Текст книги "Гость из леса"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Вот тогда-то Майя и нашла широкий пень напротив муравейника. Муравьёв она не боялась, могла даже в руку взять. Впрочем, муравьи не обращали на неё внимания. У них своих дел по горло.

Где-то далеко негромко хлопнуло. Немного погодя эхо принесло звук выстрела. В лесу охотник! Майя снова принялась кричать, но, кроме эха, никто не откликался. Кричать в лесу, стоя на пне, показалось девочке нелепым, и она замолчала. Непривычно было слышать свой испуганный голос, возвращённый эхом.

В лесу сумерки наступают быстро: не успеет солнце зайти, как птицы прячутся в гнёзда, а из чащобы ползёт колыхающаяся тьма. Молчаливые деревья, будто сами по себе, начинают шуметь, напоминая морской прибой. Может, они так разговаривают друг с другом?.. И ещё одно заметила девочка: как-то сразу, без перехода стало прохладно, из глухомани потянуло сырым гниловатым запахом. Так пахнут прошлогодние прелые листья.

Когда муравьёв не стало видно на узких дорожках, а на пепельном небе прямо над головой остановилось овальное розовое облако, притихший было лес ожил: гулко крикнула ночная птица, ей тут же ответила другая, совсем близко пролетела летучая мышь. Майя даже уши разглядела на её зубастой мордочке. Зашуршал, заскрипел мох, и не поймёшь, кто это двигается по нему: змея или ёж? Меж стволов мелькнул и пропал зеленоватый огонёк. Большая ночная бабочка прилепилась к сосне, мгновенно слившись с корой.

Девочке захотелось, чтобы пень стал высоким и приподнял её над непонятной шуршащей и потрескивающей землёй. Она зябко передёрнула плечами, вспомнив про шерстяную кофточку, оставленную на вырубке, – как бы она сейчас пригодилась! И тут прилетел первый комар. Она не видела его, а услышала. Тоненькое противное зудение ни с чем не спутаешь. Немного погодя, она волчком вертелась на пне, награждая себя звучными шлепками. А полчища комаров всё прибывали и прибывали…

Светлая полянка превратилась в крошечный пятачок, со всех сторон окружённый близко придвинувшимися деревьями. А там дальше, за толстыми стволами, где сгущалась тьма, – мрачный и таинственный мир, в котором всё время что-то происходит. Вот колыхнулась тяжёлая еловая ветвь – и на мох просыпались сухие иголки; жалобно заскрипел сук, будто ему больно; послышался шуршащий звук, будто кто-то огромный потёрся мохнатым боком о ствол дерева. В неровном густо-синем квадрате над головой уже не видно розового облака. Уплыло. Наверно, скоро замигают звёзды. Пока ещё светло, макушки самых высоких сосен облиты нежно-розовым светом. Значит, солнце не совсем исчезло за горизонтом. Где-то прячется за деревьями.

Девочка напряжённо вглядывается в чащу, ей всё ещё не верится, что она проведёт здесь всю ночь. Она ждёт, что вот-вот послышатся человеческие голоса и сюда придут дедушка, ребята и… Роман. Почему-то вспомнилась другая полянка, где они наблюдали за лисятами, а потом Роман стал звать Тришку. Как же он свистел?..

Майя гонит подкрадывающийся страх, заставляет себя думать о чём-нибудь другом, например, о Ленинграде. Там сейчас белые ночи.

Небо над Петропавловской крепостью жёлто-розовое, а по набережной Невы гуляют люди. В белую ночь не страшно – всё видно, как днём.

Почему здесь не бывает белых ночей?..

Слышен треск сучьев под чьими-то тяжёлыми шагами. Глаза у девочки расширяются, ноги сами по себе скользят по гладкому пню, стараясь подтянуться повыше, пальцы рук впиваются в трухлявое дерево, сердце гулко, на весь лес, бухает. Раньше она никогда своё сердце не слышала. Треск всё ближе. Слышится пофыркиванье, и меж стволов смутно вырисовывается высокая фигура какого-то чудовища… Девочка уже различает его огромные горящие глаза. Они смотрят прямо на неё.

