Текст книги "Новая Жизнь 4 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– И это значит, что ты можешь все изменить – если захочешь, конечно. – продолжаю я: – смелость города берет. Встать против соперника, который заведомо сильнее себя – это дорогого стоит. Значит, если ты захочешь – ты сможешь преодолеть свои невротические комплексы и постоянное нытье, сможешь перестать подозревать и оскорблять окружающих, сможешь стать тем, кем ты хочешь. Ведь для этого нужно всего две вещи – смелость и упорство. А у тебя есть и то и другое.

– Ээ… – зависает Нобуо. Нарутотерапия в действии, никогда человек так не чувствителен к разговору по душам, как после хороших люлей. И особенно, если по душам с ним разговаривает тот самый человек, который только что этих самых люлей ему и прописал. Давно заметил, что по типу усвоения информации большинство людей не аудиалы или визуалы, а именно кинестетики – пока люлей не дашь, ни черта не поймут.

– Вот смотри – говорю я: – ты же занимаешься вокалом и своей этой… игре на гитаре уже черт знает сколько лет. И альбомы записал и клипы и вообще работал над собой. И ты совершенно точно знаешь что такое упорство. Ты здесь и это само по себе уже говорит о тебе. О том, что ты в состоянии работать над собой не покладая рук. Только сраные дилетанты считают, что человеку может повезти. На каждое место в вашем бизнесе стоит очередь в сотни тысяч человек, и вы постоянно конкурируете друг с другом в жестокой борьбе. И это значит, что ты уже выстоял в этой борьбе и тебе знаком тяжелый труд и сбитые в кровь пальцы от струн гитары и постоянный недосып, и то чувство, когда ты держишься только на силе воле. Ты – безжалостен к себе и упорен, смел и силен – у тебя есть все качества для того, чтобы стать звездой. Айдолом. Но все это чушь и бред, стразы на трусах. Знаешь, что главное? То, что эти качества дают тебе возможность стать чем-то большим чем просто айдолом или поп-звездой. Эти качества дают тебе возможность стать Человеком.

– Да ну тебя – вяло говорит Нобуо: – ты как мой учитель по музыке говоришь.

– Классный у тебя должно быть был учитель – вздыхаю я, откидывая голову назад и ощущая затылком холодный кафель стены: – мне бы такого.

– Угу. – соглашается со мной Нобуо: – Сатоми-сенсей и правда классная была…

Мы сидим на полу в умывальне и глупо улыбаемся. По крайней мере это я глупо улыбаюсь. Нобуо – улыбается. Просто улыбается. Я смотрю на него и думаю, что некоторым людям удивительно мало нужно для счастья. Тумаков в организме, например, не хватает. Думаю, открыть киоск на вокзале в Сейтеки и продавать волшебные пендели, здесь у многих в организме нехватка, стану миллионером.

– Сидите тут! – врывается в умывальню Эйка: – а Мико там! Кента! Давай за мной, помощь нужна!

Глава 14

– И давно она так? – спрашиваю я. На кровати в комнате Мико лежит такой вот рулет из одеял. Где-то внутри одеяла находится сама Мико, по крайней мере я предполагаю, что это так. В настоящий момент опознать кто именно находится внутри рулета и находится ли вообще – возможно только эмпирическим путем, а также методом исключения.

– Ты дурак? – в лучших традициях рынка на Малой Арнаутской задает мне встречный вопрос Эйка: – я-то откуда знаю? Я к ней в комнату только сейчас зашла.

– Она на имя не отзывается – добавляет Дездемона: – я сперва испугалась, что… ну вы понимаете. А потом рукой вот так залезла… дышит она и ругается. Послала меня … а я вот Эйку за тобой послала.

– Потому что ты виноват – вот ты и исправляй! – говорит Эйка: – сам заварил, сам и расхлебывай!

– Хм. – отвечаю я за неимением лучшего аргумента. Конечно, метод, которым женщины делают всех мужчин вокруг виноватыми, сомнителен и в обычных условиях я бы с Эйкой поспорил, но условия у нас не самый обычные. У нас на руках кризис, а по какому поводу – пока непонятно.

