Текст книги "Гость из леса"

Автор книги: Вильям Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Ребята сами уже придумали… Вооружились секачами на длинных ручках. Я толковал с Романом – он в технике дока! – и мы решили попросить Позднякова, чтобы в мастерских наделали побольше этих секачей. Для каждого юного лесничего.

– Тогда другое дело, – подобрел Храмовников.

Я гляжу, Роман Басманов на все руки от скуки? Моей внучке отремонтировал приёмник. Теперь вот – секачи!

– Это верно, у него золотые руки: любую вещь может отремонтировать. У меня в кабинете физики вышел из строя сложный электрический прибор – думал, придётся везти в район ремонтировать, так что вы думаете? Басманов четыре дня провозился с ним и всё сделал. – Василий Васильевич поднялся, стряхнул с брюк крошки и осмотрелся. Затем подозвал Никиту Позднякова – тот неподалёку собирал сучья – и спросил: – В какую сторону ветер дует?

Никита послюнил палец и поднял вверх. Повертев им над головой, неуверенно ответил:

– С запада на восток.

– А где запад?

Никита повертел головой, даже зачем-то воздух понюхал.

– Там, – неуверенно кивнул он в сторону ребят, возившихся возле кучи хвороста. Некоторые, что работали поближе, стали прислушиваться к их разговору.

– А точнее?

– Вы меня, как на уроке, спрашиваете, – кисло улыбнулся Никита.

– Ребята! – громко сказал Василий Васильевич. – Кто быстро определит все четыре стороны света?

Вокруг учителя физики собрались школьники. Кто слюнил, как и Никита, палец и тыкал им в небо; кто, задрав голову, глазел на облака; а некоторые, наоборот, смотрели под ноги, будто отыскивая спрятавшийся под жёлтой хвоей и зелёным мхом невидимый меридиан.

Каждый показывал в разные стороны. В этой дискуссии не принимали участия лишь Майя и Роман. Они стояли под покосившейся молодой ёлкой и азартно спорили, не обращая ни на кого внимания.

– Я сама читала в одной газете, что рысь стала совсем ручная и ходила за своей хозяйкой, как собачонка, – говорила Майя.

– Я тоже читал в каком-то журнале, как муж и жена приручили чёрную пантеру и каждое утро совершали по парку прогулку с ней… А однажды чёрная пантера одна пришла в парк на прогулку… Бросились в дом, и оказалось, что она уже позавтракала мужем и женой…

– Не знаю насчёт чёрной пантеры, а лисёнка можно приручить, – стояла на своём Майя. – И даже волка!

– Насчёт волка не буду спорить, а лису приручить очень трудно, – отвечал Роман. – Просто невозможно. Мой дед убил лису, а детёнышей принёс домой в шапке. Из бутылки с соской кормил их, а всё равно, как подросли, убежали в лес.

– Я бы приручила, – сказала Майя. – На что чайки сердитые птицы, и то одна до сих пор прилетает к нам на балкон. Я её из рук кормлю, а больше никого не подпускает.

– Ну вот что, – нахмурившись, сказал Роман. – Это нора моя, и никакого лисёнка ты оттуда не возьмёшь. Поняла?

– Ну и не надо, – вдруг уступила Майя и улыбнулась. – Я бы тоже своих зверят никому не отдала.

– Роман! – позвал Гришка. – Где север и юг?

– Там, – неопределённо кивнул на лес Роман.

– А точнее? – спросил Василий Васильевич.

– Я не компас, – заметил Роман. После спора с Майей у него испортилось настроение. Думает, ему жалко лисёнка! Дело в том, что он всё равно не приручится. Одно дело лисёнку – на воле, а другое – в клетке томиться… Нет, лисят Роман никому не отдаст.

Майя не стала слюнявить палец и поднимать его вверх. Откуда дует ветер, и так видно: вершины деревьев сами кивают в ту сторону. Где север и юг, определить совсем нетрудно: обращённая к северу сторона деревьев и толстых ветвей покрыта лишайником. Ну, а зная, где север и юг, проще пареной репы определить запад и восток. И потом, по солнцу видно. Встаёт на востоке, а клонится на запад.

– Ставлю пятёрку, – сказал Василий Васильевич.

– Север, юг… – пробурчал Лёшка Дьяков. – Я и без этого из любого леса дорогу домой найду.