Зверь останавливается в каких-то десяти шагах. Из-за него уже не видно деревьев. Она слышит, как он шумно втягивает ноздрями воздух и утробно храпит…

И девочка неожиданно для себя засовывает два пальца в рот и громко свистит на весь лес, точь-в-точь, как тогда Роман. Она свистит раз, другой, третий, но зверь не уходит – наоборот, он делает несколько шагов к ней и неожиданно превращается в человека. На плече ружьё, во рту папироса. Это её мерцающий огонёк Майя приняла за блеск глаз, а ствол ружья – за рога…

– Ты что здесь делаешь? – спрашивает человек. – И где так свистеть научилась? В городе?

Майя узнаёт Егора Пестрецова. Того самого парня, который отобрал у Романа мопед. И хотя страх прошёл, ей было неприятно, что именно этот человек нашёл её в лесу.

– Я заблудилась, – сказала она. – Пошла за птицей и… потерялась.

– Свирепые наши комарики? – улыбнулся Егор. – Их здесь тьма. В сухом бору не так буйствуют, а тут сожрать могут.

– Я вся в волдырях, – поёжилась Майя.

Егор с усмешкой смотрел на неё. Вернее, не совсем на неё, чуть в сторону. Роман говорил, что он косой.

– Ну чего прилепилась к пню, как берёзовый гриб, – сказал Егор. – Пошли в посёлок. Наверное, твой дедушка всех на ноги поднял… – Он снял с плеча ружьё, положил на землю, затем стащил с себя брезентовую куртку и бросил девочке. – Озябла небось? Да и от комаров укроешься.

Майя соскользнула с пня и набросила на себя жёсткую куртку. Взглянула на Егора и заметила в сумке чьи-то чёрные корявые ноги с когтями. Ноги какой-то большой птицы.

– Кто это у вас в сумке? – спросила она.

– Чёрт с рогами… – рассмеялся Егор. – Показать?

Девочка промолчала. Ей не нравилось, как этот человек смеётся. Как будто у него в горле вишня застряла. Сам смеётся, а глаза с косинкой серьёзные. В них и намёка нет на смех.

Не отошли они от полянки и пяти шагов, как прямо перед ними от ствола огромной сосны отделилась большая лохматая фигура и, взмахивая толстыми лапами, поднялась на дыбы. Егор чертыхнулся и, отскочив в сторону, сорвал ружьё с плеча. Майя широко раскрытыми глазами смотрела на молчаливую неподвижную фигуру, стоящую перед ней, и слышала ровное дыхание. Вот животное повернуло в сторону Егора лобастую голову – и блеснул металлический ошейник. И тогда Майя закричала:

– Это Тришка. Не стреляйте, это Тришка!

Егор мельком взглянул на неё, ухмыльнулся и вскинул ружьё к плечу. Полыхнула яркая вспышка, и над самым ухом оглушительно грохнуло.

25. Схватка в еловом бору

Дальше произошло вот что: годовалый медвежонок, вместо того чтобы замертво рухнуть наземь, с рёвом и необычным проворством бросился на охотника. Тот лишь успел щёлкнуть вторым курком, но выстрела не получилось. Егор с ужасом вспомнил, что после того, как убил глухарку, не перезарядил ружьё. Больше он ничего не успел подумать. Могучая сила вырвала из рук ружьё и отшвырнула в сторону. Горячее дыхание зверя обожгло лицо. Жёсткая шерсть залепила рот, дышать стало нечем. Егор почувствовал на себе тяжесть, будто он попал под пресс, замельтешили перед глазами огни, и он потерял сознание.

Прижавшись спиной к стволу, девочка с ужасом смотрела, как разъярённый медведь ломает человека. Она хотела крикнуть, но даже не услышала своего голоса.

Когда Роман добрался до вырубки, солнце освещало лишь вершины деревьев, а ниже всё окутали сиреневые сумерки. Белели срезы пней, явственно выделялись два чёрных пятна – следы потухших костров. Прислонив мопед к сосне, Роман вытащил из-за пазухи Гектора, который, как только они остановились, стал проявлять беспокойство и подталкивать головой в подбородок, стараясь выкарабкаться; при этом он нещадно царапал когтями голый живот. Очутившись на свободе, Гектор вихрем заносился по вырубке. Вот он притормозил у одного пня и поднял ногу. Таким образом он пометил с десяток пней.

– Ищи, Гектор! – возбуждённо говорил Роман, следуя за ним. – Ищи Майю! Слышишь, ищи Майю!

