Текст книги "Без лица (СИ)"

Автор книги: Виталина Кулишева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Чувствую себя победителем на мгновение, пока сильные руки на смыкаются на моей талии и не оттаскивают от Мии. Я кричу, извиваюсь, но у Алекса крепкая хватка. Мне удается вывернуться и ударить его ногой в колено.

– Ева, – выплевывает он мое имя.

Хватка Алекса слабеет, я вырываюсь из его рук, чувствуя вкус победы ровно до тех пор, пока он не выпрямляется. Безлицый замахивается, и прежде чем я успеваю сообразить, что мне нужно увернуться от удара, проваливаюсь в темноту.

18

Наша история не богата на события. Всем известно о Великой войне и ядерном оружии, которое использовали для победы.

Запад всегда соперничал с Севером за первенство. Были теракты, гражданские войны, различные нападения, введения войск на территорию противника. Все, что только может случиться, чтобы спровоцировать войну. Спустя несколько лет вражды она началась.

Из-за ядерного оружия люди погубили огромные территории, лишили жизней множество семей, превратили в руины города и погребли все трупы под горой пепла и пыли.

Если то, что произошло дальше можно назвать победой, то именно ее и завоевал Север, посему именно в Северной резервации находится Столица. Откуда прибыли Безлицые и куда они вернутся.

Жалкие клочки земли были превращены и названы Резервациями, а выжившие в войне были нашими предками. Они положили начало системе, приняли меры по восстановлению мира, который уже никогда не сможет стать прежним.

Это то, что нам рассказывали в школе, но не все это было правдой.

Нам не говорили, что когда-то давно, до войны мир был свободным. Люди были другими, никого не выкидывали, как мусор в неизведанные земли, полные каннибалов. Каждый имел право на слово и свое мнение, ему не отрезали язык за ложь или произнесенные в ярости гневные высказывания. Об этом я узнала от отца.

Все это было настолько давно, что люди просто напросто забыли, что мир был иным. Он отличался от нашего свободой выбора, слова и любви.

Я проклинаю все Чистилище и того, кто его создал; проклинаю Содержательный дом и того, кто одобрил идею продажи женского тела; проклинаю Резервации и тех, кто причастен ко всем несправедливостям, с которыми сталкиваются мирные жители; проклинаю Безлицых и тех, кто имеет с ними общие дела.

Я проклинаю Алекса.

Голова раскалывается от боли. Одну сторону лица жжет так, словно меня поцеловало солнце. Сильная усталость накатывает волной с такой силой, что глаза не получается открыть. По крайней мере, не с первого раза. Дыхание сбивается. Я пытаюсь подать голос, но вместо слов вылетают непонятные звуки. Во рту, как в Южной резервации полнейшая засуха.

– Воды, – прошу в темноту.

Еле слышное шуршание, а затем спустя мгновение загорается настольная лампа. Свет ослепляет, я зажмуриваюсь от боли.

– Ох.

Кто-то тянет меня вверх, заставляя сесть повыше.

– Выпей, – сдавленный голос Алекса заставляет меня задрожать. – Станет лучше.

Я мгновенно раскрываю глаза, невзирая на сильную пульсацию в висках. Алекс подходит ко мне со стаканом воды в одной руке и таблеткой в другой. Смотрю на него и встречаюсь с ним взглядом.

Бабочки щекочут стенки живота изнутри, но я стремительно их игнорирую. Этот поезд давно ушел. Я была всего лишь временной остановкой для Алекса.

– Ничего не хочешь мне объяснить?

Безлицый отводит взгляд и тяжело вздыхает. Алекс садится на рядом стоящее кресло.

– Не сейчас, – он ставит воду на прикроватный столик и проводит свободной рукой по волосам.

Я откидываюсь на спинку кровати и вздыхаю, еле сдерживая слезы. Мне больно смотреть на Алекса. Трудно представить, что он предал меня. Я как никогда нуждалась в помощи, а теперь узнала, что моя сестра умерла неслучайно. Ее убила Мия.

– Мне тяжело быть рядом с тобой, – шепчу я.

Алекс наклоняется ко мне. Он берет мою руку в свою. Это нельзя ни с чем сравнить. В моем словарном запасе нет таких слов, которые можно употребить, чтобы описать его прикосновения, противные и желанные одновременно.

Безлицый оставляет таблетку в моей ладони и подает стакан с водой.

– Тебе станет легче, – шепчет он мне на ухо. – Потерпи немного. Скоро боль пройдет.

