Текст книги "Робот и бабочка"

Автор книги: Витауте Жилинскайте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

СЕРЕБРИСТАЯ ЛУННАЯ СОБАКА

Щенку – безымянному и бездомному – подбили из рогатки глаз. Сделал это тот же негодный мальчишка, который, помните, оторвал у кузнечика лапку и сунул его под стакан. Повизгивая от боли, щенок едва доплелся до своего убежища на высоком берегу речушки Вильняле. Залез в ящик из-под помидоров и принялся жалобно скулить.

Сидевшей на дереве взъерошенной вороне с большим клювом надоело слушать щенячьи жалобы, и она ворчливо прокаркала:

– Лучше бы, как порядочная собака, на луну повыл, глядишь, кто и отзовется.

– На луну? – удивился щенок. – А кто оттуда отзовется?

– Отзовется – узнаешь, – каркнула ворона и полетела прочь.

Щенок недоверчиво покачал головой и тут же забыл вороньи слова, потому что его еще мучила боль. Однако ночью, когда над обрывом выплыла большая круглая луна, песик вспомнил совет вороны. Вылез из ящика, взглянул на луну здоровым глазом и долго рассматривал ее сверкающую серебром поверхность. Потом несмело провыл: – А-у!

– Ау-у… – вернулся такой же тихий и несмелый ответ.

Щенок не поверил своим ушам. Неужели ворона сказала правду? Он запрокинул голову и завыл прямо на луну – на этот раз громко и протяжно:

– А-у-у-у-у! А-у-у-у-у-у!

И сразу же к нему вернулось так же протяжно и громко:

– А-а-у-у… А-а-у-у-у-у…

Удивленный и потрясенный, щенок жадно уставился здоровым глазом на сверкающий диск луны. Смотрел так долго и пристально, что в глазу у него зарябило и почудилось, что там, на луне, движется какая-то серебристая косматая фигурка.

«Неужели собака? – изумился щенок. – Но… но если она отвечает мне – значит, собака. Конечно, собака, – продолжал он рассматривать луну, – я даже вижу ее серебристые уши: наставила, прислушивается, ждет, чтобы я снова повыл!»

– А-у, а-у, а-у, – опять обратился к луне бездомный щенок и сразу услышал:

– А-у-у… а-у-у… а-у-у…

«Ответила! – он завилял хвостом от радости. – Подумать только: ответила! Ну что ты скажешь: живет себе на луне, и все! А почему бы и нет? Ведь если есть луна, на ней тоже должен кто-нибудь жить».

Щенок огляделся по сторонам – ему очень хотелось поделиться с кем-нибудь своим великим открытием. Однако жил он один как перст, поэтому поделиться радостью было не с кем; и он опять поднял морду к своему новому другу на луне.

– Бра-а-тец! – тоскливо и протяжно позвал он.

– А-а-а… – пришел такой же тоскливый ответ.

– Единственный друг… – растроганно прошептал щенок и снова крикнул: – Ты всегда отвечай мне, хорошо?

– О-о-о-о… – ответила лунная собака и, как показалось щенку, даже кивнула головой.

Вскоре луна уплыла, спряталась за высоким обрывом. На ее месте зажглась звездочка, а на дерево снова прилетела та самая ворона и стала высматривать, нет ли на берегу чего-нибудь съедобного.

– Спасибо тебе, воронушка, – бросился благодарить ее одинокий песик.

– За что же это? – удивилась ворона, позабыв об их вчерашнем разговоре.

– За твою доброту, – объяснил щенок. – Ты посоветовала мне повыть на луну – и правду сказала, отозвались оттуда. Собака отозвалась – своими ушами слышал. Жалко, что я до сих пор ничего не знал о ней. Если бы не твоя доброта, так никогда и не узнал бы. А теперь у меня есть новый друг, друг на самой луне! Спасибо, спасибо тебе, воронушка, не знаю, чем и отблагодарить тебя.

