Текст книги "Полицейское управление"

Автор книги: Вильям Дж. Каунитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Глава 19

Суббота, 4 июля, утро

Мэлоун открыл глаза и едва не закричал от боли. Сначала он почувствовал боль в шее, потом в ребрах. И еще страшную пульсирующую боль в голове. Вынув из-под простыни руку, кончиками пальцев осторожно провел по марлевой повязке. Падая, он ударился головой, и теперь там была рваная рана.

– Пришлось наложить шестьдесят восемь швов, чтобы вас залатать, – тихо произнес Гас Хайнеман.

Мэлоун уставился на стоявших у его постели Гаса Хайнемана и Бо Дэвиса. На их лицах застыла тревога.

– Где я? – глухо пробормотал он.

– В госпитале Нассау, – ответил Дэвис. – Опасность миновала, вы поправитесь.

– Замбрано? – спросил Мэлоун без всякой надежды.

Их мрачные лица сказали ему все. Его охватила неукротимая жажда мести. Воздаяния по жестоким законам улицы. Детективы сделали вид, будто не заметили, как он провел рукой по лицу, вытирая слезы. Потом он с трудом приподнялся, сел и откашлялся.

– Что у вас нового?

Хайнеман открыл блокнот и начал читать рубленые фразы полицейского рапорта:

– «Тягач был брошен на Гини-Вудс-роуд. Полиция округа Нассау искала отпечатки пальцев, результат отрицательный. Эта машина была угнана вчера с рынка „Хантс-Пойнт“, заявление об угоне номер 14061-52. Рядом с тягачом обнаружены следы шин, указывающие на то, что там ждала другая машина. Полиция Нассау сняла отпечатки рисунка протекторов. Опросили всех водителей, попавших в затор на месте происшествия. Результат – двадцать восемь имен и столько же разных описаний аварии. Тип, которого вы прикончили, опознан как Ахмад Хамед, въехавший в страну по туристической визе из Ливии 12 мая 1976 года. Осмотр места происшествия проводил прибывший туда капитан Маккормик из Сто пятого участка. Он подготовил два доклада по официальным формам: „Необычные обстоятельства“ и „Ранения, полученные при исполнении служебных обязанностей“. На их основании – по статье „Применение огнестрельного оружия“ – Маккормик делает заключение, что вы применили оружие в пределах, допустимых уставом. На месте побывали полицейский комиссар и начальник оперативного отдела».

Хайнеман оторвал глаза от блокнота.

– Это все.

Мэлоун вспомнил, что в одной из докладных по пятой форме, полученной от детективов Харригана, говорилось о том, что Станислав посетил овощную лавку на Атлантик-авеню, принадлежащую человеку по имени Ахмад Хамед:

– Долго я был без сознания?

– Около двенадцати часов.

Мэлоун со стоном спустил ноги с постели. Сел и, согнувшись, обхватил себя руками за бока, пытаясь унять боль.

– Как Пэт? – со стоном выдавил он.

– Полагают, что он выживет, – сказал Дэвис, содрогаясь при виде мучений лейтенанта, – но с работой покончено. Отправят в отставку.

Мэлоун глубоко вдохнул и медленно, с присвистом, выдохнул.

– Что еще?

– Вы на первых страницах. Прессе выдали обычную чушь, что расследование ведется. Вы лежите здесь под другим именем. Чтобы не дать им совершить еще одно покушение.

Снова заговорил Дэвис:

– Джейку и Старлингу удалось проникнуть в гараж Станислава и прикрепить на днище его автомобиля «жучок». Троица стала очень осторожна после происшествия с вами. Пользуются только телефонами-автоматами в разных частях города. Причем по какой-то системе, потому что один, из них ездил, записывая адреса и номера этих телефонов.

– А как телефон-автомат, который рядом с квартирой Брэкстона?

– К нему никто не подходил.

Мэлоун сидел и разглядывал свои ноги.

Продолжал Хайнеман:

– Командование в ваше отсутствие взял на себя сержант Харриган. Нам приказано вас охранять. Остальные ведут слежку за подозреваемыми. Я разговаривал с сержантом несколько минут назад. Он сказал, что намечается какая-то встреча. Все они, и те трое, и Олдридж с сестрой, мечутся по городу, проверяя, не следят ли за ними.

– Джейк – парень что надо. – Мэлоун начал подниматься с кровати.

Дэвис и Хайнеман, взяв его под руки, помогли встать.

