Текст книги "Списанная со счетов (СИ)"

Автор книги: Виктория Вера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 25. Глупо ли проявлять сочувствие?

Ева

Месяц спустя

В конце весны мы с фирой Кларис посадили белые цветы. Эти цветы не любят яркое солнце, но прекрасно цветут в тени. Часть из них разместились в деревянных ящиках, вывешенных из окон второго этажа, а ещё часть были посажены в отдельные небольшие горшки.

Эти горшки я каждое утро выставляла на крыльцо и вешала в кашпо у входа, а на ночь прятала внутрь, чтобы не оставлять без присмотра.

Так и получилось, что уже к середине лета, вокруг лавки появилось пышное облако из мелких белых соцветий, напоминающих гипсофилу.

Цветы эти испускали медовый аромат и смотрелись настолько непривычно на серой, малоосвещённой улице, что оказались привлекательнее любой вывески.

Белое цветочное облако восхитило и фир, и богатых леди. Покупательниц в лавке стало ещё больше, как и товаров для более взыскательной публики.

В моих карманах всё чаще стали звенеть целые горсти эке.

– Фира Кларис, куда вы переложили передники для ресторации “Праведные грёзы”?

– Как куда? Так, в корзину уже и сложила. Вот, Лори, всё здесь. Можешь не беспокоиться, я сама проверила каждый. Отшито, как надо.

Заглядываю внутрь корзины и на всякий случай ещё раз пересчитываю, на что фира Кларис лишь снисходительно цыкает.

Ну да, дурацкая привычка перепроверять.

Все двенадцать новеньких накрахмаленных передников на месте. Я забираю корзину, поправляю своё рабочее платье и убираю выбившиеся рыжие пряди под чепец.

Придирчиво осматриваю себя в высокое зеркало.

Улыбайся, Ева.

Уголки губ вздрагивают, рождая неуверенную улыбку.

В ресторации “Праведные грёзы” всё как обычно. Каменные гарпии встречают меня насмешливыми взглядами, лакей провожает к фире Салиме.

Посетителей сегодня немного и я всматриваюсь в каждого… сама не знаю зачем.

Жена управляющего заполняет хозяйственную книгу, сидя за маленьким угловым столиком возле окна. Она радушно встречает меня и даёт лакею указания принести душистого чаю с горячими гренками.

Пока фира Салиме рассматривает каждый передник, заполняет расписку о получении и отсчитывает эке, я маленькими глотками пью чай и наслаждаюсь хрустом гренок, которые здесь принято макать в растопленное сливочное масло.

За окнами прыгает чёрный ворон. На мгновение он поворачивает голову в мою сторону, а затем взлетает и усаживается на уступ особняка, который находится прямо перед окнами ресторации, на противоположной стороне улочки.

– Почему двери этого дома заколочены? – рассматриваю трёхэтажное готическое здание из тёмного камня.

С балкона особняка на меня смотрит очередное каменное чудовище. Взгляд чудовища отчего-то кажется мне печальным.

– Где? А этот? Владелица того дома ссудной конторе задолжала! Комиссары тут частенько кругами нахаживают, щёки раздувают. Прицениваются, аки стервятники. Ждут, чтобы дом уж окончательно им отошёл.

– А хозяева где?

– Не хозяева, а только хозяйка там. Вдова. Куда делась никому не ведомо. Уж второй месяц, как ищут её, чтобы предъявить вексель и долг стребовать. Если ещё неделю не объявятся, то дом ссудной конторе отойдёт, а там-то уже желающих на него немало найдётся!

Интересно, каково было бы иметь собственный особняк? Не ютиться на чердаке, а сидеть с книгой перед разожжённым камином и вслушиваться в треск поленьев.

Нет, конечно, в чердаке нет ничего ужасного. Тем более что за последние месяцы там стало довольно уютно.

Но как давно я не спала в нормальной постели?

И когда в последний раз я принимала настоящую ванну?

Если бы мне удалось продать часть земель, то я, наверное, смогла бы выкупить у ссудной конторы это здание со всеми его большими окнами, остроконечными башенками и балконом, с которого на меня жалобно смотрит каменное чудовище.

– Ваши эке, фира Лори, пересчитайте и подпишите здесь.

– Всё верно. Спасибо, фира Салине.

Тёплое солнце уже начинает розовить облака, когда я возвращаюсь, пересекая площадь Искупления.

