Текст книги "Загадки колдунов и властителей"

Автор книги: Виталий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

ТАЙНА ФАЛЬШИВОЙ МОГИЛЫ

В 1934 году археолог и искусствовед А.Д. Варганов, производя раскопки в подклете Покровского собора в Суздале, вскрыл детскую гробницу, находившуюся между гробницами некой старицы Александры (умерла в 1525 году) и старицы Софьи (умерла в 1542 году). Старица Софья – это бывшая московская великая княгиня Соломония Сабурова, жена Василия III, заточенная им в монастырь. Надпись на плите детской гробницы прочитать было невозможно. Она либо стерлась от времени, либо была затерта специально.

Каково же было удивление археологов, когда в погребении вместо скелета была обнаружена кукла, одетая в дорогую шелковую детскую рубашку, спеленатая шитым жемчугом свивальником, ныне хранящимся в Суздальском историко-краеведческом музее.

Какую же тайну скрывает это фальшивое захоронение?

Великий князь Московский Василий III (1479–1533) был старшим сыном Ивана III (1440–1505) и его второй жены греческой принцессы Софьи Палеолог. Именно при Василии III было завершено объединение русских земель вокруг Москвы, и его стали называть "царем всея Руси".

Еще будучи наследником престола, Василий выбрал себе невесту – Соломонию Сабурову, происходившую из старинного московского боярского рода. Свадьба состоялась в сентябре 1505 года, а уже 27 октября скончался разбитый параличом великий князь Иван III. Василий взошел на трон, а Соломония стала великой княгиней. Первые годы супруги прожили в полном согласии. Одно лишь тревожило Василия Ивановича – не было у них сына-наследника. Напрасно супруги ездили по монастырям, усердно молясь о "чадородии", напрасно делали богатые вклады в храмы и обители. Соломония оставалась бездетной.

Шли годы, и вполне реальной становилась перспектива передачи престола (после смерти великого князя) одному из его братьев. Отношения же между Василием III и его братьями, Юрием Дмитровским, Семеном Калужским, Дмитрием Угличским, Андреем Старицким были весьма сложными. Этим не раз пробовали воспользоваться соседние государства, в первую очередь Польша. В 1507 году литовские эмиссары обращались к Юрию Ивановичу, князю Дмитровскому, с посланием, откровенно подталкивающим его на борьбу за великокняжеский престол. Юрий Иванович не ответил на это послание, но сам факт подобного обращения показателен. Зимой же 1511 года калужский князь Семен Иванович пытался "отъехать" в Литву, чем вызвал ужасный гнев великого князя. Впрочем, история эта не получила широкой огласки. Василий III "перетряс людишек" в Калуге, самого же Семена опале не подверг, поддерживая видимость согласия в великокняжеском семействе. В такой ситуации бездетность великокняжеской четы превращалась в важнейшую политическую проблему.

После долгих сомнений и колебаний Василий III "заради бесчадия" Соломонии решил развестись с нею и постричь ее в монастырь.

Однако добиться развода было не просто даже великому князю. Уход в монастырь одного из супругов дозволялся Православной церковью лишь при обоюдном согласии обоих супругов, причем ни о каком новом браке при живой жене, даже принявшей постриг, речи быть не могло. Соломония же согласия на развод и пострижение не давала, обвиняя в бесплодии самого Василия Ивановича.

Обращение к Константинопольскому патриарху, как главе мировой православной церкви, ни к чему не привело. Патриарх не дал разрешения на развод.

Тогда Василий III обратился к московскому митрополиту Даниилу, более политику, чем духовному пастырю, который и ранее оказывал великому князю разного рода услуги. Митрополит нашел оправдание для развода, заявив: "Государь! Неплодную смоковницу посекают: на ее место садят иную в вертограде". Дал он и разрешение на повторный брак.

Был начат розыск о "неплодстве" Соломонии. Сохранилась до наших дней "Сказка Юрья Малого и Стефаниды резанки, Ивана Юрьева сына Сабурова, и Машки кореленки, и иных про немочь великие княгини Соломониды".

В "сказке" говорится о том, что Соломония с помощью колдовства пыталась приворожить своего мужа – великого князя. Роковыми же для княгини стали показания ее брата Ивана, заявившего на следствии: "И сказывала мне женка Стефанида, что у Великой княгини детям не бытии". Участь Соломонии была решена.