Наверное, фокстерьер понял – рассказывала же Майя, что это очень умные собаки, – потому что движения его стали осмысленнее: уткнув нос в землю, Гектор потрусил по краю вырубки. Через несколько минут радостным лаем возвестил о находке: притащил в зубах красную шерстяную кофточку, в которой Майя приехала сюда. Но почему она оказалась здесь? И тут Роман вспомнил, что девочка таскала сучья в костёр без кофточки. Было солнечно, веяло жаром от костров, и она сняла её.

Гектор носился по вырубке, волоча по земле кофточку, а Роман гонялся за ним. Наконец ему удалось отобрать находку у разыгравшегося пса. Он несколько раз сунул её Гектору в нос, повторяя: «Ищи, Гектор, ищи! Майю! Ищи Майю!»

Пёс старался вырвать кофточку из рук, по-видимому думая, что с ним играют. Тогда Роман стал громко кричать: «Майя-я, ау-у!» Гектор остановился и, задрав бородатую мордочку, уставился на него. Роман кричал, пока не охрип. В ответ ни звука. В отчаянии он последний раз сунул псу в нос кофточку и сказал:

– Кому говорю: ищи! Чертёнок! Ищи Майю!

На этот раз пёсик понял: деловито опустив нос к земле, потрусил вдоль вырубки. Несколько раз обошли они её кругом, прежде чем Гектор нашёл след. Оглянувшись на Романа, он уверенно направился в глубь бора. Роман старался не отставать. Стало совсем темно, и маленькая ищейка то и дело исчезала из глаз. Тогда Роман негромко окликал пса, и тот останавливался, нетерпеливо поджидая его. Нос он не отрывал от земли. Ещё хорошо, что Гектор светлой масти, а то совсем потерялся бы в чащобе.

Один раз из-под куста выскочил какой-то маленький зверёк и ударился бежать. Гектор с лаем припустил за ним. Наверное, минут пять Роман громко звал его, проклиная себя, что не догадался привязать к ошейнику брючный ремень. Гектор вернулся с высунутым языком и долго не мог отдышаться. Роман привязал его к тонкому короткому ремешку, но пёс не мог понять, что от него нужно. Он дёргал шеей, стараясь выскользнуть из ошейника, обиженно лаял, а по следу идти отказывался. Тогда Роман снова дал ему понюхать кофточку, приговаривая: «Ищи Майю!» Гектор (он, очевидно, преследуя зверька, забыл про свою любимую хозяйку) снова взял след, но идти по нему отказывался. Роман не понимал, в чём дело. И лишь когда псу удалось освободиться от ошейника вместе с самодельным поводком, он потрусил дальше.

Бор становился гуще, сумрачное небо над головой затеняли шумящие вершины сосен и елей. Роман натыкался на маленькие ёлки, они больно хлестали колючими ветвями по ногам, лицу, но мальчишка не обращал на это внимания, стараясь не потерять из виду светлый, торчащий кверху обрубок хвоста.

Совсем близко грохнул выстрел и раздался звериный рёв. Роман остановился. Потом, не обращая внимания на собаку, бросился на шум.

Гектор заволновался, шерсть поднялась дыбом, с рычанием он устремился за Романом.

Выскочив на полянку, мальчишка увидел Тришку и Егора Пестрецова. Увидел и Майю, сидевшую под сосной. Лицо у девочки бледное, глаза широко раскрыты.

Роман метнулся к медведю и вцепился ему в шерсть. Он дёргал его, тормошил, потом в отчаянии замолотил по широкой спине кулаками.

– Тришка! – чуть не плача, кричал мальчишка. – Пусти! Отпусти, говорю!

Под ногами мелькнуло белое пятно, и маленький отчаянный фокстерьер отважно вцепился зверю в заднюю лапу. Тришка обернулся, и на миг глаза мальчика и разъярённого медведя встретились. Не отпуская Егора, Тришка наотмашь взмахнул свободной лапой, и Роман кубарем отлетел в сторону. На Гектора медведь и внимания не обратил. Наверное, не заметил. Вскочив с земли, Роман снова бросился к медведю и стал отдирать его от Пестрецова. И снова, получив увесистый удар когтистой лапой, закувыркался по мху. Медведь не узнавал его. Сейчас это был не умный, добродушный медвежонок Тришка, а дикий разъярённый зверь. Причём зверь раненый. И всё-таки куда-то в глубину Тришкиного сознания проник очень спокойный ласковый голос его друга, Романа Басманова.

