гостинице «Юность» и, обложившись бумагами, переписывал на чистовую тезисы для выступления перед товарищами из ЦК. Моя боевая подруга нашла несколько вариантов аренды жилья для всей команды, но всё упиралось в один из пунктов контракта, который я не предусмотрел. НХЛ оплачивал аренду хоккейной арены в день матча, а о тренировочном катке мы должны были позаботиться сами.

– Как не крути, а лучше Принстона места в мире нет, – пробурчал я себе под нос, выписывая на чистом листе пункт номер три, первыми два являлись название и состав ледовой дружины. – Двенадцать прекрасных домиков на берегу озера Карнеги, отличное место для утренних пробежек. А тренировочный каток – это университетская арена имени Хоби Бейкера на 2 тысячи человек. Замечательно! – Пропел я по слогам и, оторвавшись от письменного стола, сделал несколько спортивных упражнений, чтобы размять затёкшую спину.

– Две тысячи человек, – продолжал напевать я, приняв позу для отжиманий от пола. – Пару каких-нибудь весёлых акций по 3 доллара за вход и аренду мы отработаем не напрягаясь.

Я сделал двадцать резких жимов и, вспомнив, как недавно поплатился за самонадеянность, пробормотал:

– Только бы не назначали начальником команды какого-нибудь козла, который всю малину обосрёт.

И на этих словах, кто-то тревожно постучал в дверь моего номера. «Неужели это он – козёл?» – подумал я, направляясь в мини-прихожую. К счастью на пороге оказался Валерий Харламов со своей невестой Мариной. Форма одежды моих друзей говорила о том, что они собрались или в театр, или на концерт.

– Диссертацию что ли пишешь? – Усмехнулся Валера, кивнув на разбросанную по помещению бумагу.

– Хуже, – отмахнулся я. – Сочиняю майские тезисы для товарища Брежнева и других членов советского руководства. Голова сейчас взорвётся.

– Тогда у тебя ровно десять минут, – засмеялся Харламов. – Есть лишний билетик на Высоцкого. Он сегодня в НИИ имени Герсеванова выступает. И тогда сразу прояснится в голове.

– Высоцкий? – Заколебался я. – Если только одним глазком посмотреть. Проходите, я быстро.

После чего я впустил влюблённую пару к себе в номер, а сам, взяв костюм и рубашку, заперся в санузле. «Что ещё могут спросить завтра? – подумал я, переодеваясь. – Кто тренер? Так эта кандидатура появится, лишь когда будут подписаны всё бумаги окончательно. Сейчас просто нет смысла кого-то баламутить».

– А почему для базирования ты выбрал Принстон? – Послышался голос Валерия Харламова из-за двери.

– Потому что 60 километров до Нью-Йорка и 70 до Филадельфии. Мы на часть матчей сможем добираться на автобусе. Это менее затратно, чем самолётом, да и комфортней. Ведь после перелётов ноги часов шесть не слушаются. Кстати, в Бостон и в Питтсбург так же можно ездить автобусом.

– А дома там какие?

– Двухэтажные с мансардой. Дом будем делить на две семьи. На первых порах так веселее и проще вести хозяйство. Дальше посмотрим – кто не уживётся, расселим. Сезон-то большой.

– А кто у нас будет начальником команды? – Снова спросил Валера.

– Надеюсь, завтра познакомят, – буркнул я, выйдя из ванной комнаты. – Всё, я готов.

* * *

В харламовской «Волге» с именным номером «00–17», на которой мы поехали на Рязанский проспект, где находился нужный нам НИИ, разговор опять коснулся будущей команды.

– С первой пятёркой всё ясно, – произнёс Валерий, нажимая педаль газа. – А во второй пятёрке будут играть одни чехи, Фарда, Кохта, Недомански, Махач и Поспишил, так получается?

– Если вторую ударную пятёрку набрать из наших лучших игроков, то во что тогда превратится чемпионат СССР? – Уже не в первый раз ответил я на каверзный вопрос. – Вот представь первенство высшей лиги без Якушева, Петрова и Мальцева, а ещё пары защитников – Ляпкина и Паладьева. Да меня старшие тренеры всех клубов страны на маленькие кусочки разорвут.

– А правда, что на вас уже Анатолий Тарасов с клюшкой кидался? – Спросила скромная и молчаливая Марина.