– Где моя одежда?

– Вам нельзя выходить. Врач сказал…

– Мою одежду, – оборвал Мэлоун.

Дэвис пожал плечами, как бы говоря, что вынужден подчиниться, и пошел к шкафу.

– Я съездил к вам домой и привез кое-какую одежду. То, в чем вас доставили, уже не наденешь.

Дэвис достал коричневые вельветовые брюки, белый пуловер и легкую спортивную куртку. Нагнувшись, вытащил ботинки и белье.

Развязывая пояс просторного больничного халата, Мэлоун спросил:

– Мой жетон и револьвер?

– В Сто пятом участке, – ответил Хайнеман.

Мэлоун медленно, морщась от боли, натянул брюки.

– Кто сообщил жене Замбрано?

– Комиссар и католический капеллан.

– Как она это восприняла?

– Говорят, очень тяжело.

Встав на колено, Дэвис помог Мэлоуну натянуть носки и взглянул на искаженное болью лицо лейтенанта.

– Эрика Соммерс звонила каждый час. Она очень волновалась за вас. Мы, конечно, не сказали ей, где вы находитесь.

– Хотите, мы наберем ее номер? – предложил Хайнеман. Мэлоун посмотрел на телефон, стоявший на белом больничном столике, и сказал:

– У меня есть более важные дела.

В голосе его прозвучала затаенная угроза.

Волна теплого воздуха овевала лицо Олдриджа Брэкстона, стоявшего на переходе на Йорк-авеню. Он был уверен, что слежки нет. И все-таки, когда загорелся зеленый свет, перешел на другую сторону улицы и постоял на тротуаре, оглядываясь. Лишняя предосторожность не повредит.

Полный мужчина средних лет вышел из-за угла на другой стороне Йорк-авеню. На нем были солнечные очки, какие носят летчики, в руке – желтая соломенная шляпа. Шел он неторопливо, разглядывая витрины магазинов, как человек, собирающийся сделать покупку. Потом он подошел к цветочнику, заставившему своим товаром половину тротуара. Нагнулся, разглядывая цветы, поднял глицинию и подержал перед собой, восхищаясь душистыми красными бутонами. Потом перевел взгляд на мужчину, стоявшего в полуквартале от него. Держа горшок с глицинией в одной руке, другой нажал кнопку спрятанной в шляпе «уоки-токи».

– Он идет на север по Йорк, только что миновал Шестьдесят девятую улицу.

Синий «стингрей» выехал с Семьдесят первой улицы на Йорк-авеню. За рулем сидел мужчина со сросшимися бровями. Пассажир был старше и совершенно лысый, кожа обтягивала его череп и лицо, будто пластиковая маска. Шофер нахмурился.

– Он подходит, – сообщил он по «уоки-токи».

Джейк Штерн вел серый фургон, а Джонсон, сидя сзади, изучал сигнальные точки на сетке координат.

– Далеко он? – раздался голос Харригана, когда они выехали из туннеля Бруклин-Бэттери.

– Около четверти мили, – ответил Джонсон.

Джозеф Станислав выехал из туннеля со стороны Бруклина и подкатил к будке сборщика платы за проезд.

Площадка была забита машинами. Станислав внимательно оглядывал лица, сидящих в автомобилях людей. Его не покидало ощущение слежки. Жаль, что тогда вечером он был на шоссе. И жаль, что погиб Замбрано, а не Мэлоун.

Подъехав к шлагбауму, он опустил стекло, показывая полицейский жетон.

– Я на дежурстве. Ошибся улицей и выехал к вам. Нельзя ли мне развернуться? Жена ждет меня в Висте.

Сборщик внимательно посмотрел на жетон.

– Нет проблем. – Он вышел из будки к столбикам, разделявшим подъездные полосы, отодвинул четыре столбика и остановил поток, шедший со стороны Бруклина. Потом махнул Станиславу, чтобы тот разворачивался.

– Он уходит от нас! – встревоженно крикнул Старлинг Джонсон.

– Останови фургон, – приказал Харриган. – Если мы сейчас выедем из туннеля, он нас тут же засечет. Узнает фургон. Надо подождать, пока он не въедет в туннель.

Рев клаксонов в туннеле эхом отражался от стен, выложенных белой плиткой. Машины стояли, соприкасаясь бамперами.

Эдвин Брэмсон вел машину через мост Джорджа Вашингтона на Палисэйдз-парквей. Чарльз Келли, обернувшись, смотрел в заднее стекло, проверяя, не привязалась ли к ним какая-нибудь машина.