Внимание привлекает небольшая толпа у ступеней храма. Перед толпой выступает церковник в белой сутане. Неподалёку остановился патруль городской стражи и тоже взирает на это действо.

Из любопытства подхожу ближе.

– И было видение наисвятейшему архиепископу! О том, что гневаются Боги Варрлаты! И гласят они, что грядёт кара небесная, ибо среди вас много нечестивцев, забывших о покаянии!… Не чтущие святейшие коны Варрлаты!… Ниорли!

Раздражённо передёргиваю плечами.

Интересно, кто вообще в состоянии соблюсти все эти коны? Если руководствоваться тем, что там написано, то вообще непонятно, как они до сих пор здесь плодятся. По конам Варрлаты женщинам во время “соития” полагается неустанно молиться, а ещё им запрещается представать обнажённой перед своим мужем. Зато обнажаться допустимо перед лекарем, во время некоторых религиозных ритуалов очищения и наказаний розгами, если наказание это вынесено судом.

Как по мне – полный бред. Ну вот кто будет проверять, чем там заняты супруги в своей спальне?

Пытаюсь представить мужа, который публично обвинит свою жену в греховности лишь потому, что она снимет перед ним свою закрытую под самое горло, многослойную сорочку. Ну да… ну да… ага.

И всё же толпа внемлет церковнику. Соглашается. Грозится найти неверных и приволочь прямо храм, дабы придать их грехи гласности, стребовать покаяния и наказания. Ибо другие, увидев это, несомненно задумаются о неправедных мыслях своих…

Я уже собираюсь уйти, но моё внимание привлекает ребёнок лет восьми, который крутится за спинами толпы.

Он потерялся?

Направляюсь к нему, чтобы помочь, но когда оказываюсь рядом, вижу, как тонкая рука мальчишки ныряет в карман богато отделанной накидки немолодой фиры.

Доля секунды уходит, чтобы сообразить, что происходит. Хватаю мальца за запястье и тяну назад, одновременно с этим, меня саму кто-то грубо отталкивает в сторону, а мальчишку хватают и вздёргивают за шкирку.

Нас окружают стражи из патруля.

– Попался! – нависает над ребёнком здоровый бугай в обмундировании городской стражи.

Мальчишка пытается вырваться, но он в заведомо проигрышной позиции.

– Я ничего не делал! Ничего не делал! – испуганно тараторит ребёнок, зыркая на стражников.

Часть толпы оборачивается, заинтересованная шумом нашего представления.

– Уважаемая фира, – стражник обращается к женщине, чей карман был целью воришки. – Проверьте, не пропало ли у вас чего?

Женщина краснеет, возмущается и начинает проверять все карманы:

– У меня ничего не пропало! – облегчённо заявляет фира.

– Тогда всего хорошего, – стражник салютует фире и шагает прочь. Мальчишку он при этом отпускать не собирается, и, придерживая за шкирку, волочит следом за собой.

Бегу следом за здоровяком.

– Отпустите его, пожалуйста! – требую, стараясь успокоить собственный голос. – Вы всё неправильно поняли! Этот ребёнок просто потерялся и искал свою мать!

Ловлю удивлённый взгляд мальчишки.

– Выгораживаете вора? За это можно и розгами получить!

Свидетели этой сцены начинают перешёптываться, обсуждая слова стражника. Краснею до кончиков ушей, но сдаваться не собираюсь:

– То есть вы вот так просто возьмёте и похитите чьего-то ребёнка? И это притом, что фира вам чётко сказала, что у неё ничего не пропало?!

– Выверните его карманы! – резко останавливается и раздражённо отдаёт приказ. – Если найдём у этого оборванца хоть один эке, или что либо ценное, то и малец и вы, фира, отправитесь с нами!

Мои локти оказываются в жёстком захвате мужских рук.

Кровь отливает от лица.

А если что-то найдут? А если парень успел что-то украсть?

Чувствую, как часть толпы затаила дыхание в ожидании развязки…

Глава 26. Куплю пилюлю от нервов

Ева

– Пусто, капитан! В карманах ничего нет.

– Обыщите ещё раз! Я таких издали чую!! – почти рык.

Новые обыски не приводят к успеху. У мальчика не находят ничего, кроме сломанной пуговицы.

– Вокруг свидетели, которые могут подтвердить, что ребёнок ничего не воровал! Какие ваши доказательства его вины?! Отпускайте мальчишку, капитан! – изо всех сил стараюсь спрятать в голосе дрожь.

