Текст книги "Робот и бабочка"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

КОТ НА КРЫШЕ

На плоской крыше двенадцатиэтажного дома среди торчащих телевизионных антенн метался кот Вездеход. Он никак не мог поверить, что попал в такое глупое, безвыходное положение. А ведь прозвали его Вездеходом за то, что был он ловким и юрким, смело шнырял по улице между машин, лазил на деревья, перебирался с балкона на балкон. А тут….

Началось все так. Примерно час назад, когда он, кот Вездеход, преспокойно дремал себе у окна на лестничной площадке двенадцатого этажа, снизу приехал на лифте телевизионный мастер. По железной лесенке взобрался он на самый верх, отомкнул железную дверцу и выбрался на крышу. Вездехода, конечно, разобрало любопытство – ему еще ни разу не довелось побывать на крыше. И хотя котам нелегко лазить по перекладинам, он вскарабкался по железной лесенке наверх и выскочил в дверцу, может, мастер просто не заметил кота, а если и заметил, то, занятый своим делом, позабыл про него. Он чинил одну из антенн, а кот, как зачарованный, разглядывал город с высоты. Что за вид, что за картины и как велик отсюда мир, ого-го!… И пока кот Вездеход, разинув рот, глазел на все четыре стороны, пока сгонял с крыши нежно воркующую парочку голубей, пока гордо подкручивал лапой усы и мяукал, чтобы бегавший внизу по двору пес Бобик обратил на него внимание, телевизионный мастер успел закончить свою работу и покинуть крышу.

Услышав, как захлопнулась дверца, кот спохватился и молнией метнулся к ней, однако было уже поздно. Так и оказался он в одиночестве на широкой, словно двор, залитой асфальтом крыше, среди телевизионных антенн да вентиляционных труб. Справедливости ради надо заметить, что поначалу кот нисколько не огорчился – напротив, даже обрадовался. Еще бы, такое интересное приключение! Вот вернется он на родной двор – будет что порассказать и приятелю Бобику, и котам из других дворов. «Подумаешь, – успокаивал он себя, – бывает хуже. Недаром дедушка любил повторять: «Хитрый кот выход найдет!»

Солнышко ласково пригревало, крыша была теплой, как деревенская печка, от разогретого асфальта приятно пахло смолой, кот Вездеход с удовольствием растянулся на солнцепеке и скоро уснул. Тут приснился ему сон, какого ни он, ни его дедушка никогда не видывали. Ради одного такого сна стоило забраться на крышу не только двенадцатиэтажного, но и стоэтажного дома!

А приснилось Вездеходу вот что. Будто он уже не на крыше лежит, а на облаке летит. И все облако застелено пушистым ковром, да таким длинным, что конец его свисает до самой земли. А по ковру едет вверх карета, запряженная белыми мышами. Их шестнадцать штук. На облучке, вместо кучера, сидит крыса Беатриса, на веко одного глаза у нее наклеены краденые ресницы. Она щелкает как кнутиком, длинным голым хвостом, и мыши несутся во весь опор. Вот въезжает карета на облако и останавливается рядом с Вездеходом. Крыса Беатриса поспешно распахивает дверцы, достает из кареты шляпу со страусовым пером и пару великолепных желтых сафьяновых сапожек – точно таких, в каких щеголял Кот в Сапогах. И представьте себе: вся эта роскошь предназначена ему, Вездеходу! Беатриса почтительно подает коту шляпу, помогает натянуть сапожки, и он усаживается в карету с золотым гербом. Со свистом рассекает воздух крысиный хвост, и карета с котом съезжает по ковру на землю. Снизу на них с завистью глазеют все городские коты, собаки, вороны и воробьи. Кот Вездеход высовывается из окошечка, загребает лапкой целую горсть свежих шкварок и щедро швыряет их встречающим. Что тут начинается! Ну и свара! Смотреть на это так приятно и забавно, что кот даже улыбается во сне и… просыпается. Сладко потягиваясь и уже поднимая лапку, чтобы умыть мордочку, он вдруг вспоминает, куда попал и что с ним приключилось. Солнце вот-вот сядет за далекий горизонт, крыша остыла, и в сердце Вездехода закрадывается беспокойство. Он подбегает к дверце – вдруг да открыта? Но увы! Кроме того, ему хочется есть, а съедобных вещей, как известно, на крышах не водится. Разве что удалось бы сцапать неуклюжего жирного голубя. Но все здешние голуби, почуяв опасность, перелетели на соседние крыши и оттуда преспокойно поглядывают на попавшего в беду кота.