– Не надо, Тришка! – просил он. – Отпусти! Слышишь? Эх, Тришка, Тришка! Что ты наделал?

Движения медведя стали не такими резкими. Несколько раз он поднимал голову и взглядывал на лежащего на земле Романа. Наконец подняв вверх острую морду, он глухо рыкнул и всем туловищем повернулся к Роману. Взгляд его свирепых глаз стал осмысленным, рвавшийся из горла рокочущий рык постепенно затихал. Нет, не мог Тришка забыть своего друга, с которым провёл целый год, из рук которого получал вкусное угощение. И только сейчас Роман увидел на плече медведя большую рану. Яркая кровь стекала по груди и засыхала на животе.

– Тришка! – гладил его Роман по здоровому плечу. – Тебе больно?

Он полез в карман, но там ничего не было. Между тем фокстерьер, рыча, трепал Тришку за лапу. Роман пытался ногой оттолкнуть пса, но тот ни за что не хотел отпускать медведя. Наконец и Тришка заметил Гектора. Зарычал и, будто какую-нибудь назойливую козявку, с отвращением стряхнул его с ноги. Пёс вверх тормашками описал большую дугу и с визгом шлёпнулся в мох. Больше он не решился и близко подойти к медведю. Осторожно, кося глазом на Тришку, пробрался к своей хозяйке и принялся лизать ей лицо.

Майя смотрела на Романа с Тришкой. Мальчишка и зверь стояли друг против друга. Глаза зверя слабо мерцали. Когда Роман хотел снова погладить его, Тришка отвёл лапой его руку. Что-то изменилось в облике зверя. То ли ещё злость не прошла, то ли он не рад был этой встрече. Не положил, как обычно, лапы на плечи и отводил глаза от своего друга. Нагнув голову, несколько раз лизнул кровоточащую рану и негромко, но грозно заворчал, бросив злобный взгляд на лежавшего во мху Егора.

Роман придвинулся, пытаясь осмотреть рану на плече, но Тришка довольно сильно оттолкнул его, давая понять, что дотрагиваться до него не следует.

Усевшись на мох, он, ворча и пофыркивая, принялся обстоятельно зализывать плечо. Оторвавшись на миг от этого занятия, прислушался, уши его прижались к голове, из пасти вырвалось рычание. Вот он поднялся и поковылял в чащу. Роман шёл сзади и говорил ласковые слова, но Тришка не обращал на него внимания. Неожиданно остановился, потянул носом и протяжно на весь лес зарычал, будто предупреждая всех, что сейчас лучше ему не попадаться на дороге. Круто повернулся и, не взглянув на Романа, бесшумно исчез в чаще.

– Роман, иди сюда! – позвала Майя. – Он совсем как мёртвый.

Она наклонилась над Егором, не решаясь до него дотронуться. Гектор осторожно обнюхивал лицо. Роман присел на корточки и приложился ухом к груди раненого.

– Дышит, сказал он. – У него, по-моему, рука сломана.

– Это всё было так страшно.

– Я сейчас сделаю волокушу, и мы его потащим в посёлок.

– Что я должна делать?

Роман сбросил куртку, потом стащил с себя рубашку и протянул девочке:

– Рви на узкие полоски.

Надев на голое тело куртку, достал из кармана нож и пошёл в березняк. С трудом срезал две небольшие берёзки – нож слишком был мал для этой работы – нарезал веток и притащил всё это к тому месту, где лежал Егор.

Вдвоём они быстро связали матерчатыми полосками волокушу и стали осторожно укладывать туда Егора. Роман подхватил его под мышки, а Майя взяла за ноги.

– Это ты, Роман? – слабым голосом спросил Егор.

– Мы тебя потащим в посёлок, – сказал Роман. – Ты уж потерпи.

Они впряглись в волокушу и с трудом сдвинули её с места.

– Ничего не получится, – прошептала Майя. – Он такой тяжёлый.

Роман сверкнул на неё глазами и пробурчал:

– Я один потащу.

– Ладно, – сказала Майя. – Не злись.