Ворона, задыхаясь от смеха, сунула клюв под крыло, чтобы не расхохотаться во все горло. Кое-как совладав с собою, она с притворной серьезностью заговорила:

– Ха! Я давно знала, что на луне живет настоящая собака. Когда высоко летаешь, ее отчетливо видать. И я частенько замечала, что она с любопытством смотрит, как ты спишь, свернувшись клубком в ящике из-под помидоров, и ждет не дождется, когда же ты наконец позовешь ее. А прошлой ночью не только я, но и все наши вороны видели, как она прыгала от радости, что удалось ей с тобой побеседовать, носилась, как сумасшедшая, кувыркалась, такую пылищу на луне подняла, что даже меня обсыпало, – и ворона нарочно отряхнулась.

– Что ты говоришь! Еще раз спасибо тебе, воронушка, – взволнованно поблагодарил песик и нырнул обратно в свой ящик, чтобы в одиночестве обдумать необычайную новость.

А ворона снялась с ветки и заспешила к своим приятельницам.

– Знаете того безумного дурачка-щенка? – принялась она рассказывать. – Этот разиня считает, что нашел себе замечательного друга. Угадайте, где!

Ни одна из ворон, разумеется, не угадала.

– Да на луне! – объявила наша ворона и под хихиканье подружек рассказала, как хитро провела она глупого щенка, как принял он эхо собственного воя за голос лунной собаки. Вороны так развеселились, так раскаркались, что перебудили весь город.

А на следующую ночь, когда на небо вновь выплыла круглая сияющая луна, воронья стая слетелась к берегу и расселась на деревьях неподалеку от ящика из-под помидоров. Тихонечко переговариваясь, они с нетерпением стали ожидать начало веселого зрелища.

Песик, совершенно не предполагая, что за ним жадно следит сотня насмешливых глаз, выбрался из своего ящика и уселся напротив луны.

– Бра-а-те-ец! – позвал он.

– А-а-те… – отозвался далекий дрожащий голос.

– Друг мой, единственный мой друг… – прошептал щенок. – Серебристый мой…

Его глаз наполнился слезами, а когда в глазах слезы, не очень-то разглядишь то, что есть на самом деле. И щенку опять почудилось, что он видит, как виляет на луне хвостом собака. Вот она присела, как бы собираясь спрыгнуть с луны на землю.

– Нет-нет, не прыгай! – остерег друга щенок. – Еще ногу сломаешь, а быть на земле хромым, поверь, очень не сладко.

Вороны шикали друг на дружку, чтобы не расхохотаться.

– Хочешь, я расскажу о себе, – продолжал бездомный щенок, обращаясь к своему далекому другу. – Когда-то и у меня были дом, хозяин и имя. Меня купили на базаре за большие деньги, кормили ливерной колбасой и даже шоколадными конфетами. И называли Бобиком. Так и кликали: Бобик!

– О-о… и – и… – повторили с луны.

– Ага, ты всегда называй меня по имени, меня давно никто не называет по имени, – робко попросил щенок. – Хорошо жилось мне у хозяина, тепло, сытно. Но как-то раз зашел к нам сосед. Посмотрел на меня недобрыми глазами и сказал: «Фу, какая безродная собака! Хвост крючком, живот отвис, а шкура и гроша ломаного не стоит». «Что вы, – ответил ему хозяин, – меня уверяли, что это чистокровный терьер, что у него родителей две медали с собачьих выставок». «Обманули вас, – насмешливо сказал сосед. – Таких терьеров, как ваш Бобик, полные улицы. Это самая обыкновенная дворняжка, приличному человеку и показаться-то с такой на улице стыдно!» Когда сосед ушел, хозяин взял поводок и вывел меня на прогулку. Никогда еще не ходили мы так далеко. Завел за реку, натер мне нос табаком, чтобы я по следам не нашел обратной дороги, вскочил в автобус и укатил. Остался я без дома и без имени и хотя долго-долго разыскивал хозяина, так и не нашел. Вот и поселился тут, на берегу, подальше от злых людей…

Песик замолчал. Вороны тоже молчали: рассказ щенка показался им до того скучным, до того нудным, что они все как одна уснули.