– Чуть голову не пробил, – хохотнул я.

– Да, это тебе ещё повезло, – захохотал Харламов. – Ладно, сыграемся как-нибудь с чехами. Франтишек Поспишил вообще мировой парень. Но у меня есть вопросы по третьей пятёрке – братья Солодухины и Коля Свистухин, а в защите пара – Александр Палыч Рагулин и Виктор Хатулёв из рижского «Динамо». Лично я, кто такой Хатулёв, извини, не знаю. А наш Палыч – весь больной, у него колени и спина не держат.

– Палыча подлечим, для третьей пары защитников он вполне сгодится. Есть у меня хороший врач на примете, – ответил я, сразу же подумав про шамана Волкова. – Хатулёв же большой и сильный парень с огромным хоккейным потенциалом. Ему только мозги нужно будет на место поставить, чтобы не бухал. Об этом я тоже позабочусь.

– От пьянки что ли вылечишь? – Валерий прыснул от смеха.

– Перевоспитаю, – пробурчал я. – Меня сейчас больше молодёжная тройка из Горького волнует, Ковин, Доброхотов и Скворцов.

– По этим парням как раз нет вопросов, – сказал Харламов. – Они за год в НХЛ так заматереют, что Горький и сборная получат отличных мастеров.

– Верно, – кивнул я. – Только старший тренер «Торпедо» Игорь Борисович Чистовский меня вчера на коленях умолял не трогать пацанов. Говорил, что без них команда из «Вышки» вылетит. И я сейчас даже не знаю, что делать. Горьковское «Торпедо» для меня не чужой клуб.

– Неужели их некем заменить? – Всплеснула руками Марина. – Из другой команды возьмите молодёжь.

– Да легко, – засмеялся Валера. – Давай из «Динамо» молодёжную тройку заберём – Капустина, Жлуктова и Балдериса.

– Не смешно, – пробурчал я. – Во-первых, Бобров меня проклянёт. А во-вторых, эти парни уже одни из лидеров сборной СССР. Чемпионат Мира, между прочим, никто не отменял. Можно конечно привлечь тройку – Лебедев, Анисин и Бодунов из «Крыльев», тогда Кулагин проклянёт. И они так же лидеры сборной. Горьковским хоккеистам поездка в НХЛ нужнее, ведь им в чемпионате медали не светят. Я вот что думаю, до нового года Ковина, Доброхотова и Скворцова не выдёргивать из «Торпедо». Половину регулярного сезона НХЛ в три пятёрки мы и так отыграем.

– Почему бы и нет, – согласился Валерий Харламов. – Больше игрового времени – больше набранных очков, я правильно понимаю? Вот сколько ты набрал в прошлом сезоне?

– 175 по системе гол плюс пас, 82-е шайбы забросил, 93-и передачи отдал. Рекорд лиги за всю историю, хотя и есть куда стремиться. – Улыбнулся я. – Смотри на дорогу! – Потребовал я у Харламова, который, сидя за рулём, тут же удивлённо уставился на меня. – Я ещё жить хочу.

* * *

Кстати, перед актовым залом НИИ имени Герсеванова удивлённых взглядов так же хватало. Младшие, средние, старшие и ведущие научные сотрудники в ожидании концерта разглядывали нашу троицу с нескрываемым научным интересом. И первой решилась заговорить с нами какая-то молоденькая барышня:

– Здравствуйте, простите, а вы случайно не Валерий Харламов? – Обратилась она к армейскому нападающему.

– Да, – смутившись ответил мой друг.

– А вы, наверное, Владимир Петров? – Спросила она меня.

– Да, – соврал я и представил невесту Харламова Марину. – А это вторая женщина космонавт Светлана Савицкая.

– Ой, а можно автограф! – Пискнула девушка.

– После концерта, – пробормотал Валера, – видите, уже в зал запускают.

Однако и в актовом зале многие перешёптывались и косились в нашу сторону. Возможно спор между сотрудниками НИИ разгорелся по поводу моей персоны. Всё же на Владимира Петрова я совсем не походил, хоть лицо моё и было до боли знакомо. А когда на сцену вышел Владимир Высоцкий и в приветственном слове сказал, что писал свои песни для друзей, вот и сейчас ему хотелось бы чтобы в зале была дружеская атмосфера, спорщики на соседних рядах дошли до рукоприкладства. Один бородатый парень в свитере толкнул другого отчаянного бородача в пиджаке, за что тут же получил смачный удар в грудную клетку.