– Мико? – говорит Эйка: – я Кенту привела! Можешь ему все прямо в лицо высказать, вот…

– Даже ударить можешь, я его подержу … – добавляет Дездемона: – потому что он тебе с сотнями женщин изменял! А вчера вообще…

– Так! – говорю я, пресекая разброд и шатания во вверенном мне подразделении: – все! Ну-ка пошли отсюда, мне надо с ней наедине поговорить!

– Но… ты же мальчик, а она девочка и … – начинает было Эйка песенку про белого бычка и про высокие моральные устои ее как сенпая нас всех, но Дездемона молча хватает ее за руку и вытаскивает из комнаты, ворча при этом, что «он там давно уже все видел, пусть ответственность несет».

Дверь за ними закрывается, и я остаюсь один на один с одеяльным рулетом. Чем-то на больную шаурму похоже. Я сажусь рядом с рулетом и вздыхаю. Правила поведения в ситуации «Если ваша подруга закуталась в одеяльный рулет», гласят что ни в коем случае нельзя рулет тормошить, нельзя совершать резкие движения рядом с ним, издавать громкие звуки, с рулетом надо вести себя как при приручении маленьких зверюшек – как будто не замечать его. Двигаться медленно и спокойно, не суетиться и желательно иметь при себе что-нибудь вкусненькое. Жаль, что я не захватил с собой печеньки.

– Жаль тебя не было – говорю я: – видела бы ты как Сора мне своей бамбуковой палкой по ногам и … эээ … спине надавала. Было больно. У меня сейчас все ляжки в синяках, я как Амурский тигр – в полосочку. Хочешь – покажу? – рулет не шевелится, не издает никаких звуков, и я продолжаю говорить, глядя в потолок и следя за тем, чтобы не частить и не повышать голос.

– А вообще вчера мне Юрико рассказала смешную историю, про мужчину, который живет у нее по соседству ему уже за девяносто, он болеет Альцгеймером и ни черта не помнит. И представляешь, она говорит, что каждое утро он стучался к ним в дверь и спрашивает, не видел ли кто-нибудь его жену. И она вынуждена каждое утро объяснять девяностолетнему старику что его жена давным-давно умерла. Представляешь? Ну и Юрико – а ты знаешь ее, она говорит – мол, сперва я так хотела переехать, а потом поняла, что ей будет не хватать этой ежедневной радостной улыбки на лице старика, которая появляется каждый раз, как он узнает, что его жена мертва. – здесь я выжидаю паузу. Плохие шуточки – это как раз почва для установления контакта. Кто-то может даже улыбнуться, но большинство возмутятся качеством шутки.

– Как там у Бернса – боюсь, что черт не принял в ад моей жены покойной. Она, я думаю в раю – порой в раскатах грома я грозный голос узнаю, мне издавна знакомый. – цитирую я по памяти. Рулет сопит и переворачивается, отворачиваясь от меня. А, так вот где у рулета попа, думаю я, ситуация так иронична, что я фыркаю.

– Что? – возмущается рулет.

– Ну… история такая есть. Когда катится по лесу Колобок…

– Кто?

– Хм. Моти из рисовой муки, который убежал от пекаря. Ну. Помнишь, «В узелке моем лучшие в Японии просяные колобки, а иду я на остров Онигашима, прогонять злых людоедов," – сказал Момотаро» – сказку про Момотаро? Он ел рисовые и просяные колобки-моти. Но не всем просяным и рисовым колобкам-моти выпадает судьба попасть в руки такому храбрецу как Момотаро, и некоторые из них – убегают от пекаря, чтобы не быть съеденными. Наверное, они хотят попасть к Момотаро в руки. Может хотят быть ближе к персику? – по-японски Момо означает персик, а таро – обычная приставка к имени мальчика. Такой вот Персиковый мальчик получается. Персик – это отсылка к сексу, по крайней мере в нашей префектуре и сказать «давай разделим персик вместе» – это вроде как неприличное предложение, а вовсе не призыв разделить фрукт. Так что вот, очередная плохая шуточка от мастера Кенты. Надо бы поднапрячься и что-нибудь еще с игрой слов выдать…

– Вот, в общем катиться наш рисовый-просяной Колобок-Моти по дороге и напевает песенку, обычную такую – я от дедушки ушел, я от бабушки ушел, от налоговой инспекции с камеральной проверкой скрылся и вообще молодец… а тут ему навстречу – озабоченный Кролик!