Пострижение княгини состоялось 29 ноября 1525 года в Рождественском монастыре. По официальному сообщению, великая княгиня приняла постриг добровольно, но на самом деле Соломония отчаянно сопротивлялась. Во время совершения обряда она сорвала с себя монашеский куколь и топтала его ногами. Тогда боярин Шигона избил ее хлыстом! Отчаявшись, Соломония позволила облачить себя в монашеские ризы, но заявила: "Бог видит и отомстит моему гонителю". Так великая княгиня Соломония стала смиренной старицей Софьей.

Многие бояре и церковники осуждали великого князя за развод с Соломонией, среди этих людей были такие известные деятели, как ученый монах Максим Грек, князь-инок Вассиан Патрикеев, князь Семен Курбский, боярин Иван Берсень-Беклемишев и многие другие. Берсень-Беклемишев даже ходил с протестом к самому великому князю, но тот прогнал его с глаз. Сочувствовали Соломонии и многие простые москвичи. Она даже стала героиней нескольких народных песенных "плачей". Популярность опальной княгини раздражала Василия III, и он сослал ее в Покровский монастырь в Суздаль.

Избавившись от Соломонии, Василий III зимой 1526 года женился на юной княжне Елене Васильевне Глинской. Красавица Елена воспитывалась в немецких обычаях, которыми славился дом ее дяди Михаила. Желая понравиться невесте, Василий III, отступив от русских обычаев, сбрил бороду, чем поверг в изумление своих приближенных. И все началось по новой…

Снова супруга великого князя начала пешком обходить монастыри и святые места, раздавая богатую милостыню, молясь о "чадородии", ибо подобно Соломонии Елена также не мота забеременеть. Именно в это время по Москве поползли слухи, что Соломония в Суздале родила сына Георгия. Это было подобно разорвавшейся бомбе. Молодая царица и ее родственники Глинские впали в ярость. Началось расследование.

Выяснилось, что слух распространяла жена казначея Юрия Малого и жена постельничего Якова Мансурова. Им будто бы говорила Соломония о своей беременности еще в бытность в Рождественском монастыре. Василий III приказал обеих женщин наказать плетьми, а в Суздаль отправили дьяков Путятина и Ракова узнать о правильности появившегося слуха. Однако Соломония отказалась показать им сына, заявив, "что они недостойны того, чтобы глаза их видели ребенка, а когда он облечется в величие свое, то отомстит за обиду матери". В Суздаль послали еще одно посольство из бояр и церковных иерархов, но о его результатах не сохранилось никаких сведений.

Елена Глинская забеременела, когда Василий III отчаялся обрести наследника и был готов завещать престол князю Федору Мстиславскому. 25 августа 1530 года у Василия и Елены родился сын, нареченный Иваном, будущий Иван IV, Грозный, а 30 октября 1532 года родился второй сын Юрий.

Великий князь торжествовал. Все противники второго брака были сурово наказаны. Князя-инока Вассиана Патрикеева заточили в монастырскую тюрьму, боярину Берсеню-Беклемишеву отрубили голову, дьяку Федору Жареному отрезали язык, Максима Грека заточили в монастырь с запрещением писать что-либо…

Василий III умер 4 декабря 1533 года. Смерть его была ужасной. Болезнь началась с маленького, размером с булавочную головку, чирья на бедре, из которого развился воспалительный процесс с чудовищным нагноением. Великий князь умирал, буквально истекая гноем. После смерти мужа Елена стала правительницей Руси при трехлетием Иване IV. Фактически же управлял государством фаворит Елены князь Иван Оболенский. Злые языки утверждали, что именно он и был настоящим отцом Ивана Грозного. Брат Василия III Юрий Дмитровский был арестован и умер в темнице. Другой брат, Андрей Старицкий, был "уморен под железной шапкой" (малоизвестный русский аналог "железной маски"). Даже своего дядю Михаила Глинского правительница Елена посадила в "поруб", едва он осмелился осуждать ее за связь с Оболенским. Не забыла Елена и о Соломонии: ее сослали в Каргополь, где она содержалась уже в тюремных условиях.

Елена Глинская скоропостижно скончалась 3 апреля 1538 года, моща Ивану IV было всего восемь лет. Бояре немедленно заточили в тюрьму Ивана Оболенского, а государством стали править, совершенно не считаясь с малолетним царем, князь Василий, Иван и Андрей Шуйские. Соломонию вернули назад в Суздаль. Это был удобный момент, когда мог бы появиться ее сын, если таковой, правда, был, но он не появился. Соломония умерла в 1542 году, унеся в могилу свою тайну. В 1650 году патриарх Иосиф объявил Соломонию святой.

