Текст книги "И по делам твоим воздастся (СИ)"
Автор книги: Виорика Высоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Я встала, подошла поближе к портрету и принялась пристально разглядывать его, теперь уже не только девушку, но то, что ее окружало. Великие художники имеют особый талант заглядывать в глубину души человеческой, и ее, душу, изображать на портретах. Меня поразило, то, что вокруг девушки на портрете все было увядшее, не живое, деревья за окном сбрасывали пожелтевшие листья, небо было сумрачным затянутым осенними тучами, богатые гардины безжизненно висели, создавая мертвый фон. Эта совершенная красота, таила в себе смертельную опасность и художник, талантом своим эту опасность, материализовал. Какой-то предмет, лежавший на письменном столе, рядом с рукой девицы привлек мое внимание. Я взяла свечу и поднесла близко к картине, присматриваясь, на изысканном резном столике стояла чернильница, лежало перо и маленький нож для бумаг, все эти предметы были сделаны в одном стиле, тонкой работы, украшены слоновой костью, крышка чернильницы, ручка пера и рукоятка ножа венчались головами дракона с глазами-топазами.
Глава 6
Ровно в двенадцать часов дня, мы с девочками сидели в кафе-кондитерской.
Проснулась я сама не своя. Накануне вечером, сколько не доставала тетушку, та так и не припомнила, куда девался канцелярский набор с портрета. Анна Ивановна утверждала, что никогда его не видела у тетки, а к деталям портрета, не присматривалась, к чему ей это было нужно? Незабвенная Дарья, была позором их семьи и лишний раз вспоминать о ней не хотелось. Пришлось оставить уставшую тетушку и отправится спать в расстроенных чувствах. Но суматошный день утомил и меня, так, что спала я крепко. Проснулась в половине десятого от голоса тети.
– Ты как, на встречу со своим учителем не собираешься?
Я резко села в постели, и уставилась на тетку мутным взглядом, спросонья не понимая, что ей от меня надо и о чем речь.
– А? Что? Который час?
– Полдесятого – тетя уселась в кресло около окна и насмешливо посмотрела на меня – неужто забыла о встрече, которую сама и назначила?
И тут меня осенило! Двенадцать часов! Осталось два с половиной часа на все сборы и еще добраться в город! По заснеженной дороге! Сорвавшись с потели, как очумелая, запуталась в одеялах и едва не свалилась на пол, выпутавшись из постельного белья, внеслась на всех парах в ванную, краем глаза заметила, стоявшую в дверях Даринку, во все глаза смотревшую на сумасшедшую хозяйку, даже рот приоткрыла от удивления. Да уж есть чему подивиться, я сама себя удивляла, всегда такая спокойная, уравновешенная, что на меня нашло? Между тем пока я судорожно мылась, одевалась и чесалась, тетка комментировала мои чудачества по-своему.
– Давно пора тебе было сбросить этот траур и выйти в люди, а то совсем одичала, вот первого смазливого мужчину увидела и все, растаяла как снег на пороге.
– Ладно тебе тетя. Ой! Дарка, ты чего вечно стремишься задушить меня проклятым корсетом!
– Простите пани, но корсет должен сидеть ладно, уже попустила, так хорошо?
– Хорошо. Не говори глупостей тетя, сама знаешь у нас, если раньше чем через два года из черного вылезешь, сразу скажут: покойного не любила, не успела похоронить, тут же кинулась наряды покупать!
– Ну, это так, но на семейные вечера могла принимать приглашения? На музыкальные вечера? Небольшие приемы? Никто бы тебя не осудил, а так почти замуровалась тут, только по делам да за покупками в город ездили.
– Не правда, с девочками на разные детские приемы ходила.
– Ага, там, где одни сумасшедшие мамаши о будущих женихах своих сокровищ мечтают да сплетни водят, тоже мне общество!
– Траур полгода назад сбросила, на городском благотворительном балу была.
– Ага, море народу, и все один перед другим павлиньими перьями трясут, никакого общения, одна суматоха.
– Тетя тебе не угодишь, да и с чего ты взяла, что мне Георгий Федорович нравится! Даринка не натягивай так волосы, у меня сейчас глаза на лоб полезут!
– Это вам не угодишь. – Пробормотала про себя Даринка. Я посмотрела укоризненно в зеркало.
– Я, думаешь, матушка, слепая! Вот ты вчера вызвалась его с Евой Абрамовной познакомить, а сама даже не подумала, например меня пригласить с собой, для приличия.
