Текст книги "Без лица (СИ)"
Автор книги: Виталина Кулишева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Один из каннибалов ударил меня с ноги.
Он помогает подняться своей подружке, а затем они вместе приближаются ко мне. Я пытаюсь отползти подальше, но голова кружится, а в глазах темнеет.
– Алекс! – кричу я, но вижу, как его добивает еще один каннибал. Все его лицо запачкано кровью, из груди у него виднеется рана, он меня не слышит, Алекс находится без сознания. Ком встает в горле, а на глазах выступают слезы. – Алекс!
Двое каннибалов приближаются ко мне. Я не знаю, что делать. Готовая принять смерть, останавливаюсь и еще раз кидаю взгляд на тело Алекса. На мгновение мне кажется, что он дергает рукой, но потом я понимаю, что, скорее всего, он уже мертв. Слезы скатываются по щекам, смешиваются с кровью у меня на губах. Я собираюсь закрыть глаза, но вдруг мое внимание привлекает пистолет, выпавший из кармана парня. Недолго думая, кидаюсь в его сторону. Больно падая на живот, я хватаю пистолет. Каннибал-мужчина замахивается ногой, но я успеваю перевернуться на спину и выстрелить в него. Его тело падает рядом, женщина рычит и кривится, будто ей больно, она нагибается, собираясь накинуться на меня, но я не жду, когда это произойдет, я нацеливаюсь на нее и нажимаю на курок.
Пистолет ускользает из моих рук, он улетает куда-то в другую сторону. Второй мужчина-каннибал хватает меня за волосы и тащит по полу. Я кричу и извиваюсь, стараясь высвободиться. Он тянет меня за волосы вверх, заставляя встать: я поддаюсь. Каннибал прижимает меня к стене. Я чувствую его несвежее дыхание. Кажется, что меня вырвет. Его лицо покрыто шрамами и ожогами, но волосы почти той же длины что и у женщины. Он начинает меня душить, поднимая меня над собой.
Я не могу вздохнуть. Царапаю ногтями его черствую кожу на пальцах. Боль сковывает легкие, я пытаюсь кричать, но не выходит. Двигаю ногами вперед, пытаясь ударить каннибала, но это бесполезно. В глазах темнеет, я перестаю сопротивляться.
В это мгновение хватка каннибала слабеет, его глаза широко распахиваются, а на лице выражается гримаса боли. Он отпускает меня и наваливается всем телом. Я сталкиваю его с себя, понимая, что он мертв. В его затылке торчит нож.
– Черт побери, – я пытаюсь отдышаться, растирая собственное горло. – Алекс!
Безлицый сидит, прижимая руку к ране на груди. Я замечаю его ухмылку, которая скрыта под слоем крови, что выглядит довольно зловеще.
– А ты на многое способна, – говорит он, тяжело дыша.
Алекс откидывает голову и закрывает глаза.
– Я думала, ты умер, – мое дыхание выравнивается, но голос хриплый, на шее, лице и животе явно появятся новые синяки.
– Вынужден тебя разочаровать, – саркастически отвечает он.
Я нахожу в себе силы, чтобы подняться и подойти к Алексу.
– Ты в порядке? – я сажусь рядом на колени и беру его за руку.
– Если мы сейчас же отсюда не выберемся, то ни один из нас не будет в порядке, – Алекс пытается подняться.
От усилий из раны на его груди кровь начинает сочиться быстрее.
– Рана неглубокая, – говорю я, осматривая его. – Нужно поскорее вернуться, ты сможешь идти?
В ответ Алекс кивает.
– Подожди минутку.
Я направляюсь в другую комнату, где лежит верхняя одежда Алекса: беру его куртку и возвращаюсь. Помогаю Безлицему просунуть руки в рукава, Алекс вздрагивает, когда я застегиваю молнию, но не произносит ни звука. Поднимаю свою куртку и одеваюсь, мои руки дрожат, я чувствую, как кровь приливает к голове, а адреналин до сих пор бьется внутри меня волнами.
Мне с трудом удается отодвинуть комод от двери, чтобы мы смогли выбраться, затем я поднимаю парня, держа его под руку, с моей помощью ему удается быстрее двигаться. Его лицо уже опухло, а кровь запеклась.