* * *

Так был у Соломонии сын или нет?

Трудно ответить на этот вопрос однозначно. Возможно, что Соломония, дабы досадить мужу, распустила слухи о рождении сына, а потом, испугавшись наказания за обман, инсценировала похороны несуществовавшего "умершего" ребенка. Однако для того чтобы церковь пошла на подобную фальсификацию и допустила фальшивое погребение в стенах храма, требовались большие основания, чем жажда мести бывшей великой княгини. Могло быть и так, что Соломония при покровительстве церковников спрятала сына, отдав его верным людям. Ребенку грозила явная опасность. Глинские пошли бы на все, чтобы уничтожить младенца. В этом случае фальшивое захоронение в Суздале вполне объяснимо. Историк и археолог С.Д. Шереметьев был убежден в том, что Соломония родила сына. Он утверждал, что она сама стремилась уехать в Суздаль, чтобы там разрешиться от бремени и уберечь ребенка от возможных преследований со стороны новой родни великого князя.

Однако большинство историков и в прошлом, и сегодня склонны считать, что у Василия III от первого брака детей не было и что царевич Георгий – чистой воды легенда, рожденная в недовольных церковных и придворных кругах. По нашему же мнению, пролить свет на эту загадку могут обстоятельства последующего царствования, когда Русью правил Иван Грозный.

Любой исследователь, внимательно изучавший документы той эпохи, без сомнения обратит внимание на странную деталь. Иван Грозный был чуть ли не единственным в России монархом, который всерьез помышлял об эмиграции. Именно с целью найти убежище за границей он предлагал "руку и сердце" английской королеве Елизавете, а получив вежливый отказ, стал искать руки ее племянницы Марии Гастингс. Когда же и этот брак не состоялся, царь говорил, что он готов забрать казну и уехать в Англию, даже не связывая своего выезда с браком.

Вел Иван Грозный секретные переговоры о предоставлении ему убежища и с австрийским императором Максимилианом. Для этого он использовал уполномоченного по торговым делам Баварского герцога в Любеке Вейта Центе. Желая произвести на немца благоприятное впечатление, царь Иван утверждал, что титул "боярин" происходит от слова "баварец", и измыслил себе абсолютно нелепое родословие, призванное доказать, что русский царь по крови природный германец.

Столь странное поведение русского государя позволило его откровенному недоброжелателю, историку Костомарову, утверждать, что царь написал завещание, в котором передал все свое наследие Габсбургам. Этот документ не обнаружен, и поверить в это трудно, но, как отмечал историк Валишевский, даже в самых нелепых баснях часто содержится зерно истины.

Каковы же были причины этой неуверенности и даже страха за свой трон и жизнь, которые заставляли русского царя, столпа православия и защитника веры, превращаться то в завзятого англомана, то в германофила?

По нашему мнению, причиной этому могло быть то обстоятельство, что Иван Грозный знал: у него есть сводный старший брат, который мог по праву претендовать на трон Василия III. И находится он в полной недосягаемости для Ивана Грозного, иначе дни царевича Георгия были бы сочтены.

Возможно, именно страхом перед неведомым братом объясняются многие личные качества царя, такие как подозрительность, склонность всюду видеть заговоры, истеричность, подверженность резкой смене настроения, чрезмерная суровость в отношении подданных, когда жестокость наказания мало соизмерялась с тяжестью проступка. Постоянно ходившие при дворе слухи, будто настоящим отцом царя Ивана был не Василий III, а фаворит его матери, уверенности и спокойствия царю, разумеется, не прибавляли.

Трагическая судьба великой княгини Соломонии породила народную легенду о том, что выросший царевич Георгий, мстя семейству своего отца, стал знаменитым атаманом Кудеяром во главе ватаги разбойников, грабившим богатых бояр и купцов. Это предание легло в основу романа Н. Костомарова "Кудеяр". В конце романа Кудеяр, желая отомстить Ивану Грозному, принимает ислам, становится одним из мурз крымского хана и даже участвует в набеге Давлет-Гирея на Москву.