– По запаху? – спросил учитель.

Медлительный Лёха долго соображал, что ответить, а когда ответил, ребята со смеху покатились.

– У меня компас в брюхе, – серьёзно сказал он и похлопал себя по животу.

– Удивительное дело, – повернулся Василий Васильевич к Храмовникову, – ребята не задумываются, где север – юг, и вместе с тем действительно прекрасно ориентируются в лесу.

– Это у сельских жителей передаётся из поколения в поколение, – заметил Святослав Иванович.

– Дедушка, когда мы костёр будем поджигать? – спросила Майя.

Учёный вопросительно взглянул на Василия Васильевича.

– Поджигайте, – улыбнулся тот.

Ребята наперегонки бросились к самой большой куче валежника. Майя и Роман остались на месте. Мальчишка задумчиво смотрел на большое пухлое облако, остановившееся над вырубкой.

– А ты чего же? – спросила девочка.

– Пускай поджигают.

– Хоть я и знаю, где стороны света, но вот в какой стороне посёлок, не имею ни малейшего представления, – призналась Майя.

– А я в городе заблужусь в трёх соснах, – улыбнулся Роман. – И ужас как не люблю улицы переходить… Ну, кажется, сейчас на тебя все машины налетят!

– Ты был в Ленинграде?

– В Москве раз, и то проездом, – ответил Роман. – С отцом к дяде ездили в Ярославль. В Москве была пересадка.

– В Ленинграде очень красиво. Особенно когда начинаются белые ночи.

– Белые? – удивился Роман. – Разве ночи бывают белые?

– У нас бывают, – сказала Майя. – В конце мая – начале июня. Солнце зайдёт, а на улице светло, как днём, даже можно газеты читать. Только в белые ночи никто газет не читает. Люди бродят по набережным и любуются Невой, смотрят, как мимо разведённых мостов белые корабли плывут в Финский залив…

– А зачем мосты разводят?

– Чтобы корабли смогли по Неве выйти к морю. Под мостом ни один океанский корабль не пройдёт. Они очень большие.

– Никогда не видал больших кораблей, – сказал Роман. – Речные пароходишки видел. Даже прокатился на одном. В Ярославле. По Волге.

– Приезжай в Ленинград, – вдруг сказала Майя.

– Зачем? – удивился Роман.

– На эту… экскурсию. Ведь приезжают к нам люди со всех концов страны на экскурсии.

– Мне как-то в голову не приходило… – сказал Роман. И вид у него был озадаченный.

– Чего же они костёр не разжигают? – взглянула Майя в сторону сгрудившихся у кучи ребят.

– Спички-то у меня! – хлопнул себя по карману Роман и обрадованно припустил к ребятам.

Майя видела, как он подбежал к мальчишкам, подкинул вверх жёлтый коробок со спичками. Длинный Лёшка Дьяков поймал, нагнулся над кучей и, заслонясь от ветра– ветер был лёгкий, чуть заметно раскачивал вершины деревьев, – чиркнул спичкой. С первого раза у него ничего не получилось. Когда валежник не вспыхнул и с третьей спички, Никита Поздняков отобрал у него коробок и сам поджёг кучу. Сначала в небо потянулась тоненькая синяя струйка, потом повалил беловатый жирный дым с проблесками пламени. И вот скоро вся куча запылала. Послышалось громкое потрескивание. Ребята отступили от костра. Если выстреливал горящий сучок, кто-нибудь хватал его голыми руками и бросал обратно в огонь.

Роман уселся на пень и стал смотреть на огонь. Глаза его щурились, к клетчатой рубашке прилипли жёлтые сосновые иголки. Хотя до костра от этого места было далеко, Майя почувствовала, как щекам стало жарко. И поняла, что краснеет… Зачем она вдруг стала приглашать этого мальчишку в Ленинград? На какую-то дурацкую экскурсию… Уж пригласила бы в таком случае в гости на Таврическую…

А костёр пылал, стрелял раскалёнными сучками, трещал. Дыма стало меньше, зато пламя бушевало, даже слышался какой-то гул, будто где-то вдалеке собирается гроза.

Василий Васильевич и Святослав Иванович стояли в стороне и наблюдали за костром. Ветерок немного отклонил огненную гриву в сторону, но опасности никакой не предвиделось, тем более что ребята были начеку и не давали ни одному угольку упасть за вырытый ров.