Я быстро проглатываю таблетку и опустошаю стакан.

– Я не дура, Алекс. Ты связан с Мией, а она убила Рейчел. Можешь не отрицать очевидное.

Но он даже не пытается. Я жду, когда он скажет свое слово против моего, но этого не происходит. Не спустя несколько секунд, ни минут. Прикусываю губу, чувствуя прилив злости и горечи, вставший в горле. Я не верю, даже не хочу поверить, что только что попала в точку.

– Ты был моей надеждой, но что с тобой стало, Алекс?

Мои руки трясутся от злости. Но я не могу отступить и, признаться, не хочу.

Алекс не смотрит на меня, он даже не пытается возразить. И только сейчас до меня доходит осознание того, что все произошедшее действительно не является случайностью.

– Я долгое время не могла понять, в чем причина этих ужасных событий. Убеждала себя, что ты не имеешь к этому ни малейшего отношения, но ты все этой время кормил меня наглой ложью. Ты настолько труслив, что даже не можешь ответить мне сейчас, – я задерживаю дыхание, не в силах сдержать подкатившие слезы. – Ты – мальчик на побегушках, в то время как я – девушка по вызову. Что же между нами произошло, Алекс? Влечение двух проституток?

Алекс встает с места и выключает свет. Я слышу его отчетливо раздающиеся шаги. Он уходит. Силуэт в темноте еле различим, но я вижу его. Хотя могу обманывать себя, возможно, я просто его воображаю.

– Мне очень жаль тебя, – шепчу не в силах произнести слова громче.

– Ты больше не хочешь меня видеть. Я прав?

Еле сдерживая слезы, заставляю себя глубоко вздохнуть и звучать голос настолько убедительно, как это только возможно.

– Я никогда не смогу этого захотеть.

Безлицый был прав. Мне стало лучше. Когда я просыпаюсь после того, как приняла таблетку и уснула, чувствую себя недостаточно хорошо, но голова больше не раскалывается так, словно она фарфоровый сервиз, который роняют о бетонный пол.

На этот раз я готова услышать то, что Безлицый обещал мне рассказать. Не собираюсь пускать сопли, не собираюсь драться. Все это больше не имеет никакого значения. Они могут меня убить, я не успею и глазом моргнуть. Боль и непрекращающиеся страдания настолько осточертели, что мне уже все равно. Хуже уже не будет.

Комната, в которой я нахожусь, непохожа на бункер. В отличие от прошлого раза, сейчас я проснулась в дневное время. Я лежу на кровати в одной из многих комнат для Безлицых.

Протираю глаза и пытаюсь встать. Голова кружится, я останавливаюсь. Сажусь, но спустя мгновение вновь поднимаюсь. Прохожу к двери и дергаю за ручку.

Заперта с другой стороны.

– Ну, и идите на хрен! – кричу я в дверь, надеясь, что меня услышат.

Подумав, что дальше делать, я предполагаю, что лучшим решением будет принять душ.

Зайдя в ванную комнату, первым делом включаю горячую воду. Не собираюсь мыться второпях, времени у меня предостаточно. Закрываю на замок дверь и решаюсь посмотреть на себя в зеркало.

Вид у меня оставляет желать лучшего. Волосы растрепаны, расчесав их пальцами, обнаруживаю множество выдранных локон. На месте, куда меня ударил Безлицый красуется огромных размеров красно-синий синяк, который, как я предполагаю, никакой пудрой не замаскируешь.

За дверью слышны шаги. А затем кто-то пытается открыть дверь, дергая за ручку.

– Ева, – раздраженный тон Дмитрия выдает его с головой. – Открой дверь.

К своему удивлению я начинаю смеяться.

– А если нет? Что ты сделаешь?

Безлицый чертыхается и настойчиво стучит.

– Впусти меня.

Я поворачиваю кран, и струя воды усиливается. Шум, создаваемый трубами, и напором практически заглушает голос Дмитрия.

– Прости, но я тебя совсем не слышу! – кричу в дверь. – Я поговорю с тобой, как только приму ванну.

Моюсь я очень тщательно и очень долго. Не специально, просто горячая вода поглощает все желание с кем-либо говорить.

Спустя вечность для Дмитрия и мгновение для меня, я все-таки выхожу из ванной, выпуская в комнату не одну струю пара.

Поняв, что не слышу голоса Дмитрия, поднимаю глаза и вижу того, кого никогда не думала встретить. Того, с кем прежде никогда не встречалась лицом к лицу.

