Текст книги "И по делам твоим воздастся (СИ)"
Автор книги: Виорика Высоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Пришлось Георгию возвращаться в кабинет за моими вещами. Через несколько минут выйдя за порог приюта, я увидела прямо напротив дверей свою старую колымагу. Ослушался все-таки Иван. Вот молодец, как бы это глупо не звучало, я была несказанно рада непослушанию своего работника.
Дома меня ждало, с нетерпением, все семейство. Я приехала страшно голодная и ужасно возбужденная, мои милые домочадцы уже отужинали и стояли надо мной как коршуны, пока я ела, видимо караулили, чтоб не сбежала. После этого, пришлось выдержать град вопросов, я не сомневалась, что под дверьми подслушивают любопытные горничные, а вот Галина не суетилась, месье Бомон доложит ей все по форме. Когда глаза мои стали слипаться сами собой тетушка милостиво отпустила спать, но по дороге в спальню успела шепнуть
– Что-то ты не договариваешь, матушка, выспишься, а утром я зайду и что бы без утайки, поняла?
– Поняла тетушка, спокойной ночи, дорогая.
– Спокойной ночи, Настенька.
Даринка, буквально вытряхнула меня из платья, потому, что засыпала я на ходу. Но даже сквозь сон все время возвращалась к тому горячему поцелую, неслась куда-то, кружась в крепких объятьях, а издалека меня все кто-то звал:
– Настенька, Настенька, Настенька…
Глава 9
Я проснулась от яркого света и запаха кофе, моего любимого, по-варшавски. Ну конечно, тетушка, мучаясь нетерпением, велела Даринке принести кофе прямо в спальню, прекрасно понимая, что пред таким ароматом я не устою.
Еще чуточку поваляюсь, притворюсь спящей.
Мысленно перенеслась в теплое летнее утро. Иногда, летом, я поднималась очень рано, умывалась прохладной водой, надевала самое простое утреннее платье и спускалась на кухню. Садилась за широкий кухонный стол и смотрела, как Галина колдует с кофе.
Сначала кофе мололи в маленькой кофейной мельнице. Потом две чайные ложки засыпали в медную турку, вливали немного воды и ставили на огнь, кухня наполнялась бодрящим ароматом, когда кофе первый раз поднималось пеной, Галина его снимала на минутку с огня, пена оседала, потом снова ставила на огонь, давала чуточку вскипеть и цедила горячий пенящийся кофе. Потом из печи вынимали горшочек с топленым молоком, тетя любила, что бы молочную пенку опускали на дно кофейной кружки, я же любила без пенки. Галина наливала в чистую турку процеженный кофе, добавляла топленого молочка, чуть больше чем кофе, сахару три кусочка, как я любила и снова кипятила, только шапка пены появлялась над туркой, она переливала кипящий напиток в чашку быстро взбивала венчиком и ставила передо мной. Потом принималась за кофе для месье, в горячий процеженный напиток бросала щепотку соли, два кусочка сахара и чайную ложку кофейного ликера. Все эти процедуры Галина проделывала очень проворно не переставая болтать, за несколько минут я узнавала все сплетни из деревни, о чем говорят слуги в соседнем поместье и выслушать жалобы на недобросовестных торговцев, продающих плохой кофе. Только в кружку для месье опускался ликер, он сам входил на кухню, для меня было большой загадкой, каким-таким чувством наш воспитатель угадывает нужный момент.
Мы все втроем, по моему молчаливому согласию, садились за стол, намазывали только что испеченные булочки маслом и запивали все это лучшим в мире кофе. За окном щебетали птицы, шумели деревья, приветствуя друг друга с добрым утром, а мы сидели в благословенном молчании, наслаждаясь короткими минутами покоя. Кстати только наша кухарка, по мнению моего мужа, пила правильный кофе, крепкий, черный, без сахара.
И вот сейчас, мою спальню наполнял дразнящий аромат. Тетушка, нарочно, громким голосом давала указания Даринке:
– Поднос поставь на столик, вот сюда.
Как будто горничная не знает, куда ставить поднос.
– Растяни пошире портьеры, утро хорошее, солнечное.