– Поздняков договорился с районным начальством насчёт самолёта, – сказал Василий Васильевич. – Обещали завтра прислать. Опылять будут весь погаринский лес и ещё гектаров сто пятьдесят к югу.

– Достаточно опылить и сто гектаров, – сказал Святослав Иванович. – Вредитель ещё не успел так далеко распространиться.

– Зато наверняка.

– А звери? Птицы? Это опыление с воздуха – палка о двух концах: лес спасаем, а живность убиваем.

– Разыскали именно те ядохимикаты, которые вы просили, – сказал Василий Васильевич.

– Это хорошо, – сразу повеселел Храмовников. – По крайней мере птицы не пострадают.

– Можно вторую поджигать? – крикнул Роман, глядя на них.

– Пусть сначала всё прогорит, – сказал учитель. – Здесь недалеко ручей, берите брезентовые вёдра и таскайте воду. Ни одной тлеющей головешки не должно остаться!

– Где ручей? – спросила Майя и схватила с земли сплющенное брезентовое ведро. На Романа она не смотрела.

18. Лесные приключения

Лес неудержимо притягивал к себе Майю. Каждый поход ребят на делянку был для неё праздником. Вторую неделю мальчишки и девчонки с утра до вечера пропадали в лесу. Были полностью расчищены и подготовлены для посадки саженцев шесть заброшенных вырубок, сожжены тонны древесных отходов.

Четыре утра подряд прилетал маленький «кукурузник» и опыливал лес. В это время в лесу никакие работы не велись. Возле конторы стояли грузовики. Лесорубы сидели на лужайке и дожидались, когда самолёт закончит опыление.

Святослав Иванович забывал даже пообедать: весь день в лесу. А вечерами вместе с Василием Васильевичем колдовал в школьной лаборатории. На двух сдвинутых вместе столах – пробирки, растворы, банки с жуками, личинками.

Настроение у старого профессора с каждым днём становилось лучше. Вредители гибли, а его любимые птицы почти безболезненно переносили химическую атаку на лес.

Всю неделю нещадно палило солнце. На небе нет и намёка на тучу. Облаков и тех уж который день не видно. Яркое синее небо и ослепительное солнце. Уклейка совсем обмелела. И раньше-то в ней с трудом можно было выкупаться, а теперь в самом глубоком месте – по колено.

Лесник запретил жечь костры в лесу. Эта солнечная неделя вытянула из леса всю влагу. Там, где раньше под ногой выступала вода, теперь сухо похрустывал ломкий мох.

Ребята по-прежнему ходили в лес, расчищали вырубки, сгребая мусор в кучи. Мальчики работали в одних трусах и здорово загорели. Девочки стеснялись раздеваться и с завистью посматривали на мальчишек.

После работы гурьбой спешили на Чёрное озеро и там в прохладной воде купались. Кто не умел плавать, плескался у самого берега. В одном месте была песчаная отмель.

В тот день, когда самолёт опыливал лес, на работу выходили лишь после обеда, однако Майя уговорила Романа отправиться к лисьему логову сразу, как улетел самолёт. Ей показалось, что он летал над той самой полянкой. А вдруг лисята отравились?

На этот раз они не взяли Гектора. Солнце припекает макушки, на усыпанной прошлогодними листьями и жёлтыми сосновыми иголками земле мельтешат солнечные пятна. На трухлявой поваленной берёзе греются на солнце длинноусые жуки-дровосеки. Этих никакой яд не берёт. Если взять такого жука за усы и поднять вверх, то он прихватит с собой сучок или маленькую щепку.

Майя сидит в кустах рядом с Романом. Её закрутившиеся в пружинки волосы на висках щекочут ему щёку, но Роман боится пошевелиться: на другом конце полянки резвятся три лисёнка. Упираясь толстыми лапами в песок, они тащат в разные стороны истрёпанную заячью шкуру. Лисята рычат, повизгивают, сузившиеся глаза недобро поблёскивают. Вот один из них ухитрился завладеть шкурой и со всех ног бросается наутёк, но его тут же настигают остальные – и снова на полянке начинается кутерьма. Не поймёшь, где остроносая голова, где хвост, где лапы. Сплошной шевелящийся клубок из ушей, хвостов и лап.

– Подойдём к ним? – шепчет Майя.

