Текст книги "Без родины (СИ)"

Автор книги: Виталий Малхасянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

  – И как вы это провернете? – удивляюсь я, – конфискуете жилье у несчастных заводчан и отдадите мне?

  – Нет. По договору между жилищным кооперативом и администрацией района пять квартир уходит в район. Их распределят между специалистами различных служб. Продаж 'Москвич', деньги внесешь в кассу кооператива, а затем официально телефонизируешь их дом. Тебе на общем собрании еще и благодарность за это вынесут.

  – Мне не нравится ваш замысел. К тому же машина очень нужна, я не хочу с ней расставаться! – возражаю я.

  – Тогда будешь проводить телефоны жильцам по долгу службы, упрямец ты наш! – смеется Евгения.

  – Соглашайся, Григорий Алексеевич! – тихо говорит Валентина, придвинувшись ко мне, однако не настолько близко, чтобы Евгения Константиновна занервничала, – мы кредит в банке возьмем, свой диванчик купим, телевизор, холодильник, квартирку всю-всю обставим!

  – Соглашаюсь, – говорю я, подделываясь под ее манеру произносить слова, – соглашаюсь! Но пока у меня денег на кабак нет! Придется майору спецсредства выписывать! Телефонные инженеры тоже халяву любят!

  Евгения одобрительно хлопает в ладоши, и, подхватив Валю железной хваткой, направляется к выходу.

  – Э-э, бабы, вы куда? А кто меня в районное ГАИ повезет?

  – Сашку попроси, пусть подкинет, – бросает через плечо Евгения, – нам некогда, перед походом в ресторан нужно многое успеть!.

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

   За столиком в ресторане 'Березка' мы сидим вчетвером: к нам якобы 'случайно' присоединилась Ира. Ее привел капитан. Девушки делают вид, будто только что познакомились. Мне вначале смешно, однако они ведут себя настолько естественно, что я быстро привыкаю.

   Само заведение и присутствующие в нем вызывают такой интерес, что я очень даже рад, что согласился. Жизнь в деревне довела до того, что такое незначительное событие, как посещение ресторана, я воспринимаю, как нечто эпохальное. Вспоминается родной город, дружеские пирушки, студенческие вечеринки. От нахлынувшей тоски я заказываю шницель и бутылку портвейна. Капитан выбирает водку в графине и жареную треску. Девушки довольствуются винегретом, который, разыгрывая невинность, запивают минеральной водой.

   Валентина сегодня снова выглядит, как кинозвезда. На нее обращают внимание мужчины. Подходит малый в красном пиджаке, из уголовных элементов, что грязно пируют неподалеку, и приглашает на медленный танец. Валентина застенчиво спрашивает у меня разрешение и уходит. Чтобы не возмущаться тем, что ее щупают, я отхожу к бару, где покупаю сигареты.

   Закурив, я отодвигаю оконную занавеску, и сквозь щелочку смотрю на стоящую у входа неприметную машину. Сквозь ее запотевшие стекла видны огоньки сигарет 'группы быстрого реагирования'. Несмотря на то, что после нашей встречи капитан не вел себя подозрительно, меня все равно прикрывают по 'полной программе'.

   Я замечаю, что Валентина, залепив пощечину, возвращается на место. А малый, показывая пальцем на нее, идет к приятелям. Мужская компания ржет и громко отпускает сальные шуточки в адрес девушки. Обычно я такое не терплю, но теперь, учитывая обстоятельства, я тихо возвращаюсь к нашему столику.

   К счастью, на маленькой сцене ресторана появляется, судя по реакции завсегдатаев, местная звезда. Взгляды присутствующих устремляются на нее. Она поет хорошо, зажигательно, ее вспыхивающее блесками платье, энергичные жесты, заводят людей. Начинаются быстрые танцы. Ира поднимает уже порядком выпившего капитана. За столиком остаемся мы вдвоем.

  – Не напрасна ли вся эта милицейская затея? – спрашиваю я у Вали, не желая сидеть молча.

  – Майор знает, что делает. А если и ошибается, что плохого для нас? – спрашивает Валентина, искательно глядя мне в глаза.

  – Нас нет, Валя! Ты... – запнувшись, я думаю, как лучше обсудить с ней щекотливую тему наших отношений.

   Но Валентина, заметив, что малый вновь направляется в нашу сторону, хватает меня за руку и испуганно просит:

  – Пойдем танцевать, привяжется!

   Словно по заказу, певица переходит к ритму медленного танца. Мы поднимаемся, я обнимаю Валентину за талию.