Мы выходим из дома, деревянные половицы скрепят под нашими ногами. Я спускаюсь по ступеням, держа Алекса так, чтобы он не упал. Мы проходим к снегоходу.
– Я поведу, – говорит Алекс, тяжело дыша.
– Ты уверен?
Алекс кивает, он садится верхом на снегоход, а я пристраиваюсь сзади.
К тому времени, когда снегоход останавливается у Содержательного дома, я практически ничего не чувствую. Ни пальцев рук, ни ушей, ни носа и щек, но это не самое страшное. Алекс держится, но во время поездки я чувствовала, как его трясет. Рана неглубокая, но Безлицый потерял много крови. Я вскакиваю со снегохода и поддерживаю Алекса. Он с трудом встает, его взгляд затуманен, а дыхание сбито. Ему трудно стоять на ногах. Я беру его под руку и практически тащу на себе. Мои плечи ноют, руки онемели, а новые синяки и ссадины дают о себе знать пульсацией боли. Сложно передвигаться по снегу, Алекс старается быстрее переставлять ногами, но у него это с трудом получается.
– Ты меня не бросаешь, – его язык заплетается, кажется, словно его лихорадит.
– Заткнись, иначе точно окажешься в сугробе, – огрызаюсь я, несмотря на то, что мои губы еще горят от соприкосновения с его губами, а в животе приятно пульсирует тягучей, сладкой болью.
– Как скажешь, – он замолкает, а потом внезапно отпускает меня. Алекс собирает свои последние силы и идет вперед.
Я плетусь следом, думая о том, что в любой момент он свалится из-за потери крови. Все его красивое лицо изуродовано синяками и ссадинами. В горле саднит, когда мы оказываемся перед дверью Содержательного дома.
Алекс негромко стучит. Через мгновение дверь распахивается, и я вижу вооруженного Тревиса. Он испуганно озирается на Алекса, а затем переводит взгляд на меня. В его взгляде я читаю тревогу. Тревис кивает, давая понять, чтобы мы быстрее заходили в дом. Алекс поворачивается ко мне. Наши глаза встречаются, мне кажется, что Алекс хочет мне что-то сказать, но его губы не шевелятся. Безлицый протягивает мне руку.
Я поддаюсь вперед и хватаю его. Мы заходим в дом, Тревис закрывает за нами дверь. В доме тихо, такое чувство, будто здесь вовсе никого нет.
– Ева… – Тревис нарушает тишину, я поворачиваюсь к нему, но затем чувствую, что Алекс сильнее стискивает мою руку.
Я слышу тяжелые шаги. Топот нескольких людей.
– Мне очень жаль, – произносит Тревис, но я недоумеваю, о чем он говорит.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, но шаги приближаются, а затем все стихает.
Я смотрю на Тревиса, который стремительно избегает моего взгляда, он наклоняет голову в сторону.
Я поворачиваюсь и вижу ее.
Свою спящую на носилках сестру.
В крови.
Мертвую.
– Рейчел, – мои глаза расширяются. – Что вы сделали с ней? – я отпускаю руку Алекса и подбегаю к ее безжизненному телу. – Рейчел!
Слезы вырываются наружу, взгляд затуманивается, а голос срывается на крик, который, как я уверена, слышен даже в бункере.
– Рейчел! Рейчел! – мои руки трясутся над ее телом, белые простыни в крови внизу живота.
Я замечаю, как кто-то подает голос, но не слышу слов.
– Не умирай, милая, не умирай, – голову пронзает острая боль, когда приходит понимание того, что она уже мертва.
Сзади меня кто-то цепляет за локти, пытаясь убрать подальше. Я поворачиваюсь и вижу лицо Михаила.
– Это ты сделал! – я кидаюсь на мужчину и начинаю его бить по лицу, пуская в ход кулаки и ногти.
– Успокоительное немедленно! – кричит Тревис.
Руки Алекса скользят по моей талии, он пытается оттащить меня от Михаила, который прикрывается руками.
– Это ты убил ее! – ору я на Михаила.
Алекс сильнее сжимает меня, я бы хотела знать, откуда у него еще берутся на это силы, но это не самое важное. Безлицый пытается что-то шептать мне на ухо, чтобы я успокоилась, но я его не слышу, я даже не хочу его слышать.
Алекс утаскивает меня, но я начинаю вырываться. Брыкаюсь и ударяю Михаила ногами, крича при этом что-то неразборчивое.
