Текст книги "И по делам твоим воздастся (СИ)"

Автор книги: Виорика Высоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава 16

Мы сидели в красивой, со вкусом обставленной гостиной. Дом наполняла та печальная тишина, что бывает в присутствии покойника. Хозяйка дома стояла у окна, вот уже добрых четверть часа, молча и не оборачиваясь к нам. Она осунулась, похудела, черное траурное платье на ней болталось, волосы были кое-как завернуты в простой узел, придя в дом, мы узнали, что хозяин его только, что скончался. Но нас приняли. Наконец, Анфиса Андреевна, медленно обернулась и заговорила тихим голосом.

– Ибо придет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его…. Эти слова часто повторял один мой клиент, недоучившийся семинарист. Я родилась и выросла, в публичном доме. Мать моя была проституткой, кто отец неизвестно, записали Андреевной, потому, что родилась аккурат на Андрея Первозванного. Когда мне исполнилось девять лет, мать умудрилась выйти замуж, но отчим мой, хоть и добрый был, в общем, человек, промышлял мелким разбоем, через несколько лет его изловили и отправили на каторгу, что с ним стало дальше, не знаю, а мать умерла от чахотки. В пятнадцать лет я вернулась в тот публичный дом, в котором родилась. С такой родословной туда мне была прямая дорога. Я бы пошла в услужение, любую работу, исполняла бы, да кто возьмет к себе в дом дочь вора и проститутки. Я была очень красива и молода, хозяйка за меня драла большие деньги, а мне доставались гроши. В двадцать лет я все же ушла на свои хлеба, стала бланковой. Но всегда мечтала вырваться из этого ада. Я скооперировалась с одним извозчиком, имевшем дорогой экипаж, он привозил мне хороших клиентов, которых подбирал у ресторанов и театров, однажды, привез ко мне пьяную в стельку компанию молодых людей из высшего общества. Так я познакомилась с Кириллом Юрьевичем Артемьевым. В молодости он был красив, как греческий бог, сильно развращен, любитель хорошо выпить и громко гулять. Он ненавидел своих родителей, все жаловался, что маменька с папенькой прогуливают его наследство. Тогда же я услышала об одной знакомой девушке с таким же «желтым билетом», на которой женился просвещенный господин, дабы спасти ее от судьбы падшей женщины. И мне пришла в голову идея. Я тогда уже собрала некоторые деньги, мечтала уехать из Петербурга с чистым паспортом, поселиться где-нибудь в большом городе, там, где со мной не знакомы, открыть магазин женских мелочей, шпилек и булавок. – Анфиса Андреевна, умолкла. Она смотрела отсутствующим взглядом в одну точку и мяла в руках кружевной платочек. Молчание затягивалось. Семен Михайлович, нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице кофейного столика. Георгий казался самым спокойным из нас, сидел почти неподвижно, а я рассматривала узор ковра на полу, смотреть на бедную Анфису Андреевну мне было больно, слишком уж все это казалось ужасным и неправдоподобным. Тишина прервалась неожиданно. Справившись со своими чувствами, Анфиса Андреевна продолжила ровным голосом. – Я уговорила Кирилла, женится на мне. Сказала, что таким образом он сильно насолит противной маменьке и от него отстанут родители, все пытавшиеся женить молодого прохвоста, на ком-то с достойным приданным. Это его тоже, сильно злило, говорил, что они собираются продать его подороже, а приданное жены прогулять, как прогуляли свое наследство. Однажды после очередной пьянки и ссоры с мамой Кирилл Юрьевич прикатил ко мне с друзьями и повез венчаться. Мы обвенчались, как полагается в церкви, я взяла венчальный лист с подписями свидетелей и отправилась в гости к княгине. Дария Любомировна бушевала так, что слышно ее было за три версты, я думала, она убьет этого идиота сынка. Но я спокойно ей сказала, что мне нужен чистый паспорт, выданный губернской канцелярией, и право уехать и поселиться в другом городе, я выбрала Киев, привыкла к большим городам, а Киев большой город и от Петербурга далеко. Я сказала, что мне ничего не нужно от них, пусть забудут обо мне как о плохом сне, только помогут убраться отсюда, туда, где никто не будет знать, чем я промышляла прежде. Дарья Любомировна все взвесила, а она была очень умной женщиной и решила помочь мне, взяв с меня обещание, что никто и никогда не узнает о том кто мой муж. Она добыла мне паспорт, в котором указывалось, что я вдова, муж мой Артемьев Кирилл Юрьевич, искажать имен она не стала, но указывалось что он чиновник мелкого ранга. С тем я уехала. В Киеве, выкупила небольшой, почти разорившийся магазинчик и стала вести тихую жизнь вдовы чиновника средней руки. Но Бог большой шутник, и он послал мне Федора Федоровича. Я знала множество мужчин и испытывала к ним сильное отвращение, но в него я влюбилась. Не спрашивайте меня, почему так случилось, но мне на нем весь свет сошелся клином. А беда была в том, что и он меня полюбил. Я сопротивлялась два года, но в конце не выдержала, решила, будь что будет, до сих пор никто не сомневался в том, что я есть та, за кого себя выдаю и мы поженились. Тогда Федя был еще купцом средней руки, но годы шли мы с ним, понимали друг друга с полуслова, жили, душа в душу, родились три красавца сына. Будь проклят тот день, когда я согласилась переехать в этот ужасный город. Но откуда я знала, что встречу тут ее?! Я думала глухая провинция, кто во мне располневшей купчихе, узнает тут красавицу, промышлявшую под именем Жаннетт. А Федор говорил, что здесь много сахарных заводов, опять же железная дорога между портовой Одессой и Киевом. Мы переехали. А через пару месяцев, я стояла в церкви и почувствовала, что меня прямо протыкают взглядом, но, сколько не оборачивалась, не увидела никого. А когда вышла после службы в церковный двор наткнулась прямо на нее, она стояла и противно так улыбалась. Рядом с ней стояла ее служанка, как я узнала потом, глухонемая. Тогда я поняла значение слов «и по делам твоим воздастся».