Никаких подтверждений эта романтическая версия, конечно, не имеет. Единственный документ, где упоминается некий Кудеяр, – это письмо Ивану Грозному из Крыма от опричника Васьки Грязного, попавшего в плен к татарам. Грязной был человеком невероятно хвастливым и легкомысленным. В том же письме он уверяет царя, что в бою насмерть покусал (!) шестерых татарских воинов, а двадцать двух перекусал, но не до смерти. То, что Грязной в письме называет этого Кудеяра "государевой собакой, изменником", многие историки восприняли как доказательство того, что он был ренегатом, принявшим мусульманство и перебежавшим к татарам. Скорее всего, упомянутый в письме Кудеяр происходил из казанских татар, не принявших власти русского царя и бежавшего к единоверцам в Крым. Следует отметить, что схожие имена (Кудя, Кутря, Кутряй и т. п.) довольно часто встречались среди крымских и ногайских татар. Косвенно об этом же свидетельствует и то, что народные предания об атамане Кудея-ре характерны для Южной России, Поволжья и Малороссии, то есть районов, в течение многих веков подверженных набегам степняков. В Центральной и Северной России эти легенды фактически не отмечены. Так что, возможно, какой-нибудь Кудеяр и разбойничал на русских просторах, но к Василию III и Соломонии он отношения не имел.

Какой же могла быть настоящая, не литературная судьба царевича Георгия?

Чтобы разобраться в этом, надо обратиться к происхождению, как это ни странно, Елены Глинской, второй жены Василия III, матери Ивана Грозного.

Ее отцом был Василий Львович Глинский, родовитый украинско-литовский магнат, а матерью Анна Якшич – одна из дочерей знатного сербского воеводы Стефана Якшича. Вторая дочь Стефана Якшича, Елена, была замужем за Иованом, сербским деспотом Сирмии (современный Срем). Сирмия была последней сербской территорией, свободной от Турции, но зависимой от Венгерского королевства. От брака Иована и Елены родились три дочери: одна из них вышла замуж за волошского воеводу Петра, другая за князя Ивана Вешневецкого, третья – за князя Федора Владимирского. Брат Иована Георгий (Джурдж) принял монашество и иноческое имя Максим. В 1503 году он занял Угровалахский митрополичий престол, фактически возглавив Сербскую православную церковь на землях, подвластных Венгрии. Оба брата были сыновьями сербского деспота Стефана, ослепленного по приказу турецкого султана Мурада. А их дедом был Георгий Бранкович – последний независимый правитель Сербии.

Мы так подробно остановились на родственных связях Елены Глинской, чтобы показать, что за спиной молодой царицы скрывались не только связи с украинской и литовской аристократией, но и мощные связи с представителями сербской знати. К моменту вступления Елены в брак с Василием III сербского государства, как и прочих балканских государств, попавших под турецкое иго, уже не существовало. Хранительницей традиций сербской государственности и культуры стала Сербская православная церковь. Именно вокруг церкви собирались все, кто был готов продолжать борьбу против турок.

Брак Василия III и Елены Глинской давал основания надеяться на тесную связь между московским государем и влиятельными сербскими родами, на поддержку православной Россией сербской церкви и борьбы югославян против османского владычества в целом. Но в среде греческого православного духовенства известие о разводе Василия III и его намерение жениться на Елене Глинской было встречено с ужасом.

Константинопольская патриархия наотрез отказалась дать разрешение на развод и благословить второй брак великого князя. По сей день историки утверждают, что греческие монахи выступали против развода по чисто религиозным мотивам, на самом же деле основа конфликта лежала глубже.

Возможная поддержка Россией борьбы сербов против турок не могла не отразиться на положении Греческой православной церкви, которая в это время существовала в относительно стабильных условиях и даже пользовалась некоторыми правами экстерриториальности в Османской империи. Греческие иерархи опасались возможных гонений со стороны турецких властей. Была и вторая, более прозаическая, но не менее важная причина страшиться второго брака Василия III.

После падения Константинополя под ударами турок в 1453 году Россия как православная держава считалась преемницей Византии. Эта преемственность была частью официальной политики Москвы и была закреплена браком между Иваном III и Софьей Палеолог, наследницей византийских императоров. Русская православная церковь, несмотря на свою фактически полную независимость, признавала почетное первенство Константинопольской патриархии, и наибольшая доля пожертвований, которые московские государи посылали православным единоверцам, томящимся под властью османов, поступала греческим монастырям. Теперь же ситуация могла измениться, и поток русских благодеяний мог пролиться на Сербскую православную церковь в ущерб Греческой.

