Текст книги "Робот и бабочка"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Диву дивились и полководцы и рядовые солдаты, не зная, как все это понимать, а главнокомандующий заявил своему штабу:

– В жизни не видал таких остолопов. Сдается, у всех у них мозги набекрень – совсем свихнулись от правления Тупоголовов.

– Правда, истинная правда! – угодливо поддакнули ему соратники. – Как мудро, как проницательно сказано! Недаром вы – верховный главнокомандующий!

– Да-да, – расхохотавшись, согласился шут, – прекрасно сказано: человека, глупее нашего короля, не сыщешь во всем государстве, а какова голова – таков и хвост… Его глупейшество Великий Тупоголов Тринадцатый приказал открыть перед вами все ворота, подчиняться, уважать и любить вас, ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха, – соизволил рассмеяться верховный главнокомандующий и шепнул своим: – Кажется, эти оболтусы думают, что мы явились сюда обмениваться любезностями. Тем хуже для них и тем лучше для нас, ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! – угодливо подхватило все войско, хотя большинство даже не слышало, о чем идет речь.

– Вперед! – скомандовали полководцы, и вражеские полки с барабанным боем под звуки боевых труб вступили на землю королевства Тупоголовов.

Они шагали по стране, не встречая никакого сопротивления, никто на них не нападал, никто не пытался их остановить. А рядом с полками трясся на свинье королевский шут. Его остроты и ругань, которой осыпал он своего глупого короля, так смешили солдат, что у них даже скулы сводило.

Повсюду встречали их криками восторга и обильным угощением, столы ломились от разнообразных кушаний, везде ждали их теплый кров и забавные истории о глупости тупоголовов. Солдаты не могли надивиться на богатство этой страны, пялили глаза на полные амбары, на урожайные, превосходно обработанные поля, на спокойные и веселые лица здешних жителей. Наконец объединенные войска добрались до столицы, где высился могучий королевский замок, окруженный толстыми, неприступными стенами и глубокими рвами, наполненными водой. Замковый мост был гостеприимно опущен, устлан коврами и украшен цветами. На дворе замка белели накрытые столы, играла музыка, отсюда неслись песни и смех, здесь танцевали и веселились нарядно одетые безоружные горожане. Беспрерывно слышались возгласы: «Ура нашим гостям умникам!», «Да здравствуют мудрые правители соседних стран!», «Добро пожаловать в страну дураков!»

С недоверием озираясь по сторонам, опасаясь подвоха, вражеские солдаты осторожно вступили в замок, часть войска на всякий случай оставив за воротами. Но даже тут, в замке, они не встретили ни одного вражеского воина, только на кухне потрескивали на вертелах жирные бараны и целые лосиные туши да хлопали бочки с пьяным медком, когда их открывали.

Сам Его глупейшество Великий Тупоголов Тринадцатый вышел встретить дорогих гостей. Поклонился так низко, что стукнулся короной о каменную мостовую.

– Наконец-то мы дождались вас! – молвил он, сердечно обнимая верховного главнокомандующего, и шепнул ему на ухо: – Умоляю, заберите себе эту корону вместе с троном, избавьте меня, ради бога, от титула Главного дурака!

И, стащив с головы украшенную рубинами и бриллиантами золотую корону, Великий Тупоголов швырнул ее под ноги вражескому войску.

О небо, что тут началось!… Разыгралась настоящая битва: все бросились к короне, желая овладеть таким бесценным сокровищем. Сражались, как звери, отчаянный вой смешивался с предсмертными стонами, и когда наконец весь замковый двор был усеян телами убитых и раненых, корона очутилась в руках самого могучего бойца. Но тут верховный главнокомандующий подозвал его, отобрал корону, а погибших в драке велел побросать в ров.

Потом во все соседние страны были отправлены гонцы, чтобы доставить тамошним правителям радостную весть: страна дураков окончательно покорена, столица пала и даже великолепная корона короля Тупоголова находится в руках доблестных победителей, ура, ура, ура!… Получив эти вести, короли соседних стран не могли сдержать радость, бросились обниматься, целоваться, потом стали похваляться подвигами своих полков, потом спорить и грызться, кому из них должны достаться завоеванная корона и столица дураков. И так распалились, что вцепились друг другу в бороды.