Подобрался кот к самому краю крыши, глянул вниз. Ну и высотища! У него даже голова закружилась. Там, в глубине, темнеет пустой двор. Кот знает, что рядом, под самой крышей, есть окна и глубокие лоджии. Прыгнуть, что ли? Нет, об этом и мечтать нечего: зацепиться за решетку балюстрады надежды мало, а не зацепишься – загремишь вниз, как мешок с костями…

– Мяу! – заорал кот, надеясь, что кто-нибудь услышит и придет на помощь.

И в самом деле: скрипнула дверь, кто-то вышел в лоджию.

– Мяу, мяу, мяу! – надрывался кот Вездеход. – Мя-а-у-у!

– Брысь, негодник! – сердито крикнули из лоджии. – Брысь!

И дверь снова захлопнулась.

Чуть не плача, отполз кот от края крыши и уставился на антенны. «Может, если повалить какую-нибудь, – пришла ему в голову смелая мысль, – телевизоры не будут работать, и снова придет мастер!» Он разбежался и изо всех сил ударил плечом железную штангу антенны. Но та и не дрогнула, зато кот так стукнулся, что даже зашипел от боли. Другую антенну он попытался свалить постепенно, напирая всем телом, но и тут ничего не добился.

– Плохо мое дело, – признался он сам себе и тяжело вздохнул.

Над городом совсем свечерело, взошла луна, загорелись тысячи окон и звезд, и все они, казалось, моргали от удивления, пяля глаза на кота.

Ночь кот провел, свернувшись в клубок от холода, и никакие сны на этот раз не посещали его. Стоило закрыть глаза, тут же перед ними возникала жирная, свежая, сочащаяся салом шкварка, точно такая, какие разбрасывал он во сне из окошка кареты, и Вездеход просыпался… Пока крутился с боку на бок, рассвело, взошло солнышко, кот приободрился – наконец-то утро! Солнечное тепло придало новые силы. Он снова подобрался к краю крыши. Как раз в это время появился во дворе Бобик. Остановившись по своим делам у забора, он поднял голову и увидел свешивающегося с крыши кота.

– Ну и ну! – страшно удивился Бобик. – Неужели ты все еще на крыше? Почему не спускаешься-то? Может, там много мышей?

– Меня попросили посторожить телевизионные антенны, – важно объяснил кот. – И за это каждый вечер будут давать индюшачью ножку.

– Целую ножку? А почему же ты так плохо выглядишь?

– Это тебе так снизу кажется. Надень очки, если стал слаб глазами, – огрызнулся Вездеход.

Бобик ничего не ответил, сбегал в подъезд, вынес куриную косточку и стал с аппетитом ее грызть. Даже с крыши чуял кот вкусный запах и отчетливо слышал, как хрустит на зубах у пса аппетитная косточка. От голода у Вездехода даже в глазах позеленело.

– Иди сюда, так и быть, поделюсь, – добродушно позвал Бобик.

– Ты что! – гордо ответил кот. – Я дал честное благородное слово, что ни на минуту не покину свой пост.

Конечно, он мог бы признаться Бобику, что попал в беду, но какая от этого была бы польза? Все равно пес не в силах помочь ему, только растрезвонил бы о котиной промашке всем окрестным собакам и кошкам, и такие посыпались бы насмешки – только держись!… Поэтому кот отполз от края и поплелся на другой конец крыши, подальше от соблазнительной косточки. В этом месте к крыше были протянуты электрические провода, на них сидели воробьи и болтали. Кот не хотел, чтобы его увидели в таком дурацком положении, и поскорее отскочил за трубу. Но один из воробышков успел его заметить и раскричался во всю глотку:

– Чудеса! Чрезвычайно! Кот на крышу забрался, а слезть не может!

– Слезть не может, слезть не может! – затараторила воробьиная стайка, даже провода закачались от их оживленного чириканья и веселых перескоков. Тут же появился дирижер, взмахнул крылышками, и самодеятельный воробьиный хор затянул песенку-дразнилку:

Мы от смеха еле дышим —

Заблудился кот на крыше.

Хоть ему здесь неприятно,

Он не может слезть обратно!

Ха-ха-ха, ха-ха-ха!

Вот такая чепуха!

Услышав их песенку, Бобик отругал певцов:

– Что за чушь вы чирикаете! Разве не знаете, что Вездеход назначен на важный пост? Он теперь главный хранитель телевизионных антенн, его индюшачьими ножками кормят!