Темные волосы забраны в высокий хвост. Она не улыбается, черты лица из когда-то милых, превратились в острые. Множество мимических морщин и шрам над бровью портят красоту минувших лет. Правый вставной глаз блекнет на фоне левого зеленого, цвета зелени. Осанка настолько идеальная, что при виде женщины с такой ровной спиной, можно подумать, будто в детстве ей привязывали палку. Черные, кожаные одежды закрывают все ее тело. Единственная деталь, которая совершенно не вписывается в ее образ опасной женщины, серебряный крест, висящий на ее шее.

Прямой, без всяких вычурных завитков, заострен к низу. С того расстояния, на котором мы находимся друг от друга, невозможно разглядеть его во всех деталях, но я уверена, что на кресте есть знак бесконечности.

Я встречаюсь взглядом с женщиной. В одно время знакомой, в другое абсолютно чужой. От ее вставного глаза по коже проходят мурашки.

Кроме нас в комнате больше никого нет. Как только я делаю шаг вперед, она встает с кресла, снимает кожаные перчатки и протягивает мне руку, чтобы дотронуться до которой, мне нужно сделать примерно шесть шагов.

– Рада, наконец, встретиться с тобой, Ева, – ее властный тон. Черствый, надменный голос, заставляет меня содрогнуться.

И в это мгновение я все вспоминаю.

После того, как на нас с Безлицым напали каннибалы, мы вернулись в Содержательный дом, как раз в тот самый момент, я узнала, что моя сестра погибла. Я кричала, разгоняла всех, а потом мне вкололи успокоительное. На протяжении всего его действия, меня держали в лазарете, я помню, как просыпалась, помню отрывки разговоров, которые, как я решила позднее, были плодом моего воображения.

Алекс говорил с этой женщиной о моей сестре, о ее смерти и обо мне. И это был не сон.

Шон тоже разговаривал с ней обо всем случившимся.

– Сложно в это поверить спустя семнадцать лет.

Уголки губ приподнимаются в зловещей улыбке.

– Не будем ворошить прошлое, – говорит она, а если быть точным, приказывает.

Я опускаю руки.

– Тогда зачем ты здесь, мама?Знаешь, а ты очень изменилась со времени нашей последней встречи.

– В последний раз мы виделись с тобой, когда тебе еще не было года.

– Я об этом и говорю.

Ярость загорается внутри, стискиваю руки в кулаки.

– Знаешь, на фотографиях ты намного красивее. А этот крест, – я перевожу взгляд на ее шею, – совсем не подходит к твоему новому образу плохой мамочки.

– Так же как и тебе не подходит образ нововведенной шлюхи, – она выплевывает эти слова с такой злостью, что мне кажется, в аду не так жарко, как прямо сейчас в этой комнате.

– Вот мы и обменялись любезностями за годы разлуки.

Я прохожу мимо нее и сажусь на кровать. Она опускается напротив меня, в кресло.

– Ты ведь приехала сюда не для воссоединения семьи, не так ли? А если и для этого, то думаю, ты понимаешь, что это плохая идея.

Она вопросительно поднимает бровь над вставным глазом.

– Соединять некого, – шепчу я в ответ.

– Ошибаешься, – отрезает мама.

Смех пробирает меня до костей.

– Дмитрий, он твоя новая семья.

– Что?

Глаза обещают налезть на лоб. Я поддаюсь вперед и практически падаю с кровати. Но женщина, сидящая передо мной, зловеще улыбается. Она изменилась, она не похожа на ту молодую красавицу со старых фотографий. Единственная знакомая деталь на ее шее. Крест. Вот почему он показался мне знакомым, потому что я и правда его видела.

Она ничего не говорит, не отвечает на поставленный вопрос, лишь сверлит меня своими естественным и искусственным глазами. Дает мне время на размышления.

– Работаешь подстилкой для Безлицых? – подаю голос.

В ответ она оставляет пощечину на моей здоровой щеке. Звон от хлопка отдается от стен, и в комнату вбегает Дмитрий. Наготове.

Голова кружится, все лицо горит, словно она ударила меня сковородкой.

– Элеонора, все в порядке? – Дмитрий обеспокоен.

Я не смотрю на него, но слышу волнение в его голосе.

– Для старухи у тебя не плохой удар, – говорю, прикусывая губу.

Женщина склоняется надо мной. Элеонора берет меня за подбородок и притягивает к себе. Ее ядовитый голос проникает в самые щели подсознания, она понижает голос до такой громкости, чтобы ее смогла слышать только я.