– Ишь, какая выискалась! – на лице капитана читается острое раздражение. – Говоришь, он мать потерял? Увижу, что этот оборванец крутится вокруг честных людей, отправлю в темницы крыс кормить! И мне будет всё равно, есть ли у него что-либо в карманах!

Бледного парня толкают в мою сторону. В этот момент жёсткая хватка исчезает с моих локтей, ребёнок налетает на меня, а я, не удержавшись, шлёпаюсь на попу.

Не так уж и больно… но довольно унизительно.

Слышу сдерживаемые смешки и раздражённое ворчание капитана.

Поднимаюсь, потирая ушибленное место.

Вот хамы.

Мальчишка тоже поднимается и растерянно зыркает то на меня, то на смакующих эту картину горожан, то на спины удаляющейся городской стражи.

Молча беру его за руку и шагаю прочь. Лучше бы нам поскорей убраться отсюда, не нравятся мне взгляды из толпы.

Ребёнок даже не пытается упираться и послушно идёт следом.

– Оно того стоило? – прерываю молчание, когда мы отходим на достаточное расстояние.

– Что?

– Не прикидывайся, я поймала тебя за руку, когда ты собирался обчистить карманы той фиры! Капитан тоже это видел, поэтому был так зол! И вот я тебя спрашиваю, стоило ли оно того? Или ты не понимаешь, что таким образом делаешь людям плохо?

– Понимаю, – шмыгает.

Похоже, пацана начинает потихоньку отпускать и только теперь накрывает осознание того, что могло случиться.

– Не реви! – строго, чтобы не вздумал себя жалеть. – Где твои родители?

Мотает головой.

– Сирота, что ли? – горло сжимается от одной этой мысли.

– Не. Папаня есть, но я к нему ни за что, – шмыгает и вытирает нос рукавом грязной рубашки.

– А чего ж так? – немного смягчаюсь.

– Так, я коли монет не принесу, он меня того… бить будет.

Вот те на.

– Зовут тебя как?

– Мика.

– А я фира Лори, – рассматриваю его тощую шею. – Голоден?

Кивает и поднимает на меня глаза, полные затаённой надежды.

– Ладно. Накормлю, а потом решим, что с тобой делать. Обещай слушаться и не вздумай воровать!

Активно кивает.

Не особо в это верю, но как бросить на улице голодного ребёнка?

По пути в лавку покупаю маковую баранку, серый хлеб, кусок ветчины, сыр и пару красных сладких яблок.

Баранку сразу протягиваю Мику. Он вгрызается в неё и тут же набивает рот. Как хомяк.

Вздыхаю, потому что у него ну очень грязные руки. Было бы правильнее, сначала заставить Мика тщательно умыться, но не морить же его и дальше голодом. Я видела, какими глазами он смотрел на еду.

Пока в лавке фиры Кларис нет покупателей, я коротко объясняю ей ситуацию. Хозяйка скептически смотрит на Мика. Мик смущённо опускает глаза в пол.

Ставим на кухне лохань. Выливаем туда котёл горячей воды и два котла холодной.

– Давай-ка для начала приведи себя в порядок, а то чумазый, как трубочист, – протягиваю пацану кусок мыла и холстину, которые мне выделила фира Кларис. – Сам помыться сможешь? – уточняю на всякий случай.

– Смогу, уважаемая.

Ишь, вежливый какой.

– Только, чур, не филонить! Хорошо? А как будешь готов, налью тебе горячего чаю и дам хлеба с ветчиной!

Ловлю нетерпеливый мечтательный детский взгляд и выхожу из кухоньки.

Нда… баранкой он явно не наелся.

В лавку заходят покупатели, и какое-то время я занимаюсь ими, а когда заканчиваю, оказывается, что Мика уже не только успел помыться, но и переоделся в чистую рубашку.

– А рубашка откуда? – оборачиваюсь к фире Кларис.

– Так, от мужа моего почившего ещё осталось. Великовато, конечно, но рукава закатать и можно носить. Чего добру пропадать? Я сейчас до соседки схожу, у неё в сундуках и штаны могут найтись. Дети-то её давно повырастали.

Кхм. Ладно. Вещи здесь действительно не принято выкидывать. Их бережно хранят годами и носят до тех пор, пока ещё можно носить.

– Ладно. Мик, ты молодец. Вижу, что постарался. Садись за стол, покормим тебя, как обещала.

Делаю бутерброд с ветчиной и сыром, наливаю горячий чай и ставлю это всё перед мальчишкой. У Мика загораются глаза.