Но воробьиный хор не растерялся и зачирикал еще громче:

Кот антенны сторожит,

Возле них всю ночь дрожит!

От кого он сторожит?

Ведь антенна не сбежит!

Ха-ха-ха, ха-ха-ха!

Вот какая чепуха!

Заканчивался второй день Вездеходных неудач. А тут еще к вечеру небо затянулось тучами, их прорезала молния, ударил гром, и разразился ливень. Бедному Вездеходу совсем некуда было укрыться – хоть сквозь крышу провались. Вымок он до последней шерстинки, а когда дождь наконец прекратился, кот лежал, свернувшись в дрожащий мокрый комок, и чуть не прощался с жизнью…

«А дедушка еще утверждал, что хитрый кот выход найдет, – с горечью подумал он. – Хотел бы я видеть, какой выход нашел бы он на моем месте! Тут даже Кот в Сапогах, и тот не выкрутился бы!»

К утру небо прояснилось, засияло чистое и теплое солнышко; оно не замедлило высушить и крышу, и кота. Однако Вездеход наш был так измучен голодом, что едва волочил ноги и чувствовал себя, как рыба, вытащенная из воды. В полдень он услыхал лай: это снизу, со двора, звал его Бобик, желая узнать, как там идут у приятеля дела на важном его сторожевом посту и вкусной ли была индюшачья ножка. Кот Вездеход даже усом не повел: зачем тратить последние силы, и так уже конец приходит… Он лежал и равнодушно разглядывал большого ворона, взлетевшего на крышу почистить перья. Выглядел ворон сытым и ленивым.

«Эх, мне бы хоть на минуточку его крылья!…» – грустно размечтался кот Вездеход, и вдруг… вдруг пришла ему в голову необыкновенная мысль!

С трудом поднялся он на дрожащие от слабости лапы и стал тихонько подкрадываться к ворону. Ленивый ворон глянул на кота одним глазом и преспокойно продолжал чистить перья. Чего ему бояться? Он с такой дохлятиной запросто, одним ударом клюва справится.

Остановился кот неподалеку от птицы и уселся, глядя в сторону, на самом краешке крыши. Он нарочно не смотрел на ворона, но чуткие уши все слышали: вот ворон кончил чистить перышки, вот выпылил крылья, вот подточил когти… Наконец собрался улетать. Видимо, услыхав призыв другого ворона, что-то коротко каркнул в ответ, вытянул шею, расправил крылья и…

И в тот самый миг, когда ворон уже подскочил, чтобы взмыть в небо, кот Вездеход, собрав остаток сил, одним прыжком очутился у него на спине!

От неожиданности большая черная птица чуть не перекувырнулась в воздухе, но все-таки сумела сохранить равновесие и плавно спланировала вниз. Разумеется, если бы кот оставался прежним здоровенным Вездеходом, ворон камнем бы упал на землю и разбился бы вместе со своим нежданным пассажиром. Но за два дня кот наш отощал до крайности, поэтому ворон, хоть и не без труда, но все же опустился на землю. Когда оба они шлепнулись на траву, Вездеход поспешно, пока не долбанули его клювом, скатился со спины ворона и юркнул в подвал.

– Карраул! – одурело раскаркался ворон. – Карраул!… – И, не в силах придумать, что бы еще такое каркнуть, в третий раз повторил: – Карраул!

– Что случилось? – слетелись к нему вороны с соседних крыш. – Что с тобой? Кот набросился?

– Нет-нет! – возразил ворон, боясь опозориться перед собратьями. – Ничего подобного.

– Так что же? – продолжали они любопытствовать.

– Ничего особенного, – пустился сочинять враку ворон. – Гляжу, сидит здоровенный котище. Ну, думаю, схвачу его сейчас и устрою приятелям пир, тем более, что у меня как раз день рождения. Вот и схватил я его за шиворот и уже понес было, но, к сожалению, он оказался слишком тяжел. Пришлось бросить…

– Смотри, какой храбрец! – дивились вороны. – Кота схватил!

А кот Вездеход в это время сидел уже под лестницей и жадно грыз подаренную Бобиком косточку.

– Кончилось твое дежурство? – почтительно поинтересовался песик. Его удивил невероятный аппетит приятеля. – А индюшатина вкусная была?

– Никуда не годная, пережаренная, пересоленная, переперченная и даже подгоревшая. Фу! И я не притронулся, так противно, – ответил кот. – Да и торчать на крыше мне смертельно надоело: своего телевизора у меня нет, зачем же мне чужие антенны сторожить? Не мой огород – не мои и бобы. Запряг я ворона и – до свиданья!

