Текст книги "Нехрупкая Лилия (СИ)"

Автор книги: Вийя Шефф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 22

Фил сокрушается о сорванных съёмках.

– Получим от руководства, – закидывает ногу на ногу, сидя в кресле в моём номере в гостинице.

– Не я, а ты. Если бы не тыкал своим членом во все дырки, то прекрасно бы досняли. Запомни, я молчать не буду. Я спасала других членов съёмочной группы и оборудование.

– Если задуматься, то отснятого материала хватит на фильм, – съезжает с темы, понимая, что виноват. – Свадьбу только не успели снять.

– Хер вам, а не свадьба! – злобно складываю руки на груди и отворачиваюсь к окну.

Дождь идёт… Ожидание ещё больше тоску наводит.

Закрываю глаза, пытаясь успокоиться. Сердце колотится последние дни на пределе. Алиска волнуется, таблеток притащила, магний заставила пить.

Тишину прерывает звонок телефона.

– Слушаю.

– Это Сергей Александрович. Борт готов к вылету. Машина скорой приедет через два часа, чтобы отвезти Воронина на аэродром.

– Спасибо! Я скоро приеду.

Скидываю оставшиеся вещи в сумку, чемодан давно стоит у двери.

– Я лечу в Москву со Стасом на борту медицины катастроф. Вы выдвигайтесь тоже. Вячеслава я уже предупредила.

– Удачи!

– Тебе она тоже не помешает! – хлопаю дверью.

Захожу за Ником и Алисой. Они тоже с нами полетят. По дороге заезжаем в ветеринарную клинику и забираем собаку, которую сдавали на анализы и обследование. Получаем сертификаты на прививки и что она здорова. Запихиваю её в переноску.

– А чего он такой вялый? – стучу пальцем по решётке клетки.

Пес смотрит на меня сонно.

– Мы дали ему успокоительное. Перелёт для собаки – большой стресс. Для вашей особенно. Она же вольная.

– Понятно. Спасибо!

Воронина тоже чем-то обкалывают, чтобы не случилось приступа во время полёта. Он всю дорогу спит. В Москве сразу от трапа его увозят в больницу. Через несколько дней должны сделать операцию. И я молю бога, чтобы она прошла успешно.

***

Монотонно стучу по столу ручкой, не отрывая взгляда от телефона. Он периодически включается, но того звонка, что я жду, нет. На другие не отвечаю. Не хочу ни с кем говорить.

Стук в дверь. В кабинет заходит Вячеслав.

– Ты чего трубку не берёшь, тебя все потеряли? – пытается выглядеть грозным, но не получается.

Он знает, что Стаса сегодня оперируют.

– А? Я не слышала…

– Телефон перед тобой и ты на него смотришь.

– Вижу, но не слышу. Бывает…

– Вести из больницы есть?

– Пока нет.

– Тогда пойдём ко мне, – зовёт рукой.

Иду без пререканий. Сажусь в его кабинете на кресло за столом. Он достаёт бутылку коньяка и два бокала.

– Зачем это?

– Нервы успокоить. Думаешь, я не знаю, как ты себя сейчас чувствуешь? Прекрасно знаю. Четыре года назад отцу раковую опухоль удаляли, я весь на иголках сидел.

– Кстати, спасибо за помощь с врачом, – благодарю. – Грушевский отказался, у него завал.

– Не за что. Давай! – кивает на бокал. – За успешную операцию и скорейшее выздоровление!

Чокаемся и выпиваем. Закусываю долькой лимона.

– Может тебе в отпуск, Лиль? – наблюдает, как я уже третий кусочек обсасываю и жую вместе с кожурой.

– Перед выпиской возьму, чтоб рядом быть, пока не восстановится. По врачам вместе, прогулки. У нас же теперь собака ещё.

– О, так скоро ты и родишь нам. Но на декрет не надейся, кроме тебя тут никто не вывезет.

– Слава, пахать на мне, как раньше больше не получится. У меня теперь семья. Понял?

– За что я тебя люблю, так за твою прямолинейность. Чётко в лобешник.

Звонит мой телефон. Из больницы.

Прикладываю палец к губам, что шеф помолчал.

– Здравствуйте! Лилия? – спрашивает девушка.

– Да. Есть новости?

– Операция закончилась полчаса назад. Всё хорошо. Больного перевели в реанимацию. Как переведут в палату, мы вам сообщим.