Ага, чувствую, даже сквозь закрытые веки пробивается ослепительный свет.
– Ну, вот сейчас осядет пенка.
Вот противная тетушка, достала-таки. Я открыла глаза, села в постели.
– Тетя, ну почему, мне нельзя поспать подольше, Даринка подай кофе.
– Потому, что ты уже выспалась. – Тетушка устроилась удобней в кресле, взяла свою чашку, сделала маленький глоток, – ну так намного лучше.
Я подбила подушки, уселась в постели, получила из рук горничной чашку, над которой стояла шапка пушистой пены. Некоторое время мы молчали, пили кофе, собираясь с мыслями.
Рассказывать ли все без утайки? Поймет ли тетя? Она конечно хороший человек и желает мне всяческого счастья, но все же может не одобрить столь вольное поведение, хотя… Желание с кем-то поделиться распирало, и я не выдержала, рассказала все, по порядку, ничего не утаивая, начиная со встречи в кафе с Еленой Суховой и заканчивая разговором в коридоре приюта. Про наше isolementс¹ с Георгием Федоровичем я рассказала как можно короче, просто констатировала факт, мои ощущения должны остаться со мной.
Анна Ивановна выслушала, не перебивая. Мы довольно долго молчали, тетя переваривала столь поразительные новости, я ожидала ее вердикта. Наконец она заговорила:
– Ну что тебе сказать, матушка, он, конечно, человек хороший. Плохого о нем не слышала. А ты женщина в самом соку, но все же будь по осторожней, нашим сплетницам только повод дай – заедят, а так что будет, то будет, пусть все идет своим чередом.
Я вздохнула с облегчением, милая моя тетушка, поняла, не осудила, хороший она все-таки человек. Теперь, сбросив лишний груз с плеч, могла свободно поговорить о тревоживших нас событиях.
– Тетя, а ты как думаешь, знала Ева Адамовна о потайной двери?
– Даже не сомневайся, знала. Она была еще той управительницей, свое хозяйство крепко в руках держала. Но что я тебе скажу: о той двери, почитай, полгорода знало!
Я только удивленно округлила глаза:
– Откуда?
– Давид Бабич был известным адвокатом. После мартовских погромов восемьдесят первого года, да «майских правил» введенных новым императором Александром Александровичем, царствие ему небесное, господин Бабич, как и некоторые другие его соплеменники, принял православие. Многие из иудейской общины от него отвернулись, многие поняли, но дети не приняли новую веру отца и эмигрировали в Америку, правда ссора с отцом не помешала получить немалое наследство. Прав он был или не прав не мне судить, для того есть Бог и его Высший Суд, но этот шаг помог сохранить и значительно увеличить количество клиентов. А адвокат он был отменный, главное его достоинство заключалось в том, что умел старик не доводить дело до суда, умел урегулировать споры у себя в кабинете, а для семьи, сама понимаешь, лучше худой мир, чем добрая война. Поэтому через ту дверь прошло немало горожан, вот к примеру Суховы долго тягались с родней за наследство какого-то дядюшки умершего не оставив завещания, зато оставив много имущества, так вот Елена Игнатьевна, сама мне рассказывала как адвокат выпускал их через потайную дверь. А выходили они, минуя коридор, где ожидал разъяренный племяш, через французское окно из кабинета помощника адвоката. Семен Михайлович, мог знать, он человек местный, правда, пятнадцать лет назад, когда старик умер, он был еще очень молодым человеком, зато отец его должен помнить Давида Бабича. Михаил Михайлович, ведь тоже был полицейским чиновником. У нас, сама знаешь как – отец адвокат, значит и сын адвокат, отец доктор – сын, тоже, доктор, папенька помещик – быть тебе помещиком, ну а если родитель землю пахал, так и сыну пахать придется.
– Да, Анна Ивановна, удивила ты меня. А вот Рахиль Лейбовна могла знать?
– А это мне неизвестно. Рахиль сирота, говорят, ее у дверей приюта нашли в корзине, с запиской, мол, зовут девочку Рахиль, отец ее Лейб Рабинович, хотя фамилия, верно, придумана. С адвокатами, сама понимаешь, Рахиль знакома не была. Сколько помню, она все в помощниках управляющей ходит. Могла и не знать, зачем ей это нужно было? А Ева Адамовна, дверью, вроде и не пользовалась.