  – Гриша, мне надо тебе что-то сказать! Что-то очень, очень важное! – говорит она.

  – А может, не надо? В другой раз скажешь! – говорю я, позевывая.

  – Гриша, у нас будет ребенок! Я не шучу! – покраснев, произносит Валентина.

  – Нашла, где такое говорить! – равнодушно говорю я.

  – Евгения Константиновна нигде нас одних не оставляет! – с обидой произносит Валентина.

  – Не оставляет! – как эхо, соглашаюсь я, а потом интересуюсь, – ты со мной спала по заданию из центра?

  – Да, – неохотно соглашается она.

  – Кто тогда будет папа? – спрашиваю я и тут же сам отвечаю, – правильно, центр!

  – Нет, папой будешь ты! – говорит Валя, поджав губки, – и думай быстрее, а то скоро живот поползет, не скроешь!

   Через несколько минут, мучимый сомнениями, я задаю вопрос:

  – Валентина, а кроме меня, у тебя за последнее время, еще задания из центра были?

   Она резко отодвигается и отвешивает мне такую пощечину, что в голове звенит, как в колокольне. Потирая пальцами виски, я замечаю малого, которому сегодня уже досталось от Валентины. Он стоит неподалеку с парочкой сильно выпивших друзей. Они смотрят на меня в упор и смеется. Скрипнув зубами от такого нахальства, я возвращаюсь за столик и усаживаюсь, избегая смотреть на Валентину. Говорю капитану, лишь форма которого, похоже, удерживает 'красные пиджаки' от более агрессивных действий:

  – Не понимаю, как русские, носители великой культуры, могут себя столь отвратительно вести!

  – Не все, кто говорит по-русски, являются русскими. Я, например, себя таковым не считаю! – произносит капитан, опрокидывая в горло рюмку водки.

  – Вы же Иванов!– удивленно восклицаю я, – а кто же вы, если не русский?

  – Мой древний народ русские попы насильно крестили и дали ему православные имена. Но мы сумели остаться в своей, языческой культуре. Попы ушли, уходят коммунисты, выдававшие нам фальшивые паспорта. Приходит наша пора! – на лице капитана мелькает злобная гримаса.

   После таких откровений вечер портится окончательно, и общий разговор уже не возобновляется. Обождав немного, я предлагаю разойтись по домам.

   Едем с ветерком, на патрульной машине с включенной мигалкой. Капитан, несмотря на протесты, высаживает Иру в райцентре, возле автобусной остановки. Это меня забавляет: оказывается, подруги не всегда спят с теми, на кого 'глаз положили'. Ай да капитан, молодец, не то, что я!

   Меня и Валентину капитан подвозит до здания узла связи. Я вежливо прощаюсь и поднимаюсь по лестнице. Подойдя к жилому отсеку, замечаю, что нет ни вещей, которые вечно сушились на батареях, ни шкодившего возле них маленького Саши.

  – Твоего соседа отправили жить в общежитие, – предваряет мой вопрос Валентина, – майор решил, что там ему будет безопаснее.

  – А я как же? А обо мне, кто подумал? – бурчу я.

  – О тебе и думали! В соседней комнате сегодня ночью будет находиться кто-нибудь из наших. Так что, не беспокойся! – ласкового говорит Валентина.

  – Наверняка это будешь ты! – говорю я недовольно.

  – Почему я? А если и я, что тут такого ...

   Неожиданно у меня в ушах появляется шум, а видимый мир сотрясается. Валентина помогает добраться до дивана и подставляет тазик. Когда желудок освобождается, становится легче. Валентина за мной убирает, помогает снять праздничную одежду, укрывает одеялом. В таком виде меня застает 'группа прикрытия'.

  – Валька, чайник поставь! И сало тащи! – громко командует Евгения, садясь за стол. Майор седлает стул спинкой между ног, Павел остается стоять возле двери, сержант занимает позицию возле окна.

   Евгения берет кусочек сала, но вместо того, чтобы кушать, вертит поясной ремень, чтобы кобура с пистолетом бросалась всем в глаза. Майор, наоборот, снимает все, что можно.

  – Устал я чего-то, – говорит он, ни к кому конкретно не обращаясь.

  Евгения спрашивает его:

  – Ладно, что дальше делать будем?

   Майор, не отвечая ей, жует, но заметно, что он, в отличие от остальных, при этом думает. Евгения, в которой энергия так и бушует, обращает свой взор ко мне:

  – А ты чего разлегся? Вставай, чаю с нами попей!

  – Ему плохо, тошнит! – как о ребенке, жалостливо говорит Валя, – подсунули портвейн 'левый', отравился!