– Спасибо!

Расслабляю плечи, откидываясь на спинку кресла. Улыбаюсь.

– Так понимаю, всё прошло отлично?

– Угу, – не размыкая губ и растягивая улыбку ещё больше.

– Тогда давай ещё по одной, – разливает коньяк.

– Можно мне потом домой?

– Нужно.

Немного пьяненькая выхожу из такси у дома, поднимаюсь на свой этаж.

– Добрый день! – встречаю соседку.

– Лилия, дорогая! Ну что ж это такое? Из вашей квартиры с самого утра то вой доносится, то плач. Вы там ребёнка с собакой заперли?

– Нет. Только одну собаку завела, – открываю дверь квартиры.

Пёс сразу выбегает и начинает радостно шнырять между ног.

– Вот видите.

– От такой пигалицы столько шума? Лиличка, примите меры. Иначе я пожалуюсь участковому.

– Постараюсь, – загоняю собаку ногой в прихожую.

Могла б, конечно, послать куда подальше, но у меня сегодня настроение хорошее. Не хочу портить.

– Ну и чего ты шумишь? Соседям покоя не даёшь. Они на тебя жалуются, – тяжело опускаюсь на пуф у двери и снимаю туфли.

Пёс смотрит на меня, повернув голову на бок.

– Гав!

– Вот тебе и гав. Есть будешь?

Крутится на месте.

Только встаю пойти на кухню – звонок домофона.

– Да?

– Доставка из зоомагазина.

Ах, ну да! Я же утром заказала всё необходимое для этой козявки.

– Проходите, – нажимаю кнопку, чтобы открылась дверь.

Курьер заносит несколько пакетов с собачьими аксессуарами, игрушками, вкусняшками. Ветеринар сказал резко не переводить на собачий корм. Собаке уже года четыре и могут быть проблемы с кишечником и почками от смены корма. Поэтому по немного каждый день и не сухой.

– Сюда иди, – зову пальцем.

С осторожностью подкрадывается. Ловлю и надеваю на шею ошейник. Как и обещала – со стразами.

– Ля, что ещё есть, – достаю шлейку для прогулки. – Почти портупея, как у полицейского. Сейчас я переоденусь, и пойдём гулять. А то ты опять терпел целый день, – чувствую по барабанному животу.

Оказывается, эта собака не может гадить не на природе. Благо рядом парк. Пару дней я его выводила на обычном поводке, купленном в соседнем супермаркете, но ему он не очень нравится, садится и грызёт повод. Тогда собачники посоветовали купить прогулочную шлейку. В ней собака себя чувствует комфортнее.

– Надо тебе хоть имя придумать, а то живёшь безымянным, – выходим на улицу, на прогулку. – Или у тебя есть имя?

– Гав! – звонко и делая кульбит в воздухе.

– У Стаса спрошу. Он должен знать.

Находившись по дорожкам, присаживаемся на скамейке между двух деревьев. Мимо проходит пожилая женщина с пушистым белым шпицем на поводке. Обнюхиваются с моим рыжим двортерьером. При попытке облизать друг друга хозяйка тащит собачку за поводок:

– Фу, Герцогиня, нельзя нюхать всяких… – затыкается под моим грозным взглядом.

Подхватывает собаку под мышку и быстренько ретируется.

Мой пёс сразу притихает и садится, устремив печальный взгляд в сторону ушедшей женщины. Тихо поскуливает.

– Ну, извини. Нам плебеям негоже с аристократией дружбу водить, не наш уровень. Им медалистов с родословной подавай.

Собака крутит головой, явно не понимая моих слов.

– Хочешь мороженое? – смотрю в сторону передвижного ларька у фонтана. – Я жутко хочу, – встаю и отправляюсь к нему. – А бабу мы тебе найдём и получше этой… Герцогини. Это ж надо было такое имя придумать, – усмехаюсь.

Покупаю два мороженого. Одно в пластиковом стаканчике для собаки, второе в рожке для себя. Он никогда такой вещи не пробовал, сначала недоверчиво облизывает, вздрагивает от холодного вкуса, но поняв, что это вполне вкусно и съедобно с аппетитом уплетает. Как и я своё. А раньше была к нему равнодушна, а тут прям захотелось.

А ещё… Селёдку хочу, с картошкой жареной. Надо на обратном пути заглянуть в магазин и купить к ужину.