– Ублюдок! – плюю прямо в лицо Михаилу, чувствуя при этом невероятную ярость.
– Уберите ее отсюда! – подзывает Тревис.
Несколько мужчин подхватывают меня. Один из них расстегивает мою куртку, мужчины с трудом удерживают меня, но мне не хватает силы, чтобы высвободиться. В одно мгновение с меня слетает куртка, мужчина со шприцом в зубах закатывает рукава моего свитера, а затем ставит мне укол.
Я чувствую, как успокоительное растекается под кожей. В одно мгновение и все лица исчезают, в глазах темнеет, голова начинает кружиться, лишь женский голос еле слышно шепчет:
– Завтра будет новый день.
9
Я очень редко думаю о том, каким все было раньше. До Великой войны, применения ядерного оружия и создания Резерваций. Нам не говорили об этом на уроках истории, но отец однажды раскрыл мне тайну. Вокруг была свобода, а из-за войны Запада и Севера погибло так много людей, что пришлось выживать посредством жертв. Прошло более ста лет с начала войны, но Западная резервация считается самой убогой из всех. У нас не осталось ничего, кроме наших имен. Нет даже собственного языка, который должен был бы хоть как-то сохраниться. Северяне сделали все, чтобы обезопасить себя.
Они лишили нас наследия.
Темнота такая глубокая, а тишина оглушающая. Я лежу, как будто в пропасти. Очень-очень долго. До меня порой доносятся голоса, но никак не удается разобрать слов, а уж тем более кому они принадлежат. В горле саднит, хочется пить, но не могу даже пошевелиться. Веки слишком тяжелые, чтобы их поднять. Я хочу попросить воды, но вместо звука получается мычание. Спустя мгновение длинною в вечность, я чувствую покалывание в руке, а затем меня вновь окутывает тьма, что намного гуще прежней.
– Это глупо, знаешь ли, – говорит Рейчел, когда мы сидим на детской площадке во дворе школы.
– Что именно? – спрашиваю я, косясь в сторону на других детей.
– Учеба, домашка. Я бы не хотела всю жизнь просиживать в кабинете и целовать задницу комиссарам, когда те нагрянут с внезапным визитом, – Рейчел едва качается на качелях, она скидывает свои туфли без каблуков и зарывается ногами в песок.
Ее волосы едва теребит ветер, доносящий до нас голоса других ребят, играющих на площадке во время перемены.
– Но ведь никто не говорит, что именно так будет, ты сможешь быть тем, кем захочешь, разве нет? – я озираюсь вокруг в надежде, что поблизости нет никого, кто мог бы подслушать.
Рейчел тяжело вздыхает, она поворачивается ко мне, и наши глаза встречаются.
– Как же ты наивна, Ева, – она полностью сосредоточена, улыбка сползает с ее лица. – Мы не можем быть теми, кем пожелаем. Этот мир – безумие. Мы живем так, как нам приказали. Все, что мы можем: выбирать между стенами и клеткой.
Буквально спустя месяц после этого разговора, отец расписал всю мою дальнейшую жизнь. Где мне предстоит работать, за кого я выйду замуж. Это было моим самым огромным разочарованием. Моим будущим мужем не был Дин Уэсли, в которого я была тайно влюблена с тринадцати лет.
Тогда-то я и поняла, что сестра была права, выбора у нас нет. Мы можем быть лишь теми, кем уже являемся, а если мы хотим измениться, поменять форму, иметь больше того, что имеем, от нас не останется даже воспоминаний, лишь пятно на чьей-нибудь совести.
– Зачем ты здесь? – незнакомый женский голос вырывает меня из сна, я хочу открыть глаза, но они словно свинцом налились.
– Я хочу знать, как она, – надменный голос Алекса заставляет все мои внутренности сжаться, в его голосе слышны нотки злости.
– В порядке, иначе, меня бы здесь не было, – отвечает женщина.
– «Иначе»уже получилось с ее сестрой, – огрызается Алекс.
Я слышу его отдаляющиеся шаги, мое сердце начинает бешено колотиться. Скрепит стул, а затем раздаются звуки цокающих каблуков.
– Не нужно показывать мне свой характер, Александр. Я знаю о тебе все до мельчайших подробностей.
– Зачем Вы делаете это? Она слабая, это в конец сломает ее.