– Есть кто-нибудь? – спросил Брэмсон.

– Вроде нет, – ответил Келли, не спуская глаз с дороги. – Шло такси, но свернуло на Форт-Ли.

– Впереди есть площадка, мы можем остановиться и понаблюдать за дорогой. Потом развернемся, доедем до Ньяка и опять развернемся. Мы без труда их засечем.

– Эти верблюжатники загубили дело, – проворчал Келли. – Надо было самим действовать.

– Теперь поздно об этом говорить, – ответил Брэмсон, включая музыку.

Такси съехало со скоростной полосы моста к Форт-Ли. Водитель, наклонившись, открыл отделение для перчаток и вытащил портативное радио.

– Птица-2 вызывает Гнездо. Прием.

В фургоне наружного наблюдения Джек Харриган снял микрофон.

– Гнездо слушает. Прием.

– Объект проехал мост Джорджа Вашингтона, направляется в Джерси. Двигается на север по Палисэйдз-парквей. Птица-2 углубляется в Форт-Ли. Если б я продолжал ехать за ними, они наверняка засекли бы меня.

Харриган постучал ногой по металлическому полу фургона.

– Где находятся Птица-1 и Птица-3?

– Оба ждут у нью-йоркского конца моста. Мы решили, что события должны разворачиваться в городе. Как только они проверят, что слежки нет, сразу вернутся.

– Будем надеяться, что вы правы. – Харриган помолчал, потом передал: – Птица-2, возвращайтесь в город, остановитесь с нашей стороны моста. Свяжитесь с Птицей-1 и Птицей-3. Затем преследуйте объект, часто меняя машины. Не попадитесь им на глаза, мы не должны их потерять. Прием.

– Вас понял. – Детектив в такси убрал радиопередатчик обратно в отделение для перчаток.

Харриган передал:

– Гнездо – Птице-1 и Птице-3. Слышали мои последние указания?

Из фургона телефонной компании, стоявшего на площадке пропускного пункта со стороны Нью-Йорка, передали:

– Птица-1. Вас понял.

Недалеко от въезда на ФДР-драйв стояло такси-универсал. Чернокожий водитель, открыв капот, рассматривал карбюратор. Подняв лежавший на аккумуляторе бумажный пакет, произнес в него:

– Птица-3. Вас понял.

Старлинг Джонсон не отрывал глаз от экрана.

– Как ты думаешь, они вернутся в город? – спросил он Харригана.

Сержант был мрачен. Мэлоун в госпитале, Замбрано убит, и вся тяжесть руководства операцией легла на его плечи. Его начинала пугать необычность ситуации и преследование полицейских.

– Они развернутся. – Он постарался придать своим словам уверенность. С отсутствующим видом нажал несколько кнопок на передатчике и поднес микрофон к губам.

– Птицам 4 и 5: где находитесь сейчас? Прием.

Детектив с похожим на маску лицом передал из «стингрея»:

– Птица-4 движется по Йорк-авеню на север. Только что проехали Семьдесят четвертую улицу. Объект вижу.

– Птица-5, иду по Йорк на север. Объект только что свернул на Семьдесят шестую.

Элегантно одетая женщина с любопытством посмотрела на бегущего пузатого мужчину, бормочущего что-то в свою желтую шляпу:

– Поверни на юг. На запад. Стой. Мы слишком близко к нему. Сигналы слишком сильные. Он направляется в Истсайд.

Старлинг Джонсон сидел перед экраном, будто корабельный стрелок-наводчик, выкликающий координаты цели.

Харриган крикнул Джейку Штерну:

– Если ты его видишь, значит, мы слишком близко.

– Он исчез из виду. – Штерна охватила паника при виде автобуса, преградившего им путь на выезде с Десятой авеню.

Харриган подался вперед.

– Что случилось?

– Автобус загородил нам дорогу.

– Сигнал слабеет, – предупредил Джонсон.

– Объезжай этого идиота, – приказал Харриган.

Фургон въехал на тротуар, Штерн нажал на клаксон, разгоняя прохожих, которые жались к стенам. Обогнув автобус, фургон вернулся на проезжую часть.

– Командир пятого – Гнезду. Ваше местонахождение? Прием.

В приемнике воцарилась мертвая тишина. Старлинг Джонсон, отвернувшись от экрана, обменялся быстрой улыбкой с Харриганом. Сержант схватил микрофон.