Роман отрицательно мотает головой: зверята сразу спрячутся в нору; но девочка уже встаёт и, протянув руку, будто к щенкам, идёт к лисятам. Комок мгновенно распадается, и три пары настороженных округлившихся глаз глядят на незваную гостью. Ещё мгновение – и на поляне пусто: три пушистых снаряда скрываются в норе. Лишь на развороченном песке сереет заячья шкурка.

– Они не испугались, Роман! – смеётся Майя. – Просто не желают со мной знакомиться.

– Это не щенки и не котята, – говорит Роман, распрямляясь. От долгого сидения на корточках онемела шея.

– Какие смешные! Мне так захотелось потрогать их…

– Можешь без пальца остаться.

– Даже не верится, что такие симпатичные зверюшки могут укусить.

– Хочешь, покажу лешего? – предлагает Роман.

И ведёт её дальше, в глубь леса. Вот уже из-за сдвинувшихся вершин не видать неба. Под ногами густой зелёный мох. То и дело приходится перелезать через поваленные стволы. В этой стороне Майя ещё не была. Молодые ёлки цепляются за одежду, с низких ветвей сыплется на головы коричневая труха. Роман останавливается возле огромной осины с отмершими нижними ветвями. Ствол дерева оброс мхом и ступенчатыми серыми грибами. Чёрные кривые сучья угрожающе торчат из боков осины. Дерево почти умерло. Лишь вершина, тянущаяся к солнцу, ещё живёт. С десяток тонких зелёных веток покачиваются в вышине.

– Она скоро умрёт, – говорит Майя, глядя на старое дерево.

– Видишь кустики? – показывает Роман. – Это дети осины.

Он носком ботинка взрыхляет землю и показывает тоненький корень, спрятавшийся под землёй.

– Осина пустила такие корни во все стороны. И на конце каждого корня – маленькая осинка.

– Какая заботливая мамаша! – улыбается Майя.

– А здесь живёт мой леший, – говорит Роман, задирая голову.

Тёмно-серые глаза девочки прикованы к осине. Этот лес совсем не похож на тот, в котором они только что были, наблюдая за лисятами. Здесь мрачно и прохладно. Ни одного солнечного зайчика. Пахнет прелью и ещё чем-то сладковатым, дурманящим. Под ногами папоротник и сухие зелёные растения с красноватыми цветами.

– Где же он? – шёпотом спрашивает Майя.

Роман, поплевав на руки, подпрыгивает и ухватывается за обломанный сук. Проворно взбирается всё выше и выше. Оседлав толстую ветвь, отламывает сучок и осторожно засовывает в широкое дупло, которое Майя только сейчас замечает. Она видит, как Роман отшатывается от дупла, прикрывая лицо свободной рукой, и в следующее мгновение из круглой чёрной дыры вырывается пёстрое ушастое чудище. Оно сердито что-то бормочет, хлопая огромными глазами, распахивает крылья и, щёлкнув острым клювом, бесшумно ныряет в чащу. Полёт большой птицы неуверенный и неровный, но тем не менее она исчезает за стволами, издав на прощание свирепый вопль.

– Это филин, – говорит Майя, когда Роман спускается вниз.

– Я его в прошлом году выследил, – отвечает он. – Частенько наведывается в посёлок. После захода солнца. Я знал, что он в этой глуши живёт, а вот дупло долго не мог найти.

– Он мог в тебя вцепиться? – смотрит на него девочка.

– Все говорят, что он на лешего похож, – улыбается Роман. – А мне нравится.

– Как он страшно кричит.

– Так больше никто не умеет… Ухает, стонет, рыдает, хохочет. С филином не соскучишься!

– А с серым волком ты, случайно, не дружишь?

– Волков в нашем лесу нет, зато рыси встречаются.

– Никогда не видела рысь.

– Она может броситься с дерева и на человека, если её разозлить, – говорит Роман.

Майя оглядывается: вокруг деревья. Ветви протянулись над самой головой. В них не только рысь – медведь может спрятаться – и не заметишь. Маленькая юркая птичка с жёлтым хохолком снуёт средь ветвей. С любопытством поглядывая на ребят, нет-нет и рассыплет по притихшему лесу чистую звонкую трель. А других птиц не слышно. Певчие птицы любят светлый лес, пронизанный солнцем.