– Ты хорошо ее знала?
– Кого?
– Еву Адамовну.
– Неплохо. Вернувшись, сюда обнаружила, что делать мне нечего, Мария тогда тут хозяйничала, в моей помощи не очень нуждалась. Вот я и занялась благотворительностью. Чем еще нам, женщинам заниматься? Работать нужды не было, а бездельничать не хотелось. Ева Адамовна прислала письмо с просьбой о помощи, она всем такие письма посылала, я и откликнулась. – Тетя помолчала, задумавшись, потом додала: – когда Мария умерла, пришлось взять на себя хозяйство, дела благотворительные у меня свелись к тому, что иногда деньгами помогала.
– Тетушка, я вот все вспоминаю, как мы того человека нашли, ты долго на него смотрела, мне даже показалось, узнала его…
Тетя встала, подошла к окну, зачем-то поправила портьеру, обернулась ко мне, подошла, села на кровать, и принялась разглаживать одеяло.
– Анна Ивановна, ну, не молчи.
– Не знаю, Настенька, не знаю, но боюсь, этот человек, все-таки родственник нам…
– Ты думаешь это сын Дарии Любомировны?
– Тебе тоже пришла в голову такая мысль?
– Пришла, я вот все думала, почему именно в нашем флигеле его нашли, что он тут искал. И Семен Михайлович сказал, что убийца, а может убитый, были знакомы с тем, где найти лестницу и лом. И еще про тайники спрашивал. Нет конечно, это мог убийца привести сюда того человека, но почему-то мне кажется, что все было наоборот. Я тут наговорила такую кашу, но ты меня понимаешь?
– Понимаю. Я пристально его разглядывала. Знаешь, он ведь сильно похож на маменьку, с тем портретом семнадцатилетней Дарии не сравнить, конечно, но я же ее видела примерно в тех же годах, что и он сейчас, постаревшую и подурневшую, так вот он очень похож.
– Если это так почему он не пришел к нам? Не чужой ведь, родственник, все же, мы бы не прогнали.
– Бог его знает, может, собирался, да не успел.
– А тот толстый человек, о котором дворник упоминал, кто он?
– Откуда мне знать? Я и брата своего, двоюродного, ребенком только помню, избалованный был страшно, все пакости какие норовил сделать. Он от меня на четыре года моложе был, да недобрый такой ребенок, то жабу в туфлю засунет, то ужа в постель принесет, знал негодяй как я этих тварей боюсь и брезгую. А с кем он стал водиться потом, а уж тем более теперь, даже не представляю, но ничего путного из него, видно, не вышло.
– Знаешь, Семен Михайлович обещал нам что-то показать, про отпечатки я уже говорила, поэтому пошла я собираться, до обеда недолго осталось.
– Одевайся, я пришлю тебе Даринку.
Тетушка ушла, я еще несколько минут поседела в постели и отправилась умываться.
Завтрак прошел мирно, только Андрюша жаловался, что все интересное без него происходит потому, как никуда его не берут, бедняжку, замуровали в четырех стенах. Надо поговорить с месье Бомоном пусть возобновит занятия, хотя бы по основным предметам, а то пока в гимназии закончатся зимние каникулы, Андрюшка совсем разленится.
После завтрака мы с тетушкой провели воспитательную беседу с нашими шустрыми девицами. Я скрупулезно проверила все покупки сделанные красавицами, пересчитала все счета и, поговорив с воспитателем, назначила им дополнительные занятия французским, а также в виде наказания приказала заняться вышиванием новых рушников, подарок местной церкви к Пасхе, так как они любят вышивать, до Светлого Воскресенья как раз управятся. Лиза с Ирочкой скривились, пороптали, но обещали впредь такого не делать, а если я отменю вышивание, то и вообще заделаться ангелами. Но я решила быть стойкой, вышивание не отменила, сама ненавижу это занятие, а подарок церкви священнику обещала.