– Товарищи, я вам не мешаю? – Спросил Высоцкий, обратившись через микрофон к двум бузотёрам.

– Извините, Владимир Семёнович! – Пошёл на принцип бородатый парень в пиджаке. – А можно спросить у Валерия Харламова, кто рядом с ним сейчас сидит?

– Зачем же беспокоить лучшего хоккеиста СССР, товарища Харламова? – Грустно улыбнулся поэт. – Рядом с ним находится мой хороший друг, лучший хоккеист НХЛ и обладатель кубка Стэнли, Иван Тафгаев. Давайте похлопаем нашим замечательным советским хоккеистам.

Взрыв аплодисментов мгновенно раздался в камерном актовом зале НИИ. Мы с Валерием Харламовым естественно встали и приветственно помахали зрителям. И раз Владимир Семёнович назвал меня своим хорошим другом, то я решил воспользоваться удачным стечением обстоятельств. Поэтому когда народ немного успокоился, обратился на сцену прямо к Высоцкому:

– Уважаемый Владимир Семёнович, будьте добры, исполните песню, с которой вы провожали нашу сборную СССР на Суперсерию в Канаду! Спасибо!

– Раз у нас тут дружеская встреча, – немного замялся поэт, – то почему бы и нет. Хотя я сразу должен оговориться, что эта песня не принадлежит моему перу. Музыка народная, слова так же народные «Что такое осень?» – Произнёс Высоцкий название первой незапланированной композиции и, ударив по струнам, с надрывом захрипел:

Что такое осень? Это небо.

Плачущее небо под ногами.

В лужах разлетаются птицы с облаками,

Осень, я давно с тобою не был.

В лужах разлетаются птицы с облаками,

Осень, я давно с тобою не был…

* * *

После часового концерта, пролетевшего на одном дыхании, нам с Валерием Харламовым пришлось пятнадцать минут подписывать надорванные концертные билеты. Для коллекционеров получался прелюбопытнейший экземпляр – с одной стороны отпечатанная в типографии надпись «Для вас поёт Владимир Высоцкий», а с другой две подписи ручкой – Харламов и Тафгаев. И неизвестно сколько бы мы просидели ещё, если бы сам Владимир Семёнович не вытащил нас из рук фанатов музыки и спорта, сказав по-простому, что пора ехать, после чего пригласил в гости.

На Матвеевскую улицу 6, где в данный момент проживал поэт, пришлось ползти через половину Москвы. И хоть я всю дорогу ворчал, что мне завтра идти в Кремль и надо бы выспаться, всё равно любопытство сделало своё дело. Поэтому примерно через 40 минут, большая разношёрстная компания из двенадцати человек расселась на стульях и диване в просторной трёхкомнатной квартире Владимира Высоцкого.

Среди гостей был его импресарио Валерий Янклович, его друг из театра на «Таганке» Всеволод Абдулов и даже актриса того же театра Татьяна Иваненко, которая поедала хозяина квартиры влюблёнными глазами. А поэт, буквально на днях вернувшийся из своей первой зарубежной поездки, не переставая рассказывал об открытии Каннского кинофестиваля, где он побывал с Мариной Влади, и о путешествии на автомобиле по дорогам Польши, ГДР, ФРГ и Франции.

– Остановились мы с Мариной в Кёльне. Заселились в гостиницу, вышли погулять. И тут, я вам скажу, остолбенел, когда увидел забитые прилавки магазинов. Я понимаю вещи всякие, шмотки там, аппаратура, но когда в простеньком продуктовом магазинчике любые фрукты, овощи, сыры и мясо лежат спокойно и нет никакой очереди – это бьёт по мозгам. Я спрашиваю Марину – кто выиграл в войне, мы или они? Почему всё не так?

– Потому что, Володя, у нас свой собственный духовный путь, – ответил Всеволод Абдулов. – Нам этого ничего не надо. Была бы водочка на столе, да закусочка.

– Правильно, Сева, наливай! – Обрадовался Янклович.