– Просто выполняй свою работу и не задавай лишних вопросов, – она не кричит, не приказывает, но ясно настаивает на своем.
Я забываю о дыхании, пытаясь уловить каждую деталь их разговора.
– Вы можете выбрать кого-нибудь другого в любое время.
– Этот вопрос не обсуждается, – повышает голос женщина, и Алекс замолкает. – Она уже задействована, отступать не имеет смысла. Все уже давным-давно решено.
Я чувствую сильную жажду. Мне хочется пить. Свет режет мне глаза, поэтому я щурюсь. Передо мной мелькают фигуры каких-то людей, они оживленно общаются между собой.
– Ева? Смотрите, она проснулась! – Жанна что-то мельтешит, я чувствую приятный трепет в области груди. Она подзывает всех вокруг. В нос забивается сладкий запах духов.
– Милая, – шепчет мне на ухо Хлоя, я пытаюсь открыть глаза, и на этот раз у меня это получается.
Свет ослепляет, становится трудно дышать, на глаза выступают слезы, волосы прилипают к лицу.
– Рейчел, – я пытаюсь подняться, чуть привстаю на локти, всматриваясь в знакомые лица, ища среди них только лицо. – Рейчел.
– Воды, кто-нибудь принесите воды, – Хлоя берет меня за руку и сжимает мою ладонь, пытаясь тем самым заставить меня посмотреть на нее, но я не поддаюсь. – Ева, посмотри на меня, – я замолкаю, смотрю прямо перед собой, пока слезы скатываются по щекам. – Ева, ты меня слышишь? – Хлоя начинает гладить мою руку.
Она садится рядом на колени и тянется ко мне. Девушка притягивает мое лицо к себе, заставляя тем самым взглянуть на нее.
– Ты сильная, Ева, ты можешь с этим справиться, – я знаю, что она говорит о смерти Рейчел, но я не настолько сильна, чтобы забыть о родной сестре. – Ты обязана пережить это.
Сзади скрепит железная дверь. Девушка отворачивается от меня, смотря на чуть потрепанного Михаила. Он смахивает невидимую пыль со своего пиджака. Все девушки расходятся в сторону, они выстраиваются перед ним в строй, как обычно, но в этом нет нужды, он направляется ко мне.
Я бы хотела испытать страх, но сейчас я ничего не чувствую, кроме боли внизу живота. Где-то очень глубоко эта боль переходит в пульсации, она поднимается вверх и застревает в горле. Слезы мгновенно проходят, когда я вижу виновного в смерти моей сестры, вместо горечи я чувствую ярость. Хочу упиться местью.
И я намереваюсь это сделать.
Не успеваю подняться, как ледяное дуло пистолета прижимается ко лбу.
– Двинешься – прибью, – говорит сквозь зубы Михаил.
– Ну, так вперед, тебе ничего не мешает сделать это, – я обхватываю пистолет руками, чувствуя дрожь во всем теле. – Убей меня, давай, – прижимаю оружие к своей голове. – Сделай со мной то же самое, что ты сделал с моей сестрой! – кричу, но как кажется в пустоту. Никто меня не слышит. Я смотрю на ровные спины девушек, кто даже не подает виду, что в этом месте происходит что-то ненормальное.
Я отпускаю пистолет, мои руки безжизненно падают на колени. Я отворачиваюсь.
– Что здесь творится? – вздыхаю полностью опустошенная.
– Не время искать ответ на этот вопрос, милочка, – подает голос Михаил, я перевожу на него взгляд. – Кому-то пора начать жить по правилам, а значит сейчас в твоем расписании: работа.
– Тебе невероятно везет. Я бы даже сказала, что удача твой верный друг, – Жанна порхает надо мной, как бабочка, в течение получаса, она пытается скрыть мои синяки на лице приличным слоем тонального крема.
Я кидаю на нее предупреждающий взгляд, и она хмурит брови.
– Прости, я не имела в виду…
– Что удача – потерять сестру, единственного человека во всем этом гребаном мире, который по-настоящему любит тебя? – лицо подруги краснеет, мне хочется отвернуться, но она по-прежнему маскирует следы моей последней драки, поэтому я просто закрываю глаза. – Прости, – говорю я. – Мне не стоило на тебе срываться.