– Кто?! – рулет возмущенно зашевелился.

– Кролик. Озабоченный. Ээ… кролик Роджер. Я вот уверен, что неспроста такая жена у него, вот неспроста. Ты вообще кролика Роджера видела? А его жену, Джессику? Она шикарная…

– … – молчит одеяльный рулет. Несколько слов, сказанных им ранее – уже успех.

– Соответственно, кролик наш видит Рисово-Просяной Колобок-Моти и думает – вот сейчас я его … эээ… съем? – на самом деле история немного не про кулинарию и у нас тут Озабоченный Кролик, так что никто никого есть не собирался. С другой стороны, рассказывать девушке про совокупление млекопитающего из семейства зайцевых с хлебобулочным изделием – это как сюжет «Американского пирога» пересказывать – очень трудно не перейти грань от остроумия к похабности, а нам этого с утра не надо. И так человек в депрессии.

– Вот и напомнила ты мне этот Колобок-Моти в своем одеяльном рулете – скомкал конец истории я: – так же лежишь и ворочаешься тут.

– А ты значит – Озабоченный Кролик и у тебя жена – секс-бомба? – уточняет одеяльный рулет.

– Не, ты что. Я скорее – Момотару, герой, который спас остров от людоедов! – пафосно поднимаю палец я: – так сказать супергерой Персиковый мальчик на страже граждан города!

– В это я могу поверить – ворчит одеяльный рулет: – правда не понимаю, чего такого ужасного Капибара Момо сотворила, что ты и ее догнал… и наказал…

– Ээээ… – чешу затылок я. С Капибарой Момо и сидящей в ростовом костюме маскота менеджером Юи с сиреневыми трусиками и запахом малиновой помады на губах –у меня ничего не было. Но это не ее заслуга…, впрочем, как и не моя тоже. Это скорее недоработка студии, надо было им медицинское обследование своих сотрудников проводить. Так громко пыхтеть в коридоре с камерой на плече – это все романтику разрушает. Так что пришлось мне с неохотой отлепиться от менеджера Юи и… наверняка это на камеру попало. Теперь и не докажешь, что ничего у меня с Капибарой со смешным именем Мом (Персик!) и менеджером Юи не было. Кстати, она мне куда-то в штаны еще и визитку свою успела засунуть, ай да Юи, ай да Капибара. Недаром говорят, что Капибары – самые дружелюбные зверьки на свете. Эта конкретная была очень дружелюбна.

– Наверное это было … поощрение? – говорю я, решив для разнообразия не отрицать инсинуации и перестав бороться с собственной репутацией. Единственный способ в этом случае – изменить эту самую репутацию, а бороться с ней – это как плевать против ветра, только физиономия в слюнях будет и все.

– Поощрение? – ворчит одеяльный рулет: – ты и всех остальных тоже поощрил… поощрятель…

– В этом жестоком мире нам всем не помешает капельку любви – пожимаю плечами я: – этот весь шум ненадолго, стоит нам всем выйти из дверей студии и назавтра нас позабудут.

– … – молчит одеяльный рулет. Дверь в комнату открывается и входит обеспокоенная Сора.

– Кента! – говорит Сора и делает жест своими бровями. Вот как у нее так получается – одними бровями показать, что «ты не умеешь читать атмосферу, Кента-кун!» и «давай-ка ступай отсюда, я сама разберусь». В ответ я киваю на одеяльный рулет и вопросительно (надеюсь!) поднимаю брови. Это у меня должно получиться, это не искусство физиогномики как у Соры, это простой вопрос «уверена, что справишься? Помощь не нужна?».