– И вот ещё яблоко, – тоже кладу на стол. – Да не торопись ты так! Еду надо тщательно пережёвывать, а не запихивать за обе щеки!

Новые покупательницы отвлекают меня, и я растворяюсь в работе. Одни уходят, приходят другие, и всё начинается сначала.

Звон колокольчика.

– Добро пожаловать в лавку фиры Кларис…

Поднимаю глаза, готовясь с улыбкой приветствовать новых гостей, и упираюсь в обсидиановый взгляд.

Удар сердца. Отвожу глаза, замечаю рядом с Орнуа неизменную белокурую фею и ехидну.

Улыбка феи на мгновение меркнет, но тут же вспыхивает с новой силой, растягиваясь до ушей. Меня передёргивает.

– Знаешь, дорогой, думаю это место не для таких, как мы… ты же знаешь, мне подходят только сорочки из шёлка или тонкого батиста… – стреляет глазками в меня и демонстративно обхватывает предплечье Рэйнхарта. – Едва ли у них есть то, что мне нужно.

– Ну почему же. У нас есть и шёлк и батист… – почему-то становится обидно за лавку, хотя надо бы прикусить язык и порадоваться, что они не собираются задерживаться.

– И с кружевами? – недоверчиво.

– И с кружевами. Ночная сорочка? Дневная? – включаю рабочий режим, запихивая поглубже свои эмоции.

– Ночная… – слово это из её уст звучит двусмысленно и слишком томно, при этом Анриетта следит за моей реакцией.

– Хорошо, – подхожу к вешалке, чтобы выбрать подходящие варианты.

– Но мне нужна только самая лучшая! – летит в спину капризное замечание.

Если она надеется вывести меня, то не дождётся.

– Вам могут понравиться вот эти варианты, – как ни в чём не бывало, выкладываю на прилавок три наших лучших ночных сорочки и чувствую, что такое спокойствие раздражает обеих женщин Орнуа. И старшую, и “новоиспечённую”.

Хотели увидеть шоу? О нет, только не за мой счёт.

Чувствую прожигающий взгляд Рэйнхарта.

Ну и пусть себе смотрит. От меня не убудет.

Не убудет же?

Внутри растёт раздражение. Вот почему так получается, что именно перед ним я всегда выгляжу по-идиотски? То мокрая, то в наряде старомодного арлекино, то в рабочем платье, чепце и переднике… Единственный раз, когда я была одета прилично и соответствовала статусу леди, он видел меня лишь издали… и в “объятиях” Эмильена.

– Кажется, этот фасон мне не идёт, – Анриетта крутится перед зеркалом. – Что думаешь, милый?

Что значит “не идёт”? Это, блин, сорочка. В ней должно быть просто удобно спать… да… просто спать!

– Ты выглядишь чудесно, Анриетта.

Таким же тоном, Рэйнхарт мог бы зачитать долговую расписку.

На мгновение наши с ним взгляды пересекаются в зеркале… но я тут же отворачиваюсь.

– А вы, матушка, что думаете? – слово “матушка” Анриетта выделяет с особой, подчёркнутой интонацией. Вопрос её обращён к ехидне, но я понимаю, что обе они следят именно за моей реакцией.

А я что?

Я-то давно знаю, что Рэйнхарт женат, но чувствую, что моё напускное спокойствие их задевает. Вот же кур… вицы.

– Эта сорочка недостаточно хороша! Пусть тебе принесут что-то ещё! – раздражение ехидны ласкает мой слух и вызывает желание улыбнуться.

Мы словно соревнуемся: "кто-кого выведет из себя?"

Замечаю, что у двери топчется Мика.

Вот и чего ему на кухне не сиделось?

В лавку заходят ещё две покупательницы, они хотят узнать, есть ли у нас мягкий серый лён. Для таких случаев у меня заготовлены корзиночки с небольшими отрезами ткани – даю им, чтобы сначала пощупали образцы и выбрали нужный оттенок.

– Нет! Это всё ужасно! Этой сорочке не хватает отделки на манжетах! – недовольный голос Анриетты. – У вас есть широкое кружево, которым можно отделать рукава?

Мы продолжаем играть в эту странную игру, делая вид, что не знаем друг друга.

– Конечно, есть, – беру с полки корзиночку с широкими лентами кружев и прикладываю их по очереди к запястью Анриетты.

На запястье поигрывает бликами браслет с прозрачными голубыми камнями.