До обеда еще оставалось время. Решила разобрать почту, ее за последние дни собралось достаточно. Счета, счета, счета.… Так приглашение на музыкальный вечер, еще одно, похоже приглашений собралось достаточно, ну да охота знать свежие новости, некоторые придется все-таки принять. Письмо маклера о целесообразности вложений, опять сомневается, ладно надо написать, дать указания и настоять на точном их исполнении.
Уже давно, убедившись, что землевладение в наше время не так доходно, и будучи дочерью банкира, я вступила в так называемую биржевую игру, надо сказать, что в наше время подобными играми занимаются все кому не лень, в последнее время довели стоимость акций до минимума, многие опасались повторения краха 1869 года. Я в то время еще сидела на ручках у мамы и ела кашу с помощью няни, но мой отец хорошо помнил «Демутовскую биржу» и торговлю воздухом, когда акции были лишь бумагой, ибо покупатели не платили денег за покупаемую бумагу, а продавцы не продавали покупателю бумаг. Они сидели в Демутовом отеле и за бокалом шампанского, устанавливали цены, а после этого члены сего странного сообщества отправлялись на биржу и поднимали или опускали там бумаги, согласно их сделкам, совершенным без всякого залога.
Я вела свою игру очень осторожно, предварительно изучала все, что только можно об интересующей меня компании или предприятии, сама для себя составляла графики роста и падения цен акций, активно переписывалась со своим маклером и пока всегда была в выигрыше. Двадцать пять процентов заработанных денег по уговору с отцом отдавала ему, он вкладывал их преимущественно в иностранные банки, твердо придерживаясь мнения, что яйца надо держать в разных корзинах.
Пока разбирала почту, все косилась на пухлый конверт, надписанный изящным почерком моей мачехи, Софи. Она обожала эпистолярный жанр, ее послания занимали не менее четырех страниц, исписанных мелким красивым почерком, как полагается выпускнице Смольного, на французском языке. Ее письмо я решила оставить на вечер.
За написанием писем, ответов на приглашения и разбором счетов время пролетело незаметно. Появление наших гостей застало меня врасплох. Нет, конечно, я знала, что они будут ровно в двенадцать, подготовилась заранее, с утра упаковавшись в корсет, надела элегантное платье темно-зеленого бархата, с неглубоким, но соблазнительным декольте, за что получила ироничный комментарий тетушки:
– Ты, я вижу, времени даром не теряешь, то воротник, разве уши не царапает, а то грудь нараспашку, не холодно?
– Не замерзну, и декольте неглубокое.
– С твоими дарами что глубокое, что неглубокое, разницы мало.
Когда пришел Петр с докладом: гости прибыли, ожидают в библиотеке, я вдруг почувствовала себя неловко, может бежать переодеться, во что-нибудь более скромное? Нет, переодевание займет уйму времени, как говорит тетя: что будет, то будет. Я отложила перо и отправилась в библиотеку, заглядывая по пути во все зеркала.
– Петр, ты тетю предупредил?
– Анна Ивановна, уже ожидают вас в библиотеке.
Перед дверью библиотеки я задержалась, но вечно оттягивать время встречи не будешь, поэтому кивнула Петру:
– Открывай.
Дворецкий наш распахнул дверь на всю ширь и своим громким, по-старчески пронзительным голосом провозгласил:
– Госпожа Анастасия Павловна! – отойдя в сторону, отвесил элегантный поклон, насколько позволял ревматизм, я вошла в комнату, Петр аккуратно закрыл дверь.
Все уже заняли свои места: Анна Ивановна все в том же кресле, напротив Семен Михайлович, на диване Георгий Федорович. Мужчины вытянулись в струнку, я, стараясь не смотреть на Георгия, аккуратно обошла диван к своему месту, за письменным столом. Все уселись, все так же старательно пряча глаза, чтобы не встретится с Георгием взглядом, обратилась к Семену Михайловичу:
– Ну, Семен Михайлович мы Вас слушаем.
Привычным жестом, растрепав галстук, похлопал себя по карманам и вытащил на свет Божий, дешевый конверт, из тех которыми обычно пользуются судебные приставы, рассылая свои требования. Мы с тетей наблюдали за ним, затаив дыхание, неужто опять какой-нибудь нож нам покажут или еще что-то не менее зловещее, но на стол легла обыкновенная фотография.