Однако оставим их ссориться, а сами вернемся в королевский замок. Тут начался великий пир. Победители веселились без передышки, лопали без меры, пили до одурения, пели до хрипоты и хвастались безмерно. Потом отправились было разыскивать спрятанные в замке сокровища, однако горожане и тут опередили их: сами вынесли во двор замка ящики с золотыми безделушками, монетами, кольцами, алмазами. Из-за этих драгоценных безделушек снова разгорелась битва, снова полилась кровь, снова плавали во рву тела убитых… Под утро все оставшиеся в живых, перепившиеся и обожравшиеся победители уснули крепким сном.

Когда же они продрали глаза, то увидели вот что: ворота замка наглухо заперты, мост поднят, на столах ни крошки еды, ни капли воды и главное – куда-то подевались все их оружие и награбленные драгоценности. Корона тоже исчезла, хотя верховный главнокомандующий лег спать в обнимку с ней…

Короче говоря, оказались они в ловушке и, проголодав неделю, позорно сдались. До чего же приятно было смотреть, как вражеские полководцы по одному выходили из ворот замка и, провожаемые хохотом всех жителей столицы, получив пинка под зад, удирали прочь, боясь оглянуться. А многие из рядовых солдат попросили, чтобы им позволили остаться в стране дураков на постоянное жительство, так им тут понравилось. Что ж, просьба их была уважена. Живите, раз не дураки!

Король Великий Тупоголов Тринадцатый за свою хитрую победу, не стоившую стране ни единой капли крови, был торжественно низложен и освобожден от титула Главного дурака.

На трон вступил Великий Тупоголов Четырнадцатый…

МОРСКАЯ ЗВЕЗДОЧКА

Море в ту ночь было на редкость прозрачным, а небо таким чистым и ясным, что юная морская звезда, лежа на песчаном дне в теплом заливчике рядом с коралловым рифом, смогла увидеть из-под воды настоящую звезду, ярко сверкающую в небе.

– Что это? – удивилась морская обитательница. – Смотри-ка, на меня похожа… Ну, конечно, это звезда! Сияет себе в недостижимой небесной выси, странствует по необозримым просторам, все ее видят, все ею любуются – даже жители морских глубин… А я ведь тоже звезда. Но меня никто не видит, не знает, и я вынуждена прозябать в своей луже… Как же так? Где же справедливость?!

И так завидно стало ей, так жалко себя, что из глаз морской звездочки полились слезы и вода в море стала еще солонее.

Услышав безутешные рыдания, к звездочке подплыл ее приятель – морской еж.

– Чего это ты? – сочувственно спросил он. – Кто тебя обидел? Хочешь, расскажу, как я моржа в губу уколол? Со смеху помрешь!

Но морской звездочке было совсем не до смеха.

– Оставь меня в покое! – сердито ответила она. – Надоело мне слушать вечную твою болтовню о каких-то глупых моржах.

Смущенный и обиженный морской еж отполз в сторону, а наша звездочка принялась карабкаться по склону кораллового рифа. Она упрямо лезла вверх, пока не добралась до самой вершины, торчавшей из воды, как маленький островок. Отсюда она вновь посмотрела на небесную звезду, увидела, что та еще ярче и величественнее, чем выглядела из-под воды, и сердце морской звездочки сжалось от зависти, а из глаз опять хлынули слезы.

Как я уже говорила вам, ночь была ясной-ясной, такой ясной, что и с небесной высоты виден был крохотный коралловый островок в необъятном море. И поэтому небесная звезда разглядела внизу плачущую морскую звездочку.

– Что с тобой? – озабоченно спросила она. – Разве можно так громко рыдать? Даже на небе слышно.

– Как же мне не рыдать, – отвечала морская звездочка, – если я больше не могу! Мне смертельно надоело ползать по дну залива! И болтовню глупого ежа не желаю больше слушать. Хочу быть такой, как ты – подняться высоко-высоко, сверкать на небе, чтобы мною тоже все любовались!

– Хочешь сверкать на небе? – задумчиво повторила звезда. – Хочешь подняться высоко-высоко?

И она послала вниз тонкий голубой луч. Он устремился к островку, достиг его вершины и, словно нить обвившись вокруг морской звездочки, поднял ее в воздух и понес в небесные дали.

Морская звездочка сразу перестала плакать, даже заулыбалась. Подумать только – какая удача выпала на ее долю. Никто и не поверил бы, что быть такое может… Она раскачивалась на длинном луче, как на качелях, и сердце ее захлестывала бесконечная гордость. «Ну и ну, – говорила она сама с собой, – как необычайна моя судьба! Ведь еще ни одной морской звезде не удалось подняться на такую высоту… Интересно, видят ли меня из залива мои сестрицы? Если видят, то, наверное, лопаются от зависти. Ха-ха!»