– Я такой лес только на картинах Васнецова и Шишкина видела, – отвечает Майя.

Роман в картинах и художниках не очень-то разбирается и переводит разговор на другое.

– Хочешь, научу тебя ездить на мопеде?

– Правда? – оживляется Майя. – Я думала, ты только мальчишек учишь.

– Как исключение… – улыбается он.

Мопед они оставили в кустах у Чёрного озера. С трудом пробрались они сюда на нём по узкой лесной тропинке, а дальше не проедешь. Мопед стоял на месте. Роман вывел его на тропинку и, подождав, пока девочка заберётся на заднее сиденье, тронул с места. Роману хотелось с шиком прокатить её по лесу, но было не развернуться: тропинка узкая, виляет меж толстых деревьев, да и почва пружинит. То старые листья, то папоротник, то зелёный мох. И лишь вырвавшись из леса, Роман припустил по лугу вдоль Уклейки.

Майя оказалась понятливой ученицей. Не сравнишь с Виталькой Гладильниковым. Правда, раза два она упала, но машину не повредила, лишь локоть себе оцарапала. Мопед трещал на первой скорости – вторую Роман пока опасался включать, – за ним тянулся синий жирный дымок, а длинноногая девчонка с развевающимися волосами, вцепившись в руль, катила по лугу. Внезапно руль круто вильнул в сторону – и Майя полетела в траву. Мопед подпрыгнул козлом и повалился набок. Девочка тут же вскочила на ноги и, подбежав к маленькой кочке, усыпанной жёлтыми цветами куриной слепоты, нагнулась. Роман подошёл к ней.

– Чуть на гнездо пеночки не наехала, – сказала она.

У самой кочки, в траве, спряталась аккуратная серая корзиночка, сплетённая из сухих травинок и выложенная пухом. В ней лежали пять маленьких пёстрых яиц. А над головами ребят с криком порхали обеспокоенные птицы.

– Она вылетела из-под самого колеса, – продолжала Майя. – Я как крутнула руль… Почему я упала?

– Кто же на скорости круто поворачивает?

– Зато на гнездо не наехала, – сказала Майя, поднимаясь с колен.

Роман выправил руль и, подняв голову, увидел Егора Пестрецова. Тот стоял на тропинке и причёсывал розовой расчёской мокрые коричневые волосы. Видно, только что выкупался в Уклейке. Там, у старой запруды, есть одно глубокое место. Даже Егору будет с головой. И хотя Пестрецов, как обычно, улыбался, тёмные глаза смотрели пристально и недобро. И смотрели чуть вкось, как всегда смотрел на людей Егор. Мальчишкой его звали косым, а потом почему-то это прозвище от него отлипло. Может, потому, что Егора в посёлке старались не задевать. Одно время он работал на валке леса, потом перешёл слесарем в ремонтные мастерские. Хотя здесь и зарабатывал меньше, зато времени свободного было больше. А всё свободное время Егор проводил в лесу или на озере. И почти через день его мать с большой завязанной мешковиной корзинкой ездила в райцентр на рынок. А что было в корзинке, никто не знал, могли лишь догадываться…

Когда к Егору кто-нибудь обращался, он никогда сразу не отвечал: помолчит, как-то непонятно и криво улыбнётся, а потом коротко ответит. Даже если на кого Егор сердит, никогда виду не подаст, однако тому человеку надо быть всё время настороже. Всякое может случиться: то поросёнку вдруг палкой кто-то ногу перешибёт, то корова молока лишится, то яблони и вишни в саду окажутся переломанными, а то может и пожар приключиться, как у старика Никифорова, который отказался выдать за Егора свою дочь. И не докажешь, кто это сделал. Как говорится, не пойман – не вор. А поймать Егора на месте преступления ещё никто не смог.

Несколько раз преследовал его в лесу егерь Лапин, но опытный браконьер всегда уходил, а если и попадался, то у него ничего не обнаруживали. Просто так человек вышел с ружьишком прогуляться в лес, отдохнуть… Тимофей Георгиевич Басманов – отец Романа – один раз почти накрыл Егора весной на озере, когда он из ружья бил нерестовавших щук. Но и тут браконьер вывернулся: успел бросить в омут мешок со щуками…

Не любили Егора в посёлке; люди поговаривали, что, дескать, сколько ни вейся верёвочка – быть концу…

Егор дунул на расчёску и спрятал в карман. Шёлковая рубашка с молнией обтянула широкие плечи, чисто выбритые щёки лоснятся. Сегодня у Пестрецова праздничный вид. Уж не снова ли идёт свататься к Никифоровой дочке?..