– Я надеюсь, что не ошиблась, когда выбрала тебя, а не твою сестру, – наши взгляды встречаются.

Я сдерживаюсь, чтобы не плюнуть ей в лицо.

– Безлицые. Да что ты о них знаешь, Ева? Ты ошибаешься думая, будто мужчины с горой мускул и мозгами куриц могут управлять целыми резервациями и Чистилищем, держа все под контролем. Они – всего лишь прикрытие. Для таких как я, ты и Марго. Знаешь, кто такие настоящие Безлицые? Знаешь, почему их так называют? – я отрицательно качаю головой. – Это те, кого никто не видел. Пол, кого даже никому не известен. Безлицые – это я и Марго. Безлицая – это то, кем станешь ты.

Мой мир рушится. Воздвигнутые стены вокруг моего замка рассыпаются на части от ядовитых слов.

Элеонора встает, но у меня не хватает смелости посмотреть на нее.

Выражение моего лица ясно дает ей понять, насколько сильно я шокирована происходящим.

– Я должна извиниться перед тобой за поведение Марго, тебе она известна под другим именем.

– Мия, – шепчу я.

– Именно. Она молодая и очень вспыльчивая особа. Я хочу, чтобы ты не винила ее в смерти Рейчел, в конце концов, и ты и я, мы обе знаем, что твою сестру ждал смертный приговор. Она была беременна. Ее смерть – вынужденная мера. Я дала разрешение Марго на это.

Ком встает в горле. Я не могу дышать.

– Ты. Дала. Разрешение. На убийство. Собственной. Дочери.

Мне противно от нее, от себя. Мне противно от знания, что во мне течет ее кровь. Я не могу смотреть на нее. Просто закрываю глаза.

– Повторяю, мы были вынуждены пойти на это, – в ее голосе даже ничто не дрогнуло.

– Ты бездушная, – я открываю глаза и смотрю прямо на нее.

– Я знаю. И тебе предстоит стать такой же.

Шум в голове заглушает ее голос. Злость завладевает телом, и я вскакиваю с места.

– А что, если я откажусь?

На минуту Элеонора замолкает. Кажется, она обдумывает возможные варианты. Мы смотрим друг на друга так долго, пока глаза не начинают щипать от боли.

– У тебя нет другого выбора. Я надеюсь, что ты подружишься с Марго. В ее венах не моя кровь, но я считаю ее своей дочерью, мне бы хотелось, чтобы и ты относилась к ней как к своей родной сестре.

Ее слова больно жалят.

Мама разворачивается на каблуках и только затем произносит:

– Пока ты не будешь готова стать тем, кем я хочу, чтобы ты стала, твоим прикрытием будет Дмитрий, – я перевожу взгляд на черноволосого Безлицего. Он даже не удостаивает меня взглядом. – По легенде он выкупает тебя из Содержательного дома, то есть официально ты принадлежишь ему. Документы уже оформлены. Лучше тебе делать все, что он тебе скажет.

– Для чего был весь этот спектакль? – единственный вопрос, который меня волнует.

Она кидает на меня усталый взгляд через плечо.

– Прежде чем выкупить тебя, я должна была знать, что ты не размазня. Точно моя дочь.

– Мы нисколько не похожи. Я бы никогда не оставила своих детей.

Женщина замирает. Ее плечи напрягаются.

– Поезд приходит в полдень, советую тебе поторопиться и собрать вещи.

Элеонор покидает комнату, даже не взглянув на меня. Я стараюсь дышать ровно, сдерживая злость и недоумение внутри.

– Так, значит, ты теперь мой хозяин, – обращаюсь я к Дмитрию, прислонившемуся спиной к стене.

Руки скрещены на груди, а глаза закрыты. Его лицо ничего не выражает, кроме раздражения и усталости. В голове всплывают воспоминания о ночи, проведенной в его компании, и щеки сами по себе заливаются краской.

В ответ он кивает.

– Может, расскажешь, каковы мои обязанности перед тобой? – но он молчит, не поднимая век. Ком встает в горле, мне хочется вывести его из себя. Убрать эту напыщенную, фальшивую умиротворенность с его лица. – Я буду должна ложиться под тебя каждый день или только по выходным?

Дмитрий распахивает глаза, в два шага он оказывается прямо передо мной.

– Будь осторожна в выражениях. Официально ты моя. Так что мне ничего не стоит промыть тебе рот с мылом.

Я начинаю его злить.

– Правда? И что ты мне сделаешь, если я вдруг перестану тебя слушаться? – я приближаю свое лицо к его.