   Я смотрю на присутствующих и вижу, что они так и норовят перевернуться к верху ногами. Мне становится обидно от их намерений, и я хочу вновь попросить у Вали тазик, однако сдерживаюсь.

  – Хорошо! – деловито произносит майор, – в ресторане было что-либо подозрительное? Не курящие гашиш лица кавказской национальности? непьющие славяне? женщины, активно домогающиеся скучного героя телефонных будней?

  – Нет, – отвечает Валя, хлопоча по хозяйству, – не было.

  Я провожаю взглядом ее порхания, и неожиданно, хихикнув, говорю:

  – А у Вали ребенок будет!

  Майор престает жевать. Пристально глядя на меня, он спрашивает:

  – Россланов, отвечайте четко, вы заметили необычное?

  – Валька врет! Меня тошнит не после портвейна, а от нее! – я по-птичьи вытягиваю вперед голову и делаю махи руками. Мне кажется, что у меня есть крылья, и я смогу улететь отсюда. Мое поведение наводит майора на определённые мысли. Он говорит, хищно скалясь:

  – Товарищи, надо готовиться, мы своего добились, у нас будут гости!

   Его слова вызывают у меня странную реакцию: я смеюсь и плачу одновременно. В таком состоянии дальнейшие события мною не воспринимаются, как происходящие в реальности. Мне кажется, что все, жужжа, как пчелы, куда-то исчезают. В одиночестве я провожу час, на протяжении которого приятное блаженство сменяется ужасной тошнотой. Потом появляется Евгения. Она выключает свет и ложится со мною, держа пистолет в руке. Я не упускаю удобного момента и слезливо спрашиваю, не подаст ли она тазик? Евгения отвечает, что нужно терпеть, поскольку на секретной операции блевать не разрешается. А сама стучит зубами от страха и норовит сделать со мною то, от чего у Вали появился ребенок. Настойчивым попыткам Евгении мешает условный стук в стену, после которого она снимает пистолет с предохранителя. Почти сразу через щель под дверью к нам проникает едкий дым от дымовой шашки. У меня сразу случается приступ, и зазвучавшие в здании выстрелы отходят на второй план. Я прихожу в себя только тогда, когда меня доставляют в больницу, к врачу Голованю, и укладывают на койку 'постоянного клиента'..

   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

   Через две недели я сижу за празднично накрытым столом, на помолвке. Жених – я, невеста, естественно, Валентина. В роли моего будущего свидетеля выступает Павел, по правую руку у Валентины, изображая ее близкую подругу, сидит Евгения. Празднество происходит в большой деревенской избе, у родителей Валентины. Гостей много.

   Слово представляется Юрию Петровичу. Он произносит коротенькую речь, в конце которой от лица профкома и районной администрации вручает мне договор на однокомнатную квартиру в жилищном кооперативе. Графа, где прописывается имя собственника, пуста. Я не успеваю рассмотреть общую площадь: документ отбирает мать Валентины, крупная, полная сил крестьянка. Она кладет его в особую шкатулку, где будет лежать и брачное свидетельство, которое мы получим уже скоро.

   Гости хлопают в ладоши и пьют за благоденствие молодых. Слово берет Саша. Он выражает особое удовольствие тем, что мы будем соседями. Лена с сияющим лицом дарит набор вещей для новорожденного, синего цвета.

  – Я почему-то уверенна, что у вас будет мальчик! – говорит она.

  – А мне баба Маня нагадала девочку! Сперва нянька, потом лялька! И не уговаривайте, я настроилась! – в шутливой форме протестует Валентина.

   Гости дружно смеются, хлопают, кричат 'горько'. По причине моего дурного настроения мы целуемся целомудренно. Причем Евгения следит, чтобы недолго.

   Далее выступает Варвара. Она говорит, что, несмотря на непродолжительное знакомство, она успела понять, что человек я хороший, потому как непьющий. Дарит еще Колиного производства детскую кроватку, которую ее родственник из Средней Азии, вместе с отцом Валентины, крепким с виду алкоголиком, проносят мимо меня в дальнюю комнату.

   Продолжает эстафету поздравлений дядя Валентины из Тулы. Он сначала приглашает меня к себе на пасеку, где много меда, а затем дарит красивый тульский самовар. Дядя мне нравится, у него большая седая борода, он выглядит, как дед мороз на новогодней открытке. Однако вместо меня ему почему-то отвечает брат Вали. Сержант и его жена, худющая женщина, старше мужа лет на десять, по очереди говорят, что обязательно приедут, и благодарят дядю за приглашение. Они же и забирают самовар, который куда-то относят.