Егор лежал на спине и смотрел на небо. Кое-где уже высыпали первые звёзды. Лицо его осунулось, скулы обострились. Он пошевелил одной рукой и скосил глаза на пальцы. Пальцы шевелились. Левая рука была – как мёртвая. Он с усилием дотронулся до неё правой, и левая ничего не почувствовала.

Пошевелил ногами. Ноги вроде целы. Попробовал глубоко вздохнуть – и в глазах замельтешили искры. Сквозь стиснутые зубы вырвался стон.

– Больно? – спросила Майя.

– Руку, паразит, сломал и ребро, – помолчав, сообщил Егор. И надолго замолчал, глядя на мерцающие звёзды.

Когда сделали первую остановку, оба были мокрые и тяжело дышали. Майя сняла брезентовую куртку и укрыла Егору ноги.

Вторую остановку сделали на той самой вырубке, где нынче жгли костры. Здесь у сосны стоял мопед. Егор заметил его, но ничего не сказал, а когда они снова впряглись в волокушу, негромко проговорил:

– Оставь себе мопед. Он твой.

– Я взял его на вечер, – сказал Роман. – Утром заберу отсюда и верну.

– Я сказал: он твой, – почти шёпотом произнёс Егор.

– Не надо – помолчав, ответил Роман. – Езди сам.

– Как знаешь…

Они услышали шум мотора; сумрак прорезали два ярких луча света, пошарив по соснам, ударили в лицо. Майя рукой прикрыла глаза. От деревьев вытянулись длинные колеблющиеся тени, засверкала роса на папоротнике. Розовым огнём вспыхнули глаза Гектора.

Газик подъехал совсем близко и остановился. Распахнулись дверцы, и на лесную дорогу выскочили Пётр Васильевич Поздняков и Святослав Иванович Храмовников.

Майя и Роман опустили волокушу и, стоя рядом, смотрели на них. Гектор с радостным лаем вертелся у ног профессора.

– Боже мой, как я устала, – сказала Майя, моргая: яркий свет бил в глаза.

– Что случилось? – встревоженно спросил Поздняков, подходя к ним и заглядывая в волокушу.

– Медведь его малость помял, – ответил Роман, отирая ладонью пот с лица.

– Тришка? – взглянул на него Пётр Васильевич.

Роман молча нагнул голову. Чёрная растрёпанная прядь свесилась на глаза, но он и не подумал её отбросить. Ему хотелось упасть лицом в мох и крепко зажмурить глаза – так, чтобы не видеть этот ослепительный свет автомобильных фар. При таком ярком свете можно не только заметить слёзы на глазах, но и выражение этих самых глаз… А Роману не хотелось, чтобы сейчас видели его лицо.

26. Праздник

Почти все старые делянки были расчищены, сучья сожжены, земля подготовлена для посадки саженцев. Осенью на этих площадках будут высажены тысячи крошечных сосен и елей самых лучших сортов. Если раньше леспромхозовские грузовики делали один рейс, то теперь два: вторым рейсом отвозили ребят в лес, а вечером забирали обратно в посёлок.

В субботу днём членов школьного лесничества собрали в клубе. Все пришли принаряженные, в красных галстуках. Роман попытался у отца выяснить, зачем их собрали, но Тимофей Георгиевич, как всегда, немногословно ответил:

– Узнаете.

Тревожно последние дни было на душе Романа Басманова. После этой истории в лесу Егора Пестрецова в ту же ночь увезли в районную больницу. Тихий и безучастный лежал он на носилках, когда его отнесли к санитарной машине, и упорно смотрел своими косыми глазами на звёздное небо. О чём думал Егор? О том, что, как только поправится, купит новое ружьё, взамен сломанного в схватке, и отправится разыскивать Тришку?..

На днях ездила в больницу мать Егора. Рассказывала, что у него рука в гипсе и на ребре две трещины. Лежит Пестрецов на белой кровати и смотрит в белый потолок… Врач сказал, что он месяц проваляется в больнице.

Народ в посёлке толковал по-разному: одни говорили, что Егор сам виноват, нечего было стрелять в ручного медведя, тем более на том заметный издалека ошейник, и вообще Егор наказан за злостное браконьерство; другие, наоборот, высказывались, что до каких же пор терпеть взрослого медведя по соседству? До чего дошло: человека искалечил.