Дыхание Дмитрия учащается, так же как и мой пульс.

– Убьешь меня? Что ж, тогда становись в очередь, – я отталкиваю его и прохожу мимо. – Моя мамочка тоже вряд ли сможет тебе чем-то помочь.

Я знаю, что Дмитрий мерзавец, он делает только то, что хочет. И сейчас, видимо, он пожелал сделать мне больно.

Его голос, раздающийся у меня за спиной, звучит безжалостно.

– Даже не понимаю, что он в тебе нашел.

– О чем ты говоришь? – у меня нет сил, нет желания выслушивать очередной бред и ложь, которой меня накормят, но инстинктивно оборачиваюсь.

– Ты ужасно наивная, но его, правда, в тебе что-то зацепило. Только я не могу его понять. В постели ты хуже бревна, красотой не блещешь, – я стараюсь пропустить оскорбления мимо ушей, но правду нельзя игнорировать, а Дмитрий говорит именно так, как есть. – Если бы у меня была такая девушка, как Марго, я бы никогда не променял ее на такую, как ты. Даже не верится, что ты поверила ему так быстро, – Дмитрий ухмыляется, чувствуя себя победителем, ведь он только что добился своего. Сделал мне очень больно.

– Если ты хотел убедиться, что я считаю тебя настоящим засранцем, ты выбрал очень подходящее время, Дмитрий. Теперь можешь жить спокойно.

Не могу надышаться, пульс учащается. Расстройство, раздражение и злость. Эмоции бушуют, сердце бьется, обещая вырваться из груди. Я разворачиваюсь и оставляю Дмитрия за закрытой дверью моей души.

Покидая комнату, ловлю себя на мысли, что огорчена его словами. Любое упоминание об Алексе заставляет меня хотеть выпрыгнуть в окно. Дмитрий знает, на какую кнопку нужно нажать, чтобы заставить меня чувствовать себя жалкой.

Медленно идя по коридору, проходя мимо дверей, где когда-то выполняла свою работу, понимаю, что это конец.

Конец моей истории с Рейчел, конец баллады с Алексом и начало кошмара в моей новой роли Безлицей.

Дмитрий прав. Я слишком наивная. Мне понравился Алекс, но дело в том, что я влюбилась не в книгу, а лишь в ее обложку и краткое описание, которое мне позволили узнать.

Сейчас я осталась одна.

Я больше никогда не увижу это место. Мы мечтали об этом с сестрой, но никогда не могли предположить, что наши желания будут исполнены такой ценой. Чувствуя привкус горечи во рту, заставляю взять себя в руки. Хватит уже бессмысленных слез и истерик, они ни разу не привели ни к чему хорошему, давно нужно было усвоить этот урок. Мне никто не сможет помочь, пока я не окажу помощь себе.

Когда я спускаюсь в бункер, у меня появляется незнакомое чувство свободы. Меня никто не сопровождает, руки не сковывают наручниками, а рот не заклеивают скотчем. Эта мысль вызывает у меня грустную улыбку. Как только мы покинем Содержательный дом, игра примет новый оборот. Более опасный и необъяснимый.

Из душевых доносятся смешки и всплески воды, в голову приходит идея попрощаться со всеми, но я тут же ее игнорирую. Михаил сам скажет, что меня выкупили.

Марго лежит на своей койке, напевая какую-то незнакомую мелодию. Кроме нас в бункере больше никого нет.

Она полностью игнорирует меня. Я прохожу к своей тумбочке открываю дверцу. Марго встает с кровати и кидает дорожную сумку на мою кровать. Ее нос распух и покраснел, рубцы прикрывает пластырь.

В полном молчании я складываю вещи, которые заполняют сумку лишь наполовину.

– Это было глупо. Вы могли бы сразу забрать меня, – наконец, подаю голос.

Я складываю вещи, сидя спиной к девушке.

– Тебя проверяли, хотели узнать, на что ты способна. Ты не покончила с собой, не свихнулась, – по ее голосу понятно, что она улыбается.

– Насчет последнего я не была бы так уверена.

Марго начинает смеяться. Ее хохот отдается от стен, по коже проходят мурашки. Я застегиваю сумку и поднимаюсь с пола. Девушка подает мне теплые вещи: свитер, штаны и ботинки. Не сказав, ни слова я меняю потрепанные шорты и футболку на комплект одежды, который мне предложила Марго. Завязав шнурки на ботинках, встаю и закидываю сумку себе за спину.