– Посмотрите, пожалуйста, внимательно, узнаете ли вы людей изображенных на ней.
Первой снимок взяла я, он был очень старый, пожелтевший и некачественный. На фоне фонтана, в каком-то парке, стояли мужчина и женщина, одетые по моде двадцатилетней давности. Даже на плохой фотографии была видна родственная схожесть между ними.
– Если, я не ошибаюсь, снимок, старый и некачественный, но это, кажется наш убитый. – Я передала фото своей тете.
Тетушка так же внимательно изучила изображенных на нем людей и твердо ответила:
– Женщина эта, моя тетка, светлой памяти, Дария Любомировна, а мужчина этот, стало быть, ее сын, похож очень. Значит, убитый все же есть мой двоюродный брат – князь Кирилл Юрьевич Артемьев.
Глава 10
Семен Михайлович заинтересованным взглядом, окинул Анну Ивановну, он не удивился ответу, а спокойно, слегка растягивая слова, спросил:
– Отчего же вы, уважаемая Анна Ивановна до сих пор молчали, что опознали покойного? Ведь вы не сегодня о том догадались?
Тетушка поджала губы. Некоторое время в библиотеке царила полная тишина, тетя собиралась с мыслями, она явно колебалась, стоит ли рассказывать, я не понимала одного: чем эти сомнения вызваны? Наши сыщики, настроились ждать и Анну Ивановну не торопили. Молчание затянулось, в полной тишине особенно отчетливо слышались звуки, на которые обычно не обращаешь внимания: скрип старой мебели, шуршание платья, которое непрестанно теребила тетя, задумавшись, легкое постукивание, шум ветра за окном. Наконец она, видимо решилась, потому, что оторвала, взгляд от ковра, выпрямилась в кресле и открыла рот, но ни одного звука не успела произнести, двери из гостиной резко открылись и в них одновременно появились Петр и месье Бомон. Наш дворецкий пытался остановить воспитателя:
– Месье Бомон, сюда нельзя, пани заняты, нельзя!
Но месье, отталкивал незадачливого охранника нашего покоя и тараторил с невероятной быстротой, как всегда в минуты особенного волнения на родном языке:
– Oh, Madame, Andrew avait disparu, nous avons cherché partout, ô Dieu, madame, où il aurait pu se perd!¹
Даже если бы я не знала французского языка, все равно бы поняла, что Андрюша куда-то запропастился. Первый вопрос, который пришел мне в голову:
– Что Андрюша читал последнее время?
– "The Last of the Mohicans" de James Fenimore Cooper²
– Так может он воображает себя вождем краснокожих и засел где-то с Панасиком в засаду?
Наш странный диалог, кажется, удивил гостей. Семен Михайлович даже рот приоткрыл от удивления. Пришлось объяснить:
– Дело в том, что последний раз, когда Андрюша начитался «Робинзона Крузо» Дефо, ему пришло в голову, поселиться на необитаемом острове. На роль Пятницы согласился Панасик, а необитаемым островом служила полянка в лесу рядом, мы их полдня искали, извелись все, да и нашли их только потому, что доблестные жители необитаемого острова, проголодались и прибежали на кухню подкрепиться, чем-то вкусненьким. Вот я и думаю, не начитался ли мальчик еще чего и не изображает ли сейчас какого-нибудь героя очередной книги.
– Зачем ему герои книг, если дома такое твориться. – Проворчала тетушка.
Вдруг Георгий Федорович поднялся с места, загадочно посмотрел на меня и прижал палец к губам, призывая к молчанию, мы все притихли и удивленно следили за его действиями. Он подошел к книжным шкафам, они занимали всю стену, напротив окон и представляли собой шесть секций состоящих из открытых полок, только два средних шкафа были закрыты до половины глухими дверцами, украшенными резьбой, в них муж хранил всевозможные чертежи, карты и другие бумаги. Георгий подошел к одному из этих шкафчиков, постоял минуту и резко распахнул дверцы, на средней полке, среди рулонов чертежей, лежал Андрей. Георгий Федорович подхватил сорванца и поставил на ровные ноги.