– О Боже! И, правда, как я сама с ним встречусь, в гимназии, когда вызывают за плохое поведение сына это одно, а на людях другое! – У меня вырвался стон, вот идиотка! – Тетя выручай, беги одеваться.
Тетушка только улыбнулась хитро.
– Стара я уже по зимним дорогам разъезжать, чтобы мороженого скушать. А вот девочки очень рады такой перспективе. Их уже одевают Соломия и Маруся.
– Тетушка, ой! Даринка, не дергай так волосы! Больно же!
– А вы, пани, не крутитесь, а то я Вас причесать не могу.
–Тетя, зачем мне эти проказницы, они поговорить спокойно не дадут.
– Для приличия! А ты придумай, что-нибудь. Отвлеки их и поговоришь спокойно. – И тетушка встала. – Заканчивай чесаться, идем завтракать. Я велела Ивану запрячь, поедете в берлине, она хоть и старая как мир, зато колеса большие и по такой дороге пройдет, у нас все никак у людей и зима тоже, не успел снег выпасть, как сразу тает, не дорога, а сплошное болото. – Продолжая ворчать, тетя вышла из спальни.
Завтрак прошел быстро, девушки, предвкушая интересную поездку, почти не ели и сидели как на иголках, впрочем, я тоже. Едва Петр вошел в столовую – доложить, что карета подана, как девочки вынеслись из-за стола, едва не столкнувшись в дверях, пытаясь сохранить достоинство и не броситься следом за ними, я встала.
–Ну, я наверно, пойду, вы продолжайте завтрак, приятного аппетита. – И ушла. Нас провожали в путь укоризненные вздохи воспитателя и плаксивые причитания Андрюши, почему, это его не берут. Только его мне и не хватало!
И вот мы сидим за небольшим, укрытым, чудесной кружевной скатертью, столиком в популярном кафе-кондитерской. Девочки уплетали уже вторую порцию шоколадного пирожного и ожидали мороженого, мое пирожное стояло почти нетронутым, я степенно попивала кофе.
Здесь все было сделано для удовольствия посетителей, уютный интерьер, вкусный запах кофе и сладкой выпечки, кружевные занавески и белоснежные скатерти, приятный, вышколенный персонал. Когда официант подходил к вам с приветливой улыбкой, казалось, что вы самый желанный, самый лучший гость, которого ждали с нетерпением. Думаю, что такая приветливость приносила хозяину не плохие барыши, потому, что уйти отсюда, не заказав, хотя бы чашечку горячего, ароматного кофе, казалось верхом неприличия. Столики были расположены в продуманном беспорядке, всюду расставлены кадки с пышными зелеными растениями, которые создавали видимость уединения, я любила это кафе.
Но громкий резкий голос Елены Суховой раздавшейся где-то рядом, доказал, что совершенства не существует, единственным недостатком этого заведения, была его популярность.
–Ах, душенька, Анастасия, как я рада тебя встретить, слышала, слышала, о горе постигшем вашу семью. – С этими словами она кинулась ко мне, пришлось встать, расцеловать впалые щеки дорогой, что б ей не ладно, подруги.
– Леночка, ну что ты, почему горе, я даже не знала того человека, конечно жалко его, службу закажем за упокой, а как же, но все не так плохо, убили его не в доме, и полиция уже ищет убийцу.
– Мы с Лизочкой присядем за ваш столик. – Не ожидая приглашения, госпожа Сухова притянула ближайший стул и уселась, потянув за рукав свою дочь.