Щенок замолчал, потер лапой раненый глаз и спросил своего лунного друга:

– А на луне есть злые мальчишки с рогатками?

Лунная собака не ответила – может, не расслышала вопроса.

– Мальчишек с рогатками нет? – погромче крикнул щенок.

– Не-е-ет… – прозвучало эхо.

– Вот хорошо-то! – обрадовался безымянный песик. – Возьми меня к себе на луну! А? Вместе нам будет лучше, и поиграть можно…

В это время на луну наплыло облачко, и серебристая собака исчезла. Бездомный песик прилег и вскоре задремал. И то ли ему приснилось, то ли на самом деле увидел он, как вынырнула луна из облака и подплыла поближе, к самому ящику от помидоров. Вот лунная собака протягивает ему лапу, а потом ласково зализывает больной глаз, и взгляд ее полон серебристого свечения, сострадания и доброты.

– Какие злые, какие бессердечные мальчишки живут на земле, – шепчет она песику. – Какие мерзкие стрелки из рогаток бродят по твоей планете. Ладно, братец, перебирайся ко мне, вижу, как тебе худо приходится. У меня есть серебряная конура, там хватит места и на двоих.

– А как, – спрашивает сквозь сон песик, – как же мне до тебя добраться?

– Очень просто. Я прямо на луне спущусь в речку и буду тебя там ждать. Только не зевай, прыгай прямо на луну, и мы всегда будем вместе.

– А я не разобьюсь? – опасливо спрашивает песик. – Не ударю больной глаз?

– Что ты, лунная пыль мягкая, как гусиный пух, – успокаивает его друг. – Прыгай поскорее, и все будет хорошо… Я уже жду… жду…

В полусне бездомный песик выползает из своего ящика и смотрит с обрыва вниз, на бегущую воду: и правда, там дрожит большой, расплывшийся лунный диск, а на нем не то виляет хвостом, не то машет ему лапой серебристая собака…

Песик, не задумываясь, разбегается, отталкивается всеми четырьмя и летит с обрыва вниз, прямо в реку…

Сильный всплеск разбудил спящих ворон. Они подняли головы и принялись озираться по сторонам.

– Где же собачонка-то? – удивились они. – Исчезла, как в воду канула!

– Может, – прыснула первая ворона, – может, она на луну прыгнула? Вороны расхохотались и полетели ночевать в парк.

А под обрывом как ни в чем не бывало текла река – быстрая, таинственная, залитая лунным серебром…

РОБОТ И БАБОЧКА

Хотя стоял робот в самом углу просторного выставочного зала, вокруг него толпилось больше всего народу. Было здесь немало и других чудес техники, однако ни одно не пользовалось таким успехом. Посетители, и большие и маленькие, помногу раз возвращались к роботу и долго не могли оторвать взгляд от неуклюже двигающихся железных рук, от большой четырехугольной головы и от спокойно поблескивающего оранжевого глаза.

Робот умел не только поднимать руки и вертеть головой – умел он и отвечать на вопросы. Разумеется, не на все, а лишь на те, которые были пронумерованы и написаны на висящей рядом табличке. Посетители выставки по очереди задавали эти вопросы роботу.

Первый вопрос звучал так:

– Как тебя зовут?

– Меня зовут Дондон, – хриплым голосом отвечал робот.

– Где твоя родина? – задавали ему вопрос номер два.

– Моя родина – лаборатория, – звучал ответ.

– А чем ты теперь занимаешься? – раздавался третий вопрос.

– Приходится отвечать на весьма нехитрые вопросы, – говорил робот и тихонько посмеивался: – Ха-ха-ха!

Люди тоже смеялись над таким веселым ответом, а насмеявшись вволю, спрашивали дальше:

– Что ты больше всего любишь и чего больше всего не любишь?