Глава 23

Стас улыбается, увидев меня входящую в палату. Бледный, с повязкой на голове выглядит очень болезненно.

– Я принесла станок и пену, чтобы побриться, а то ты колючий, – прижимаюсь к нему щекой и целую в губы. – Бороды сейчас, конечно, в моде, но ухаживать за ней в больничной палате не подходит. Оставим до дома.

– Спасибо!

– Ещё взяла вещи. Надо будет переодеться. Грязное я заберу домой в стирку. Снимай, я помогу.

Во взгляде Воронина появляется растерянность.

– Ты меня стесняешься?

– Нет… Я сам поменяю одежду.

– Брось, Стас, можно подумать, я у тебя чего-то не видела.

– Могу я побыть немного самостоятельным?

– Можешь. Я тогда пойду, наберу горячей воды, а ты переодевайся, – достаю из пакета вещи и кладу на тумбочку.

Сутки как из реанимации перевели в обычную палату. Он иногда ещё не сразу реагирует на слова и просьбы, есть заторможенность. Но должно пройти со временем.

Набираю в кулере горячую воду. На обратном пути меня перехватывает в коридоре медсестра.

– Доктор сделал назначение препаратов, – отдаёт рецепт. – Надо в аптеке будет забрать.

– Хорошо, – пытаюсь разобрать латинские каракули на бланке.

– Ещё должен зайти физиотерапевт, осмотреть и назначить программу тренировок и систему массажа.

– Это ещё зачем?

С Алиской после комы работал физиотерапевт, восстанавливали атрофированные мышцы. Массажи и уколы делали.

– Вы же хотите, чтобы он снова ходил? – смотрит на меня удивлённо.

– Хочу… Подождите! Я чего-то не понимаю. Он что не ходит?

– Ходить пока рано, он ног не чувствует. Боже! – хватается за голову, увидев моё охреневшее выражение лица. – Вам не сказали?

– Нет.

– Извините… Я думала, врач вам уже всё рассказал.

– Подержите! – всовываю ей в руки баночку с водой и направляюсь в ординаторскую.

– Почему вы не сказали, что у Воронина отказали ноги? – ударяю ладонью по столу, войдя в кабинет.

Коллеги косятся на доктора Кудряшова, оперировавшего Стаса.

– Давайте без экспрессии, – поднимает на меня глаза, оторвавшись от чтения медицинской карты. – Операция прошла успешно. Ничего связанного с моей специализацией у него нет.

– То есть?

– В голове дело. Точнее в психо-соматике. Наймите хорошего психотерапевта, а лучше психиатра. У пациента диссоциативная амнезия. Ему память вернуть надо.

– Не волнуйтесь, с этим мы разберёмся. Только как это связано с параличом?

– Девушка, я вам говорю – в моей области проблем больше нет. Опухоль я удалил. Потерянные на время функции скоро вернутся. Возможно, и способность ходить тоже. Иногда больные после операций похожи на овощи, а через пару недель трудно сказать, что у них вообще что-то было в голове. Терпение. Вам тоже советую магний для успокоения нервов попить.

– Да пью я уже! – вскрикиваю.

– Тогда добавьте дозировку. А лучше к врачу обратитесь. Сейчас будет нелёгкий период и вам нужно спокойствие и самообладание.

– Да идите вы! Со своими советами! – выхожу из кабинета, хлопнув дверью.

Нужно как-то собраться. Дышу глубоко, вдыхая через рот и выдыхая через нос. Ой, права Гасанова, в такой ситуации это нихера не помогает. Выхожу на лестницу и распахиваю окно, чтобы подышать свежим воздухом, в глазах мутнеет. С улицы обдаёт жаром от раскалённого асфальта. Дождя уже две недели не было, жарко невыносимо. Не будь кондиционеров – сдохнуть можно.

– Вам нехорошо? – трогает меня за плечо проходящая мимо по лестнице санитарка лет под шестьдесят.

– Что? Да… Немного… Голова закружилась…

– Присядьте, – показывает на подоконник. – А то упадёте прямо на лестнице в обморок и сломаете чего-нибудь. Не удивительно, что голова кружится – жарища такая стоит. Сама с давлением мучаюсь, – помогает мне сесть. – Может, водички принести?

– Нет… Спасибо… Я посижу, и всё пройдёт.

– У вас здесь лежит кто-то?