В своем неприятии второго брака Василия III греческие священнослужители перешли границу всех приличий. Афонский старец Максим Грек, кстати, живший в то время в России, написал послание к турецкому султану, в котором призывал его начать войну против России.

В подобной ситуации рожденный Соломонией ребенок был сильным козырем в руках прогречески настроенных священнослужителей, которых в России было немало. Именно они могли организовать фальшивое погребение в суздальском Покровском соборе и достаточно надежно спрятать мальчика от людей великого князя. С большой долей вероятности можно говорить о том, что и сам Василий III прекрасно знал, что Соломония родила от него сына. Ведь мог же он заявить, что Соломония согрешила, будучи монахиней, и родила ребенка неизвестно от кого. Но великий князь не пытался обвинить жену в прелюбодеянии и нарушении монашеских обетов. Очень вероятен сговор, своего рода полюбовное соглашение между Василием III и прогречески настроенными епископами. Великий князь обещал не лишать своих благодеяний Греческую православную церковь, а монахи объявляли Георгия умершим. В таком случае царственный ребенок оставался в руках монахов в качестве залога выполнения Василием III своих обязательств. Тогда понятно отсутствие отчета второго посольства, посланного в Суздаль для выяснения обстоятельств рождения Соломонией сына. По вполне понятным причинам отчет был уничтожен по приказу Великого князя. Ребенка же, вероятно, позже вывезли из России и скрыли в одном из греческих монастырей. Очевидно, что Георгию в России угрожала большая опасность, особенно после того, как в 1533 году на русский престол взошел малолетний Иван IV, и власть фактически оказалась в руках Елены Глинской, ее фаворита Оболенского и боярского опекунского совета.

Можно только предполагать, сколь долгую жизнь прожил Георгий. Дожил ли он до смерти своего племянника Федора Ивановича, до восшествия на русский престол Бориса Годунова? Георгию в это время могло быть 73 года. Возраст весьма преклонный, до которого в те времена доживал не каждый. Но, судя по всему, он так никогда и не решился предъявить свои права на русский престол.

УГЛИЧСКАЯ ТРАГЕДИЯ

(Новое прочтение старого судебного дела)

Само появление на свет царевича Дмитрия Иоанновича было сопряжено с обстоятельствами, обещавшими ему нелегкую судьбу. У царя Иоанна Васильевича Грозного не оказалось достойного наследника. Непригодность к царствованию его незлобивого, богомольного сына Федора была столь очевидна, что еще при жизни Иоанн Васильевич назначил при будущем царе регентский совет из пяти вельмож, связанных с царским домом родственными узами. В числе их были Иван Мстиславский, Иван Шуйский, Никита Юрьев и Борис Годунов, который после смерти Грозного стал единоличным правителем России при слабохарактерном монархе.

Столь непростая сама по себе ситуация осложнялась тем, что у царя Федора был полуторагодовалый сводный брат Дмитрий, который жил в назначенном ему для проживания Угличе вместе со своей матерью Марией Нагой – шестой или седьмой женой Иоанна Грозного. Хотя они и были обвенчаны, брак их с точки зрения Русской православной церкви не мог считаться законным, и Дмитрия, строго говоря, следовало бы считать незаконнорожденным и именовать не царевичем, а лишь удельным угличским князем.

К этим внешним предвестникам драматической судьбы добавлялись и внутренние: царевич отличался неустойчивым, переменчивым характером; бывал то чрезмерно агрессивен, то чрезмерно ласков, даже прилипчив к окружающим его близким людям. И в дополнение ко всему страдал тяжелейшими приступами эпилепсии, как тогда говорили, "черной немочи", или "падучей".

О том, что произошло в этот день в Угличе, большинство из нас наслышано благодаря пушкинскому "Борису Годунову" и пьесам Алексея Константиновича Толстого. Немало писали об этом и историки, разработавшие три основные версии угличской драмы. Согласно первой версии, царевич погиб от несчастного случая, наткнувшись на нож во время эпилептического припадка. По второй – он был убит московскими служивыми людьми по тайному приказу Бориса Годунова. По третьей версии, абсолютно лишенной исторического обоснования, царевича пытались убить, но он спасся. В 70-х годах прошлого века появилась четвертая версия: историк Владимир Кобрин доказывал, что царевич Дмитрий был убит по приказу Годунова, но наемники, зная об обострении эпилепсии у царевича, дали намеренно ему в руки нож во время игры в "тычки" и спокойно ждали, когда во время припадка он сам лишит себя жизни, избавив их от "грязной работы". Наиболее вероятным убийцей, вручившим ребенку-эпилептику нож, Кобрин считал мамку царевича Василису Волохову. Однако при внимательном рассмотрении становится ясно, что все четыре версии могут оказаться абсолютно несостоятельными…