Роман попробовал на эту тему с отцом заговорить, но тот отмалчивался. По совести говоря, старший Басманов и сам не знал, как всё ещё повернётся. На днях приходил к нему егерь Лапин, и они долго о чём-то беседовали. Роман слышал громкие сердитые голоса, но слов не разобрал, а подслушивать за дверью он посчитал ниже своего достоинства.

Когда Лапин ушёл, Роман с надеждой посмотрел на отца, дожидаясь, что он что-нибудь да скажет. В том, что речь шла о Тришке, у Романа сомнений не было, но отец так ничего и не сказал, хотя и видно было, что разговор с егерем его расстроил.

День был погожий, ярко светило солнце, и ребята толпились у крыльца: никому не хотелось заходить в здание. Ждали Позднякова. Девочки о чём-то весело болтали возле высокой берёзы, ветви которой царапали шиферную крышу поселкового клуба. Майя стояла, прислонившись к белому стволу. Роман впервые увидел её в нарядном коротеньком платье и красных босоножках. Тоненькая, стройная, она слушала Тоню Яшину и, прищурившись, улыбалась. Увидев Романа, приветливо кивнула, однако тот сделал вид, что не заметил. Не понравилось ему, что девочка улыбалась. Над Тришкой нависла беда, и Майя не хуже его знает, чем всё это может кончиться…

Наверное, девочка поняла, что творится у него на душе, потому что улыбка спорхнула с её губ. Майя подошла к нему и сказала:

– Я с тобой поздоровалась, а ты не ответил. Это невежливо.

– Здравствуй, – буркнул Роман.

– Ты чем-то расстроен?

– Сдаётся мне, что на Тришку хотят устроить облаву, – сказал он и тяжело вздохнул.

– Тришка не виноват! – заявила Майя.

– Это ты им скажи, – неопределённо кивнул он головой в сторону посёлка.

– Егор ранил Тришку!

– Какое это имеет значение?

Майя вздохнула и виновато посмотрела Роману в глаза. На загорелом лбу её появилась поперечная морщинка. Глаза потемнели, от недавнего весёлого оживления не осталось и следа. «Ну вот, – подумал Роман, – взял и испортил человеку настроение…»

– Это я во всём виновата, – призналась Майя.

– При чём тут ты? – усмехнулся он. – Егор давно грозился разделаться с медведем… Тришка весной его гончую задрал, когда та вцепилась в него.

– Когда мне стало одной в лесу страшно, я стала звать людей, а Егор был совсем рядом, но почему-то не ответил. И тогда я несколько раз свистнула, как ты… И Тришка услышал и пришёл.

– Эх, ты!.. – вырвалось у Романа.

– Извини, что я тебе сразу не сказала…

У девочки дрогнули губы, ему показалось, что она сейчас заплачет. И тогда Роман сказал:

– На Тришке был ошейник. Зачем он выстрелил?

– Ты сделал замечательный ошейник, – сказала девочка. – Он издалека виден.

Подошёл Гришка Абрамов. С ухмылкой посмотрел на них и спросил:

– Зачем нас собрали, командир?

– Лектор из района приехал, – серьёзно ответил Роман. – Будет лекцию читать о вреде мух и кишечных заболеваниях.

– Ну, тогда привет! – поверил Гришка и повернул было прочь, но Роман ухватил его за рукав рубашки.

– Говорят, очень полезная лекция. Ты ведь не моешь руки перед едой?

– Мою, мою, – сказал Гришка, пытаясь освободиться. Однако улизнуть ему так и не удалось: пришли Поздняков и Храмовников.

Директор леспромхоза сразу верно оценил обстановку и решил поговорить с юными лесничими на свежем воздухе, под раскидистой берёзой. Не так будет официально, да и действительно, кому охота сидеть на жёстких стульях в сумрачном помещении клуба, когда на улице теплынь и солнце светит, а вместо стульев – роскошная зелёная лужайка! Хочешь сиди, а хочешь ложись.

Первым сказал несколько слов Святослав Иванович. Он сообщил, что с главными очагами вредителей покончено и погаринскому лесу отныне ничего не угрожает, но это не значит, что можно уже успокоиться.