Вволю натешившись и накачавшись, звездочка стала с любопытством озираться по сторонам. Вот уж где не тихая заводь! Нет у неба ни конца ни края, ни дна ни покрышки. Куда ни бросишь взгляд – необъятный простор, несметные скопища звезд, непроглядные туманности. Тут заблудиться недолго… И чем внимательнее осматривалась вокруг наша путешественница, тем неуютнее и страшнее казалось ей безграничное небо. Один раз ее чуть не сбил с ног твердый, как камень, астероид, в другой раз едва не выжег глаза пронесшийся мимо хвост огненной кометы. Вот неподалеку столкнулись две звезды и так грохнулись друг о друга, что по всему небу гул пошел, звезды разлетелись на мелкие кусочки, осколки посыпались во все стороны… Хотела наша путешественница где-нибудь спрятаться, но сколько ни искала, не могла найти укромного местечка, какой-нибудь тихой ложбинки, где можно было бы полежать в безопасности, отдышаться после испытанных страхов. И её охватила тревога: «Ай, – сказала она самой себе, – правильно ли я поступила, упросив звезду поднять меня в небесную высь? Разве могла я представить себе, что небо такое грозное и неуютное? Нет, теперь-то я уж знаю: невелико счастье быть звездой в небе! Тут одни опасности, ни минуты покоя, и главное – одиночество, такое бесконечное одиночество, что просто жутко!»

Вспомнился ей родной залив, тихий уютный уголок у подножия кораллового рифа, который она так неосмотрительно покинула. Даже своего приятеля – морского ежа – с тоской вспомнила звездочка. «И зачем я его обидела? – корила она себя. – Чего мне не хватало? Зачем мне это дурацкое небо?… Дома я была такой счастливой…» И слезы снова брызнули у нее из глаз.

Так скверно стало нашей привереде, так страшно и одиноко, что она, продолжая лить слезы, принялась взывать о помощи. «Спасите, спасите!» – жалобно стонала она. Услышал ее вопли ясный месяц и подплыл поближе.

– Чего ты раскричалась? – удивился он. – И каким образом такая маленькая очутилась в небе?

– Я… я… – мямлила морская звездочка, – нечаянно… я домой хочу, домой, в свое море…

– А как же ты сюда попала? – продолжал выспрашивать месяц.

– Жила я, понимаете, в своем любимом заливе и была очень, очень счастлива. Всего у меня было вдоволь. А тут, в одну ясную ночь, высмотрела меня небесная звезда. Увидела, как мне хорошо живется, как спокойно и уютно. Стало ей завидно, опутала она меня своими лучами и утащила в небо! – совсем завралась звездочка. – Утащила и бросила тут на произвол судьбы. Хочет, чтобы я погибла в этом страшном и чужом небе.

– Неужели звезды бывают так коварны? – не поверил месяц. – У нас в небе так не полагается!

– Если не верите, можете морского ежа спросить, – убеждала его морская обитательница. – Он с удовольствием подтвердит, что все это чистейшая правда… Прошу вас, помогите мне вернуться домой! – И она снова разрыдалась.

– Ну хорошо, хорошо, – сжалился месяц. – Помогу. Только не реви!

Подплыл он к голубому лучу и – чик! перерубил его своим острым серпом как раз в тот момент, когда морская звездочка висела, раскачиваясь, над коралловым островком.

Звездочка, забыв поблагодарить месяц, плюхнулась в воду и заспешила на дно – в свой уютный уголок у подножия рифа. Сердечно поздоровалась с морским ежом, ошеломленным ее неожиданным исчезновением и чудесным возвращением, и сразу же прилегла отдохнуть. Еще бы – ведь она вернулась из таких далеких и опасных странствий. А так как ночь все еще оставалась ясной-ясной, то, перед тем как заснуть, наша горе-путешественница вновь разглядела в вышине сверкающую небесную звезду, увидела, как подплыл к ней месяц, и поняла, что разговор у них зашел про нее, про морскую звездочку. И ей стало так стыдно, что она поскорее зарылась в песок. И поэтому не видела, что, беседуя, месяц и звезда снисходительно посмеивались.

КОНЦЕРТ-ШУТКА

Жук-навозник Блестящий, копошась в трухлявом пне, услыхал звуки труб, выбрался наружу и увидел, что по полянке шагает отряд жуков-карапузиков. Одни дудели в свернутые листики, другие громко объявляли:

– Внимание, внимание! Большой концерт! Под старым подберезовиком! Поет лауреат конкурсов цикада! После третьего звонка вход в зал воспрещается! Не опаздывайте! Внимание! Внимание! Только сегодня вечером!