– Тебе это простительно, Ева, – слышится голос Хлои. – Мы твои друзья. И в наши обязанности входит выслушивание всяких гадостей, пока ты зла и в отчаянии. Мы понимаем.
Я согласно киваю, но думаю, что она не права. Они никогда не смогут познать страшного чувства потери близкого, но потом сама осознаю, что мыслю глупо, как настоящая эгоистка. Ведь каждая девушка в Содержательном доме живет этим чувством, независимо оттого как много времени прошло с тех пор, как они все потеряли, оказавшись здесь. Всегда больно.
Жанне удается скрыть недостатки на моей коже. Специально для меня Мария приносит длинные, обтягивающие легинсы, туфли на высокой шпильке и блузку с длинными рукавами, но глубоким вырезом. Так будет проще спрятать синяки и ссадины на теле, при этом оставаясь желанной для мужчин.
Не думаю о том, кто сегодня может меня выбрать или не выбрать. Все чего я хочу – заглушить ту боль, что подкатывает к горлу с мыслями о сестре. Мне хочется плакать, но кажется, что слезы закончились. Глаза режет, поэтому я часто их закрываю. Я бы легла и уснула, а по возможности не просыпалась вовсе.
Чуть позже Мария вместе с Тревисом созывают всех девушек, уже накрашенных, уложенных и идеально одетых. Я не думаю о том, как лучше съязвить или досадить ей. Мария даже не смотрит на меня, зато я часто поглядываю на пистолет в ее руке. На ум приходит это ощущение власти, когда оружие находится в руках, когда есть возможность стрелять. Тогда в том заброшенном доме я впервые стреляла из пистолета и не промахнулась. Алекс спас мне жизнь, а я спасла его. Мне стыдно оттого, что я пытаюсь выкинуть мысли о смерти Рейчел из головы, чтобы было не так больно. Рано или поздно это произошло бы в любом случае. Одной из нас суждено было умереть, это лишь был вопрос времени. Следующая на очереди я.
Мне хочется заполнить пустоту внутри, заглушить боль, что встает в горле комом, отчего нельзя произнести даже звука. Я подавляю дикое желание вырвать пистолет из рук Марии и пустить пулю себе в голову.
– Перестань так пялиться на оружие. Хватит быть бунтаркой, – шепчет на ухо Жанна.
Я отвлекаюсь на ее голос и поднимаю глаза. Мария уже заметила, что я смотрела на пистолет, и, кажется, что-то сказала.
– Просто кивни, – Жанна берет меня за локоть, и я повинуюсь. Мария фыркает и начинает пересчитывать нас.
Мне кажется, что после того вечера с масками прошла целая вечность, а последние слова сестры крутятся в голове. Она хотела сбежать со мной, своим ребенком, с каким-то Майки. С самого начала этот план был обречен на провал, но ему даже не суждено было сбыться. Я не знаю, как умерла Рейчел. Единственное, что я видела, это ее труп и окровавленные простыни. Можно было бы предположить, что это был выкидыш, но что-то не дает мне утешиться этой мыслью.
Женский голос надо мной, прежде чем я свалилась от успокоительных препаратов в гостиной. А затем Алекс и эта женщина. Все тот же голос.
Думаю это всего лишь сон. Или галлюцинация. Точнее я хочу в это верить. Мысль о том, что помимо всех опасностей, которые таит в себе Содержательный дом, есть еще что-то более страшное, пугает меня до дрожи.
– Ладно, цыпочки, на выход, – Мария выводит нас в коридор.
От тусклого света глаза болят еще больше, вот-вот намереваюсь заплакать, но Хлоя придвигается ближе и берет меня за руку. Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть ей в глаза, девушка уверенно идет, глядя вперед перед собой.
Внутренности сжимаются, когда железная дверь бункера открывается, и мы поднимаемся в гостиную. Прежде все проходило, как во сне, а сейчас меня вновь окутывает страх. Становится трудно дышать, я поправляю прическу, стараясь выкинуть все мысли из головы.
– Стойте, – подает голос Мария. – Тревис, отведи Еву на третий этаж, последняя комната, ее уже заказали, – девушка даже не смотрит на меня, мне кажется, словно ее подменили в одночасье.
Тревис берет меня за локоть и тащит за собой.
Хлоя отпускает мою руку, но не поворачивается ко мне лицом. Все девушки идут дальше, а я поднимаюсь по лестнице за Тревисом. Я знаю, что встречу там Алекса, но именно сейчас я не желаю никого видеть, а особенно Безлицего.