Этим браслетом она словно специально даёт мне и всем вокруг полюбоваться: придерживает кружево и слишком нарочито поднимает руку, спрашивая у окружающих мнение.

– Нет, даже с кружевом эта сорочка будет смотреться слишком… слишком дешёвой! Принесите мне что-то другое! – очередной капризный выпад.

Раньше Анриетта не позволяла себе подобного тона… или, что более вероятно, я её слишком плохо знала.

Приношу “фее” ещё одну шелковую сорочку.

Выкладываю перед другими покупательницами два рулона серого льна, потому что они спорят и никак не могут определиться окончательно.

Замечаю, как Мика прошмыгивает мимо меня, и исчезает в дверях, кухоньки.

– Всё это не то! Не то! – Анриетта отшвыривает сорочку.

Успеваю поймать её, прежде чем она соскользнёт с прилавка на пол.

Такое явное раздражение переходит границы приличия, и я уже собираюсь высказаться, но…

– Анриетта, – строгий холодный голос Рэйнхарта заставляет фею встрепенуться, а других посетительниц заинтересованно вытянуть шеи. – Все эти сорочки были ничуть не хуже тех, что ты обычно выбираешь. Но если тебе что-то не нравится, мы просто уйдём.

Анриетта резко меняется в лице, а на её губах вновь растягивается нежная улыбка.

Заигралась и забылась?

– Конечно, милый. Извини. Я немного… ммм… огорчилась… потому что хотела найти что-то… эээ… особенное… Но ты, как всегда, прав, пожалуй, нам лучше уйти.

Она подходит к Рэйнхарту и проводит рукой по его предплечью.

Не хочу на это смотреть и переключаю всё внимание на других покупательниц – отрезаю им ткань и принимаю оплату.

Пусть бы уже эта сладкая парочка… троица… скорее убралась отсюда.

– Ой! А где мой браслет?

Все взгляды устремляются на поднятое запястье Анриетты.

Браслета нет.

Глава 27. Игра на вылет

Ева

– Рэйнхарт, милый, у меня только что на руке был браслет!

– Я знаю… – Рэйнхарт хмурится.

– Наверное, милочка, ваш браслет расстегнулся, пока вы перебирали кружева, – выступает с предположением покупательница серой ткани.

– Мой браслет не мог расстегнуться сам по себе! – уверенно заявляет Анриетта, и тон её голоса мне очень не нравится.

Обхожу прилавок и смотрю по сторонам. Приседаю, чтобы проверить, не мог ли браслет случайно залететь под вешалки с сорочками или в угол.

– Я помогу, – Рэйнхарт тоже приседает и ищет браслет возле зеркала.

– Вы ничего не найдёте! – раздражённый голос сверху. – Лоривьева, не нужно изображать невинность! Я же сказала, что браслет не мог сам расстегнуться! Там надёжный замок!

– Что ты имеешь в виду? – от волнения перехожу на ты. До меня начинает доходить масштаб возможной подставы.

Обращаю внимание, что леди Ехидны в лавке нет. Ушла? С чего бы?

И это мне тоже не нравится.

Зато покупательницы серой ткани уходить не спешат. Они явно ждут развязки столь занимательного события.

– Ты обвиняешь Лоривьеву? – Орнуа поднимается и подходит к Анриетте. Он будто что-то ищет в её глазах.

– Он. Не мог. Просто так. Исчезнуть! – фея уверенно цедит слова, едва не скалясь.

В лавку как раз возвращается фира Кларис. В её руках стопка вещей для Мика.

– Что случилось? – в голосе хозяйки беспокойство.

Вот, блин…

– На моей руке только что был браслет! А эта девица его, вероятно, решила себе присвоить! – тычет в меня пальчиком Анриетта. – Я требую, чтобы её обыскали!

Да не охренела ли?

Проглатываю много отборных слов и вежливо интересуюсь:

– Зачем мне этот браслет?

– Зачем браслет? Может, так ты надеялась поправить своё денежное положение? Раз не вышло за счёт мужчин, то…

– Анриетта прекрати, это перешло уже все границы, – Рэйнхарт строго осекает её и берёт за руку. – Мы уходим.

– Что? Ты защищаешь воровку? Ниорли? – взвивается и вырывает руку, не давая себя увести.

– Я не воровка! – цежу сквозь зубы, но голос не повышаю. Не хватало ещё выглядеть истеричкой.