– Что же ты даёшь всем кататься на моём мопеде? – мягко, с улыбкой упрекнул Егор. – Им только дозволь… – Он кивнул на собиравшую на лужайке цветы Майю. – Хорошую вещь искалечат.

В Романе поднималась ненависть к этому человеку: знал бы, что будет такое, вовек бы не связывался с этим мопедом! Ну не даёт прохода…

– Машина, будь то велосипед или мотоцикл, она любит одного хозяина, – продолжал поучать Егор. – А как вещь пошла по рукам, пиши пропало! Гляжу я, как ты распоряжаешься моим мопедом, и веришь – сердце кровью обливается.

Роман, опершись о мопед, молчал. Да и что он может возразить? Егор и слушать не будет. Говорит и весь светится от удовольствия, самому нравится, как он красиво говорит… А в словах неприкрытая насмешка и угроза.

– Ну, поигрался с моей техникой – и будет, – сказал Егор и положил тяжёлую руку на руль. – За амортизацию я с тебя ничего не потребую. – И рассмеялся, показав скошенные с одной стороны крупные желтоватые зубы.

– Не отдам! – воскликнул Роман и рванул руль к себе. Майя подняла голову и выпрямилась. В руке у неё букет из ромашки и ещё каких-то розоватых мелких цветов.

– Ай-яй! – покачал головой Егор, разглядывая мопед. – Фара сбоку помята… И рама плохо покрашена. Небось кистью мазал? А надо бы из распылителя… А это ещё что? – Он нагнулся к звонку и посигналил. – Разве это сигнал? Пискляк какой-то. Мог бы и получше звоночек подобрать…

– Гад ты! – с ненавистью сказал Роман, не отпуская руль, хотя и понял, что всё потеряно.

– Что же мне с тобой, грубияном, делать? – улыбнулся Егор. – Слова-то какие нехорошие говоришь… Надо бы проучить, да вот как? По шее накидать или…

– Дом подожги! – выдавил сквозь стиснутые зубы Роман.

– Намёки какие-то… – поморщился Егор и вдруг, округлив глаза, рявкнул: – Руки убери с чужого аппарата, прыщ!

Может быть, если бы к ним в этот момент не подошла Майя, Роман и не осмелился броситься на парня, который по крайней мере в три раза сильнее его. Он ткнул его кулаком в Наглое улыбающееся лицо и в то же мгновение мощным ударом был отброшен в сторону и растянулся на тропинке у самых ног Майи.

– Как вам не стыдно?! – закричала девочка. – Вы же большой, а он…

Слыша ровный гул в голове, Роман облизнул разбитые губы, поднялся на ноги и снова бросился на Пестрецова. Тот, не ожидавший этого, отпрянул и, видно, оступился. Падая, он увлёк за собой мопед. Отшвырнув его, пружинисто вскочил на ноги и сгрёб Романа за воротник. Рубашка треснула. И тут, к своему ужасу, Роман почувствовал, как его правое ухо попало в железные клещи.

– Не бить же тебя, несмышлёныша, – цедил Егор. – Я тебе, цыплёнку, все ухи откручу… – Клещи тискали, кромсали ухо. Роман с трудом сдерживался, чтобы не закричать. А ещё сильнее боли терзало унизительное чувство: на глазах девчонки его дерут за уши, как малолетку… Уж лучше бы, паразит, ударил кулаком.

И тут его удивила Майя.

Она кошкой бросилась на Егора и вцепилась в его рукав.

– Вы… вы зверь! – кричала она. – Отпустите его!

Пестрецов ослабил хватку, и Роман вырвался. Невольно ощупал ухо. Ему показалось, что оно стало огромным, как у слона, и налилось кровью. От боли выступили непрошеные, предательские слёзы.

– Ишь какая отчаянная! – ухмылялся Егор. – Что этот пёсик-карапузик кинулась на меня… А ежели бы рукав оторвала? Рубашка-то у меня новая, весной только купленная… Пришлось бы твоему дедушке разориться… Иль он, говорят, профессор, богатый?