– Это вы, Лу?

– Поняли правильно. Где находитесь? Прием.

– Восемь и Пять – два, направление – восток, – передал Харриган.

– Еду к вам, – передал Мэлоун, как ни в чем не бывало.

– Порядок! – радостно завопил кто-то из динамика.

«Павильон» – роскошный жилой дом с массивными, облицованными деревом коридорами и фонтанами, отделен от Ист-Ривер небольшим парком Джона Джея. Переговорив с торговцем «фольксвагенами» на Семьдесят шестой улице, Брэкстон вернулся и перешел на другую сторону. Перед гаражом «Павильона» стояла небольшая группа шоферов в униформе. Брэкстон взглянул на них, проходя мимо. Он вошел в парк со стороны Семьдесят шестой. Парк представлял собой просто ряд деревьев и скамеек и тянулся до Семьдесят седьмой улицы. Брэкстон прошагал через парк и вышел на Семьдесят седьмую улицу возле площади Чероки. Посмотрел на здание с необычным фасадом из белого камня и желтого кирпича, с окнами из дымчатого стекла и темно-желтыми пожарными лестницами. Обратил внимание на крытые галереи, проходящие через здание на Семьдесят восьмую улицу. В случае необходимости по галереям можно ускользнуть от преследования. Повернувшись лицом к парку, он осмотрелся. Сиделки и опекаемые ими инвалиды, разодетые, увешанные бижутерией дамы, игроки в теннис, использующие площадки для гандбола, очередь перед раздевалками бассейна, достойного олимпийских игр. Обычная здесь суета. Черный сухогруз шел по реке, исчезая за домами на Семьдесят седьмой улице.

Олдридж Брэкстон не был нервным человеком, но события последних дней повлияли на него. Он всеми фибрами души чувствовал близость опасности. По расчетам, все должно было пройти без сучка и задоринки. Никакого риска, говорил Станислав. Не надо было верить. А теперь эта встреча с жуткими мерами предосторожности, с кружением по городу, со звонками только из определенных автоматов. Брэкстона тошнило от страха.

Штерн оглянулся, сидя за рулем фургона.

– Сержант, не возьмете руль на минутку? Мне так приспичило, что сейчас лопну.

Харриган пробрался вперед и занял место водителя.

Штерн пошел назад и согнулся над маленьким туалетом. Справляя нужду, крикнул Джонсону:

– Как продвигаются дела с полицейским офицером О'Дэй?

– Мы с ней почти семья. – Джонсон ухмыльнулся.

Штерн вышел из туалета.

– Я рад, что шеф поправился.

– Я тоже, друг мой.

– Гнезду и Птицам: где находитесь? Прием, – это был голос Мэлоуна.

– Пять и два, Мэдисон, направление – восток, – передал Харриган.

– Птицы 1, 2, 3 – на ФДР-драйв, – передал шофер такси-универсала.

– Птица-4 припарковался на углу Йорк-авеню и Семьдесят шестой. Объект вошел в парк Джона Джея.

– Птица-5, пешком вхожу в парк. Передачу заканчиваю.

Мэлоун повернулся к Хайнеману.

– Похоже, встреча назначена в парке.

Хайнеман кивнул. Бо Дэвис сказал с заднего сиденья:

– Брэкстон или кто-нибудь из них могут опознать фургон.

Мэлоун передал:

– Командир пятого – Гнезду. Прием.

– Слушаю. Прием.

– Гнездо, спрячьте фургон поблизости. Вас могут узнать.

– Вас понял.

Харриган повесил микрофон на место и потянулся к шкафчику с фотоаппаратурой над радиопередатчиком. Открыв дверцу, достал две кинокамеры. Аккуратно положил на полку и выбрал два подходящих телескопических объектива.

Фургон спрятали в гараж, среди мусоровозов, между рекой и Семьдесят третьей улицей. Харриган и Штерн вышли из гаража и ждали Джонсона, который отключал оборудование. Они отошли в сторону, давая дорогу тяжело груженному мусоровозу. Харриган сообщил Мэлоуну по «уоки-токи» свое местонахождение. Когда подошел Джонсон, все трое направились к жилому дому на угол Семьдесят восьмой и площади Чероки. Войдя через галерею с Семьдесят восьмой, поднялись на крышу.

