Текст книги "Робот и бабочка"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

КТО СМЕЕТСЯ ПОСЛЕДНИМ…

Ауримас – да-да, тот самый, который когда-то наплакал целое озеро, – этот Ауримас отправился в магазин. В одной руке – хозяйственная сумка, в другой – записка, что надо купить: три бутылки молока, две баночки сметаны, килограмм сахара, пачку масла и еще хлеб, пирог и пять сладких сырков с изюмом. Вот сколько всякой всячины велела ему купить мама.

Идет Ауримас, по сторонам не смотрит, ворон не считает, весело сумкой помахивает. Только вдруг слышит: «бух! бах! трах!» и шаг его замедляется. Впереди – тир, и кто-то палит по мишеням из духового ружья.

«А если… если… – нерешительно переминается мальчик с ноги на ногу, – если зайти и только взглянуть… Взглянуть – и больше ничего».

А ноги уже сами несут его к двери тира. Она широко распахнута, перед мишенями – один-разъединственный парнишка с ружьем в руках. «Трах!» Пораженный меткой пулькой, урчит грузовичок, проезжает немножко вперед и возвращается назад. У Ауримаса даже ладони зачесались – так захотелось самому прицелиться! Он не новичок, он уже знает, как заряжать ружье, как нажимать курок, все-все знает – еще бы, старый, опытный стрелок!

Парнишка отстрелялся, положил ружье и ушел. В тире совсем пусто. На длинном столе лежат несколько духовых ружей и полная коробочка пулек.

«А если… если… – снова мнется мальчик, – если я стрельну всего один разок?… Один разок, и все!»…

– Дайте мне три пульки, дяденька! – Ауримас и сообразить не успел, каким образом вылетели у него эти слова.

Усатый дяденька, работающий в тире, берет девять копеек, отсчитывает три кусочка свинца и внимательно смотрит, сумеет ли малыш сам зарядить ружье. Но Ауримас успешно справляется с этим делом. Потом крепко прижимает приклад к плечу и, облокотившись о стол, начинает водить мушкой по стене в поисках достойной мишени.

Вот мельница, вот корабль, танк, попугай, клоун, вот самолет, грузовик, ястреб, тигр, цветок… Ауримас выбирает клоуна с голубым мячиком в руке. Если попадешь в мячик, улыбающийся клоун перекувырнется и снова встанет.

Однако сегодня клоун почему-то невесел, не улыбается – может, оттого, что чья-то неметкая пуля попала ему в щеку под самым глазом – и теперь там вмятина, словно большая слеза. Уставшая рука клоуна едва удерживает голубой мячик.

Когда Ауримас прицелился и был готов вот-вот спустить курок, клоун словно бы шевельнулся и тряхнул головой.

– Неужели тебе не жалко меня? – донесся до Ауримаса его тихий шепот. – Ведь я точно же, как ты: две ноги, две руки, и глаза у меня есть, и нос… В тире столько мишеней, но никому так не достается, как мне!… Это из-за того, что я клоун и должен смеяться даже сквозь слезы. Посмотри, во что превратился мой клоунский балахон – его будто молью побило, сплошные дыры, а никто не починит, не залатает… Знай себе палят без всякой жалости. Хоть бы ты меня, несчастного шута, пожалел…

Ауримас косится на усатого дяденьку, может, и он слышал, что шепчет клоун? Нет, ничего дяденька не видел, ничего не слышал, только деньги считает.

«Наверно, мне почудилось», – успокаивает себя мальчик и снова целится в клоуна.

– Тогда стреляй, бездушный! – топает ножкой клоун и сжимает кулачок. – Посмотрим, попадет ли в меня хоть одна твоя пуля!

– А вот и попадет, – смеется Ауримас.

– Ах, ты еще смеешься? – горько покачивает головой клоун. – Так знай же: хорошо смеется тот, кто смеется последним!

Ауримас мог бы поклясться, что в тот момент, когда он нажал на курок, клоун внезапно присел и пуля, конечно, шмякнулась в стенку высоко над головой мишени.

– Ничего-ничего, – успокаивает себя мальчик, загоняя в ствол вторую пульку. – От меня не уйдешь!

Он вновь старательно прицеливается. Но что ты скажешь! – когда пуля уже свистит, клоун ловко отклоняется в сторону. Пулька, ясное дело, летит мимо, а клоун показывает Ауримасу нос: вот тебе!

– Ну, погоди! – распаляется мальчик. – Третья пуля всегда самая меткая!

Но, высоко подпрыгнув, клоун легко избегает и третьей, самой меткой пули. От досады у мальчика даже горло пересохло: нет, ни за что не уступит он этому негоднику!

– Дайте мне еще десять пулек, – просит Ауримас, высыпая на стол монеты.

– А родители позволили тебе прострелять столько денег? – спрашивает дяденька.

– Позволили. Я сам накопил эти деньги, – не краснея, врет Ауримас и получает еще десять маленьких кусочков свинца.

– Из десяти-то хоть одна да попадет! – грозит он клоуну, снова вжимая в плечо приклад. – Вот тогда и посмотрим, кто будет смеяться последним.

Пули свистят и свистят, но и клоун не дремлет: то отстранится, то присядет, то подпрыгнет, то мячик подбросит и наконец, когда последняя пуля вонзается в стену где-то под его башмаком, он со смехом высовывает красный язык.