Сора в ответ только глаза закатывает. Подоплеку этого жеста я не до конца понял, то ли это возмущение моей недооценкой ее способностей, то ли объективная оценка моих. В любом случае я поспешно уматываю в коридор, чувствуя невероятное облегчение. В конце концов такие вот ситуации разрешать – не мое. Я люблю конкретность, определенность и все такое. Вот есть, например, проблема. Или враг. Тут все ясно, проблему решить, врага… сперва попробовать уговорить, потом – избежать, затем –устранить. И все, пошло планирование, сбор ресурсов, напевание «Летять утки, летять утки» – над картой ресторана «Плакучая ива» с черканием карандашом, выкуриванием пачки сигарет и окончательным опустошением банки с запасами кофе, рекогносцировка на местности, привлечение союзников и вся эта суета сует и всяческая суета. А когда вот так – женщина заворачивается в одеяльный рулет и отказывается коммуницировать – тут я бессилен. Я только через коммуникацию понимаю, мыслей читать не умею, всей этой женской магией «ну ты же понимаешь» – не обладаю. Мне надо прямо сказать – хочу, например, пить. И уточнить – чего именно хочешь пить. И пить, или помыться. Потому как не воду. Или там – хочу, чтобы обнял и палец в ухо засунул. И на правой ноге подпрыгнул. Желательно, конечно и обосновать – зачем, но, если прямо срочно надо палец в ухо – могу поверить на слово. А когда потом высказывают что «мог бы и сам догадаться» – это не ко мне. Догадки строить мне вредно, у меня фантазия бурная. Человек, может быть хочет круассаны с мягким маслом и кофе в постель, а я ее с нее уже трусики стягиваю, потому как вот так мысли и прочитал. Как не хочешь секса? А чего не сказала? В смысле – раньше? Сейчас-то уже поздно, чего уж…

В коридоре топчется Эйка с Дездемоной, разве что не курят. Курить в коридоре запрещено, а я, кстати и не знаю, курит ли кто-то из них. Дездемону пару раз с вейпом видел, но не с сигаретой.

– Ну? Что? – спрашивает меня Эйка: – как она? Ты ее вылечил? Жить будет?

– Жить будет – уверяю я: – и даже на скрипке играть. Насчет фортепиано не уверен… но если раньше играла – тоже будет.

– Сора туда зашла – замечает Дездемона: – если Сора зашла, то все в порядке будет. Пошли завтракать уже. Сегодня бурный день. Голосование вечером, выступления днем, да еще Кируми-сан приедет.

– Ах, да. – говорит Эйка: – точно. Встреча с участниками прошлого сезона! Кируми выиграла путевку в Токио, а Бьянка – приз зрительских симпатий и ей рекламный контракт предложили. Первый же контракт у нее с «Отоми Инк» был. Пылесосы с искусственным интеллектом.

– Помню, как же – кивает Дездемона: – по всему городу плакаты висели. Как там … «сосет так, что аж дух захватывает!».

– Точно! – в памяти Кенты всплывают яркие плакаты, разделенные пополам, на одной половине – Бьянка, округлившая губы и глаза, на другой – пылесос Отомибот 2000. И стрелочками на обоих «Сосет!», и одна стрелочка на пылесос «Думает!». Как на мой взгляд оскорбительно для Бьянки и комплиментарно для пылесоса, а с другой стороны – вот сколько Бьянка за такой контракт получила и сколько пылесос? Понятно, что пылесос ни черта в жизни не понимает, а Бьянка за одно шоу известность в национальном масштабе получила, да еще и умудрилась ее не профукать. Героев «пятиминутки славы» полным-полно и большинство из них канут в безвестность сразу после окончания этих пяти минут. Те, кто смог на этом коротком бурсте рвануть свою карьеру и материальное благополучие в гору – скорее исключение, чем правило. Та же Бьянка, например – она и не сказать, чтобы прямо красива. Скорее такая экзотическая girl next door, девушка-соседка. Которая может забежать в гости, когда закончился чай, а в магазин идти неохота, здоровается каждое утро, сталкиваясь в коридоре, которую видишь на скамейке в парке или по возвращении из школы – как она идет домой о чем-то щебеча со стайкой своих подружек. Она не совсем японка, по ней видно, что кровь смешанная, а еще есть смешные конопушки на лице, которые она скрывает тональным кремом. Но иногда они видны, и она становится еще более родной и милой. Холодная красота – это не про нее. Это у нас Натсуми такой красотой может похвастаться, не красота, а бритва, того и гляди порежешься. И сразу пальцы долой, фонтан крови, а не тяни руки, она тебя сожрет и не подавится.