– Я не хочу с вами разговаривать, – сказала Майя и повернулась к Роману. – Уйдём отсюда!

Роман стоял, опустив руки, и отрешённо смотрел прямо перед собой. Бывают в жизни человека такие унизительные мгновения, когда он бессилен что-либо сделать, а как бы ему хотелось броситься на Егора и – раз, раз! – сокрушительным ударом в челюсть свалить этого верзилу на землю…

– Надо бы тебя ещё поучить маленько, да дело такое… Успеется, – сказал Егор, разворачивая мопед.

– Он отобрал твой мопед? – взглянула Майя на Романа. Тот ничего не ответил, только нижнюю губу прикусил. – Это же грабёж! – воскликнула девочка, сверля Пестрецова гневными глазами.

– Мопед-то это мой, – улыбнулся Егор. – Я за него свои кровные заплатил… И дарить его пока никому не собираюсь.

– Вы не зверь, – сказала Майя. – Вы в сто раз хуже… Серый волк и тот благороднее вас.

– Болтушка! – добродушно проворчал Пестрецов.

Он завёл мопед, вскочил в седло и, описав вокруг ребят полный круг, остановился.

– Сетку-то я нашёл, – сказал он, обращаясь к Роману. – Недалече от берега была потоплена… И камень в ней завёрнут. Ну ладно, утопил… А зачем же рвать-резать? Негодная теперь сетка-то, барахло… Плакали мои денежки!

– Зачем вы нам всё это говорите? – сверкнула на него глазами Майя.

– Чует собака, чьё мясо съела, – ещё больше скосил на Романа глаза Егор и, дав газ, укатил. На том самом мопеде, который Роман и Гришка Абрамов целый месяц ремонтировали. И даже в складчину купили сцепление и другие детали.

– Какие у него глаза неприятные, – сказала Майя. – Смотрит на тебя и как будто в сторону.

– Он косой, – буркнул Роман.

– Надо куда-то пойти, пожаловаться, – сказала Майя. – Слыхано ли дело, среди бела дня мопеды отбирают!

– Ну его к чёрту, – сплюнул кровью Роман. Разбитая губа всё ещё кровоточила.

– А ты смелый, – восхищённо сказала девочка. – Такого здорового парня не испугался!

Она подошла к нему совсем близко и, достав из кармана платок, стала вытирать кровь с губы.

– Он правду сказал: мопед его, – выдавил из себя Роман. – Он его в речку выбросил, а мы с Гришкой – вот дураки! – подобрали и отремонтировали. Как будто не знали Егора Пестрецова!

– Отвратительный тип, – заметила Майя. – Не стоит о нём говорить!

– А сетка его тю-тю! – улыбнулся разбитыми губами Роман. – Теперь её не починишь…

19. Происшествие на старой вырубке

Произошло это в полдень на старой расчищенной вырубке. Погаринские мальчишки и девчонки расчистили с десяток вырубок. Последние дни из-за наступившей засухи не сжигали в лесу мусор и гнильё. За неделю раскалённое солнце высушило всё вокруг. Вернувшись домой, ребята таскали из глубоких колодцев воду и поливали свои огороды, а потом бегали купаться на Уклейку, почти наполовину обмелевшую.

Костры не жгли, а сучья, древесные отходы собирали в большие кучи. А когда и с этим было покончено, стали на расчищенных делянках высаживать семена. Святославу Ивановичу из лесопитомника прислали большую посылку с семенами ценных пород деревьев. Вот эти драгоценные семена члены школьного лесничества и высаживали на подготовленной площадке. Поливали лунки водой, смешанной с удобрениями, которую привозил леспромхозовский водовоз.

Мальчики лопатами и мотыгами прорывали ровные длинные борозды, а девочки закапывали туда семена. Солнце, не затенённое ни единым облачком, ярко пылало на белёсом знойном небе. С непокрытой головой невозможно было работать, и те, кто не захватил тюбетейки и панамки, соорудили из газет шлемы, иные завязали узелками носовые платки и напялили на головы, а некоторые соорудили из рубашек и маек некое подобие чалмы.