Суховы были нашими ближайшими соседями, их дочь ровесница моей Лизы – подругой девочек. Это была богатая семья, много богаче нашей, но не с такими древними корнями. Они появились в этих краях только лет пятьдесят назад, откуда взялись, никто точно не ведал, но обладая достаточной предприимчивостью и благосклонностью судьбы, добились немалых успехов. В Алексее Сухове добродушие мирно уживалось с вспыльчивостью, это был крупный мужчина в теле, типичный русский помещик, любитель хорошей выпивки и охоты, но в то же время хороший предприниматель, я часто просила мужа прислушиваться к советам Алексея, он был куда более реалистичен в делах. Елена же отличалась от него как небо от земли. Высокая худая, как доска, она чем-то напоминала лису: длинный нос, тонкие губы, бегающие, хитрые глаза, быстрая речь, она мнила себя истинной пани, такой изысканной и утонченной. На самом деле Елена Сухова, была глуповата, отчаянная сплетница и любительница совать свой длинный нос в чужие дела, особой любви окружающих не вызывала, муж, взявший ее, как говорили, за большое приданное, терпел и даже, как ни странно, казалось, любил. У Суховых было трое детей, дочь Лиза и два сына-близнеца – Олег и Дмитрий, сыновья сейчас оканчивали Киевский Императорский университет святого князя Владимира – Олег на юридическом, а Дмитрий на медицинском – факультете. Выбор Дмитрия сначала разозлил отца, но молодой человек настоял на своем, и Алексей Дмитриевич смирился. Сыновья внешностью полностью походили на мать – высокие, статные, темноволосые и темноглазые, умом пошли в отца, для мальчиков это было очень хорошо. А, вот, Лизонька лицом копия папы – невысокая, полненькая, белокурая, черты лица были мелкими и невыразительными, носик украшали веснушки, а круглые, голубые глаза имели постоянно-удивленное выражение. Девочка умом не блистала, как и мать, но была много добрее и чувствительнее. Вчера, каким-то чудом Суховы у нас не побывали. Причину чуда не замедлила объяснить Елена:
– Ах, мы вчера собирались прийти к вам, выразить сочувствие, но Алексей, подвернул ногу и лежит дома стонет, не отпускал от себя. – Я мысленно поблагодарила Алексея. И госпожа Сухова, захлебываясь от восторга, что может поведать, что-то новое неосведомленной особе, принялась рассказывать все самые свежие сплетни. Я изнывала от скуки и нетерпения. Ну, где же он! Принесли мороженное, Суховы заказали и себе, девочки щебетали вполголоса, Елена засыпала меня все новыми и новыми сведеньями, я слушала вполуха и все больше злилась.
Наконец знакомый низкий голос, где-то надо мной произнес:
– Добрый день госпожа Сухова, Елена Игнатьевна – он вежливо поклонился ей и повернулся ко мне, – добрый день госпожа Вишневецкая, Анастасия Павловна. – Я получила такой же вежливый поклон.
– Елизавета Алексеевна, Ирина Михайловна, Елизавета Михайловна. – Девочки отчаянно краснея, закивали головами, и бормотали про себя приветствия. Вот получат у меня, не умеют внятно приветствовать человека. Лизонька Сухова, отчаянно покраснев, даже попыталась привстать, изображая, что-то подобное реверансу, а в глазах ее светилось такое искреннее обожание, что мне стало как-то не по себе. Елена резко встала, дернула дочь за руку, и со всей возможной вежливостью произнесла:
– Дорогая Анастасия Павловна, рада была вас встретить, приветствуйте от меня Анну Ивановну, но нам надо идти. Алексей дома ждет. Георгий Федорович, какая неожиданная встреча, но, к сожалению, мы должны вас покинуть. Лиза идем. – Схватив дочь за руку, стараясь не спешить, неприлично, направилась к выходу. Бедная Лизочка не успела произнести ни слова и все оглядывалась на предмет обожания.
Со всей ясностью, ко мне пришло понимание, что здесь спокойно поговорить не удастся, обязательно найдется любопытный знакомый, да и девицы мои развесили уши и ловят каждое слово. Надо срочно уходить. Пока происходили все церемонии, в голову, пришла интересная мысль. Как только Суховы удалились, я обернулась к Георгию Федоровичу.
– Георгий Федорович, не проводите ли нас с девочками, хотелось бы пройтись по магазинам, мы давно не занимались покупками, надо купить некоторые мелочи, там и поговорим.
Услышав о походе по магазинам, Лиза с Ирочкой чрезвычайно оживились
– Ой, мамочка, как чудесно, ты видела какая прелестная заколка у Лизы Суховой, мы можем поискать такие же?
– Можем девочки, так как, Георгий Федорович?
– Конечно, я провожу вас. – Улыбнувшись, он принялся помогать, нам встать.
Со всеми нужными церемониями, поклонами и вежливыми улыбками, мы, наконец, выбрались из кафе. На оживленной Николаевской улице, с множеством магазинов, было людно, но мне это было на руку, пропустив девочек вперед и позволив им вдоволь любоваться витринами и заходить во все понравившиеся магазины, мы с Георгием Федоровичем оказались в толпе и в то же время, одни. Хотя разговор время от времени прерывался болтовней девочек, все это мешало меньше чем назойливое любопытство знакомых.