Раздался тихий стук в дверь, в комнату вошел старший сын Анфисы Андреевны, молодой человек выглядел крайне уставшим, под глазами у него обозначились темные круги, он словно постарел сразу на десяток лет. Анфиса Андреевна извинилась и вышла с ним. Никто из нас не проронил ни слова, пока хозяйка отсутствовала. Вернувшись, она устало опустилась в кресло и продолжила, словно и не было вынужденной паузы.

– Дария Любомировна напомнила мне, что ее сын до сих пор жив и, что мой новый брак незаконный, и что дети мои выходит, тоже незаконнорожденные. За свое молчание вытребовала, что бы я определенную суму давала ей каждый месяц и еще кокаин, к нему она пристрастилась в столице. Действие этого яда я хорошо знала, многие девушки начинали его принимать, считая, что от него лицо становиться красивым, с загадочной бледностью, и повышается работоспособность, но я видела, во что они превращались позже, это очень опасное вещество. У меня не было выбора. Я согласилась. Когда побывала в вашем доме, Анастасия Павловна, по приглашению Михаила Ивановича, обсудила с ней условия доставки товара, пока горничная княгини, отвлекала Анну Ивановну. Еще я взяла с нее слово, что она ничего не скажет сыну, о моем новом положении, только еще одного шантажиста мне не хватало. Она обещала. Каждый месяц из нашего магазина к вашей тетке приходил пакет со сладостями, которые она якобы заказывала, но кроме конфет там были деньги, она не была слишком жадной, сума была небольшой и пакетик с кокаиновым воском или раствором. И все было бы хорошо, если бы не воздействие проклятого зелья, от него она становилась сама не своя, стала писать мне сумасшедшие письма. Я начала боятся, что рано или поздно она, не контролируя себя, выдаст кому-нибудь мою тайну. В тот роковой день, я решилась ее проведать, подъехала к вашему саду, со стороны деревни, оставила бричку около калитки и пошла тропинкой через сад. В доме застала ее одну, она была под воздействием зелья, очень возбуждена. Я сказала, что может, стоит ограничить прием кокаина. Как она разбушевалась, угрожала, что донесет на меня, что у нее доказательства, что у нее имеется копия записи в метрической книге из консисторского экземпляра. Она ужасно возбудилась, глаза горели как у безумной, княгиня кинулась на меня с маленьким ножом, но я была моложе намного и крепче, я вырвала нож и оттолкнула ее. Вдруг она закричала, как безумная: «Илья оставь меня, не надо, зачем ты это сделал, я бы помогла тебе бежать! Илья!». Она закрылась руками, как будто защищаясь, забежала в спальню и упала замертво. Клянусь, я даже пальцем не тронула старуху! – Анфиса Андреевна почти выкрикнула последние слова, но словно спохватившись, могут ведь услышать слуги, резко умолкла, справившись с возбуждением, она продолжила.