Московский бунт, кровавый и беспощадный

В ночь на 17 мая 1606 года над Москвой загудел набат. Разбуженные москвичи толпами устремились в Кремль; то здесь, то там мелькали мрачные лица стрельцов и ратных людей. Раздавались крики: «В Кремле пожар!», «Бояр режут!», «Долой самозванца!»… Иноземные алебардщики, попытавшиеся оттеснить толпу от входа в царские покои, были мгновенно смяты, и возбужденные люди ворвались во дворец. Спасаясь бегством, царь выпрыгнул из окна во двор, но ему не повезло: при падении он сломал ногу, разбил голову и грудь. Снова втащенный в покои, он был застрелен из пищали, и толпа сомкнулась над трупом. Его били палками, пинали. «Ишь, латынских попов навез в Москву!» «На полячке женился!» «Казну московскую вывез!»

На привязанной к ноге веревке труп вытащили на Красную площадь и бросили на потеху толпе, а тем временем в городе началось побоище. Еще накануне были помечены все дома, в которых расположились поляки, и теперь началось повальное истребление иноземцев. Наутро на улицах и площадях столицы было подобрано более трех тысяч убитых поляков и переметнувшихся на их сторону москвичей. Тело же самого царя три дня провалялось на площади, после чего его зарыли, но через неделю снова выкопали, изрубили на куски и сожгли. Пеплом зарядили пушку и выстрелили из нее на запад, в сторону Польши" откуда пришел этот злосчастный царь…

Так страшно и кроваво закончилось недолгое царствование человека, под именем Дмитрия I возведенного на престол усилиями польского королевского дома и некоторых русских бояр. Так сгинул человек, доказывавший, что настоящий царевич Дмитрий, сын Иоанна Грозного, есть именно он, а не тот девятилетний мальчик, который был зарезан в Угличе за пятнадцать лет до этого.

Что же произошло в Угличе 15 мая 1591 года?

По некоторым сведениям, 12 мая у царевича был припадок. Через два дня ему полегчало, и мать брала его с собой в церковь. В субботний день мать сводила сына к обедне и после возвращения из церкви отпустила его погулять во внутренний двор с мамкой Василисой Волоховой, кормилицей Ариной Тучковой, постельницей Марией Колобовой и четырьмя сверстниками.

Около полудня весь Углич разошелся по домам на обед. Уехал к себе из дьячей избы Михаил Битяговский, вслед за ним разошлись по домам и его подчиненные – дьяки и писари. Отправились домой и братья царицы Михаил и Григорий Нагие и их дядя Андрей Александрович Нагой. Во дворце слуги уже понесли кушанья в верхние палаты, когда прислужники у поставца с посудой увидели бегущего со всех ног сверстника царевича Петра Колобова, который кричал, что царевич Дмитрий погиб.

Первой к кормилице, державшей на руках уже мертвого мальчика, подбежала царица Мария. Весь свой гнев и отчаяние она выплеснула на мамку Василису Волохову, избивая ее подвернувшимся под руку поленом. Именно в этот момент и были названы имена предполагаемых убийц. Царица "почала ей, Василисе, приговаривать, что будто ее сын ее Осип с Михайловым сыном Битяговского да Микита Качалов царевича Дмитрия убили".

Ударили в набат. На звон колоколов в Кремль стали сбегаться горожане. Многие были вооружены рогатинами, топорами, саблями. Вскоре появились Михаил, Григорий и Андрей Нагие. Крики царицы о том, что ее сына убили, сделали свое дело. Толпа, возглавляемая Нагими, бросилась избивать тех, кого сочла виновниками преступления.

Михаил Битяговский, пытаясь успокоить толпу, начал было отвечать на обвинения, но это лишь еще больше распалило людей. Битяговский попытался укрыться на колокольне, но пономарь запер перед ним дверь. Тогда Битяговский и его помощники Никита Качалов и Данила Третьяков заперлись в "брусяной избе", но толпа выломала двери и убила служивых. Данилу Битяговского вытащили из дьячьей избы, Осипа Волохова схватили в доме у Битяговских. Их привели к царице и убили у нее на глазах. Дом Битяговских был разграблен, а жену Михаила и двух его дочерей спасло только заступничество монахов. Всего в этот день было убито четырнадцать человек.