– Ну, Андрей Михайлович, как вы объясните свое поведение?
– Георгий Федорович, простите. – Андрюша виновато потупил глаза и горько вздохнул, – мне ничего не рассказывают, никуда не берут…
– И вы решили, молодой человек, спрятаться и подслушивать. Не кажется ли вам, что это плохой поступок? – Георгий говорил совершенно спокойно, ровным голосом не отрывая взгляда от Андрея, он ничего особенного не сказал, не угрожал и не обещал наказать, просто задал вопрос, но почему-то даже у меня мурашки пошли по коже. Думаю, ученики у него особо не шалили.
– Кажется, Георгий Федорович. – Почти прошептал Андрюша, потупившись долу.
– Хорошо. Вы напишете для меня небольшое сочинение, почему подслушивать – это плохой поступок. На латыни, к завтрашнему дню. А теперь идите к себе.
– Хорошо, Георгий Федорович. – Пролепетал сын и вышел из библиотеки.
Месье Бомон, посмотрел на Георгия с уважением и подался следом за учеником, Петр закрыл дверь.
– Вот мне бы так с ним управляться. – Вырвалось у меня.
Георгий только улыбнулся и вернулся к своему месту.
Когда инцидент был исчерпан, все опять обернулись к Анне Ивановне, но она, успев поразмыслить, захлопнулась как устрица и лишь коротко сказала
– Я не была в том уверена, покойник показался мне похожим на тетку, но я не была уверена – повторила она. – Только когда вы показали фотографию, убедилась, что это все же он.
– Но Вы могли сказать о своих подозрениях Анна Ивановна. – Укоризненно заметил Семен Михайлович.
– А если бы я оказалась не права? А вы подняли бы шум, и опять все бы говорили… – взволновано начала тетушка и резко умолкла.
Далее разговор не пошел, на все вопросы тетя отвечала коротко, зачастую односложно: двоюродного брата последний раз видела еще ребенком. Когда Миша был в Петербурге, то встречался с родственником, тот заставил мать, перед отъездом, переписать все имущество на себя, мотивируя это тем, что Дария Любомировна не в себе и больна, так и вышло, что у нее кроме некоторой мебели, личных вещей да нескольких драгоценностей, ничего и не осталось. Миша не противился решениям брата, хотя, остался недоволен встречей и самим родственником. Женился он или нет, тетя не знала, какой невестке писала письмо покойная, тоже не ведала. И вообще их делами она не интересовалась.
Семен Михайлович все больше злился. Георгий Федорович, пытался подействовать на тетю своим очарованием, но она не поддалась и стояла на своем, ничего не знаю, в чужие дела не лезу. Пришлось оставить ее в покое. Ничего не добившись от Анны Ивановны, Семен Михайлович взялся за меня.
– Анастасия Павловна, вы обещали позволить взять у вас и ваших домочадцев отпечатки пальцев, так может, мы начнем?
– Ну, хорошо берите. А как вы это будете делать? – с любопытством спросила я.
– Сейчас увидите, Георгий Федорович позови Николая.
Оказалось, Николай, все это время дежурил в соседней гостиной, обложенный всевозможными чемоданчиками и ящичками, чинно сидел на диване, вызывая болезненное любопытство у моих домочадцев. Георгий застал его за беседой с Лизой и Иришей. Девочки засыпали его вопросами, а молодой человек отчаянно краснея и заикаясь, пытался отвечать на них.
Нет с этими девицами сладу. Когда Николай вошел в библиотеку и принялся раскладывать на столе загадочные по своему назначению предметы, девочки просочились следом, притворившись глухими, потому, что моих уговоров посидеть в гостиной и подождать, они просто не слышали, стали мешать бедному Коле выглядывая из-за его плеча, и задавая попутно вопросы:
– А, что это такое Николай Александрович? – молодой человек оказался тезкой нашего императора. – Эта коробочка зачем? – спрашивала Лиза.