– Сначала мне захотелось просто бежать, потом я вспомнила о копии метрической записи, пока никто не зашел, кинулась судорожно сгребать все бумаги, которые только видела, и запихивать их в печку, потом подожгла их, а сама убежала. Уже дома обнаружила у себя в кармане маленький, канцелярский нож. Очень тогда боялась, что на похороны приедет Кирилл, но все обошлось. А неделю назад, мое прошлое опять нагнало меня. Мы встретились не случайно, оказывается, подлая старуха, все же написала сынку письмецо. Но он берег меня, на крайний случай и эта крайность настала. Кирилл полностью разорился, от долговой тюрьмы его спасало только громкое имя и княжеский титул. Он поджидал меня в той же церкви. Федор к тому времени совсем слег, но мы еще надеялись, и я истово молилась за жизнь любимого мужа. Когда увидела подлеца, восприняла это со смирением обреченного. Он сказал, что хочет встретиться тайно и велел мне прийти в его номер в гостинице. Я переоделась в мужское платье, надела мужнину шубу и пошла на встречу. Он назвал довольно большую суму, но не заоблачную, я согласилась и на следующий день принесла, хотя клерк в банке смотрел на меня удивленно, но деньги выдал, муж подписал поручение на мое имя. Но негодяю уже казалось, что он продешевил и велел принести еще. Тогда я поняла, что попала в кабалу. На следующий раз я взяла с собой нож. Еще не была уверена, что использую его, но взяла, тот самый, его маменьки. Кирилл был изрядно пьян, взял гостиничный экипаж и заявил, что мы едем в дом его предков, так он выразился. Мы приехали к той же калитке, что ведет в деревню. Кирилл еще помнил, что и где в вашем хозяйстве находится. Мело страшно, мы с трудом шли, ветер сбивал с ног, когда добрались до флигеля, он уже немного протрезвевший, подался искать лестницу и лом, что бы открыть ставни. Кирилл всю жизнь страшно боялся закрытых комнат, даже портьеры на ночь никогда не затягивал. Я просила его побыстрее двигаться в такую ночь, надо было успеть вернуться в город пока окончательно заметет всю дорогу. Наконец мы зашли, у него был ключ, оказывается маменька, отдала ему, когда он инкогнито, не желая общаться с родственниками, посетил ее. Кирилл зажег свечу, ее он тоже принес с собой. Разговор у нас не пошел, он насмехался, сказал, что очень удачно женился, и свое приданное промотает сам, он, как и когда-то маменька все больше возбуждался, я пыталась его уговорить, сказала, что пока жив Федор, я не могу выделить ему такую суму, не объяснив мужу, на что она мне. Пообещала ему дать долговую расписку, но он разошелся, а потом стал приставать ко мне, пытался повалить на стол, я и пырнула его ножом. Орудовать им меня научил отчим, для защиты, говорил, что нож самое надежное средство, если знать, куда бить, никаких шансов у нападавшего не останется, нож не дает осечку, говорил он.

И снова в комнате воцарилось молчание, только тиканье маленьких каминных часов прерывало тревожную тишину. Анфиса Андреевна, казалась совершенно спокойной, только руки у нее дрожали, и снова никто не произнес ни слова, ожидая пока бедная женщина, справится с собой и продолжит свою поразительную исповедь.