– Можешь отпустить меня, – говорю я Тревису. Мне это доставляет некоторые неудобства, не считая того, что любое прикосновение ко мне мужчины кажется диким. – Я никуда не убегу.
– Тебе и некуда, – отвечает он, по-прежнему сжимая мой локоть.
Мы поднимаемся медленно, каждый шаг дается с трудом. Все тело ноет после схватки с каннибалами. Когда мы поднимаемся на третий этаж, я набираюсь смелости, чтобы задать Тревису вопрос.
– Ты знаешь что-нибудь о смерти Рейчел?
Тревис замедляет шаг.
– Я ждал этого вопроса, – шепчет он. – Мне ничего не известно о смерти твоей сестры, Ева.
Мы идем вперед, Тревис больше ничего не говорит до тех пор, пока мы не доходим до двери комнаты Алекса.
– Есть лишь одна вещь, которую я знаю лучше всех истин. Хочешь выжить – не задавай вопросов.
Я не успеваю ничего сказать, как Тревис стучит несколько раз, а затем открывает для меня дверь, жестом приглашая войти внутрь. Захожу в комнату, Тревис закрывает дверь с другой стороны.
В комнате пусто, и горит свет. Я думаю о том, что Алекс может быть в ванной комнате, но когда зову его по имени, никто не откликается. Выключаю свет и ложусь на кровать. Слезы, наконец, вырываются наружу.
В темноте я чувствую себя как никогда одинокой. Это чувство было неведомо мне раньше, сейчас же я понимаю, что мне некому довериться. Боль в груди не дает дышать, внутри все сжимается. Хочется рвать и метать. На смену слезам приходит ярость, смешанная с горечью.
Я испытываю это до тех самых пор:
Пока в комнате не появляется Алекс.
Не слышит мой плачь.
Не ложится рядом.
Прижимает к себе.
Слезы проходят, когда его теплые ладони берут мое лицо. Алекс разворачивает меня к себе. Идеальное лицо все в синяках и порезах.
– Все будет хорошо, – говорит он.
– Этого никто не может обещать, – ком встает в горле, я с трудом отвечаю ему.
– Я не обещаю, – шепчет Алекс. Я чувствую его дыхание на своих губах. – Я гарантирую.
Его губы накрывают мои, и я понимаю, что проваливаюсь в бездну, на самой глубине которой скрываются огромные камни.
10
Я лежу в объятиях Алекса и смотрю в потолок. Думаю о звездах и о Вселенной. Возможно ли такое, что там, на небе сейчас моя сестра? Она стала звездой и теперь мерцает в свете луны? Не знаю.
Никто не знает.
Алекс прижимает меня к себе. Я чувствую на своей коже теплое дыхание. Его руки нежно обнимают меня, мне кажется, что я становлюсь сильнее. Будто его прикосновения дают мне невидимую силу, помогающую мне держаться на плаву. Спустя некоторое время слезы на моих щеках высыхают. Смущение пропадает, когда Алекс проводит пальцами по моей руке.
Ночью он поцеловал меня, а я расплакалась. Слезы сами собой выступили на глазах, но он не испугался этого. Алекс притянул меня к себе и больше не отпускал.
Сейчас же его грудь, вздымающаяся под весом моего тела, действует успокаивающе. Я больше не плачу, но чувство опустошенности из-за смерти сестры все так же больно давит. Алекс ничего не говорил. До сих пор он не произнес ни слова, но тепло его тела помогает лучше всяких речей. Оно успокаивает, принося в мою жизнь безмятежность.
– Алекс? – я нарушаю тишину, но не двигаюсь.
– Да?
– Все это, – я не знаю, как правильно подобрать слова. – Все, что происходит между нами, на самом деле? Или мне кажется, что что-то происходит, а в действительности ничего не… – мои слова и мысли путаются. Может, я и могу в каких-то ситуациях постоять за себя, съязвить или врезать противнику, но Алекс не мой враг, меня к нему тянет, и я не понимаю почему.
И это пугает.
К счастью, Алекс обрывает меня на полуслове, прежде чем я успеваю ляпнуть какую-нибудь глупость.