– А эта бумажка, какая интересная, в большую клетку. А что за обозначения бпл, бпп? – спрашивала Ирочка, рассматривая бумагу, разлинованную на десять клеток, в каждой клеточке были написаны в углу эти загадочные обозначения.
Все, также отчаянно краснея, молодой человек предложил:
– Давайте я вам покажу. – Он забрал у Иры листок, уселся за стол, что бы ему было удобнее, я уступила свое место за письменным столом, в углу листка, красивым, четким почерком написал: Вишнивецкая Ирина Михайловна, потом предложил: – Ирина Михайловна, дайте, пожалуйста, вашу левую руку.
Ирочка, кокетливо улыбнувшись, протянула Николаю руку, ладонью вверх. Он сосредоточенно, видно ушел в свое дело целиком, взял ее руку, рассмотрел внимательно. Приложил ее большой палец к стеклышку, предварительно покрыв его тонким слоем черной краски, по-видимому, типографской. Аккуратно прижал палец, так что бы он равномерно покрылся краской и приложил вымазанный пальчик, любопытной девушки, к листу бумаги с ее именем попутно объясняя:
– Буквы бпл означают: большой палец левой руки, дальше идет указательный, средний, и так далее. Когда мы снимем все Ваши отпечатки, то сравним их с теми, что собрали на месте преступления, что бы отделить ваши следы от следов преступника. – Важно закончил он.
Пока Николай занимался девочками в библиотеку, вошли Феся и Марыся, кто-то дал им указание, принести тазик, кувшин с теплой водой, щетку, мыло и полотенца. Горничные разместили все это на маленьком столике подле дверей и остались смотреть, на чудачества господ.
Процедура эта оказалась затяжной, Николай ушел в свою работу, девочки притихли, когда с Ирой закончили, она помыла руки и присела на диван, наблюдая за тем, как снимают отпечатки у Лизы. Семен Михайлович отошел к книжным шкафам, сняв с полки книгу, рассеяно ее листал, тетя сидела все в том же кресле у стола, задумчиво уставившись невидящим взглядом в одну точку, Георгий Федорович мерил шагами библиотеку, прохаживаясь вдоль окон, я стояла у крайнего окна, и смотрела на мертвый зимний сад. Никто не разговаривал.
Процедура продолжалась. Когда я, без лишних слов, позволила снять отпечатки у себя, слуги мои, толпившиеся в гостиной успокоились и, не сопротивляясь, но с чисто детским любопытством, доверились Николаю.
Я перешла в гостиную, присела на подоконник, все собрались в библиотеке, здесь было тихо и пусто. Георгий подошел не слышно, увидев его рядом, я даже вздрогнула.
– Почему опечалилась, милая?
– Это не печаль. Я думаю.
– О чем?
– О тете, что она скрывает, мне казалось, я ее знаю как себя саму, а тут вдруг какие-то тайны.
Он легонько, украдкой, погладил меня по плечу.
– Не думаю, что она скрывает, что-то особенно страшное, скорее всего, просто твоя тетя пытается защитить всех вас от лишних пересудов и людской молвы. Эта история поднимает со дна давно забытые неприятности, да и таинственная Дария Любомировна, судя по всему, была скандальной особой.
Я сорвалась с места.
– Хочешь, покажу тебе ее портрет, на нем как пророчество, нарисован тот самый нож, которым убили ее сына, пошли. – И я потащила за собой Георгия в танцевальную залу.
Мы несколько минут постояли перед портретом, молча, я дала возможность Георгию хорошенько рассмотреть это произведение великого художника, ибо мне казалось, если бы не трагическая смерть, Илья, стал бы выдающимся творцом. Наконец Гриша оторвался от созерцания портрета, и обернулся ко мне.
– Человек писавший его очень талантлив.
– Да, я расскажу тебе его историю. – И пересказала, что узнала об Илье и Дарье от тети. История произвела на Георгия тягостное впечатление.
– Обидно когда из-за ничтожеств погибают великие таланты, к сожалению, в истории так часто бывает, достаточно вспомнить Пушкина и Дантеса.
– Странное сравнение, но я с тобой согласна, не знаю, каким был Дантес, но наша Дарья показала себя не с лучшей стороны.