– Ха-ха-ха! – хохочет клоун над неудачливым стрелком.

– Хо-хо, хе-хе, хи-хи, ха-ха! – вторят ему все остальные мишени, даже грузовик трясется от смеха.

– Дяденька, – требует Ауримас, – еще тридцать!

Усач, улыбнувшись, отсчитывает целых тридцать пулек, и Ауримас, насыпав их перед собой, сердито грозит клоуну:

– Ну, погоди! Теперь – или пан или пропал!

– Как бы не так! – ехидно возражает клоун; и снова летят пули, и снова клоун прыгает, кланяется, гримасничает, подбрасывает мячик – даже полы его балахона развеваются, даже колпак съезжает набок… И что же: все тридцать пулек летят мимо… Мало того, после каждого промаха клоун дразнит Ауримаса – то нос ему сделает, то язык высунет, а когда мальчик промазал в последний, тридцатый раз, даже бесстыдно показывает кукиш: вот тебе!…

– Дяденька, еще пятьдесят! – кричит, не в силах сдержать гнева, Ауримас. – И дайте другое ружье: у этого, наверно, кривой ствол, все пули вбок заносит.

Служитель тира подает другое ружье, насыпает перед Ауримасом полсотни пулек, и все начинается сначала. Мальчик палит, но результат тот же. Хоть миллион раз стреляй, хоть лопни – все мимо цели. У клоуна уже щеки вспухли от смеха…

– Дяденька, – в отчаянии спрашивает мальчик, – скажите, этот клоун что… заколдованный?

– Вполне возможно, – серьезно кивает головой усатый дяденька. – Я уже сколько раз замечал, что он довольно странно себя ведет, когда в него стреляют такие маленькие мальчики.

– Да-да, вертится все время, выкручивается. – Ауримас едва сдерживает слезы, от досады у него дрожат губы.

В конце концов остается три копейки – на один-единственный выстрел. Ауримас заряжает эту последнюю пульку медленно, очень медленно и целится как никогда долго. От усталости и напряжения у него ходуном ходят руки, слезы застилают глаза.

– Плачешь? – насмехается клоун. – Плачь, плачь, горе-стрелок, такого мазилу наш тир еще не видывал!

– Хи-хи, хо-хо, хе-хе, ха-ха! – поддерживая его, хохочут мишени.

И вот летит последняя пуля… Но, вероятно, клоун тоже устал: на этот раз он не успевает увернуться. Бум! И под вторым его глазом тоже появляется вмятина – теперь уже на обеих щеках будто по слезе повисло, и личико клоуна кажется бесконечно несчастным и обиженным. Правда, он не кувыркается, для этого надо было попасть в мячик, но Ауримасу достаточно и того, что пуля попала в цель.

– Получил? – удовлетворенно усмехается мальчик. – Так кто же будет смеяться последним, а? То-то!

– Ты мне что-то говоришь? – спрашивает служитель.

– Не-ет… – смущенно бормочет Ауримас. – Это я сам с собой. Он возвращает духовое ружье и гордо покидает тир.

– А где три бутылки молока, где две баночки сметаны, где сахар, масло, хлеб, пирог и пять сырков с изюмом? – удивленно спрашивает мама, когда Ауримас с пустыми руками возвращается домой.

– Так ведь я… я… – бессвязно бормочет мальчик.

– Вот растяпа! Заигрался на дворе, что ли? – мама протягивает руку. – Ну ладно, дай-ка деньги, я сама схожу в магазин.

– Так ведь я… деньги-то… нет денег… – лепечет Ауримас и вытаскивает из кармана пустой кошелек.

– Как так? – не верит мама. – Куда же ты их девал?

Ауримас опускает голову и молчит.

– Потерял или, может, у тебя отняли? – продолжает расспрашивать мама.

– Отняли, – мотает подбородком Ауримас.

– Кто?

– Один такой негодник… Клоун.

– Клоун?!

– Да… Тот, что в тире.

– А! – Мама сразу все понимает. – Ясно. Пойдем.

– Куда?

– Увидишь.

Мама берет сына за руку и ведет в тир. Войдя туда, спрашивает служителя:

– Вы знаете этого мальчика?

– А как же! – отвечает тот. – Он только что расстрелял целую коробку пулек.

– Я очень вас прошу, – говорит мама, – не давайте ему больше ни одной пули! Он истратил все деньги, на которые должен был купить продукты.

– Ай-яй-яй, как нехорошо, – качает головой дяденька. – А сказал, что сам накопил.

Щеки Ауримаса становятся от стыда кирпично-красными.

– Теперь, – говорит мама, – целый месяц не будешь смотреть телевизор и ездить на велосипеде.

Это такое тяжелое наказание, что Ауримас даже ахает. Мама прощается с усатым дяденькой, и они выходят из тира. Ауримас едва волочит ноги. В дверях, не вытерпев, оборачивается и смотрит на клоуна. Негодник хохочет во весь рот, в глазах у него прыгают бесенята.

– Ну так как же, – ехидно вопрошает он Ауримаса, – кто смеется последним? Ха-ха-ха!

– Хо-хо-хо, хе-хе-хе, хи-хи-хи, ха-ха-ха! – вторят ему другие мишени.