Но Бьянка не такая. У нее сейчас собственный телохранитель и бронированный «Мерседес», миллионные контракты и яхта, а все равно производит впечатление такой… свойской девушки. Соседка. Подружка. Такая, девушка, которая где-то рядом с тобой. Наверное, это в ней и подкупает, а не то, что она сосет лучше, чем пылесос.

Кроме того, не профукать свою славу, а монетизировать ее – для этого тоже ум нужен. И немаленький. Я вот не уверен, что смог бы. Вот закончиться шоу, выбью парочку рекламных контрактов, начну сотрудничать с Кумой и двигать профсоюз работников подвязки и чулочков, а вся эта слава так и пройдет. Потому что не знаю, что с ней делать. Если кто-то предложит проект какой – рассмотрю, а у самого в голове пусто, тихо, деревянная калитка скрипит и перекати-поле катится…

Вот как профсоюз организовать и какие сложности у меня будут и почему мне нужно в легальное поле выходить, да отшибать у всяких желающих руки погреть охоту за наш счет прокатиться – это мне понятно. У меня и план есть и краткий анализ правовых актов и даже наметки первого судебного процесса, и я уже решил, что Кимико председателем профсоюза сделаю, будет у нас так сказать лицо трудового протеста.

– О! – выруливает из-за угла Юрико с махровым полотенцем на шее и зубной щеткой в углу рта: – а вы чего тут торчите? Сора не вышла еще?

– Мико у нас заболела. Наверное – доверительно сообщает Эйка: – а я сперва Кенту позвала… а потом Сору. Вы там… все вместе спали, вот!

– Да разве ж с ними поспишь… – машет рукой Юрико: – всю ночь ко мне приставали, дай то, дай это, почеши тут, помассируй шею… а я диплом массажиста не для того получала, чтобы по ночам кому-то ноги разминать!

– У меня не нога а сплошной синяк! Если не размять, я бы сегодня и ходить не смог бы! – оправдываюсь я.

– Вот кто тебе посадил синяков – к тому и обращайся! – парирует Юрико, складывая руки на груди: – а то нашел себе массажиста! Кому ноги, а кому… что еще…

– Ай! – Эйка зажимает уши руками, зажмуривается и топает ногами: – вы! Вы все бесстыжие! А это я тут старшая и должна быть самой бесстыжей! Я хотела вас целоваться научить! А вы!

– Не… ну целоваться ты их все еще можешь научить – кидает на нас оценивающий взгляд Дездемона: – они поди уже и забыли, как это делается. Без языка-то… в щечку там…

Глава 15

После завтрака мы сидим и ждем, когда придет Шика и разведет нас по своим задачам. Я сижу и наблюдаю за всем происходящим. Это у меня, бездельника, вся неделя как калейдоскоп перед глазами пролетела, а я и не делал ничего толком, только выбил для себя особое положение и свои проблемы решал. Обещал тут людям рейтинги и все такое, а на деле – на деле ничего и не сделал толком. А у людей жизнь кипит, все, кроме Мико – приготовили выступления, переоделись в сценические костюмы сразу после завтрака и сейчас сидят в гостиной, нервничают. Опять, глядя на наряды окружающих, я понимаю, почему у всех этих актеров эстрады такие гонорары – попробуйте по двенадцать костюмов себе пошить! И качества они должны хорошего быть, а не разваливаться на вас как реквизит из сельского кружка самодеятельности, и все равно долго ты их не проносишь, потому как под каждый номер свой костюм по идее требуется. Это вот актеру театра и кино хорошо, там костюмы, как и остальной реквизит – ответственность студии. А вот эстрадникам или по-современному – айдолам – им самим надо своими костюмами заморачиваться. Чего только наряд Юрико стоит – она у нас сегодня в смокинге, обалдеть. Смокинг, как смокинг, казалось бы, чего тут такого, но сценический смокинг – он во-первых с блестящими стразами на лацканах, весь блестит, а во-вторых это смокинг только сверху. Снизу, там, где должны были быть брюки – на Юрико обтягивающие черные, под смокинг – шортики. Такие… микроскопические и только грань приличия позволяет называть это «шортики» а не трусики. Прямо из шортиков вырастают длинные ноги Юрико, затянутые в черные же чулки. Ах, да, самая важная часть костюма – это его спина. Вернее – отсутствие таковой. Вырез на спине этого смокинга трудно назвать вырезом, в нем видна практически вся Юрико… вплоть до изгиба в талии и ниже… намного ниже. Если приглядеться, то можно увидеть, как этот самый вырез заканчивается только там, где начинается другой разрез и всякий желающий может увидеть, что Юрико сегодня категорический противник вековой традиции ношения нижнего белья. Есть же у так называемый nobraclub, так тут и до трусов добрались. Впрочем, судя по отсутствию рубашки спереди этого смокинга – в том клубе она также является почетным членом.