– Гляди ты! – От удивления у песика даже челюсть отвисла.

А позже, вылакав целую мисочку молока и удобно растянувшись на своем коврике в уголке лестничной площадки, Вездеход задумчиво произнес:

– А все-таки прав был дедушка: хитрый кот выход найдет!

МЕСТЬ ЖЕРЕБЕНКА

На лугу возле шоссе щипала травку кобыла, а рядом с ней резвился длинноногий жеребенок.

По шоссе одна за другой мчались машины – грузовики, автобусы, легковушки. Обгоняя их, с безумной скоростью проносились мотоциклы, а по самому краешку осторожно и тихо катились велосипеды.

Кобыла не обращала на это вечно грохочущее шоссе ни малейшего внимания; тяжело прыгая – передние ноги у нее были спутаны, чтобы далеко не уходила, – она передвигалась от одного клочка травы к другому, отыскивая зелень посвежее, и все время била хвостом, пытаясь согнать со спины и боков слепней. Но жеребенок, лишь месяц назад вставший на свои крепенькие длинные ножки, не мог оторвать удивленных и восхищенных глаз от гудящей и пылящей дороги.

– Ах, какой красавец! – ахал он, завидев оранжевый с синей полосой автомобиль. – Ой, какой большой! – ойкал от страха, заметив, огромный серебристый грузовик-холодильник. – Ишь, какая смешная! – выпучив глаза, разглядывал украшенную лентами свадебную «Волгу» с куклой на капоте.

Как-то даже рассмеялся:

– Ха-ха, что я вижу! Посмотри, мам: на автомобиле желтый цыпленок нарисован!

Но его мама, как мы уже знаем, не любила смотреть на автомобили. Она даже нарочно отворачивалась от шоссе, как бы желая тем самым показать, что все эти автомобили ей не друзья. И во многом вкусы и интересы жеребенка и его матери сильно разнились. Если жеребенку небо казалось синим и прозрачным, трава – чистой и аппетитной, вода – холодной и освежающей, то его мать в каждом глотке воды ощущала привкус стирального порошка, в воздухе – запахи бензина, сажи и серы, да и трава на придорожном лугу отдавала всякими химикатами. А шоссе ее просто раздражало: гул, треск, пыль; машины она называла вонючими железными ящиками. Поэтому своими открытиями и восторгами жеребенок охотнее делился не с матерью, а с бурой телочкой, убегавшей от большого коровьего стада, чтобы поболтать с веселым, резвым жеребенком.

– Ах, как было бы здорово, если бы нас посадили в большой серебристый грузовик и хоть немножко покатали! – мечтал жеребенок.

– Я бы очень боялась: а вдруг выпаду! – испуганно моргала его приятельница.

– Не бойся. Я бы не дал тебе выпасть, удержал, – отважно встряхивал жеребенок еще коротенькой гривкой.

– Я так и думала, – скромно опускала телочка глаза. – Побегу расскажу маме, какой ты славный и смелый.

Она смешно скакала к стаду, а жеребенок, радостно вскидывая голенастые ноги, тоже мчался к своей маме и снова не мог оторвать глаз от шоссе.

– Глянь, – очень удивился он, – какая машина! Вся красная, а сверху лестница. Мам, а зачем ей лестница?

– Не знаю и знать не хочу, – ворчала кобыла, даже не поднимая глаз на диковинную машину.

– Ого-го! – воскликнул он однажды. – Такого я еще сроду не видывал!

По шоссе медленно ехал грузовик с высокими решетчатыми бортами, и вез он… кого бы вы думали? Лошадей! В глазах у них застыл страх, головы были печально и беспомощно опущены.

– Счастливого пути! – крикнул им жеребенок. – Приятного путешествия по белу свету! Как я вам завидую!

Один старый жеребец поднял голову и проржал что-то в ответ, но что, жеребенок не разобрал.

– Наверно, поблагодарил за добрые пожелания, – решил он и, заметив приближающуюся телочку, поскакал к ней.

– Ты слышала, – кричал он на скаку, – ты видела, как моих родичей везли в машине, чтобы показать им весь мир? Я пожелал им счастливого пути, и они сказали спасибо. Когда вырасту, тоже отправлюсь путешествовать!

Однако на этот раз телочка не спешила с ним согласиться. Она даже презрительно пожевала губами и глянула на жеребенка свысока.