Мы посмотрели друг на друга, он мягко обнял меня за талию и еще секунда, забыв обо всех опасностях, мы бы страстно целовались, но раздался тихий стук в дверь. Пришлось отстраниться, отойдя на приличное расстояние от Георгия, я разрешила:
– Войдите.
В залу вошел Петр.
– Анастасия Павловна, там госпожа Анфиса Андреевна Теличкина, с сыном, просят принять. – Я искренне удивилась, что им нужно?
– Проводи их в парадную гостиную, я уже иду.
Мы вернулись в гостиную и почти сразу же вошли наши гости. Анфиса Андреевна сильно изменилась с нашей последней встречи, несмотря на то, что прошло всего пару дней. Она осунулась, одетая в темно-серое строгое платье, небрежно причесанные волосы были стянуты в простой узел, Анфиса Андреевна, казалось, даже, постарела. Ее сын, почтительно державшийся позади маменьки, был мрачен, на добродушном лице застыла маска печали.
Георгий Федорович тихо удалился в библиотеку, вместо него пришли девочки. Я указала гостям на гостиную группу, возле печки, там было теплее, состоящую из небольшого диванчика, двух кресел и чайного столика в стиле бидермейер, модным во времена деда Миши, хотя многие считали сейчас, этот стиль мещанским, мне нравилась его практичность и уютность, если можно так сказать. Многие мои гости были в восторге от разноцветных, вышитых подушечек, разбросанных по креслам и диванам, они, по общему мнению, создавали уют, не признавалась я только в том, что эти подушечки, служили не украшением, а прикрытием для протертой обивки мебели.
Гости чинно уселись, я послала за чаем, кофе, сладостями. Когда чайный столик был накрыт и покончили с церемониями, решилась, спросить:
– Мы очень рады видеть вас, Анфиса Андреевна, Василий Федорович, – я вежливо склонила голову в сторону гостя, – но что вас привело в наш дом, может по делу какому?
– Да нет, дорогая Анастасия Павловна, мы так проездом, согреться. – Коротко ответила Анфиса Андреевна.
– А куда ездили? Ира налей Василию Федоровичу чаю, или кофе?
– Чай, если можно, спасибо.
– Лиза подай пирожные. У соседей побывали Анфиса Андреевна?
– Нет, у ваших жильцов, Куницких. – В ее глазах заблестели слезы, что совершенно сразило меня, не ожидала от всегда насмешливой и непробиваемой женщины проявления эмоций. – Федору Федоровичу, совсем худо стало. Слышала, что госпожа Куницкая в травах сведуща, лечит людей, вот решила к ней, обратится, если уж доктора отказываются от него. – И добавила, в ответ на мой немой вопрос: – она дала каких-то трав, добросердечная женщина, но смотрела так…, боюсь надо готовиться к худшему.
Мне стало, искренне, жаль бедную женщину, ее сын совсем помрачнел, даже вечно оживленные девушки молчали и бросали сочувствующие взгляды на молодого человека.
– Боже, как это тяжело. – В порыве сочувствия я накрыла своей рукой ее руку. – Если чем-то смогу помочь, то я к вашим услугам.
В этот момент из библиотеки выбежали горничные Соломия и Даринка, подгоняемые недовольной Галиной, увидев гостей, сначала остолбенели, а потом принялись делать неуклюжие реверансы. Я остановила их рукой.
– Ну, хватит, идите на кухню, обед накройте в парадной столовой, Галина у нас будут гости. – Девушки и кухарка, тотчас сорвались с места и побежали исполнять указания, а на удивленный взгляд гостей я ответила – у нас в библиотеке Семен Михайлович с помощником снимают отпечатки пальцев, что бы отличить их от тех которые нашли в большом флигеле.
От такого объяснения у моих гостей глаза поползли на лоб, но тут к счастью объявился и сам Семен Михайлович, так что дальнейшие пояснения оставила ему. Войдя в раж, он вызвался показать Анфисе Андреевне и Василию Федоровичу как это делается и снял эти отпечатки и у них, вот уж не ясно зачем? Они хоть и бывали в моем доме, во флигель не заходили никогда.