С крыши они видели весь парк как на ладони. Джонсон приспособил вентиляционную трубу, доходившую ему до пояса, как подставку для камеры. Вторую Штерн установил в нишу пожарной лестницы. Они старались не подходить к самому краю, чтобы их не заметили снизу. Птица-5 тем временем растянулся на парковой скамье и подставил лицо солнечным лучам.

Они сидели на скамье рядом с декоративным бассейном и смотрели на расхаживающего перед ними Станислава. Со стороны казалось, что он читал лекцию начинающим студентам. Камеры могли только снимать движение губ, когда действующие лица поворачивались к ним. Станислав был угрюм. Брэмсон и Келли иногда прерывали его, время от времени и Брэкстон вставлял словечко.

Харриган сообщил Мэлоуну свое местонахождение и предупредил, чтобы командир не приближался к ним. Встреча в парке могла закончиться с минуты на минуту, и при выходе из парка ее участники, чего доброго, опознают его.

Совещание в парке Джона Джея завершилось через двадцать две минуты. Первыми поднялись и ушли Брэмсон и Келли. Потом удалился Брэкстон. Станислав смотрел им вслед и, когда они ушли, приблизился к балюстраде. Отсюда открывался вид на реку, и Станислав принялся разглядывать ее быстрые воды.

Птица-5 поднялся со скамейки, потянулся, так что поднятые руки образовали над головой букву «V». Потом повернул направо и вышел из парка.

Мэлоун, Дэвис и Хайнеман сидели в машине в гараже для мусоровозов и ждали сообщений. Харриган, Штерн и Джонсон с крыши наблюдали за Станиславом.

Штерн первым заметил человека, идущего по площади Чероки. Вот он перешел Семьдесят седьмую улицу и остановился у входа в парк. Обернулся, глаза цепко оглядели балконы и окна «Павильона». Так же внимательно он осмотрел машины, стоявшие поблизости. Видимо, удостоверившись, что за ним не следят, он пошел в парк, к тому месту, где стоял Станислав.

Тот обернулся и увидел перед собой строгое лицо Занглина.

– Нас хочет видеть Настройщик Роялей, – сказал Занглин, прислонясь спиной к перилам и настороженно оглядывая парк.

– Когда?

– Немедленно. И мы, черт возьми, никак не должны притащить за собой «хвост».

«Клойстер», ресторан, построенный в форме иглу [10]10
  Иглу – зимнее жилище у части канадских эскимосов в виде купола со входом через длинный коридор.


[Закрыть], со стрельчатыми окнами и крестовым сводом, стоял на холмах Тюдор-Сити. Чтобы добраться туда, Станиславу и Занглину потребовалось почти три часа. Сперва они плыли на стейтен-айлендском пароме, потом проехали через Гарлем, затем посидели и выпили в баре «Окна в мир». В шесть двадцать машина Занглина остановилась перед въездом на холмы Тюдор-Сити. Станислав положил на приборный щиток карточку с номером автомобиля и вышел. Пока он запирал машину, Занглин прочитал лозунг на стене: «Да здравствуют борцы за свободу новой Африки!»

Перед входом в ресторан стоял лимузин марки «Мерседес-Бенц». Неподалеку от машины гулял человек в темном костюме и шоферской фуражке. Увидев Занглина и Станислава, он помахал им и подошел. Они обменялись рукопожатиями, Занглин коснулся плеча человека в фуражке и вместе со Станиславом вошел в ресторан.

Фургон наружного наблюдения стоял в квартале от ресторана, его зеркала с двусторонней светопроводимостью уставились на «Клойстер».

Мэлоун нажал на кнопку передатчика

– Гнездо – Центру. Прием.

– Вас слушают. Прием.

– Сделайте запрос: Нью-Йорк, номер: Оскар, Юнион, Чарли, 486.

Через несколько секунд пришел ответ:

– Оскар, Юнион, Чарли, 486 – лимузин «Мерседес-Бенц» выпуска 1949 года, черный. Проверим, числится ли в угоне.

Мэлоун ждал, пока центральная проверит банк данных по угнанным автомобилям. Он посмотрел на шофера, который закурил сигарету, прислонясь к лимузину.

– Центральная – Гнезду. В угнанных не числится.

– Кому принадлежит машина?

– Владелец – «Мурхауз интернэшнл», Уолл-стрит, 81, Нью-Йорк.

– Вас понял. Конец связи.

– Надо, чтобы наши люди вошли в ресторан. – Мэлоун повернулся к Харригану.