– Да всё гораздо проще и элементарней, – сказал я. – У немецкого фермера есть мотивация работать хорошо. Ведь чем лучше он пашет, тем больше заработает. А правительство ФРГ поощряет своих фермеров разными скидками на оборудование, на электроэнергию, помогает низкопроцентными кредитами. А у нас в Союзе колхознику ничего не надо. Ему на общественное поле плевать, ему там копейки платят. Ему надо своих поросят кормить, коров доить, свой участок возделывать, ведь он со всего этого кормит всю семью.

– Ну, так ведь продолжаться не может? – Развёл руки в стороны Высоцкий. – Надо же что-то делать.

– Есть одно предложение, которое даст стопроцентный результат, – загадочно произнёс я, а когда весь народ навострил уши, выпалил:

Товарищи ученые! Доценты с кандидатами!

Замучились вы с иксами, запутались в нулях!

Сидите, разлагаете молекулы на атомы,

Забыв, что разлагается картофель на полях!

Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь

И корни извлекаете по десять раз на дню…

Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь,

Пока сгниёт-заплесневеет картофель на корню!

– Ха-ха-ха! – Раздался гогот в квартире поэта, только сам Высоцкий недоуменно произнёс:

– Что-то я не понял? Я эту песню написал под новый год и ещё никому кроме своих не презентовал.

– Земля слухами полнится, – буркнул я. – Кстати, есть прекрасный тост и великолепная идея – в сентябре наша советская команда по хоккею начнёт выступать в чемпионате НХЛ.

– Оооо! – Вскрикнули гости.

– Поэтому предлагаю, приехать с концертами к нам в Нью-Йорк. За это и предлагаю выпить! – Поднял я стакан с минералкой.

– А что там по деньгам получается? – Тут же засуетился Валерий Янклович.

– Примерно 6 тысяч заработать можно, – кивнул я. – В Нью-Йорке много живёт наших русскоговорящих эмигрантов. Но нужна реклама, с которой в принципе мы сможем помочь.

– Шесть тысяч чего? – Заинтересовался поэт.

– Долларов, там других денег нет, – ответил Валера Харламов.

– Оооо! – Опять вскрикнули гости, подняв и опрокинув бокалы.

* * *

На следующий день в пятницу 25-го мая, после часового ожидания в шикарных коридорах Сенатского Дворца московского Кремля, меня наконец вызвали в кабинет товарища Брежнева. Испытывал ли я какую-то робость или пиетет перед первым лицом в государстве? Скорее я чувствовал себя путешественником, который заскочил в историческое здание, чтобы посмотреть на антураж рабочего кабинета и восковую фигуру генерального секретаря ЦК КПСС. «Вся жизнь игра, – вот что крутилось в моей буйной голове. – А к членам ЦК меня выступить не пригласили, значит что-то пошло не так».

– Здравствуйте, товарищ Тафгаев, – произнёс раскатистым голосом Леонид Ильич, сидящий за длинным столом. – Проходите, садитесь.

– Спасибо, Леонид Ильич, – громко по военному ответил я и, пройдя по красной ковровой дорожке метров семь, присел напротив секретаря, который молчаливо конспектировал беседу.

– Поздравляю вас с выигрышем кубка Стэнли, – сказал Брежнев. – Теперь перед вами стоит более серьёзная задача, привести к победе нашу советскую команду. А то тут некоторые считают, что нам слишком рано играть в чемпионате НХЛ. Как вы думаете – кто прав?

– Прав тот, кто меньше говорит и больше делает. Даже ошибаясь, мы всё равно движемся вперёд, развиваемся. Кубок Стэнли – это цель амбициозная и достойная, но хочу сразу предупредить с первого раза эту вершину можем не взять, опыта у хоккеистов мало. Ответственно обещать могу только одно – выход в финал кубка Стэнли.

– Да? – Пророкотал Леонид Ильич. – Хорошо, финал – тоже достойный результат. Я посмотрел ваши предложения по поводу состава команды и мне понравилось, что вы привлекли в неё чехословацких хоккеистов. Но тогда мы должны пригласить так же спортсменов из Польши и ГДР. Чтобы, так сказать, объединить этим хоккейным проектом все страны социалистического лагеря.

– Отличная идея, – обрадовался я и подумал, что если трёх толковых ребят из Польши и ГДР можно будет заявить, то горьковская молодёжь останется на радость старшего тренера Чистовского в чемпионате СССР. – Только нужно устроить товарищеский матч между этими сборными, чтобы выявить достойных. Признаюсь честно, я не знаток польского и восточно-немецкого хоккея.