– Больше всего я люблю машинное масло, а больше всего не нравится мне сливочное мороженое с абрикосовым вареньем.

Люди снова хохотали и, посмотрев на табличку, задавали пятый вопрос:

– Каково будущее роботов?

– В будущем у роботов огромные перспективы!

– А что ты сам намерен совершить?

– Я должен выполнить все то, что во мне запрограммировано! Наконец звучал последний вопрос:

– Что хотел бы ты пожелать нам, посетителям выставки?

– Желаю крепкого здоровья и успехов в личной жизни! – выпаливал робот и так весело притопывал железной ногой, что пол выставочного зала вздрагивал. После этого сбегалась толпа новых любопытных и опять слышались те же, написанные на табличке и пронумерованные вопросы. Робот без устали отвечал, где надо – смеялся, где надо – топал ногой или взмахивал руками, а то и подмигивал оранжевым глазом.

– Молодец! Безупречно выполняет программу. У него действительно огромные перспективы и он многого достигнет, – хвалили его взрослые, а дети от восторга даже усаживались на пол, возле робота и сидели бы тут день и ночь, если бы родители им позволили.

– Пойдем, пойдем, хватит глазеть, – теребили их мамы. – Ну пойдем же, купим мороженого с абрикосовым вареньем.

– Не хотим мороженого, хотим машинного масла! – заявляли дети, подражая роботу, а он заговорщицки подмигивал им оранжевым глазом и махал на прощание рукой.

По ночам выставочный зал становился пустым и неуютным. Дондон, не шелохнувшись, торчал в своем уголке до утра, вспоминая впечатления дня и похвалы посетителей. Его железное сердце переполняла гордость: еще бы – такой успех! Сверху вниз поглядывал он на остальные экспонаты: что ни говори, а всем этим машинам и автоматам подобные похвалы и во сне не снились, все они вместе взятые и в подметки не годятся ему, Дондону!

Наступал новый день, с шумом распахивались двери, и зал наполняли новые посетители. Они задавали те же самые пронумерованные вопросы и снова восхищались ответами робота. Опять наступала ночь, и приходило новое утро… Так бы и шло все своим обычным чередом, если бы однажды в окно не впорхнула ночная бабочка.

Ее привлек оранжевый глаз Дондона – в темноте он сверкал еще ярче, чем днем.

Бабочка села роботу на плечо, нежно провела крылышком по стеклянному глазу и разочарованно прошептала:

– Какой холодный огонек…

«Это не огонек, это мой глаз!» – хотел возразить робот, но смог произнести лишь ответ номер один:

– Меня зовут Дондон.

– Да? – обрадовалась бабочка тому, что такое большое и могущественное существо снизошло до беседы с ней. – А я – ночная бабочка, меня зовут Ленточница.

– Моя родина – лаборатория, – сказал робот то, что умел.

– Лаборатория… Это, наверно, совершенно необыкновенная страна, – повела длинным усиком Ленточница. – А я родилась на цветущем каштане. Ты видел когда-нибудь, как цветет каштан?

– Приходится отвечать на весьма нехитрые вопросы! – выпалил робот ответ номер три и засмеялся! – Ха-ха-ха!

Ленточница так смутилась, что ее яркие крылышки даже опустились и поблекли.

– Прости, – виновато молвила она. – Я на самом деле не слишком умна. Позавчера вылупилась из куколки, и мне еще никто ничего толком не объяснил. Научили только прятаться от всяких хищных птиц, а больше всего опасаться летучей мыши.

– Больше всего я люблю машинное масло, – заявил Дондон, – а больше всего не нравится мне сливочное мороженое с абрикосовым вареньем.

– А я, – бойко отозвалась Ленточница, – я больше всего люблю грызть молодые листики каштана. А машинного масла я в жизни не пробовала… Не хочешь ли полакомиться каштановым листиком? Могу принести тебе кусочек…

«Принеси, с удовольствием попробую», – хотел сказать Дондон, однако у него вырвался готовый ответ за номером пять:

– В будущем у роботов огромные перспективы!