– Занглин и Станислав тотчас узнают полицейских, – предупредил Харриган.

– Эти двое очень старались обнаружить слежку. Я хочу знать почему.

У лейтенанта все еще болела голова, резало глаза, и он чувствовал во рту вкус крови. Он с трудом проглотил слюну, подавляя тошноту. Надо при первой же возможности позвонить Эрике, думал он. Надо войти в ресторан так, чтобы их не опознали. Кто пойдет? Он посмотрел на своих людей, и взгляд его остановился на Старлинге Джонсоне.

– Если ты снимешь пиджак и галстук и войдешь через служебный вход, можешь сойти за одного из чернокожих мойщиков посуды, пришедших вечером подработать.

– Попробую. – Джонсон начал стаскивать пиджак.

– Покажи им немного шикарной жизни. – Прищелкнув пальцами Дэвис изобразил тросточку.

– Когда войдешь, скажи, что тебя прислало бюро. Многие рестораны нанимают прислугу через бюро трудоустройства.

– А что дальше? – спросил Джонсон.

– Ты же детектив, импровизируй, – ответил Мэлоун, забирая у него пиджак.

Глава 20

Суббота, 4 июля, вечер

Вздрогнув, Мэлоун проснулся и не сразу понял, где находится. Донеслись обрывки музыки и вой пожарных сирен. Тело ломило, трудно было разомкнуть веки. Во рту пересохло. Он потер щетину на лице и подумал, как было бы хорошо, будь рядом Эрика. Чуть улыбнувшись своим мыслям, он решил, что, наверное, идет на поправку, раз ему захотелось любви. Провел кончиками пальцев по шву на голове, похожему на длинного паука. Он снял повязку, вспомнив, как кто-то сказал, что раны лучше затягиваются на воздухе. Посмотрел на часы: 8.15. Нахмурился. Неужели он так долго спал? Ведь хотел вздремнуть минуту-другую, положив голову на стол. Отснятую с крыши пленку проявили и отвезли в школу для глухонемых в Бронксе. Ее ученики умели читать по губам.

Одного из детективов направили к телефону-автомату рядом с домом Брэкстона. Вернувшись с совещания в парке, тот кому-то сразу же позвонил, а уж потом вошел в дом.

Мэлоуну оставалось лишь ждать и думать. Иногда это тяжелее всего – ожидание и невеселые мысли.

Но это не так. На самом деле это означает, что сначала надо таскаться по улицам, барам, забегаловкам, задавая вопросы, требуя ответных услуг от должников. Потом ждать и думать. Глаза ломило, как будто они плавали в озерах расплавленной лавы. Мэлоун обхватил голову руками, взгляд его упал на последние заметки в блокноте.

Картер Мурхауз из «Мурхауз интернэшнл», Уолл-стрит, 81. Так звали человека, с которым встречались Занглин и Станислав.

Детектив Джонсон сыграл свою роль прекрасно. Чернокожий полицейский без труда вошел на кухню ресторана. Прислуга была слишком занята, чтобы заметить еще одного ниггера, явившегося мыть посуду за гроши. Миновав кухню, он вошел в маленькую кладовку рядом с холодильником, снял с крючка белую куртку, напялил ее и через двустворчатые двери вошел в зал ресторана.

Он узнал Занглина и Станислава, сидевших посреди обеденного зала. Третьего он тоже узнал – это был Картер Мурхауз, который баллотировался в мэры.

Сейчас, глядя на заметки в блокноте, Мэлоун вспоминал, что ему известно о Картере Мурхаузе.

Прадед Мурхауза нажил состояние на торговле с Китаем. Дед удвоил это состояние, вложив его в железные дороги, а отец утроил, занявшись банковскими операциями. Сыночек, Картер, скупал компании и иные доходные предприятия.

Все Мурхаузы были ярыми кальвинистами, пугающе жестокими и мстительными. Говорили, что теперешний глава семьи – не исключение.

Картер Мурхауз однажды выставил свою кандидатуру от консерваторов на выборах мэра. Поражение, первое в его жизни, было унизительным. Кальвинизм и консерватизм – не те «измы», которые пользовались популярностью в Нью-Йорке.