– Ева, – он немного отодвигается, давая мне возможность взглянуть на него. Алекс разворачивается ко мне, и я оказываюсь лицом к лицу с ним. – Я тоже самое хотел спросить у тебя, – уголки его губ еле заметно поднимаются вверх.
– Могу я просить тебя быть со мной честным?
Алекс кивает.
Я переворачиваюсь на живот и правой рукой тянусь к нему. Его лицо выражает недоумение. Правой рукой дотрагиваюсь до его шрамов. Он вздрагивает.
– Кто сделал это с тобой?
Алекс отводит глаза. Его мышцы напрягаются.
– Ты не захочешь знать этого.
– Ты ошибаешься. Я потому и спрашиваю. Мы были с тобой в заброшенном доме. В Чистилище. Если бы я не знала, что ты состоишь в Совете, то решила бы, что ты из здешних мест.
Безлицый тяжело вздыхает. Он садится, притягивая меня к себе. Алекс смотрит мне прямо в глаза, прежде чем ответить.
– Ева, ты должна знать, что в Совет попадают не по крови. Нельзя родиться и тут же стать Безлицым. Таковым может быть каждый, – он поправляет вылезшую прядь волос мне за ухо. – Даже маленький мальчик из Чистилища.
Мария подталкивает меня вперед. Ненавижу, когда она так делает. Иногда мне страшно поворачиваться к ней спиной, вдруг эта ненормальная воткнет нож в спину. Несмотря на мое к ней не самое лучшее расположение, должна заметить, что мне ее жаль. Мария выглядит усталой. Под глазами темные круги, а плечи поникшие, словно она не спала несколько дней. Волосы распущены и спутаны, они закрывают ее лицо, где я замечаю хорошего размера синяк.
– Что-то случилось?
– Здесь всегда что-то случается, – недовольно фыркает Мария, она толкает меня в спину. – Шевелись.
– Перестань. Я умею ходить, необязательно меня постоянно толкать.
Она вновь толкает меня.
Во мне вспыхивает злость. Хочется пожать руку тому, кто заехал ей по лицу.
Мария тыкает пистолетом мне в плечо, я испытываю дикое желание отобрать у нее оружие и использовать его по назначению.
– Ты меня раздражаешь, – слышу ее голос из-за спины.
– Взаимно, – отвечаю я, заворачивая за угол. Дверь в комнату, если можно так назвать помещение, где мы все живем, открыта. Я ныряю в проход и осматриваюсь.
Все уже в сборе. Девушки, которые работают по ночам, выглядят усталыми и несобранными. Кто-то одет только наполовину, у других макияж размазан по лицу, третьи и вовсе еле стоят на ногах. Что касается более молодых девушек и девочек, не достигших совершеннолетия, то они кажутся менее усталыми, все уже одеты и готовы к работе. Еще бы, в отличие от нас, они спят по ночам.
– В строй.
Я прохожу к девушкам и занимаю свое место между Хлоей и Жанной. На мгновение мы переглядываемся, я тяжело вздыхаю, чувствуя болезненный спазм в области живота.
– У меня плохое предчувствие, – произношу так тихо, чтобы меня смогли услышать только мои подруги.
Я не свожу взгляда с Марии, она выглядит нервной, ее руки дрожат, она медленно осматривает нас, удостоверяясь все ли на месте.
– Малышня, – кричит Мария, обращаясь к несовершеннолетним. – Вон отсюда. За работу!
В дверном проеме появляется Тревис, в руках которого я замечаю дубинку. Повторять дважды не требуется, увидев вышибалу с дубинкой в руке, все несовершеннолетние стремятся покинуть комнату. Он проводит их наверх.
Когда комната наполовину пустеет, Мария подает голос:
– Сегодня пришлось собрать вас раньше, – начинает говорить девушка. – До обеда у вас есть время отдохнуть, а так же привести себя в порядок. Что же касается времени после обеда, – она запинается, от чего внутри сводит все внутренности. Что-то не так. – Всем вам придется выехать за пределы Содержательного дома.
Я чувствую, как мое сердце проваливается в пятки. Девушки перешептываются, с ужасом поглядывая на Марию. Жанна берет меня за руку, ее ладонь влажная, а рука трясется. Она сжимает мои пальцы.
– Решили скормить нас каннибалам? – подает голос Жанна. Волна паники охватывает весь строй.