Необходимо сразу сжигать древесные отходы, остающиеся на вырубках, подкармливать зимой и ранней весной лесных птиц. Для этого нужно сделать кормушки и развесить их на деревьях. Чертёж простейшей кормушки он передаст Роману Басманову. Пережившие зиму птицы сторицей отблагодарят за это людей. Они не позволят личинкам и гусеницам погубить лес. Не нужно разорять птичьи гнёзда, стрелять ястребов и сов и вообще обижать братьев наших меньших…

Святослав Иванович сказал, что школьное лесничество – это не детская забава, не игра в братьев-разбойников, а настоящая серьёзная организация ребят, доказавшая на Деле, на что она способна.

Поздняков высказался ещё короче. Назвал членов Школьного лесничества своими первыми помощниками, поблагодарил за всё сделанное. Особенно за мужество, проявленное при тушении пожара. Вытащив из кармана список, он зачитал фамилии членов школьного лесничества и сказал, что все награждаются Почётными грамотами Министерства лесного хозяйства и ценными подарками. Подарки можно сейчас получить в конторе леспромхоза.

Гордые и обрадованные ребята гурьбой отправились в контору.

Там ребятам директор лично вручил грамоты и подарки: фотоаппараты «смена», слесарные наборы в больших коробках, крошечные транзисторные приёмники, снасти для рыболова-спортсмена. Не просто удочка, а спиннинг с коробкой красивых блёсен.

Никто не ожидал таких подарков, и надо было видеть счастливые лица ребят: каждому вручённый подарок пришёлся по душе. Председатель месткома и выбирал в магазинах подарки с учётом склонностей каждого. А погаринских ребят он знал неплохо.

Гришка Абрамов щёлкал своим фотоаппаратом направо и налево, приговаривая при этом: «Шпокойно, шнимаю!» Каково же было его удивление, когда «смена» оказалась заряженной! Пожалев, что попусту истратил столько кадров (он ведь думал, что аппарат пустой), спрятал аппарат в карман, а Роману сказал, улыбаясь:

– На такие лекции я согласен каждый день ходить…

Напоследок Пётр Васильевич вывел из своего кабинета новенький, сверкающий мопед и лично вручил Роману Басманову.

– Какая же вы организация без транспорта, – сказал он. – Катайтесь на здоровье!

Сегодняшний день был для погаринских ребят настоящим праздником. И даже Роман на время позабыл о своих тревогах и вместе со всеми радовался чудесным подаркам. Иногда он ловил на себе задумчивый взгляд Майи. Поздняков вручил ей маленькие блестящие часы, и она уже надела их на руку. Однако девочка не радовалась вместе со всеми. Из головы не выходил разговор с Романом. Если бы она тогда не свистнула, Тришка не пришёл бы и ничего бы не случилось… И зачем только она погналась за этой жар-птицей с зелёным хохолком?..

Выбрав удобный момент, Майя шепнула Роману:

– Я взяла из аптечки мазь Вишневского, хорошо помогает от всяких ран… Пойдём к Тришке?

Оживлённое лицо Романа помрачнело. Под мышкой у него желтела коробка со слесарным инструментом. Воротник рубашки расстёгнут, и видна загорелая шея.

– Я рано утром был в лесу. Далеко-далеко забрался в чащу. Звал Тришку. Не пришёл он. Обиделся. А может быть, совсем ушёл из нашего леса. Медведи не живут на одном месте. Это я приучил приходить Тришку в глухую рощу. Подкармливал… А теперь он ушёл… Обиделся на людей.

– Что же ты меня не взял? – с укором взглянула на него девочка.

– Завтра, – сказал Роман. – Я тебе утром стукну в окно.

– Он придёт, – убеждённо сказала Майя. – Вот увидишь, обязательно придёт.

27. Отец и сын

– Ты не должен этого делать, отец!

– Лучше я, чем кто-нибудь другой.

– Это будет предательство! Тришка выйдет тебе навстречу, и они его убьют.

– Стрелять буду я.

– Нет, отец! Нет!

В комнате повисла тяжёлая тишина. Старший Басманов протирал ветошью ружьё. На низкой скамейке – пластмассовая баночка с двумя рожками, начинённые патроны двенадцатого калибра, шомпол. Протёртые воронёные стволы масляно заблестели. Отец разломил ружьё пополам и долго смотрел попеременно на свет в каждый ствол. Густая бровь изогнулась, нос сморщился.

– Но Тришка не виноват! Егор сам…

– Тришка серьёзно покалечил человека, – перебил отец. – Мало того, он обозлён и может напасть на кого угодно. Таких животных убивают.