Навозник посмотрел на тень от пня – ого, уже довольно длинная. Значит, вечер на носу, надо поторапливаться, чтобы успеть на концерт. Он недаром носил прозвище Блестящий – надкрылья его, которые он тщательно натер клочком нежного мха, сверкали так, что в них можно было смотреться, словно в зеркало.

Когда жук дополз до огромного подберезовика, под его шляпкой – в летнем концертном зале – уже собралось множество зрителей: листогрызов, уховерток, майских жуков, божьих коровок, усачей, стрекоз… Даже водомерки притащились с болота, едва волоча свои непривычные к хождению по земле лапки. Долгоносики захватили с собой листики, а уховертки – цветок георгина, чтобы было чем полакомиться под крышей на качелях собственного изготовления. В большой ложе из сухого дубового листа восседал адмирал со своей супругой бабочкой адмиральшей. Наш навозник вскарабкался в соседнюю ложу, где расселась было семейка свекольных блошек, вышвырнул их прочь и, привольно расположившись, уставился на сцену.

Трижды прозвенел луговой колокольчик, под шляпкой подберезовика медленно угасли лампочки светлячков, раздвинулся занавес из девяти паутинок, и на сцену вышла оса-конферансье, до того затянутая в модное полосатое платье, что, казалось, талия ее вот-вот переломится.

– Начинаем концерт! – звонко прожужжала она. – Песня о солнце.

Части: аллегро, грациозо, скерцо, модерато… Настоятельно просим публику ничего не грызть во время исполнения программы. Это неприлично!

На сцену выпорхнула знаменитая певица цикада в накинутой на плечи очаровательной шали из пуха одуванчиков. За ней выстроился хор маленьких цикадок. Короткая пауза, и в наступившей тишине зазвучало:

Тебе, о солнце, песнь поем:

Восходишь ты – и мы живем.

О солнышко, ты наш кумир,

Тобою обогрет весь мир!

А высокие, тоненькие голоса подхватили:

Мир-мир…

Мир-мир…

Мир-мир.

Жук-навозник Блестящий перевесился через край ложи и взглянул в небо: солнца не было. Оно уже спряталось за елями.

Когда хор кончил, снова запела известная солистка цикада:

О ты, пресветлый солнца лу-у-ч,

Ты так прекрасен, так могу-уч!

И хор маленьких цикадок вторил ей:

Ууч… ууч… ууч… ууч…

И опять под сводами поплыл серебряный голос солистки:

Живи же, солнышко,

Свети же, солнышко,

Ты нам как матушка, —

И как сестра,

И значит солнышку – ура!

И солистка затянула, поддержанная хором:

Ура-ура… ра-ра… ра… ра!

Что тут началось! Грянули такие аплодисменты, что шляпка подберезовика затряслась, заколыхались паучьи качели. Хлопали все, только не наш навозник. Он сидел хмурый, его мучили мрачные мысли. Когда же зрители по окончании концерта весело отправились по домам, он выбрался из ложи и пополз за кулисы – искать солистку. Вошел в ее комнатку в тот момент, когда зеленый кузнечик целовал цикаде лапку.

– Вы удивительная! Неповторимая! Очаровательная!… – восторженно встряхивал он своими длинными усиками и преподнес артистке веер из сухих лепестков фиалки.

Жук-навозник сердито оттер кузнечика в сторону и пробубнил:

– У меня срочный разговор. Я по чрезвычайно важному делу.

– Милости просим, – любезно улыбнулась солистка и пригласила навозника присесть.

Жук заполз в кресло из желудевой шапочки.

– Должен вам сказать, – медленно, как знающий себе цену жук, начал он, – что голос у вас действительно весьма сносный, можно сказать – терпимый.

– Спасибо, – улыбнулась певица, обмахиваясь фиалочным веером.

– Но еще я должен сказать, – пропуская ее благодарность мимо ушей, солидно продолжал посетитель, – что мне доводилось слушать голоса и получше. К примеру, у капустной мухи или моли. Когда на дне моего рождения завели они «Многие лета», половина гостей оглохла и до сих пор ничего не слышит. Вот это, доложу я вам, голоса!

Жук покачался в кресле, устраиваясь поудобнее, и с видом знатока посоветовал:

– Мне кажется, ваш голос тоже звучал бы намного лучше, если бы вы пели о более значительных вещах.