   Обидевшись, что мне не дали потрогать подарок, я прошу Валентину, чтобы она налила мне стакан водки. Но ее мама, услышав, наливает в рюмочку самогона. Шепотом говорит, что водка дорогая, если я все выпью, бутылку придется убрать, а без нее стол будет бедным. Я тяжко вздыхаю, смотрю на консервированные шпроты, но решаюсь их попросить: кто знает, что будущая теща скажет?

   Андрей и Марфа дарят набор стопок под крепкие алкогольные напитки. Стопки забирает у меня Валентина. Она с шипением говорит, что за такие подарки гостей следует гнать взашей. Относительно Андрея и Марфы, я, в принципе, согласен. Однако мне все равно становится за них обидно, и я отпрашиваюсь на крыльцо, проветрится и покурить.

   Побыть одному мне не удается: появляется отец Валентины. Предполагаемый тесть увлекает меня в свой 'знатный сарай', которым по праву гордится. Показывает свиноматку, довольно связно излагает ее историю. Затем рассказывает про породу курочек, и то, почему они у него хорошо несутся. Далее подводит к двум механизмам, которые составляют его главную гордость: самогонному аппарату и трактору. Производительность и конструкция самогонного аппарата оригинальны, как и рецепт приготовления напитка. Я восхищаюсь. Действительно, если следить за качеством и гнать на продажу, прибыль не заставит себя ждать. Конечно, самому каждый день много пить не стоит, здоровье дороже ... ах, да, конечно, трактор гораздо интереснее. Самый лучший трактор на деревне. Один только вал отбора мощности чего стоит! Любые дополнительные устройства можно подцепить! Да на этом тракторе он, его сын, и я, не то, что гектары картошкой засеем, а весь районный чернозем перепашем! И телефонный кабель по экватору протащим, если найдутся дураки, которые нас наймут!

   Насилу вырвавшись из сарая, я вижу, что гости, включив радио на полную мощность, танцуют во дворе, перед избой. Меня подхватывает Валентина. Находясь в центре внимания, мы кружим по утоптанному снегу, посыпанному в честь праздника опилками. Валентина любуется тем, как на мне хорошо сидит костюм, купленный позавчера на толкучке у универмага. Я говорю Валентине, что ей подходит платье, удачно взятое тещей напрокат. Валентина, зардевшись, произносит 'спасибо' и хвалит маму, без которой мы сами с жизнью не справимся.

   По сложившемуся обычаю следующий танец танцует жених со свидетельницей, а свидетель с невестой. Валентина не хочет отпускать меня к Евгении, но подчиняется требованию приглашенного фотографа. Явно красуясь перед объективом новой, с иголочки, формой, Евгения в танце держит меня хваткой, в которой чувствуется почти мужская сила. Я поздравляю с тем, что подписан приказ об утверждении ее на должности прокурора района. Небрежно поблагодарив, Евгения спрашивает:

  – Придешь ко мне вечером, отметим?

  – Да ты чего, Евгения? У меня вроде как теперь супруга есть! – я удивленно смотрю на нее.

  – Это ты чего? На самом деле собираешься спать с Валькой? С ума сошел?

  – А зачем тогда мы кольцами обменялись?

  – Ну что с того? Хотя я Вальке и разрешила, это ничего не значит. Я не могу обременять себя семьей, мне карьеру делать надо. А ей и правда, ребенку фамилия нужна. Да и любит она тебя, а ты вечно голодный и неухоженный! Вот, какой тебе костюмчик сыскала! Но это совсем не означает, что я ей позволила и все остальное!

  – Ну, бабы, вы даете! – только и успеваю сказать пред тем, как танец заканчивается.

   Я поднимаюсь на крыльцо, чтобы найти забытые сигареты. Закурив, смотрю на небо, где на горизонте сквозь темные тучи вдруг проглядывает ярко-синее небо. Неожиданно бьет молния, гремит гром, и на нас начинают падать крупные капли теплого дождя. Гости, подставляя под дождинки ладони, кричат:

  – Весна! Весна пришла!

   Валентина и Евгения организуют из гостей общий хоровод. В нем разрыв, не хватает меня. Женщины зовут, машут руками, хотят, чтобы я присоединился, замкнул ликующий круг. Но, глядя на них, я ощущаю страшную тоску, и, вместо того, чтобы пойти к ним, отступаю вглубь избы. В дальней комнате, отодвинув подарки, я открываю окно, перелезаю через подоконник и иду по центральной улице деревни, сам не зная, куда..