– Искать тайники я даже не пыталась, обыскала мерзавца, а потом решила забрать шубу и шапку, подумала, если что, то бумаги, компрометирующие, и письма матери мог зашить только в подкладку шубы или шапки. – Она заговорила неожиданно, я даже вздрогнула от звука ее голоса, резко прервавшего полную тишину. – У него в кармане только одно письмо осталось, я в спешке, когда вытаскивала его, порвала, но не обратила на это внимания. И сбежала, дверь закрыла его ключом. Еле добралась в город. Когда выходила из флигеля странную тень заметила, светлую, испугалась очень, и, несмотря на снежную бурю, почти бежала. Домой нести шубу и шапку не стала, в нервах разорвала подкладку зубами и руками, в шубе нашла письма его матери. Экипаж оставила около ворот постоялого двора, шубу с шапкой выкинула там же. Сыновьям, которые заметили, когда я пришла и в чем одета, сказала, что ходила к знахарке, тайно, с надеждой, что поможет вылечить Федора. Они поверили, но посчитали, что мать совсем не в своем уме. В письмах старухи вычитала о тайнике в письменном столе. Я тогда совсем уж как безумная сделалась. Пришла в приют, под предлогом сделать пожертвование, взамен за молитвы невинных душ за моего мужа. Мне Ева Адамовна горько жаловалась на безбожницу Рахиль, из-за какого-то мужика, решившуюся предать истинную веру. Я выслушала внимательно, и у меня родился план. Если Рахиль надо денег, я ей дам. О тайной двери мне Елена Сухова давно уже рассказала, она, когда тот процесс за раздел наследства длился, всем кто желал слушать, рассказывала о своих переживаниях и о двери в конторе Давида Бабича рассказала. Я написала письмо и понадеялась, что Рахиль сделает, как я просила. Бог свидетель, я не знала о том, что Ева Адамовна в кабинете, у нее гардины были затянуты на окнах, света я видела, да и подошла не со стороны кабинета. Она когда отодвигающуюся стенку увидела, то ужасно перепугалась, я тоже, но она вдруг захрипела и сползла в сторону. Я потрогала ее, но сделать уже ничего было нельзя. Я на скорую руку перекинула стол, но ничего не нашла, тайников, тоже. За ее смерть корю себя больше всего. Теперь вот сижу, жду, когда Рахиль придет за деньгами, она ведь догадалась от кого письмо. А сегодня утром умер Федор, я тоже, с ним умерла.

Исповедь закончилась, опять молчание надолго повисло в комнате, и снова, в полной тишине, колокольным звоном раздавалось только тиканье часов. Наконец я спросила:

– А зачем Вы вернулись во флигель?

– Думала, может хоть там, найду какие-то документы, связанные с моим проклятым замужеством. А тут ваш Степан, я не сильно его ударила?

– Да, нет, голова у старика поболела и все.

– Даже не знаю, что с вами делать, Анфиса Андреевна. – Заговорил Семен Михайлович. – Зачем вы так много глупостей наделали?

– Ради сыновей Семен Михайлович, ради них. В Федоре, я уверена, он бы меня любой принял, наши чувства были проверены временем. Но у Федора восемь братьев и сестер и только он так высоко поднялся. Пока моя честь безупречна, они сидят тихо и на что не претендуют. Конечно, по завещанию им немало перепадет, Федор всегда был щедр и ценил семейные узы, но если только слух пойдет о том, что есть возможность отсудить наши миллионы, они слетятся как коршуны, а в чем мои сыновья виноваты? – и она вдруг сползла с кресла, упав на колени. – Семен Михайлович, умоляю вас! Я очень больна, мне немного осталось, без Федора я недолго проживу, меня Бог накажет, его суд беспощадней и справедливей, чем любой людской! В чем вина моих детей?! Умоляю, не давайте хода делу. Настасья Павловна… – она попыталась подползти ко мне, но запуталась в юбках и упала на пол, судорожно, рыдая. Мы все кинулись к ней, я подняла ее, она прижалась к моему плечу, обильно поливая меня слезами, мои глаза тоже наполнились влагой.

– Не надо, Анфиса Андреевна, не рыдайте, я обещаю вам подумать, дам ответ до завтра. – Растеряно произнес Семен Михайлович.

Эпилог

Я сидела на лавке в саду, июльское солнце нещадно пекло, деревья, печально опустили свои ветки, трава пожелтела, от отсутствия живительной влаги, даже всегда, докучливые мухи, попрятались в благословенную тень.

Тетушка, тяжело переносившая полуденную жару, лежала у себя в комнате, положив на голову тряпку, смоченную холодной водой, девочки скрылись в гостиной, Андрюша, с Панасиком, сидели где-то в очередной засаде, а мне жара даже нравилась.