Поначалу, хотя Мурхауз не завоевал сердца всех избирателей, он добился признания и вошел в восьмерку лучших нью-йоркских кандидатов. Он проповедовал жесткие меры борьбы с преступностью, внес ряд дельных предложений по перестройке этой системы. Даже «Нью-Йорк таймс» предоставила ему возможность высказать пространные и заумные замечания по упорядочению городских расходов. По ходу избирательной кампании тема преступности, казалось, пробудила в Мурхаузе затаенную жестокость, и это обескуражило избирателей, хотя многие из них имели свои счеты с преступным миром. Мэлоун не мог припомнить точно, когда именно появилась газетная статья в «Таймс», критиковавшая Мурхауза, но основанием для нее послужило его выступление на собрании начальников полиции в Вашингтоне. С того дня и началось его падение. Даже «Нэшнл ревью» в смятении отреклась от него.

Мэлоун пытался вспомнить его последние выступления, отчаянную битву, которую он вел с умеренными в последние дни кампании.

Но отрывочных воспоминаний было явно недостаточно, следовало больше узнать об этом человеке, изучить его, как он изучал мотивы и поведение преступников.

Сидя и размышляя в полумраке своего кабинета, Мэлоун проникался убеждением, что чопорный Мурхауз, отгородившийся от простых смертных происхождением, деньгами и властью, на самом деле обыкновенное животное, из тех, которых Мэлоун всю жизнь ловил и сажал в клетку, именуемую тюрьмой.

Он подумал о Замбрано. Панихида состоится завтра вечером. Мэлоун решил не ходить. Не хотелось ловить быстрые, пытливые взгляды. Кроме того, он ненавидел панихиды. Эти ритуалы придуманы для обогащения могильщиков. Евреи поступают правильно: хоронят без лишних обрядов, сразу же. Он знал наперед, как будет проходить церемония похорон Замбрано. Шепчущиеся и переминающиеся с ноги на ногу полицейские в белых перчатках. Большой зал, наполненный запахом увядающих цветов, алтарь, на котором теснятся свечи и церковная утварь. Почетный караул у гроба. Сменяющие друг друга родственники, принимающие соболезнования. Застывший холодный труп в парадном облачении, мертвые губы как будто растянуты в улыбке. Выслушивать все эти дурацкие замечания: «Разве он не чудесно выглядит? Как будто уснул, правда?»

Мэлоун не хотел в этом участвовать. Он сходит на мессу и запомнит своего друга живым. Зачем ему этот набальзамированный, пахнувший косметикой труп?

Нагнувшись, он вытащил из нижнего ящика стола бутылку бурбона. Налил на три пальца в кружку и поднял бокал, салютуя пустому стулу: «За тебя, дружище!»

Едва он проглотил виски, голова закружилась, желудок свело спазмом, рот наполнился слюной. Прижав ладонь к губам, он ринулся в туалет – закуток с одной кабиной, писсуаром, рукомойником и заляпанным мыльной пеной зеркалом. Опустился на колени перед унитазом, и его вырвало желто-зеленой жижей. Из глаз потекли слезы. Его рвало до тех пор, пока желудок не очистился полностью. Сжавшись в комок от боли, ухватившись за края унитаза, Мэлоун поднялся. Раковина была забрызгана пеной, кусок мыла захватан до черноты. Сунув голову под кран, Мэлоун открыл холодную воду. Замбрано был прав: он превращается в бродягу из ночлежки.

Вернувшись в кабинет, Мэлоун принялся названивать по телефону, разыскивая Джека Файна. В редакции «Дейли ньюс» его не оказалось. Мэлоун начал обзванивать излюбленные притоны Файна. «У Дангерфильда» Винни сказал, что не видел репортера несколько дней. После ряда неудачных попыток он разыскал Файна в баре «У Уэстона». Мэтр, Боб Дингл, попросил подождать и пошел звать Файна. В трубке слышался приглушенный шум питейного заведения: музыка, звон стаканов, громкие голоса, перемежающиеся взрывами хохота. Мэлоун даже представил себе клубы сигаретного дыма, наполнившие бар.

Раздался надтреснутый голос Файна.

– Дэн, ужасно жаль Замбрано. Его будет не хватать. Как ты? – Файн орал, перекрикивая шум.

– Джек, сделай мне одно одолжение, и немедленно. – Он поймал себя на том, что тоже кричит, и понизил голос: – Ты можешь мне помочь?

– Если смогу, сделаю, – ответил Файн.

– Устрой мне пропуск в фильмотеку. Хочу знать все о Картере Мурхаузе.

Файн издал удивленный возглас.

– О! Мурхауз причастен к делу Айзингер?

– Может быть.