– Да. Мужчина. Мой…

– Не женаты, что ли?

– Нет.

– Не любите? Или не зовёт?

– Недавно вместе.

– Ясненько. Ну, что? Полегчало?

– Да.

– Тогда я пойду. А вам удачи! Берегите своего мужчину и себя, – похлопывает меня по руке.

– Обязательно. Спасибо!

Посидев ещё немного, возвращаюсь на этаж, опять набираю горячую воду. Воронин уже переоделся. Ловит мой пылающий злобой взгляд.

– Что случилось?

– Ноги согни, – цежу сквозь зубы.

– Зачем?

– Хочу посмотреть, всё ли у тебя в порядке.

– Рассказали, да?

– Нет, блядь! Птички напели! Стас, я на дуру похожа? Ты думаешь, я бы не заметила, что у тебя ноги отказали? Тебя поэтому в реанимации четыре дня держали?

– Да. Я попросил. Я не знал, как тебе об этом сказать.

– Ртом. Господи, Воронин, я не маленькая девочка, чтобы меня беречь. Я взрослая и сильная, чтобы меня чем-то сломать – надо сильно постараться. Каждая трудность подталкивает к поиску её решения.

– Не хочу быть тебе в тягость. Врач говорит, что способность ходить вернётся. А если нет? Если я никогда не встану? Ты будешь жалеть меня, и терпеть рядом.

– Делать мне больше нехер. Я это буду делать, потому что люблю тебя и хочу быть вместе, помогать. А не то, что ты себе напридумывал в дурной башке! – хватаю с тумбочки полотенце и прижигаю ему по плечу. – Прости… – опускаю руки, увидев его ошалевший взгляд. – Сорвалась. Нервы ни к чёрту…

Снова накатывает дурнота. Буквально падаю возле него на кровать, кладу голову на плечо. Дышу через раз, сердце колотится, словно стометровку за десять секунд пробежала.

– Лиль, ты как себя чувствуешь? Побледнела резко, – гладит с волнением по лицу.

– Голова закружилась…

– Ты по ночам спишь?

– Сплю. Знаешь же.

Да, я до сих пор отрубаюсь, когда он засыпает. Но только тогда, когда сон естественный, а не под наркозом или препаратами. Чем мы ближе, тем узы как-то меньше действуют. Но снов почти не вижу или они настолько невнятные, что разобрать их не получается. Будто помехи от радио в голове.

– Я тут подумал… А может это Прасковея на меня порчу какую-нибудь навела из мести?

– Чего? – приподнимаюсь и смотрю в его наивное лицо. – Сам-то понял, что сказал? Какая порча? Двадцать первый век на дворе, а ты в бабкины сказки веришь.

– Она может. Я видел.

– Серьёзно?! Даже если это так, то она пожалеет, что со мной связалась. Я её к чертям в адской сковородке жариться отправлю.

– С этим не шутят, – посмеивается.

– А я и не шучу. У нас свои силы имеются, посветлее.

– Ты о чём? – непонимающе покачивает головой.

– Не важно. Я поговорю с Алисой, она продолжит терапию с тобой. Ты всё вспомнишь. И на ноги тоже встанешь. Обещаю! У Ника массажист крутой есть, он лежачих поднимает.

– Знаю я его массажистов! – произносит весело. – Они не то массируют.

– Оу, а у тебя прогресс! Вспомнил гасовских баб. Они в прошлом давно. Сейчас у него мужик, мануальный терапевт. У меня спину несколько месяцев назад заклинила, я дышать боялась, не то, что двигаться. Так он мне что-то пощёлкал в позвоночнике, и как новенькая стала. Он и процедуры всякие делает восточные, иглоукалывание. Рефлексотерапия. Без него Гас с такими нагрузками давно бы загнулся. Надо ему написать, у меня номер где-то остался, – достаю телефон.

Открываю нашу переписку.

– Блин… – беззвучно ругаюсь.

Стас прекрасно всё видит на экране. Врач кокетничал со мной, приглашал на свидание, но я слилась.

– Может не стоит? – смотрит Воронин ревниво.

– Не было ничего, – уверенно набираю сообщение. – А хорошие спецы на дороге не валяются.

Глава 24

Специализированная машина тормозит у подъезда моего дома. Водитель открывает дверь и вытягивает снизу металлическую платформу, по которой можно спустить инвалидную коляску.