Ленточница вновь смутилась.

– Какими величественными и непонятными словами ты говоришь, – вздохнула она. – Я же сказала тебе, что в своей тесной куколке была отгорожена от всего мира и осталась необразованной.

– Я должен выполнить все то, что во мне запрограммировано, – гнул свое Дондон.

– Жаль, но мне уже пора улетать, – заторопилась бабочка. – Будь здоров, Дондончик.

– Желаю крепкого здоровья и успехов в личной жизни! – пробасил Дондон и притопнул железной ногой.

– Спасибо, – поблагодарила бабочка, на прощание нежно провела крылышком по щеке робота и выпорхнула в окно.

Робот проводил ее своим единственным оранжевым глазом и долго не мог прийти в себя от необычных, никогда ранее не приходивших в его железную голову мыслей.

«Она совсем другая, чем посетители выставки, – думал он. – И какая-то чудная: задает странные, не запрограммированные вопросы. И ни разу не похвалила… Однако, как нежно прикосновение ее крылышек и как ласкает слух ее голосок… На прощанье Дондончиком назвала…»

Он так глубоко погрузился в воспоминания о ночной встрече, что не услышал, как открылись двери и на выставку хлынула очередная партия посетителей. Он даже прозевал два первых вопроса, а на третий ответил кое-как, и то с конца:

– Ха-ха-ха… Приходится отвечать на весьма нехитрые вопросы.

– Он же издевается над нами, – обиделся очень важный гражданин и побежал жаловаться на робота главному инженеру.

Но Дондон уже пришел в себя и на следующие вопросы отвечал складно и точно. За это снова получил целую кучу комплиментов:

– Молодец!… Работает точно по программе. Он многого достигнет. «Как жаль, – огорчился робот, – что Ленточница не слышит этих похвал.

Знала бы, как меня хвалят, еще сильнее восхищалась бы мною!… Интересно, прилетит она этой ночью?… А что, если… если ее поймала летучая мышь?» – От волнения у него сжалось сердце – такого с ним еще не случалось! Но бабочка прилетела.

– Отдохну чуточку у тебя на плече, – шепнула она. – Тут так хорошо и спокойно.

Железную грудь робота захлестнула волна нежности.

– Меня зовут Дондон, – сказал он.

– Я не забыла, как тебя зовут, – вежливо ответила Ленточница. – А братья и сестры у тебя есть?

Дондон хотел ответить, что он одинок, совсем один во всем выставочном зале и даже во всем городе, но смог произнести лишь ответ номер два:

– Моя родина – лаборатория.

– Это ты уже говорил, – напомнила бабочка. – Почему ты все повторяешь и повторяешь одно и то же? Неужели тебе не надоедает? Ладно, полечу, очень проголодалась. Маковой росинки сегодня во рту не было, противная летучая мышь все время шныряет около моего каштана… До скорого свидания, Дондончик!

Она снова нежно провела крылышком по его щеке и выпорхнула в открытое окно. Дондон долго смотрел вслед, глаз его сверкал, как никогда.

«Она скоро вернется! – пело его железное сердце. – Она привязалась ко мне, она вернется и ласково присядет на мое плечо… О, если бы эта ночь никогда не кончалась!… Может, я тогда понемножку научился бы говорить другие, незапрограммированные слова? Поблагодарил бы ее за нежное прикосновение, сказал бы, что она единственная во всем мире, моя Ленточница…»

Оранжевый глаз Дондона не отрывался от окна – с таким нетерпением ожидал он возвращения бабочки.

И она вернулась – но как-то очень странно: стремительно ворвалась в окно и, как безумная, бросилась роботу на грудь.

– За мной гонятся! – выкрикнула она, задыхаясь. – Дондон, за мной гонятся!