– Теперь ты все знаешь. Мы можем быть неплохими союзниками.

Она улыбается и протягивает руку.

– Мир?

– Ты убила мою сестру, – холодно отвечаю я.

– Ты спала с моим парнем, – когда Марго упоминает Алекса, я не поправляю ее, ведь между ним и мной не было ничего, о чем ей стоило беспокоиться.

– Ты пыталась убить меня.

– А ты почти сломала мне нос. Думаю, теперь мы квиты.

Я улыбаюсь и маню ее пальцем. Марго наклоняется ближе. Ее навыки бойца явно превосходят мои, но мое отчаяние настолько сильно, что я не в силах сдерживаться. Хочется кричать и просить помощи, которой неоткуда ждать. Меня спасает эффект неожиданности. Ногой я ударяю ее в колено, и она сгибается пополам. Девушка не успевает осознать, что только что произошло, как оказывается на полу и зажмуривается от боли.

– Может, трудности закалили тебя, но ты ведь понимаешь, что как только придет время, я отомщу, – доносится до меня сдавленный голос.

– И ты не останешься без ответа. Обещаю.

Марго кивает. Она протягивает руку, и я помогаю ей подняться. Вместе мы выходим из бункера. В последний раз.

Сирена, заглушающая все посторонние звуки, оповещает о приближении поезда. В гостиной все Безлицые, а так же охрана в лице Тревиса и других вышибал. Михаил хлопочет вокруг мужчин. Провожает, обсыпая комплиментами и красивыми пожеланиями. Мне становится противно от одной мысли, что я часть всего этого.

Осмотревшись, понимаю, что Элеонор здесь нет. Все верно, она скрывается. Истинная Безлицая.

Я выглядываю в окно, на улице множество черных больших машин, которые вижу впервые. Дорогие и доступные только Безлицым. Поезд виднеется в дали. Возможно, мне кажется, или я и вправду слышу, как колеса бьются о рельсы. Сирена замолкает.

Дмитрий, словно из ниоткуда, появляется рядом со мной. Он забирает дорожную сумку, не глядя на меня, и велит жестом идти за ним.

Безлицые выходят из дома сразу же, как только Михаил перестает желать хорошего пути и расстилаться перед двенадцатью здоровых мужчин.

Ничего не слыша, смотря в затылок Дмитрия, следую за ним. На улице очень холодно. Морозный воздух прочищает голову от всех дурных мыслей. Пар выходит изо рта. Я скрещиваю руки на груди, чтобы как-то защититься от холода. Дмитрий проходит к ближайшей машине, открывает багажник и бесцеремонно кидает туда мою сумку.

– Садись вперед, – приказывает Безлицый.

Я подбегаю к переднему пассажирскому сидению и залетаю в салон. Потирая руки и дуя на них, чтобы согреться.

Дмитрий оказывается рядом. Он садится и в полном молчании заводит машину. Я пристегиваю ремень, стараясь не поворачиваться лицом к нему, но мои попытки тщетны.

Безлицый не выдерживает и наклоняется ко мне, чтобы застегнуть ремень. Он делает это в два счета.

– Спасибо, – еле слышно бормочу себе под нос.

Мы трогаемся с места. Мчимся к поезду.

Мысленно я покидаю это место. Наклоняюсь к двери и смотрю в окно заднего вида. В нем отражается вся мощь и красота Содержательного дома.

Что такое боль? Вы когда-нибудь задумывались над этим вопросом? Я да. Боль – это субстанция, это комок эмоций и чувств, соединенных в одной сфере из частиц осколков размером с бесконечность. Боль – это слова, произнесенные в порыве ярости и отчаяния, жалящие и выделяющие яд. Боль – это предательство. Это когда, кто-то оставляет тебя или ты оставляешь кого-то близкого.

Я прощаю отца и Рейчел за то, что оставили меня. Так же, как я и надеюсь, они прощают меня.

В этой Вселенной мы не одиноки, даже в те моменты, когда убеждены в обратном. С нами всегда есть кто-то, кто способен уберечь нас от этой субстанции боли, от невзгод и неверных решений.

Мы не одиноки даже если все, кто когда-то клялся в вечной любви и преданности вдруг оказываются за бортом нашего корабля, не прося спасательный круг.

Мы не одиноки, думая, что проблемы, собравшиеся вокруг и грузом давящие на наши жизни, сгустились тучами и не пропускают ни одно яркого лучика солнца.

Мы не одиноки.

Не в моей Вселенной.

КОНЕЦ