– У меня есть одна знакомая, которая служит в Си-би-эс. Я позвоню ей домой. Они начинают работу в семь, но она любит приходить пораньше, пока не хлынула толпа. Я тебе перезвоню. Ты где?

– На Службе.

Вскоре Файн позвонил и сообщил, что встреча назначена на утро понедельника.

Мэлоун долго смотрел на телефон, прежде чем позвонил еще раз.

– Привет, Эрика, – мягко произнес он.

Ее голос звучал сухо и отчужденно:

– Как ты себя чувствуешь, Дэниел?

– Нормально. И скучаю по тебе, – и затаил дыхание, вслушиваясь в тон ее голоса.

– Когда тебя выписали из госпиталя?

Судя по прохладному тону, ему не стоило сейчас изливать нежные чувства.

– Сегодня утром.

– Понятно. – Лед в июне. – Тебе неизвестно, что я обезумела от горя? Я плакала целый день. Звонила на твою проклятую работу тысячу раз, ни один из твоих суперменов ничего не знал. Они никогда ничего не знают. Непоколебимая мужская солидарность. Обломала все ногти, выгляжу дерьмово. Ты, Дэниел Мэлоун, не мог выкроить для меня жалкую минутку своего драгоценного времени, не мог дать мне знать, что ты жив.

– Мне очень жаль… – он осекся.

– Да ни черта тебе не жаль! Единственное, о чем ты жалеешь, так это о том, что в сутках не семьдесят два часа, и ты никак не наиграешься в «Держи вора».

– Эрика. Убили полицейского. Масса неотложных дел. Поверь, я собирался позвонить раз семь, но все время мешали срочные дела Службы.

– Твоя Служба слишком тяжела для нас двоих. Прости, Дэниел, я правда хотела, чтобы у нас все сложилось как надо. – Она заплакала.

– Разреши мне прийти. Мы поговорим.

– Нет! Я тебе не «бам-бам, спасибо, мадам». И ждала большего от наших отношений, а по твоей милости чувствую себя проституткой!

Он покачал понурой головой. Она была права, он сознавал это, и ему было очень жаль.

– Эрика, пожалуйста, можно я…

– Как ты смеешь так поступать со мной? – Плакала она. – Ни одного звонка. Я хочу ощущать надежность отношений…. Никогда мне больше не звони, пожалуйста.

«Щелк».

Он сидел и слушал гудки. Потом крикнул в трубку:

– Если тебе нужна надежность, выходи замуж за охранника! Я не виноват, что ты ошиблась.

Он вскочил и бросился в комнату бригады, но, добежав до кофеварки, повернул обратно. Набрал ее номер. Занято. Он сел за стол и набрал снова. Потом опять. Еще раз. Еще. Короткие гудки. Все время короткие гудки.

Он опять отправился в комнату бригады и сказал детективу, печатавшему рапорт об аресте уличного хулигана, что собирается вздремнуть.

– Позаботься, чтобы меня разбудили в семь утра! – крикнул он.

– Привет, я – Эвелин Нортон. Джек Файн предупредил, что вы придете в понедельник утром.

Лет тридцати с небольшим, черные, зачесанные назад волосы, зеленые глаза, приятная улыбка и крепкое рукопожатие. Воротник блузки расстегнут с таким расчетом, чтобы возбудить мужское любопытство. Черная, с разрезами по бокам юбка и пиджак мужского покроя. Весьма привлекательная дама.

Эвелин показала на стул. На столе стоял телевизор с цветной таблицей на экране. Ее духи заставили Мэлоуна вспомнить об Эрике.

– Чем могу быть полезна? – спросила Эвелин Нортон.

– Он ответил, что хотел бы получить все сведения о Картере Мурхаузе. Взяв карандаш, она подалась вперед.

– Может быть, уточните, какого рода?

– Все, что у вас есть.

– Позвольте мне объяснить, как устроена наша картотека, – сказала она с приятной улыбкой. – В фильмофонде объединено несколько систем. Есть картотека знаменитых и скандально знаменитых личностей. Краткий алфавитный указатель, составленный по последним событиям. Примером может служить, – она на миг задумалась, – убийцы Садата, бегущие к трибуне. Последние новости Си-би-эс в том порядке, как они были показаны. Есть картотека тематическая. Начиная с семьдесят пятого года все заложено в компьютер. До семьдесят пятого – карточки. Поэтому, – заключила она, – как вы понимаете, чтобы я смогла вам помочь, вы должны выражаться яснее.