Инвалидную… Слово то, какое мрачное, сразу в тоску и обречённость вгоняет. Пусть будет транспортировочная. Воронин в ней точно надолго не задержится.

– У вас есть пандус? – подъезжаем с ним к порогу.

– Да…

Теперь есть. Два дня назад установили. А до этого я в домовом чате объявила, что мне нужно разрешение всех жильцов подъезда для управляющей компании, потому что теперь у нас будет жить человек с проблемами передвижения. Назвать Воронина инвалидом я не смогла.

Пара мамочек с маленькими детьми поддержали идею. Всем возмущающимся, что придётся скидываться на мою блажь деньгами, я заткнула рот тем, что сделаю его за свой счёт, с них только подписи. И о чудо! Все подписали в тот же день.

Спасибо девчонкам, они прошлись по квартирам вместо меня.

Поднимаемся к себе.

– Ключи будут лежать здесь, – показываю на тумбочку у двери в прихожей.

– Зачем? – немного расфокусированно смотрит на меня Стас.

– Чтобы дверь открыть, когда меня не будет. У Алисы есть свои, но я сомневаюсь, что она ими будет пользоваться во время твоего присутствия в квартире.

– Почему?

– Тактичность…

– Ясно.

– Ванная там, спальня за ней, – показываю на двери. – Кухня здесь, – подкатываю коляску. – Еда в холодильнике на нижней полке в контейнерах. Захочешь есть – разогреешь в микроволновке.

– Ты уходишь, да? – смотрит грустно и с небольшой паникой.

– Всего часа на два или три. У меня совещание. Потом я вернусь. На следующей неделе у меня начинается отпуск. Так что я круглосуточно буду с тобой, – опускаюсь на корточки перед ним.

Поправляю съехавший на бок бинт. Беру за руки и сжимаю. Пальцы ледяные.

– О, чуть не забыла! – подлетаю и иду к балкону.

Выпускаю оттуда собаку. Он встречает нас радостно, кружит вокруг коляски.

– Ты закрыла его на балконе? – поднимает его на руки Стас.

– Он воет, когда один в квартире. А там молчит, ему нравятся видимо звуки улицы. Соседи жалуются на шум. Так что мы пришли к такому оптимальному решению. Но теперь-то он выть не будет. Покорми его, – целую Воронина в губы.

Обхватывает одной рукой за талию и переводит наш поцелуй в более глубокий и страстный. Голова кругом идёт.

– Я побегу… – теряюсь от нахлынувшего желания. – Не скучайте, я скоро. Если что, звони!

За дверью прижимаюсь к стене и стараюсь выровнять дыхание. И не свалиться заодно на ватных ногах.

– У вас всё хорошо, Лилия Васильевна? – спускается сверху соседка с мусорным пакетом.

– Да… Спасибо! – поправляю растрёпанные волосы.

– Бледная вы какая-то последнее время. Загоняли себя своей работой.

– Скоро в отпуск.

– Вот это правильно. В санаторий съездите, подлечитесь. Я недавно в одном отдыхала в Подмосковье. Дети путёвку оплатили.

– Хорошо, Марья Ивановна. Вы мне потом расскажите, – смотрю на часы. – Я на работу опаздываю, – бегом вниз по лестнице.

– Так заходите на чай! – вдогонку.

– Обязательно!

Дважды соврала за несколько минут. Ни на какую работу мне не надо, потому что я уже четыре дня как в отпуске. Но я действительно тороплюсь, меня Алиска в ресторане ждёт.

– Сильно удерживал дома? – задаёт вопрос сразу, как только я усаживаю свою задницу на стул.

– Кто? – туплю.

– Воронин. Лиль, ты рассеянная последнее время совсем. Витамины пьёшь?

– Пью. Не удерживал меня Стас.

– Вот и хорошо. Ему нужно время освоиться в одиночестве. Примериться ко всему. При тебе он бы начал зажиматься. Даём ему немного свободы по несколько часов в день, чтобы мог быть самостоятельным.

– А если ему моя помощь понадобится? Не знаю, вдруг он упадёт из этого кресла?

– Упадёт – поднимется. Ещё один толчок к тому, что все его проблемы в башке. Я изучила вдоль и поперёк его карту и снимки. Врач прав – психо-соматика. Он чего-то очень сильно боится и это ограничивает его движение. Родственникам, кстати, сообщила?