– Он не тронул меня, Майю! Даже маленькую собачонку пощадил… Тришка умный, благородный зверь. И ты это знаешь.

– Он уже не тот, каким был раньше.

– В него стреляют, а он должен подставлять себя под пули? Как же, стреляет человек, царь природы!

– Егор известный браконьер, но в данном случае он защищался. Так поступил бы любой охотник, если бы медведь пошёл на него.

– Он пришёл потому, что его позвала Майя. Ты же знаешь, он часто приходит в глухую рощу. Тришка не хотел никого трогать. А Егор давно грозился его убить. За свою собаку.

– Как девочка могла Тришку позвать? – усомнился отец.

– Я научил её, – опустил голову сын. – Она посвистела ему. Два коротких и один длинный. Как мы с тобой свистим.

– Это ты зря.

– И ты тоже будешь ему сегодня свистеть?

– Нет. Это будет охота по всем правилам. И у Тришки есть шанс спастись, если он уйдёт из нашего леса.

– У охоты нет правил… Охота – это убийство!

– Пока ещё охота не запрещена.

– Профессор говорит, что скоро все люди поймут: убивать животных – это безнравственно.

– Пока ещё не поняли.

– Получается, как в басне: у сильного всегда бессильный виноват!

– Это Тришка-то бессильный? Он покалечил Егора.

– Я не об этом…

– Ты знаешь, как мне дорог Тришка. Я бы собственной руки не пожалел, чтобы его спасти, но не объяснишь же не понимающему человеческого языка медведю, что ему нужно изо всех сил улепётывать отсюда? И как можно дальше. Это единственное его спасение!

– Отец, он ведь не уходит из-за нас. Ты бы видел, как он радуется, когда я прихожу!

– Бесполезный разговор! – Отец встал, и с колен его скатилась свинцовая картечина, запрыгала по деревянному полу. – Из охотничьего хозяйства прислали лицензию на отстрел одного медведя. Меня в конторе ждёт Лапин.

– Кто ещё с вами?

– Поздняков.

– И он?! – вскочил с дивана Роман.

– Пётр Васильевич старый охотник. За свою жизнь он не одного медведя уложил.

– Я не знал, что он охотник, – сказал Роман.

– Последние два года я и не видел его в лесу, – согласился отец.

– Значит, ты пойдёшь?

– Пойду, – сказал отец.

Убрав охотничьи принадлежности, он надел выгоревшую куртку, подпоясался патронташем, повесил на плечо двустволку. На пороге остановился, внимательно посмотрел сыну в глаза.

– Иду, как на казнь…

– Это и есть казнь, – глядя на носки крепких отцовских сапог, сказал Роман. – Казнь Тришки.

– Понимаешь ты: я не могу что-либо изменить! – с сердцем сказал старший Басманов.

Редко отец признавался в своей слабости, тем более перед единственным сыном, но разговор у них был мужской, и он честно, как мужчина мужчине, ответил сыну. Тимофей Георгиевич был справедливым, сильным человеком, не умел лукавить. Немногословный по натуре, он мог любому сказать правду в глаза, какая бы она горькая ни была. За это и уважали его в леспромхозе. Роман не знает, а он ездил в охотохозяйство и доказывал, что медведь не виноват в случившемся, но там были неумолимы: зверь изувечил человека, он опасен!

Егор не выслеживал медведя – его ружьё было заряжено дробью, тот сам пошёл на него. Охотник выстрелил, защищаясь. А раненый зверь в сто крат опаснее здорового. Его необходимо выследить и уничтожить. Если не справятся своими силами, пришлют охотников из района… Вот что сказали Басманову в охотохозяйстве.

– Зачем убивать? Можно в зоопарк отправить.

– Я тоже так думал, но Тришка ранен. Он сейчас не подпустит к себе человека. И мы не знаем, что у него за рана.

– Он поправится. И скоро.

– Он сейчас опасен. Может напасть на любого. Не забывай – это дикий зверь. И зверь обиженный.

– Ещё как, – вздохнул Роман.

– Это единственный выход…

– Отец, произойдёт большая несправедливость, – сказал сын.

– Знаю, – признался тот.

– И всё равно идёшь?

– Думаешь, лучше будет, если я останусь дома?