– Смотришь… – констатирует факт Эйка, сидящая рядом: – вот у нее фигура все-таки… эх. И чего я такая старая? Двадцать семь лет! Еще три года, и я буду уже девушкой-остатком! Или… как там – последним мандарином на дне ящика… вот надо было замуж выходить, правильно мне матушка говорила – выходи замуж, а не ногами на сцене вот это все… кто тебя потом возьмет?

– Неправда – отвечаю я, не отрывая взгляда от разреза на спине у Юрико: – ты очень красивая и фигуристая. А опыт у девушки – это важно. Кроме того, вся эта суета с выйти замуж – это искусственно насаженный конструкт. Ты вот знаешь, что женщины вне брака живут дольше и чувствуют себя более счастливыми, чем те, кто в браке?

– А мужчины? – задает вопрос Эйка: – с ними что?

– Мужчины в браке наоборот живут дольше и чувствуют себя лучше. Вот и какого черта вы, женщины замуж стремитесь? Что там вам – медом намазано?

– Ну… замуж чтобы ребенка родить – отвечает Эйка: – тебе не понять, ты же парень. А я ребенка хочу… не сейчас, но в принципе.

– А причем тут замуж? – пожимаю плечами я: – заведи ребенка и все.

– Но … с мужем легче ребенка завести – отвечает Эйка: – знаешь, как все дорого? Школа, больница, университет… а потом ему еще и невесту искать и свадьбу праздновать, а такой как ты вырастет – так и несколько свадеб. Потом на внуков деньги тоже понадобятся… а все эти гаджеты знаешь сколько стоят? Одна робоняня…

– Ого – говорю я: – так если все дело в деньгах – тогда просто заработай побольше и все. Зачем тебе муж?

– Ой, да ничего ты не понимаешь – вмешивается Дездемона, стоящая неподалеку: – она вот и попробовала заработать… побольше. Вот, видишь, чего на себя напялила. В такой одежде ей только на Ёсивара стоять, да клиентов завлекать…

– Ничего подобного! – возражает Сора: – вполне прилично одета у нас Эйка-сан. Даже… вырезов особо и нет.

– Вот и я говорю – лыбится Дездемона: – в таком наряде ты, Эйка, клиентов себе не подцепишь. Вон, у Юрико учись… сколько разрезов. Там в разрезах вся Юрико видна…

– Вы просто завидуете, курицы – лениво отвечает Юрико: – вот Кента у нас говорит, что красота должна принадлежать народу, а у меня от народа нет тайн. Чего скрывать достояние республики? – и она проводит рукой по своему телу, словно представляя его на аукционе.

– Кента так говорит? – Сора кидает на меня быстрый взгляд, и я притворяюсь веником. Чем-то неодушевленным и не способным нести ответственность. Сама Сора сегодня у нас в своем неизменном офисном костюме, сама холодность, отстраненность и асексуальность. Деловая колбаса Сора. Наверное, компенсирует тот факт, что ночью она была крайне … эмоциональна. Потому с утра она на все пуговицы застегнута, дышать бедняжке трудно, наверное. Еще и шейный платок повязала… или это для того, чтобы синяки на шее скрыть? Органолептическим способом нашим научным коллективом было выяснено, что на белой коже Соры очень легко ставить засосы… и выглядят они чрезвычайно живописно.

– Мало ли что Кента говорит – быстро откликаюсь я, убедившись, что в мою неодушевленность и безответственность никто не верит: – это я теоретически. Исключительно так сказать в образовательных целях. Призывать я не призывал.