– А мама сказала, – ехидно возразила она, – что этих лошадей повезли на бойню.

– На бойню? – удивился жеребенок, и его сияющие глаза затуманились.

– Да, на бойню, – повторила телка. – И еще сказала, что скоро всех лошадей туда свезут.

– Не ври, – возмутился жеребенок.

– Мама сказала, – безжалостно продолжала телка, – что от вас, лошадей, нынче никакого проку, никому вы не нужны, сказала мама, и поэтому вас отправляют на бойню. Она еще сказала, что лошадей вытеснили автомобили и тракторы, а нас, коров, это мама так сказала, никто не вытеснит, потому что мы даем молоко, а вы, лошади, ничего хорошего не даете и уже не дадите, только нашу траву зря переводите, а проку от вас никакого.

Жеребенок просто онемел – так ошеломили его слова подружки.

– И поэтому мама не велела мне даже смотреть на тебя! – закончила телка и, гордо задрав маленькие рожки, степенно зашагала к стаду, оставив жеребенка обиженным и униженным.

– Врушка врал, врушка врал, он с три короба наврал, по мосту вранье повёз – провалился, не довёз! – придя наконец в себя, закричал жеребенок вслед телке, однако она даже обернуться не соизволила.

«Врушка врал…» – повторил про себя жеребенок, однако его чистое и доверчивое сердечко замутилось, он, подбежав к матери, ткнулся мордой в ее теплый бок, ища утешения.

– Мам, а мам, правду говорят, что от нас, лошадей, никакого проку и что нас трактора и автомобили вытеснили? – тихо спросил он, надеясь, что мать только посмеется в ответ.

Однако кобыла грустно покачала головой и сказала:

– Да, это правда.

– А как же та большая машина с решетчатыми высокими бортами, – снова спросил жеребенок, – неужели она, правда, везла лошадей на бойню?

– Кто это тебе сказал? – насторожилась мать.

– Бурая телка. И еще она говорит, – всхлипнул жеребенок, – что от меня тоже никакого проку, поэтому она больше не будет со мной дружить.

Кобыла с тревогой и любовью посмотрела на своего длинноногого сыночка, перед которым так неожиданно открылась мучительная правда жизни.

А когда они вернулись в конюшню, кобыла всю ночь напролет рассказывала сыну о славном прошлом лошадей, вспоминала такие необыкновенные, удивительные истории, героями которых были его предки, что на следующее утро жеребенок, снова весело подпрыгивая, побежал к коровьему стаду и до тех пор носился возле него, пока спесивая телка не подошла.

– А моя мама сказала, – как горохом начал сыпать жеребенок, – что у нас, лошадей, такое замечательное прошлое, какого ни у одной коровы никогда не было и не будет! Мама сказала, что мы участвовали в сражениях и окровавленные падали на поле брани, что мчались быстрее ветра, неся всадника с победной вестью! И еще мама сказала, что мы были самым дорогим подарком для королей и самой большой надеждой для пахаря! И еще мама сказала, что у нас на шее звенели колокольчики и сафьяновые седла для нас вышивали золотом, и что, спасая съежившихся от страха людей, мы уносили их от голодных волчьих стай… И даже теперь, говорила мама, рысаки участвуют в состязаниях, и весь мир им аплодирует! И еще она сказала, – захлебываясь словами, продолжал жеребенок, – что вы, коровы, ленивые и толстопузые, только и умеете – жевать да мычать, и позволяете себя доить, и нет у вас никакой интересной истории, вот!

С минуту бурая телка стояла, как оглушенная, пытаясь переварить все, что услышала. А придя в себя, выпалила:

– Ах так! Ну, смотри! Все-все расскажу маме, что ты тут на нас наплел: и что мы толстопузые, и что ленивые, и что только одно и умеем – мычать да жвачку жевать. Мама быку пожалуется, и он тебя – рогами в бок! Будешь знать.

– Ябеда! – с презрением кинул ей жеребенок. Помолчав, телка добавила:

– Каким бы ни было ваше прошлое, все равно вас вытеснили машины, а нас никто не вытеснил. И если вы, лошади, такие храбрые, на войне были, так почему же вы испугались автомобилей и тракторов, почему и пикнуть против них боитесь?

Жеребенок не знал, что ответить, только от досады рыл копытом землю и бил себя по бокам хвостишком.

А телка вернулась в стадо, прижалась к боку матери-коровы и издали, не прекращая жевать, косилась на жеребенка.