– Что вы задумали? – выкрикивает Мелисса, девушка, которой Мария заклеила рот и залепила пощечину за неповиновение в вечер, когда Безлицые играли в карты, а затем стреляли по наручникам на наших запястьях.
– Безлицым захотелось на нас поохотиться? – кричит девушка, Алиса, стоящая рядом с Хлоей.
Девушки повышают голоса, выкрикивая ругательства, но я стою, не двигаясь. Перед глазами всплывает хижина, в которой мы были вместе с Алексом, а затем нападение каннибалов. У меня перехватывает дыхание, словно один из этих нелюдей вновь держит меня за горло, прижимая к стене и обнажая гнилые зубы. Перед глазами стоит туман, я даже не замечаю, как Мария перестает пререкаться с испуганными девушками, а просто поднимает пистолет и стреляет в энергосберегающую лампу на стене. Звук выстрела оглушает, но я продолжаю стоять, как ни в чем ни бывало.
Осколки стекла рассыпаются на более мелкие куски, ударяясь о бетонный пол. Голоса стихают, больше никто не осмеливается что-то сказать.
– Совсем сдурели? – Мария в бешенстве, ее глаза широко распахнуты, кажется, словно в данный момент она может кинуться на любого из нас, и не думаю, что ее кто-то способен остановить. – Вы поедете на нашу базу. Совет желает отдохнуть именно там. Выезжаем в два часа дня. В вашем распоряжении семь часов, думаю, вам этого хватит.
Мария медленно скользит взглядом по нашим лицам, затем она разворачивается и кидает через плечо.
– Приберитесь здесь, – она кивает головой в сторону разбитой лампы.
Теперь здесь еще темнее, чем было прежде.
Девушка покидает комнату и закрывает за собой дверь. Ключ в замке поворачивается, и мы снова оказываемся запертыми в собственной тюрьме.
– Это же безопасно? – я слышу испуганный голос Жанны. Она дрожит и по-прежнему не отпускает мою руку.
Хлоя подходит к ней и обнимает за плечи.
– Мы их главный товар, конечно, безопасно.
Я отодвигаюсь от подруг и направляюсь к своей койке, буквально падаю на нее и скрываюсь под одеялом. Мне больше не хочется спать, но я понимаю, что должна, поскольку позднее такой возможности может и не быть. Я закрываю глаза, стараясь оградиться от голосов девушек, и полностью погружаюсь в свои мысли.
– Эй, – я чувствую толчок.
Перекатываюсь на бок и открываю глаза.
Первое что я вижу, это обеспокоенное лицо девушки.
– Ты в порядке? – я приподнимаюсь на локтях. – Ты кричала во сне.
Мое тело все еще дрожит, а ладони горят, я так сильно стиснула кулаки, что ногти глубоко впились в кожу. Сажусь, скинув ноги на пол, и потираю лоб. Глубоко вздыхаю и смотрю на обеспокоенную девушку. Ее лицо кажется мне знакомым. У нее темные волосы до плеч и карие глаза, губы, словно нарисованные, чуть приоткрыты, я перевожу взгляд на ее руки и замечаю множество шрамов. Внезапно я осознаю, что передо мной сидит незнакомая мне девушка, та самая, добравшаяся до Содержательного дома в первую ночь, когда нас посетили Безлицые. Девушка, похожая на фарфоровую куклу.
– Тебе принести воды? – спрашивает она меня.
– Нет, спасибо, все хорошо.
Я осматриваюсь, некоторые девушки косятся на меня, словно я ненормальная, видимо громко кричала. Остальные занимаются своими делами. Кто-то собирается принять душ, а кто-то убирается в своем уголке.
– Там принесли поесть, думаю, тебе не помешало бы, выглядишь жутко, – я поднимаю голову вверх и встречаюсь взглядом с девушкой. Ее щеки краснеют. – Прости, я не хотела тебя оскорбить.
– Как тебя зовут?
Девушка открывает рот, но ее тут же перебивает словно из ниоткуда взявшаяся Хлоя. Ее волосы мокрые, капли воды стекают по голой коже, она прикрывается полотенцем. Щеки у Хлои алые, она похожа на помидор.
– Я вижу, вы уже познакомились, – подруга радостно улыбается. – А теперь ваша очередь, давайте быстрее, пока вода не закончилась. В кои-то веки она горячая, – дважды мне говорить не нужно.