– Нет. Он не хочет, чтобы они его такого видели, – подзываю рукой официанта.

– Напрасно. Но желание пациента мы должны ува-ж-а-ть… – тянет буквы в последнем слове, заметив, что я выбрала из меню. – Лиль, солянка с квашеной капустой?

– Угу. Знаешь, как у них вкусно это готовят. Я на прошлой неделе заказала, так чуть с тарелкой не проглотила.

– А ничего, что ты квашеное и маринованное раньше терпеть не могла, кроме каперсов и оливок для мартини? Слышь, мать! Ты случайно не беременна? У тебя месячные когда последний раз были?

Спохватываюсь и роюсь в сумке в поисках телефона. В нём женский календарь в приложении.

– Твою мать… – разворачиваю экран к Гасановой.

– Неделя задержки? А раньше?

– На день-два раньше, чем забито в программу…

– Поздравляю! – восторженно хлопает в ладоши. – Надо тест сделать.

– Поехали, – хватаю её за руку.

– А обед? – смотрит на официанта с подносом, который идёт к нам.

– Потом! Молодой человек, счёт принесите.

– Есть не будете? – смотрит на нас растерянно.

– За наш счёт пообедаете. Быстрее!

В ближайшей аптеке покупаю тест на беременность. Едем к Гасановой на работу.

– Алиса Валерьевна, Парышев звонил… – пытается задержать её помощница.

– Шли его нахер! Он ко мне ходит, только потому, что влюблён в меня. Скажи, что у нас больше сеансов не будет, я занята. С мужем! – хлопает она дверью кабинета.

– Может быть, час в неделю с тобой для него как зарядка на неделю? – смеюсь.

– Запомни, Лилька, если есть тот, кто может угрожать спокойствию твоей семьи из-за своих тупых загонов, то шли его от себя подальше. Я с Парышевым видимо заигралась, давно было пора послать к другому врачу. Туалет там, – показывает на дверь слева.

Через пару минут я выхожу из него, зажимая в руке тест и боясь взглянуть на результат.

Последний раз я его делала лет пять назад. Но пронесло. А тут почему-то страшно увидеть отрицательный результат.

– Ну? – кивает на мой кулак Алиса.

Разжимаю.

Две полоски.

В глазах мгновенно темнеет и ноги подкашиваются.

– Эээ! – Алиса ловко подкатывает ко мне кресло, и я плюхаюсь в него. – Водички?

– Да… – провожу рукой по лбу, покрывшемуся холодным потом.

Всё тело такое. Словно иголочками колет и трясёт.

– Алис, это чё?.. Я теперь… – лепечу бессвязно.

– Да, Антипова, ты мать! – подаёт мне стакан с водой.

Беру дрожащими руками и стараюсь не стучать зубами о край, пока пью.

– Как я ему об этом расскажу? – перехожу почему-то на шёпот.

– Словами. Воронин, тут такое дело… Мы месяц назад с тобой на бережку чпокнулись, держи последствия. И вручаешь ему тест.

– Откуда ты знаешь, что мы на берегу?..

– Лилька, у тебя так глаза горели… Ну и видно было, что там кто-то всю траву "перетоптал". Всё просто.

– Что ж ты тогда сама тянула с разговором с Гасом, когда Витой забеременела? Если всё так просто.

– Я-то думала, что она не от него. Антипова, ты боишься сказать мужику про беременность? С каких пор?!

– Не знаю… Сука, я с ним рядом в размазню какую-то превращаюсь, – всовываю стакан обратно Алисе в руку. – Ещё!

– Чувствовать себя слабой рядом с мужчиной, которого любишь – это нормально. Это, по крайней мере, правильно! На работе ты можешь хоть чертей гонять помелом, а дома, будь добра, быть милой феечкой. Чтобы он не ощущал себя рядом с тобой ущербным и слабым. Мужик в семье – это опора, на которую всегда можно положиться. Не надо на себя тянуть его роль, иначе так всю жизнь проживёшь со слюнтяем, утирая ему сопли, – наливает два стакана воды.

– В нашей ситуации сложно будет искать эту точку опоры…

– С чего бы? Как раз дать стимул для её поиска – твоя задача. Он справится, поверь мне, – отдаёт мне один из стаканов. – За вас! – чокается.

– Водой? – вскидываю бровь.

– А тебе больше бухать нельзя.

Мда… Сложно будет…