Постояв возле стада, жеребенок задумчиво побрел к матери. Телкины слова больно задели его. Что ни думай, как ни сердись, однако была в них крупица правды. Ведь и в самом деле они, лошади, ни разу не оказали сопротивления тракторам и автомобилям. Что с того, что его мама с презрением отворачивается от катящихся машин – ведь машинам от этого ни жарко ни холодно.

И его юное сердечко сдавило тяжким обручем: жеребенок почувствовал себя ответственным за честь всех лошадей. Он даже не пожаловался матери на то, как вновь обидела его телка, понял уже, что есть вопросы, которые следует решать самому. Совсем другими глазами смотрел он теперь на шоссе, на нескончаемую вереницу автомобилей, и думал при этом о чем-то своем. И однажды вдруг решительно поскакал в сторону широкой асфальтовой ленты.

– Ты куда? – попыталась удержать его мама. – Там опасно, сейчас же назад!

Но жеребенок притворился, что не слышит ее зова. Перепрыгнув через кювет, он замер на обочине и, чего-то ожидая, начал внимательно следить за проезжающими мимо машинами. Ждал долго – до тех пор, пока вдалеке не показался король всех автомобилей – огромный серебристый холодильник. Когда машина подъехала совсем близко, жеребенок внезапно выскочил на проезжую часть и, широко расставив ножки, гордо выпятил грудь навстречу серебристому великану.

Водитель, заметив неизвестно откуда взявшегося жеребенка, который не только преградил путь машине, но, казалось, готов броситься на нее, – растерялся, слишком резко затормозил, слишком круто вывернул руль, и машину занесло, она съехала в кювет и с грохотом перевернулась.

Какое-то время еще вращались огромные спаренные колеса, а когда они перестали крутиться, наступила странная, жуткая тишина. Кобыла окаменела от ужаса, а пасшееся на своем лугу коровье стадо даже траву перестало щипать. Сам бурый бык, выпучив глаза, смотрел на перевернутую машину, которая издали была похожа на снесенный ураганом сенной сарай.

А жеребенок все еще стоял на шоссе, упираясь всеми четырьмя копытами в твердый асфальт, только теперь ножки его дрожали, как заячий хвостик. Он беспрерывно моргал, не в силах поверить тому, что натворил. Долго еще стоял бы жеребенок на шоссе и смотрел на поверженного гиганта, если бы не другие автомашины, которые одна за другой тормозили у места аварии. Поняв, что пора уносить ноги, жеребенок поскакал обратно на луг и прижался к маме.

Они оба молча наблюдали, как люди с трудом открыли дверцу кабины перевернувшегося серебристого великана и оттуда выбрался водитель. Даже здесь, на лугу, были слышны его сердитые крики. Он ругательски ругал всех лошадей – жеребцов, кобыл, жеребят. Накричавшись, водитель стал озираться по сторонам в поисках виновника аварии, а заметив его, схватил палку и устремился на луг.

– Несись прочь во все лопатки! Беги! – подтолкнула жеребенка мать, и он помчался что было сил.

Водитель попытался догнать его, но попробуй поймай ветер в поле! Продолжая ругаться, человек вернулся на шоссе и на попутной машине отправился к телефону, чтобы вызвать техпомощь.

Когда опасность миновала, жеребенок подбежал к коровьему стаду. Коровы и бурый бык снова щипали траву, обсуждая недавнее происшествие. Только молоденькая телушка не прикасалась к траве и все искала глазами жеребенка. Увидев его, она тут же затрусила к нему.

– А мама корова мне…

Жеребенок прикинулся, что не слышит. Теперь, когда никакое наказание уже ему не грозило, когда перестали дрожать ноги, он несколько пришел в себя и даже гордо вскинул голову.

– Мама сказала мне, – повторила телка, – что так поступать глупо и нехорошо, что ты и сам мог погибнуть, и водителя погубить… – И, помолчав, добавила: – А мне… мне кажется, что ты такой храбрец, какого на нашем лугу еще сроду не видели и не увидят!

Жеребенок молчал. Он смотрел вдаль и словно видел перед собой быстроногого коня, уносящего с поля боя раненного всадника… Видел тройку с колокольцами, за которой гонится волчья стая, видел коней, пасущихся ночью на лугу, полном соловьиного щебета; видел состязания рысаков на льду озера и диких жеребцов, быстрее ветра несущихся по необъятным степям, видел лошадь, запряженную в тяжелый плуг, – видел все великое и славное прошлое своего лошадиного рода…