– О каких таких более значительных? – удивилась цикада.

– О таких, которые действительно блестят и светят, – ответил жук-навозник Блестящий. – Вот пели вы о солнце, благодарили его за лучи. А что оно в это время делало? Спряталось, видите ли, за ельник и даже в полглаза не глянуло, кто это там, под грибом, во славу его дерет глотку. И вообще, кто оно такое, это солнце? Ночью, когда темно и прохладно, его и с огнем не сыщешь. В пасмурный, дождливый день, когда так необходим хотя бы один лучик света, о солнце – ни слуху ни духу. А зимой? Что творит оно зимой?! – Распалившись, жук даже вскочил с кресла. – Зимой солнцу и дела нет, что мы можем умереть от холода и голода, зимой, подумать только, оно греет какую-то там чужую Африку, а в нашу сторону и не смотрит!… Слыхивал я от аиста, что Африку оно греет круглый год, поэтому там даже не бывает снега. Вот оно какое, ваше солнце, а вы его прославляете, благодарственные гимны ему поете!

Цикада посмотрела в окошко на небо, улыбнулась и сказала:

– Говорите, говорите дальше, я впервые слышу такие интересные рассуждения.

– Так вот, – продолжал польщенный жук-навозник, – значит, солнце-то бывает, а то и нет. А я – я есть всегда, всегда свечу, всегда блещу. И ночью, и днем, и летом, и зимой. Ни за облаками не прячусь, ни в какие-то африки не бегаю, всегда тут, как вот сейчас: солнце-то уже село, а я налицо. И так всегда!

Он умолк и, ожидая ответа цикады, скромно почесывал себе животик. Но артистка молча перебирала на шее ожерелье из зернышек дикого перца.

– Итак, что вы на это скажете? – нетерпеливо спросил жук.

– Значит, вы желаете, чтобы я пела не о солнце, а о вас? Чтобы благодарственные гимны возносились не солнышку, а вам? Так? – спросила цикада и прикрылась веером: как бы гость не заметил ее иронической улыбки.

– Да! Именно так! – даже подскочил от радости жук-навозник. – Ведь у меня заслуг побольше, чем у какого-то солнца! Поэтому пусть и славят в песнях меня.

– Ладно, – согласилась цикада. – Обещаю: завтрашний концерт будет посвящен вам.

Жук-навозник Блестящий чуть не пустился в пляс от счастья. Однако взял себя в руки и важно, как подобает тому, кто блестит ярче солнца, кивнул певице головой и сказал на прощание:

– Уверен, это будет ваш самый выдающийся, самый удачный концерт. Я пришлю вам корзину лучших поганок, недаром они растут только на козьем навозе. До встречи на концерте!

Весь следующий день наш навозник не находил себе места: то и дело высовывал из пня усы, с нетерпением ожидая, когда же раздадутся звуки труб и появится отряд жуков-карапузиков. Наконец они выползли на полянку, остановились около пня и громко объявили:

– Тра-та-та, ту-ту-ру!… Внимание, внимание! Сегодня вечером! Под старым подберезовиком! Необычайный концерт! Концерт-загадка! Приглашаем всех, приглашаем всех! Внимание! Напоминаем: пилить, точить, сосать и грызть во время концерта воспрещается! Сегодня вечером! Концерт-загадка!

Жук-навозник Блестящий поспешно выбрался из своего трухлявого пня и кинулся надраивать мхом надкрылья, лапки, усы. Как-никак, а концерт – в его честь!… Начистив все до блеска, он еще долго вертелся перед лужицей, любуясь своим отражением. Нет, никогда еще, казалось ему, не был он таким огромным, таким сверкающим, таким великолепным – жук даже начал немножко завидовать сам себе. Наконец, повесив на шею галстук, то есть крылышко стрекозы, он отправился на концерт.

Заняв ложу, жук-навозник сделал вид, что не обращает внимания на сидящих в соседней ложе адмирала и его супругу бабочку адмиральшу, даже головой им не кивнул, презрительно повернулся спиной и к расположившемуся по другую сторону ложи щелкунчику. Не сводя глаз со сцены, жук с нетерпением ожидал начала.

Наконец-то! Распахнулись девять паутинок, погасли люстры светлячков, и в глубине сцены выстроились маленькие цикадки.

Просеменила из-за кулис перетянутая в талии оса и звонко объявила:

– Песня-загадка: «Кто ярче солнца?» Вива виваче, престо.