И правда: за окном пронеслась черная тень и тут же, грозно шурша крыльями, в зал ворвалась летучая мышь.

– Не отдавай ей меня, – прижималась к роботу бабочка. – Проглотит!… Робот воинственно выпятил грудь и хотел сказать: «Не бойся, я самый могущественный на всей выставке, никто не посмеет и прикоснуться к тебе!»

Однако произнес совсем другое:

– Меня зовут Дондон.

Летучая мышь облетела вокруг робота и тут же заметила прильнувшую к нему бабочку.

– Спаси меня, Дондончик! – умоляла Ленточница.

«Прочь отсюда!» – хотел гаркнуть робот, но снова сказал лишь то, что умел:

– Моя родина – лаборатория.

Летучая мышь кинулась на бабочку, раскрыв пасть с острыми зубами, но проглотить не успела – Ленточница упала на пол, под ноги роботу.

– О, мое крылышко… – простонала она, когда летучая мышь, сделав несколько стремительных кругов и не обнаружив ее, вылетела в окно. – Она оторвала у меня крыло!… Ах, Дондон, почему ты не защитил меня?

– Приходится отвечать на весьма нехитрые вопросы, – выпалил Дондон и засмеялся: – Ха-ха-ха!

От этого ответа у него по спине пробежала дрожь, однако ничего другого он сказать не смог.

А бабочка беспомощно трепыхалась на полу, ей очень хотелось, пока не рассвело, взлететь и вернуться на свой каштан. Но она только кружилась волчком на одном месте.

– Если бы ты знал, как мне больно… – прошептала Ленточница.

– Больше всего я люблю машинное масло, а больше всего не нравится мне сливочное мороженое с абрикосовым вареньем, – последовал ответ.

– Что ты сказал? – не поверила своим ушам Ленточница. – Неужели тебе совсем не жалко меня.

– В будущем у роботов огромные перспективы! – услышала она.

– Как ты жесток и бессердечен… – слабеющим голосом прошептала бабочка.

– Я должен выполнить все то, что во мне запрограммировано!

Бабочка уже не трепыхалась. Вот она в последний раз подняла оставшееся крылышко и медленно-медленно опустила его – чтобы никогда больше не поднять.

– Прощай, Дондончик… – шепнула она, умирая.

– Желаю крепкого здоровья и успехов в личной жизни! – пролязгал робот и бойко притопнул ногой.

А потом наступила тишина. Ленточница недвижно лежала у ног Дондона, за окном светало, открылись двери, хлынула новая толпа любопытных посетителей. Они, конечно, сразу же обступили робота.

– Как тебя зовут? – раздался вопрос номер один.

«Она-то называла меня Дондончиком… – вспомнил робот, терзаемый печалью. – Больше никто и никогда не будет меня так называть!»

– Где твоя родина? – последовал второй вопрос.

«Она говорила, что ее родина – каштан… А я никогда не видел ни каштанов, ни их цветов…» – Слезы душили робота.

Не ответил он и на третий, и на все остальные вопросы, мало того, ни разу не подмигнул, не поднял рук, не притопнул ногой.

Тогда снова позвали главного инженера. Инженер постучал по груди Дондона, повертел разные гайки и строго приказал:

– А ну-ка, говори: каково будущее роботов?

– Каш… та… – с трудом произнес робот, и в груди его что-то захрипело и оборвалось.

Главный инженер поморщился и сказал:

– Испортился наш робот. А ведь как отлично выполнял программу! Попытаемся его отладить, а не удастся – сдадим в металлолом.

Принесли большое белое покрывало и накрыли робота. Сверху повесили табличку: «На ремонте».

Под покрывалом было тихо-тихо. Однако ночью, когда в открытое окно залетал ветерок, принося аромат цветущих каштанов и шелест листьев, из-под покрывала раздавались глухие отрывистые звуки, словно кто-то учился говорить:

– Лен… точ… ни… ца… Каш… тан… Тос… ка…