Было ясно, что из Москвы вот-вот приедут государевы люди для дознания и потребуют доказательств вины убиенных. Михаил Нагой развивает бурную деятельность: по его приказу на тела убитых кладут ножи и палицу, найденную в доме Битяговского; чтобы это оружие имело более впечатляющий вид, клинки натирают куриной кровью.

19 мая в Углич прибыла комиссия, которую формально возглавлял митрополит Сарский и Подонский Геласий, но фактически следствием руководит Василий Иванович Шуйский. Московские власти жестоко покарали участников угличского бунта: братьев Нагих сослали в отдаленные города и заточили в острогах, царицу Марию постригли в монахини и отправили в дальний монастырь, пострадали и многие угличские обыватели. Решение же комиссии гласило, что царевич Дмитрий погиб в результате несчастного случая во время приступа "падучей". 2 июня 1591 года "Освященный собор" и боярская дума объявили: "Царевичу Дмитрию смерть учинилась Божьим судом".

Мнение судебно-медицинского эксперта профессора Е.Х. Баринова

"В следственном деле нет описания раны царевича Дмитрия. Большинство очевидцев видели его бездыханным на руках близких либо на отпевании в храме. В церкви, где царевич был облачен во все положенные по чину одежды, свидетели отмечали, что на шее царевича была видна кровь, но не более того. Даже Василий Иванович Шуйский, возглавлявший следствие, судя по материалам комиссии, тела убитого не осматривал. В документах нет показаний относительно ранения ни Волоховой, ни Тучковой, а ведь они первые «констатировали» смерть ребенка. Нет показаний по этому поводу и вдовствующей царицы Марии Федоровны.

Почему тело царевича не осматривал лекарь?

Конечно, смешно требовать от следствия XVI века того, что считается естественным и необходимым в наше время. В те времена медики привлекались к дознанию далеко не всегда, не были они привлечены и на этот раз. Нет в деле и показаний людей, которые обмывали тело перед отпеванием. Но хотя современный медик мало что может почерпнуть из документов следствия, кое-что установить можно.

В медицинской практике часто встречаются случаи припадков эпилепсии, когда больные бывают застигнуты приступом внезапно в самом неожиданном месте. Зачастую эпилептики наносят себе достаточно тяжелые телесные повреждения при ударах о землю и окружающие предметы. Все это как будто подтверждает версию о несчастном случае или версию Кобрина об "убийстве без убийц", но есть тут одно "но"…

Медицинская практика ни разу, подчеркиваем, ни разу, не зафиксировала случая смерти, подобного смерти царевича Дмитрия. Да, больные эпилепсией часто получают травмы во время приступов, но ни один из них не получил поранения от ножа, сжимаемого собственной рукой! Если такое действительно произошло с Дмитрием, то случай этот уникален, поэтому вряд ли заговорщики могли рассчитывать на реализацию столь тонкого и ненадежного плана. Скорее всего они прибегли бы к более простому и верному, "традиционному" способу.

Таким образом, медицинская статистика если не полностью опровергает, то делает в значительной степени несостоятельными как версию Кобрина об "убийстве без убийц", так и первую официальную версию о несчастном случае во время приступа "падучей". Перед нами очевидное, хотя и крайне запутанное убийство".

Кто же убийцы царевича?

Впервые их имена выкрикнула царица Мария. Она назвала Михаила Битяговского, Осипа Волохова и Никиту Качалова, хотя ни один из них не был схвачен на месте преступления. Более того, ни одного из них в момент убийства не было в Кремле! Михаил Битяговский и Никита Качалов, услышав о происшедшем несчастье, прибежали в Кремль и пытались уговорами успокоить возбужденную толпу горожан. Данилу Битяговского обнаружили в дьячьей избе, а Осипа Волохова – в доме Битяговских.

Будь эти люди действительными убийцами, они попытались бы своевременно скрыться. А как поступают они? Уговаривают народ, потом норовят запереться в помещениях на территории Кремля. Впрочем, поначалу толпа не проявляла агрессии по отношению к ним – до тех пор, пока не приехали Нагие. А уж у них-то были основания для ненависти к Борису Годунову.