Я рассказала Георгию Федоровичу о вчерашнем нашем с тетей открытии. Он не очень удивился и задумчиво сказал:
– Мы так и думали, что все это связано с вашей покойной родственницей.
– Почему?
– Не знаю, предчувствие, что ли, дом в котором произошло убийство, записка ее почерком.
– Мамочка посмотри сюда, какое прекрасное кружево, можно нам купить по отрезу? – голос Иры отвлек меня и я, не смотря в ту сторону, ответила:
– Покупай. А скажите, как идет расследование, Семен Михайлович все секретничает, а мне так интересно, я не буду распространяться об этом, обещаю. – И умоляюще посмотрела на собеседника, но меня снова прервал хитрый голосок Ирочки:
– Мамочка, а деньги?
Я вздохнула.
– Вот вам бумажник, только не увлекайтесь. – И, отдав кошелек, снова обернулась к Георгию Федоровичу. Его внимательный взгляд, на минуту вызвал чувство, что меня сейчас поцелуют, но девочки зашумели, он обернулся к ним, взял небольшой пакет с нашей покупкой и пошел открывать дверь. Мы вышли на улицу. Разговор возобновился:
– Хорошо я расскажу Вам, но обещайте, молчать.
– Только Анне Ивановне хорошо?
– У вас такой умоляющий взгляд. – Он снова улыбнулся своей насмешливой улыбкой. – Вы же все равно ей расскажете, так, что, можно.
И пока мы ходили по магазинам разглядывая прилавки, девочки все больше нагружали его покупками, а я все больше удивлялась услышанному. Вот, что поведал мне мой новый друг.
Имя покойного, пока выяснить не удалось, зато нашли гостиницу, где он проживал, вернее постоялый двор Сорокиных. Оказывается наш уважаемый Семен Михайлович, был большим поклонником всех новшеств позволявших скорее изловить преступника, приказал сфотографировать убитого и послал верных людей, показать фотографию во всех гостиницах и постоялых дворах города. Хотя на фотографиях и живые люди не всегда похожи на себя, но благодаря искусству фотографа и полицейского врача, лицо, покойного, было узнаваемо. Привратники и портье неохотно отвечали на вопросы сыщиков, но заинтересовавшись необычной фотографией, рассматривали ее внимательно, и на постоялом дворе Сорокиных повезло, привратник опознал фото, а потом и официант из местной корчмы опознал. Как оказалось, этот человек две недели назад остановился в их заезде. Прибыл железной дорогой, говорил из Одессы, одет бедно, поселился в самом дешевом номере, много пил, напившись, имел плохую привычку приставать к посетителям трактира, но неделю назад вдруг разбогател, перебрался в дорогой номер, оделся прилично (то-то я заметила, что был во всем новом). Устроил большую попойку в корчме, поил всех подряд и обещал, что завтра приедет с еще большими деньгами. Но назавтра не явился и на другой день тоже, а оказалось, вот как, убит. Номер был оплачен до конца недели, поэтому там никого пока не поселили. Это оказалось полиции на руку. Номер осмотрели, нашли кое-что интересное и просят позволения это нам показать. Я позволила.
Еще, Семен Михайлович снял отпечатки пальцев покойника и сравнил их с теми, что были в номере, они совпали, это подтверждало, что номер снимал действительно убитый. О таком методе опознания я слышала впервые, страшно заинтересовалась, но Георгий Федорович, пообещал завтра, при официальном визите, рассказать мне все подробно, еще и Семен Михайлович будет, а он в этом деле более сведущ. В ночь перед смертью этот человек нанял гостиничный экипаж, но попросился править сам, он доплатил кучеру и тот позволил, в чем последний признался, правда, под нажимом, потому что такое запрещено. Вернее сначала проговорился спьяну, а когда ему пригрозили, то и рассказал чистосердечно, что человек тот хорошо заплатил, а экипаж через несколько часов вернул. Удивило кучера только то, что сам он не явился сказать о прибытии, кучер услышал во дворе ржание коней и успел, пока никто не видел, поставить экипаж в укрытие, а коней увести на конюшню. А еще, дворник, прибиравшийся во дворе гостиницы, рассказал интересные вещи: два раза он видел покойного в обществе незнакомого человека, не из местных, как сказал дворник. И последний раз в ночь перед убийством. Неизвестного дворник описал одним словом – толстый. Больше ничего путного из него вытянуть не удалось, мужик как мужик, правда, кожух на нем был хороший и шапка меховая, но лица не разглядел. Первый раз этот человек встретился с покойным во дворе гостиницы, с неделю назад, уже темнело, поэтому дворник и не разглядел ничего. Не интересуют его дела постояльцев, угрюмо сообщил мужик. Эти двое поговорили несколько минут, толстый что-то передал постояльцу и ушел. Что передал, не видно было, постоялец спрятал это за пазуху и тоже ушел, в свой номер. А в последний вечер, он видел, как их гость выезжал из постоялого двора, правил сам, но ему и это неинтересно было. Толстый подсел в экипаж, когда тот выехал за ворота. Кто вернул экипаж, не знает, ночь была, спал. Это все, что удалось узнать.