– О! Мико пришла… – тихим голосом говорит Эйка. Мико действительно пришла. Но в отличие от всех остальных, которые надели сценические костюмы и готовы покорять сцену, записываться на видео и аудио, рвать чарты и рейтинги – она даже не переоделась. Так и пришла в спортивном костюме, в котором валялась в кровати. И даже не причесалась. Я встаю и сажусь рядом с ней. За мной подтягивается Сора. Бросает на нас любопытный взгляд Юрико. Даже Нобуо прищуривается из своего угла.

– Не переживай ты так – успокаивающим голосом говорит Сора: – мы все сегодня за тебя проголосуем. Сегодня же домой поедешь. Верно, ребята? – ее поддерживает единый гул голосов. Конечно проголосуем, чего уж там. Мне вот, например, тоже тут уже надоело и дел полно, но свое место Мико я уступлю с легкостью. Есть парочка мыслей, что именно сделать… но я и отсюда могу кое-что урегулировать.

– Все будет хорошо – внезапно подает голос Нобуо из своего угла с игровой приставкой. Все смотрят на него, он пожимает плечами: – чего переживать? Все мы умрем. Мне Кента объяснил.

– Мы все умрем? Когда?! – поворачивается ко мне Эйка: – откуда такие сведения? Нас хотят отравить?! Боже, а я-то дурочка блинчики на завтрак поела, знала же что блинчики с утра это к дурному!

– Я вообще, чисто теоретически – отвечаю я. У нас с Нобуо до завтрака вдумчивая беседа была, в течении которой я ему свою точку зрения на мир изложил. Но что это мировоззрение так хорошо на его неиспорченный мозг ляжет – этого я не ожидал. Вот, наверное, мало его в школе били, но импринтинг получился и теперь Нобуо меня как авторитетную фигуру воспринимает.

– Честно скажу – отзывается Юрико, блистая из всех своих вырезов и разрезов: – это было неизбежно. Я прямо-таки чувствовала, что смерть приближается. Сами посмотрите – Наполеон умер, Александр Македонский тоже умер. Мария Кюри умерла, Маргарет Тэтчер умерла, и я тоже чувствую себя не очень хорошо…

– Маргарет Тэтчер умерла? – удивляется Сора: – когда?

– Ты чего? Давно уже. Лет десять, наверное, … ее автомобиль с принцессой Дианой переехал. – отвечает Юрико: – надо следить за коллегами по цеху.

– Вы меня не сбивайте с толку! – возмущается Эйка: – Кента, когда мы умрем?

– Если мы все равно все умрем, то надо наконец Кенту в душевую затащить! – оживает Дездемона: – а он если даже и напишет заявление об изнасиловании, то все равно до тюрьмы никто не доживет!

– Прямо надо его тащить куда-то – ворчит Мико: – да он впереди тебя побежит.

– После вчерашнего? Хм. Это вряд ли – замечает Кимико, которая сегодня почему-то в школьной матроске

– Никто не будет умирать. По крайней пока Кента меня из себя не вывел. – твердо говорит деловая колбаса Сора: – и вы тоже прекращайте панику сеять. Это у него философия бусидо. Все мы рано или поздно умрем, долг тяжелее свинца, смерть легче пуха. Все. И хватит об этом, а то я в зал за боккеном схожу. Или… – она поискала глазами вокруг в поисках подходящего предмета.

– А ты швабру вон возьми! – подсказывает ей Юрико, вот уж кому суету навести охота: – и шваброй их! По неокрепшей психике айдолов!

– Доброе утро! Внимание! – в зал легкой походкой влетает Шика, она бодра и уверена в себе. Значит вчера сумела-таки до дома добраться и нормально выспаться – думаю я, замечая и отсутствие теней под глазами и энергичность движений и даже новый костюм! Не выглаженный и выстиранный, а именно новый! Вон и этикетка торчит…

– Во-первых я хочу выразить благодарность всем участникам шоу! Наши рейтинги взлетели на уровень национальных чартов! Региональные давно были оставлены нами позади, и ближайшие конкуренты отстают от нас на девяносто семь баллов! Выйти на уровень национальных чартов – это несомненное достижение, которого у нашего отделения шоу «Токийский айдол» не было вот уже… ээ… никогда не было! За всю историю шоу. – тараторит сияющая Шика, она довольна, она счастлива, она видимо питается этими баллами рейтинга.