Я читала очередной опус Софи. Видела бы она меня сейчас, в помятом, висящем мешком платье, в старых удобных сандалиях, а на голове моей, разительным контрастом, красовалась изысканная шляпка, итальянской соломки с маками, подаренная мачехой. Я так и увидела перед собой презрительно сморщенный носик Софи. Конечно, позволить себе такую безвкусицу и отсутствие элегантности она не могла, даже если зрителями были только яблони да лениво ползающие по ним жуки.

Я дочитала, письмо и опустила его на колени. Не знаю почему, на память пришел тот холодный февральский вечер, когда мы в полной тишине, подавленные и растерянные приехали к нам домой.

Меня бил озноб и я никак не могла согреться. Семен Михайлович рассказал нам о встрече с Рахиль. Она догадалась, кто оправил то письмо, почти сразу, потому, что случайно, по ее словам подслушала, как Ева Адамовна, жаловалась Анфисе Андреевне. Только та, да еще Ева Адамовна, знали, как отчаянно нуждается Рахиль в деньгах и только Анфиса Андреевна была так богата, что с легкостью могла выложить пятьсот рублей разом. Рахиль клялась, что не собиралась шантажировать Анфису Андреевну, и Семен Михайлович ей верил, она была умна и понимала, что шантаж опасен для жизни. Тем более Рахиль утверждала, что денег у них с мужем достаточно для отъезда. Семен Михайлович обещал разрешить им выезд.

Мы до поздней ночи яростно спорили в нашей библиотеке. Семен Михайлович желал передать дело в суд, по его мнению, только суд может решить, насколько виновен человек, не ожидала я такой наивности от умного и реалистичного человека. Но три голоса были против.

Георгий убеждал Семена Михайловича в том, что доказательства не надежны, что суд над известной миллионершей, может пойти не в пользу его карьере, и что у нее может оказаться много влиятельных защитников.

Тетушка стенала и плакала, утверждая, что подобный процесс опять всколыхнет нездоровый интерес к нашей семье. Она, хватаясь за сердце, говорила, что сейчас умрет от сердечного приступа, это правда не помешало ей с аппетитом съесть почти все бутерброды с бужениной, которые принесла в библиотеку Соломия.

Я же убеждала в том, что от этого суда больше всего пострадают, как раз невинные души, дети Анфисы Андреевны и Федора Федоровича.

В конце концов, мы порешили на том, что Семен Михайлович подождет полгода, доказательства никуда не денутся. Я не буду приставать к его начальству, требуя найти убийцу родственника, а Анфиса Андреевна сказала, что очень больна и не переживет мужа долго.

Что же, она оказалась женщиной слова. После смерти Федора Федоровича, Анфиса Андреевна закрылась у себя в особняке, и ни с кем больше не виделась. Она тихо умерла, пережив мужа только на три месяца.

Мы похоронили нашего родственника в семейном склепе, рядом с матерью. Когда возвращались с кладбища пешком, увидели, как из дымохода большого флигеля выплывает белое облачко дыма. Это было странно потому, что в том доме никто не топил печь. Тетя, взглянув на удивительное явление, спокойно сказала:

– Улетела душа, несчастного Ильи. Дождался когда Дарья и ее кровь полностью исчезнут из этого мира и успокоился.

– Что ты такое говоришь тетя, неужели ты думаешь, он виноват в том, что случилось с Дарьей Любомировной и ее сыном?

– Ну, не знаю виноват ли, а недаром они оба отдали душу Богу в том самом доме, где повесился бедный юноша.

Больше мы о том никогда с тетей не говорили. Постарались забыть ту жуткую неделю как страшный сон. А дневники тетки я сожгла.

Порывшись в кармане, вынула тонкий конверт. Письмо Георгия. Мы с ним продолжали встречаться, хоть и нечасто, и до сих пор не переступили рубежа легких поцелуев, я колебалась, а Георгий не подгонял. На каникулы он уехал к матушке, в Петербург. И писал мне короткие, но остроумные письма. Тетя назвала наши отношения романом в письмах.

Георгий писал, что соскучился. Собирается возвращаться, но сначала проведет неделю в Киеве. Приглашал приехать к нему. Я дочитала письмо и задумалась. Может, стоит поехать? Пойду, посоветуюсь с тетушкой.