Пока Георгий Федорович рассказывал мне все это, наша карета наполнялась покупками. Я поняла, что мой новый друг сообщил мне все, что знал и, предложила, наконец, исполнить свое обещание и познакомить его с управляющей сиротским приютом.
Позвала девочек. Они, страшно возбужденные, кинулись ко мне, расцеловали в обе щеки, всунули в руки бумажник и принялись усаживаться в карету, с помощью галантного кавалера. Когда пришла моя очередь, я поднялась на подножку и заглянув внутрь остолбенела – вся карета была завалена множеством свертков, пакетов, свитков и коробок, несносные девицы суетились, пытаясь распихать все так, что бы и нам место было.
– Что это такое? – угрожающим тоном спросила я, стараясь не сорвать на крик. С горем пополам мы с Георгием Федоровичем уместились на сидении кареты, чувствуя, что невольно прижимаюсь к нему, краснела и еще больше злилась.
– Вы с ума сошли! – заглянув в бумажник, обнаружила, что он избавился от денег, зато наполнился счетами. – Вы с ума сошли!
– Мамочка, но ты нам ничего не запрещала, мы спрашивали. – Хорошо знакомым ангельским голоском, который говорил: «а что мы такого сделали?» – ответила Лизочка. Обе сидели, сложив ручки, невинно улыбаясь, и мило хлопая ресницами. Ангелочки, да и только, вот или убить или наградить! – сам не знаешь, что делать.
– Вы же нас разорили.
– Мама, я все считала, когда ты подобьешь расходы, то поймешь, что все не так страшно! – это заявление Иры полностью меня убило.
Я оглянулась на Георгия Федоровича, он едва сдерживал смех и меня отпустило.
– Ладно, дома поговорим серьезно!
Остальной путь мы провели в молчании, напакостившие красавицы мило улыбались. Учитель смотрел в окно, я чувствовала сквозь тяжелую ткань платья тепло его тела и отчаянно пытаясь успокоить свои нервы, смотрела в другую сторону. Наконец медлительная и неповоротливая берлина остановилась, мы с Георгием Федоровичем вышли, девочкам я велела оставаться в карете.
– А они там не замерзнут?
– Нет долго, не будем, Ева Адамовна занятая женщина, много не разговаривает, если вам, понадобиться больше времени, она просто назначит время, когда будет свободна.
Но, не успев войти в здание приюта, мы услышали громкий, надрывный крик. Со всех сторон послышался топот, из всех комнат выбегали девочки, и их наставницы мы тоже побежали в сторону крика. В конце длинного коридора, у открытой двери кабинета управляющей уже собралась небольшая кучка девочек, наклонившихся над женщиной, которая лежала на полу, в ней я узнала Рахиль, помощницу и секретаря Евы Адамовной, она явно была в обмороке. Я отодвинула девочек разного возраста и наклонилась над ней.
– Рахиль, Рахиль, очнись, что случилось? – я похлопала ее легонько по щекам, она медленно открыла глаза, снова их прикрыла, слабой рукой указала в сторону кабинета.
– Там… Ева... – она тяжело застонала, передав, бедную женщину в руки девочек, поднялась, осторожно обойдя ее, вошла в кабинет, Георгий Федорович уже был там.
Прямо передо мной за красивым, дорогим, красного дерева, письменным столом, в высоком, готического стиля кресле, сидела Ева Адамовна, точнее полулежала, руки свисали вдоль тела, голова, безвольно покоилась на правом плече, да и всю ее наклонило в правую сторону, глаза полу прикрыты, в уголке губ запеклась кровь, смешанная со слюной.
Я не закричала, не упала в обморок, но почувствовала себя ангелом смерти.