Разомлевшие от жары ребята работали молча. Худощавый Виталька Гладильников загорел до черноты, а вот к Лёшке Дьякову загар приставал плохо. На плечах и спине у него вся кожа слезла, и теперь он работал в рубашке. Девочки тоже не снимали своих сарафанов и платьев, чем немало удивляли Майю. Она работала в одном купальнике. В Ленинграде не так-то уж часто можно позагорать на солнце, а тут такая благодать! Майя покрылась ровным коричневым загаром. Её светлые волосы выгорели добела.

Неожиданно тишину нарушил громкий крик: «Змея!». Кричал тихий незаметный паренёк Семён Горшков. Он копал борозду у самой кромки леса. Увидев змею, зайцем отпрыгнул в сторону и выронил лопату. К нему со всех сторон устремились мальчишки. Послышались возгласы: «Где она? Бей её! Лопатой, лопатой! Не по хвосту, а по башке!»

Майя поставила на землю коробку с семенами и подбежала к мальчишкам, окружившим старый пень. Молча и сосредоточенно они лупили по змее сучьями, лопатами, мотыгами.

– Стойте! – воскликнула девочка. – За что вы её?!

Ребята нехотя расступились. Лица ожесточённые, глаза блестят. Некоторые искоса посматривали на неё. А девочка, растолкав их, нагнулась над искромсанной змеёй. Даже перерубленная лопатой пополам, она всё ещё извивалась.

– Зачем вы так? – взглянула расстроенная Майя на мальчишек. – Набросились на бедную змею, как рыбы пираньи…

– Что это за рыбы? – спросил Никита Поздняков.

– Есть такие в южных странах, – сказал Роман. – Переходит вброд человек или какое животное речку, а они стаей набрасываются и за несколько минут обгладывают дочиста. Один скелет остаётся.

– Это же змея, – подтолкнул носком ботинка Лёшка Дьяков половинку убитого пресмыкающегося.

– Она на тебя напала? – взглянула Майя на Семёна Горшкова.

Тот поморгал, будто ему в глаз мошка попала, и не сразу ответил:

– На пне грелась… Слышу, шипит, подколодная, ну, я и закричал…

– Змея никогда первой на человека не нападает, – сказала Майя. – Она шипением предупреждает, чтобы не подходили близко, и тут же уползает прочь.

– Хотела, гадина, под пень, да я ей хвост лопатой прищемил, – похвастался Лёшка.

– Ну и пусть бы уползла, – сказала Майя. – Змеи миллионы людей вылечили от разных тяжёлых болезней. Их специально разводят в террариумах и добывают от них яд. Это дурная привычка – убивать змей.

– Я шесть штук порешил, – ухмыльнулся Лёшка. – Все змей убивают.

– Может, и комаров убивать нельзя? – насмешливо спросил Гришка Абрамов. – Пусть пьют нашу кровушку, тоже божья тварь…

– А от клопов какая польза? – усмехнулся Виталька Гладильников. – Или от тараканов? Моя бабушка не разрешает тараканов убивать – говорит, плохая примета…

– Ишь какая умная, – сказал Лёшка Дьяков. – От укуса змеи человек может запросто окочуриться!

– Ты слышал хотя бы об одном таком случае? – в упор посмотрела на него девочка.

Лёшка отвел глаза и, подняв лопату, с силой вонзил её в протянувшийся от пня коричневый узловатый корень. С первого раза не перерубил, лишь с третьего.

– Люди говорят, – пробурчал он.

– Кто-нибудь слышал, чтобы человек умер от укуса змеи? – обвела Майя глазами остальных.

– Меня в позапрошлом году ужалила змея, – сказала Маша Кошкина. – Я была с родителями на сенокосе и сгребала граблями сено. Вдруг чувствую, наступила на что-то холодное, скользкое… Мне бы отпрыгнуть в сторону, а я как дурочка стою… – Маша нагнулась и показала на лодыжку. – Вот сюда ужалила. Я как закричу! Мама обвязала ногу шнурком, а яд из ранки высосала. Вечером вроде была температура, а к утру всё прошло. Даже в амбулаторию не ходила.

– А верно, змея никогда первой не нападает, – заметил Никита. – Зашипит – и дёру!

– А эти пираньи, они большие? – заинтересовался Виталька.

– Примерно с подлещика, – сказал Роман. – Только зубы у них острые, как кинжалы, и держатся они стаями. Я читал, что когда скот перегоняют через речку, где они водятся, вперед пускают старого быка… Пока пираньи с ним расправляются, стадо переходит вброд на другой берег.