– Потому от лица администрации проекта и от моего лично – огромное вам спасибо! – и Шика кланяется нам всем в пояс. Краем глаза замечаю, что все «технические работники» со своими кепками, очками и масками на лице – тоже кланяются. Становится даже немного неловко – мы тут сидим кто как, а нам взрослые люди, специалисты – в пояс кланяются. Смотрю на Сору – вот кто у нас этический барометр. Сора – уже на ногах и склоняется в ответном поклоне, еще ниже. Вскакиваю на ноги и в свою очередь – совершаю поклон. Про себя думаю, что все еще не освоил культурный код, что тут делать и как реагировать. Надо просто повсюду с собой Сору таскать. Кстати – а это идея! Так сегодня и сделаю.

– Это вам огромная благодарность! – ведет алаверды Сора: – за потрясающую возможность проявить себя и узнать на что мы способны. От лица всех участников проекта я выражаю благодарность вам лично, Шика-сан за то, что позаботились о нас и администрации проекта – за предоставленную возможность участия в шоу.

– Нет-нет! – машет руками Шика: – это мы вам благодарны! Ведь начиная с этого дня наше региональное шоу будет транслироваться на национальных каналах! Это не просто успех, это триумф! И я отдельно хотела поблагодарить тебя, Сора-тян, за твое умение сохранять спокойствие в любых ситуациях… особенно, за твое благотворное влияние на Кенту-куна.

– Что? – хмурюсь я. На меня шикают – не мешай, мол, взрослые разговаривают.

– Это мой долг – скромно опускает глаза долу Сора и даже ручки эдак складывает перед собой, ну чисто милая горничная со своим «хозяйка, я сделаю все, что только скажете!». Я-то вот даже отсюда отлично вижу, что запястья у Соры – слишком широкие для милашки-горничной с кошачьими ушками, да и вены там выступают чуть побольше, чем должны были быть у домохозяюшки. Тело для кендо – тело только для кендо, да? Эти руки привыкли держать оружие, а она тут глазки потупила. Вот неспроста это «жжжжж», неспроста.

– Что тут происходит? – шепотом спрашиваю я у Юрико и та только рукой машет, мол не мешай, не видишь – происходит что-то. А я как раз вижу, что происходит, но расшифровать не могу пока. Ладно, подожду, пока мне на пальцах потом покажут, как для особо одаренных.

– И в дальнейшем я рассчитываю на тебя и твои усилия, Сора-тян! – кланяется Шика. Все. Какой-то пакт только что заключен, какая-та сделка, соглашение, что-то неуловимое витает в воздухе и мои синяки на бедре и заднице начинают ощутимо подергивать… не к добру.

– А во-вторых! – выпрямляется Шика-сан и ослепляет нас своей улыбкой: – сегодня у нас голосование! И встреча с участниками прошлогоднего шоу! Но, до вечера еще много времени и дел! Сегодня у нас запись выступлений участников… и только двое не подали никаких заявок на помещение и камеры – это Мико-тян и Кента-кун. Я прошу прощения, но вынуждена поинтересоваться – вы уже решили, что именно будете показывать в качестве номера для записи? У нас не так много времени для монтажа и репетиций, буквально семь часов с небольшим! И чем раньше мы предоставим материал в монтажную – тем больше мы облегчим труд нашим монтажерам и тем более качественную работу они сделают! Пожалуйста, Мико-тян, Кента-кун – скажите, что вы планируете показать и какое помещение или оборудование вам для этого необходимо?

– Мне необходим фургон со съемочной группой на двенадцать часов, две … нет четыре пары темных очков и катана. – отвечаю я: – такая, знаете, чтобы настоящая, желательно восемнадцатого века… хотя можно и новодел, но я верю в возможности студии. Нет, даже две катаны… – говорю я. Втайне надеюсь, что у Шики сейчас глаза округлятся, здесь катана – холодное оружие и запрещено до такой степени что аж страшно. Вот, казалось бы – где как не в Японии можно хотя бы дома саблю держать. Но нет – все жутко запрещено и большинство преступлений совершается либо хозяйственной утварью – кухонными ножами, отвертками и садовыми ножницами, либо спортивным инвентарем – бейсбольными битами, деревянными боккенами и прочим.