Навозник удовлетворенно хмыкнул и, высунувшись из-под шляпки гриба, глянул в небо. На этот раз солнышко не пряталось за ельником: наверно, заинтересовалось, кто же это ярче его.

Солистка цикада запела:

Кто ярче солнца,

Кто ярче солнца

В мире блестит?

Кто засияет,

Кто засверкает —

Солнце затмит?

Кто в мире в силах

Наше светило

Пересиять?

И перед кем же

Нашему солнцу

Не устоять?

Поскорее отвечайте – кто?

И загадку отгадайте – кто?

А хор маленьких цикадок тоненько подтянул:

Не молчи-и-и-те!

Говори-и-и-те!

Побыстрее!

Поскорее!

Кто? Кто? Кто?

Зрители, да и не только они, все, кто слышал песню цикады, задумались, ломая себе голову: кто же это может сверкать ярче самого солнца? Даже луговая блошка перестала прыгать. Даже усачи перестали шевелить своими беспокойными усами. Даже долгоносики перестали шмыгать своими длинными носиками. Даже пауки перестали раскачиваться на своих паутинках. Кто же? Кто?

Жук-навозник, сгорая от нетерпения, встал на задние лапки, вытянулся во весь рост, чтобы его увидели и поскорее разгадали загадку. Однако никто даже не смотрел в его сторону. Все слушали-гадали: кто же это?

Не молчи-и-и-те!

Говори-и-и-те!

Кто? Кто? Кто? —

призывал хор маленьких цикадок.

Однако и под шляпкой гриба, и на всей поляне царила тишина – никто не мог разгадать загадку. Ужасно разволновавшись, жук-навозник Блестящий перевесился через край ложи и пощекотал усом щелкунчика, а потом, якобы нечаянно, ткнул лапой прямо в крыло бабочку адмиральшу. Разъяренная адмиральша так стукнула нахала лорнетом на длинной ручке, что он вывалился из ложи. К счастью, успел зацепиться ногой за край сухого дубового листа и повис вниз головой – словно спящая летучая мышь.

Не молчи-и-и-те, отвечайте! —

призывала солистка цикада.

Говори-и-и-те, отгадайте! —

подпевали маленькие цикадки.

И снова никто не откликнулся. Казалось, что загадку никому не отгадать.

Тогда жук-навозник не выдержал и, продолжая висеть вниз головой, завопил:

– Так это же я!… Я солнца ярче!

Зрители вздрогнули от удивления и во все глаза уставились на навозника.

– Я!… Я сияю ярче солнца! – снова заорал он.

Тут сосед-щелкунчик затрясся в своей ложе, расхохотался:

– Ну, братцы, шутка! Аи да потеха! Водомерки подхватили:

– Со смеху лопнем! Лопнем от смеха!

– Жж-ивоты надорвем! Жж-ивоты надорвем! – валясь с ног, жужжали шмели.

– Мы от хохота помрем, мы от хохота помрем, – стонали муравьи.

Листогрызы басили:

– Кто ярче солнца? Этот навозник? Га, га, га!

– Вот уж мы ему покажем! Вот уж достанется дурню! – грозились рассерженные и сгорающие от стыда родичи нашего навозника – жуки-землеройки.

– Хо-хо-хо! – ржали-носороги.

– Хи-хи-хи! – тряслись блошки.

Не удержалась даже сама солистка цикада.

– Ха-ха! – звонко рассмеялась она.

И тут случилось неожиданное: от громового смеха прямо на глазах начал разваливаться старый подберезовик. Его источенная червяками ножка подломилась, и большая мягкая шляпка, словно пуховая подушка, шмякнулась на хохочущий зрительный зал. Поднялся переполох, однако никто не пострадал и смех все равно не унимался – пробился даже из-под трухлявой шляпки и покатился по полям и лесам.

На место веселой катастрофы примчалась команда пауков-спасателей. Пауки ловко опутали своими нитями шляпку, зацепили их за еловую ветку и, дружно потянув, подняли вверх. Как только шляпка поднялась, жук-навозник первым выбрался наружу и без оглядки пустился прочь со всех ног. Бежал до тех пор, пока не очутился на другом конце леса. Но и тут догнали его взрывы смеха. Взбешенный и измученный, жук-навозник Блестящий посмотрел вверх и увидел, что солнце тоже смеется – даже щеки у него от смеха раскраснелись.

В ярости сжал он лапку и погрозил солнцу:

– Я тебе покажу, я тебе посмеюсь! Это твоя работа, все ты подстроило! Ну, погоди!

И юркнул в гнилой пень.