– Но мой браслет пропал! Его нет! А я видела, как ты на него смотрела! – Анриетта гнёт свою линию, и я вижу в глазах окружающих сомнения. – Анриетта, мы выбирали кружево для манжета! Разумеется, я смотрела на запястье и видела браслет. Но мне бы и в голову не пришло попытаться его снять!

Ненавижу оправдываться. Желудок стягивает от гадостного ощущения, а к щекам приливает краска.

Такое чувство, будто каждый сейчас пытается примерить на меня образ той самой воровки. Даже Орнуа.

Я бы очень хотела незаметно проверить собственные карманы, но как это сделать под пристальными взглядами?

– Вот именно! Ты сняла браслет, когда подбирала кружево для манжетов! И сделала это из зависти!! Я чувствую! – топает ножкой. – Рэйнхарт, я требую, чтобы её обыскали!!

Какой-то бред… или нет? Что если … В этот момент меня посещает догадка… А что, если это сделал Мика??

Что, если Анриетта действительно ни при чём?

Но тогда и в моих карманах ничего нет?… Ведь так?

Колокольчик дзынькает, и в лавку возвращается старшая Орнуа, за которой следует… тот самый капитан, у которого я только пару часов назад отбивала Мика.

Да они издеваются? Что ж за день сегодня такой?…

– Вот она воровка! – уверенно указывает на меня леди Ехидна. – Выверните её карманы!

На лице капитана отражается узнавание, а на его губах появляется предвкушающий оскал:

– Снова ты? – басовитый рык направлен в мою сторону. – Так и думал, что с этой девицей не всё чисто. Воровка, значит…

Внутренности болезненно скручиваются.

Все замирают, чувствуя близость развязки.

Ощущаю себя загнанным кроликом.

Делать-то что?

Пячусь, натыкаясь попой на край прилавка.

Капитан уверенно шагает ко мне, сжимает локоть и обыскивает все карманы с каким-то остервенелым рвением.

Поднимаю глаза и ловлю затаённое дыхание свидетелей моего позора.

Сжимаю зубы, пытаюсь храбриться, но от страха у меня подкашиваются колени. Если браслет действительно окажется в моих карманах… как доказать свою невиновность?

Разве это не то же самое, что было с Эмильеном Эмильтоном? Разве тогда хоть кто-то меня выслушал? Хоть кто-то встал на мою сторону?

В ушах начинает звенеть. Зажмуриваюсь.

Господи, пожалуйста… если выберусь, сделаю всё, чтобы подобного унижения больше не повторилось…

– В карманах пусто, – разочарованно басит бугай в форме городской стражи, а я понимаю, что всё это время не дышала.

– Что? Пусть её разденут и обыщут ещё раз! Она успела его перепрятать! – требует Анриетта.

– Нет! – обхватываю себя за плечи. – Вы с ума сошли? – шепчу, потому что голос меня не слушается.

Они же не могут это сделать? Или…

Капитан пытается схватить меня за высокую горловину платья. Дёргаюсь и чувствую, как верхняя пуговка отлетает.

– Я сказал, убери руки прочь! – голос Рэйнхарда пробивается сквозь звон в ушах, он отбивает запястье капитана и оттесняет его так, чтобы загородить меня спиной.

Всё происходит очень быстро.

Капитан отшатывается, но не решается спорить с лордом. Злость на лице стража смешивается с недоумением.

– Что? Рэйнхарт, как это понимать? – Анриетта.

Даже меня его поведение вводит в ступор, а у обеих леди Орнуа сереют лица.

– Лоривьева благородная леди. Никто не вправе требовать у леди прилюдно снять верхнее платье. Иначе вы сами пойдёте под суд за нарушение конов Варрлаты, – его голос снова холоден и спокоен. Но это спокойствие кажется обманчивым.

– Благородная леди? Она ниорли!! Ниорли! Я требую, чтобы её обыскали! Она воровка! – не собирается сдаваться блондинка.

– Откуда такая уверенность, Анриетта? Ты же видела, что в карманах Лоривьевы ничего не нашли.

– Потому что… только она могла украсть!

– Анриетта. Откуда. Такая. Уверенность? – его голос становится на несколько градусов холоднее.

– А кто ещё?? – фея прикрывается бравадой, но в её глазах мелькает страх.

Рэйнхарт шагает к ней, обхватывает предплечье и опускает руку в карман платья самой Анриетты.

– Рэйнхарт, т-ты с ума сошёл?! Как ты обращаешься со своей с-супругой? – захлёбывающийся возмущением голос леди Ехидны.

Один карман.

Анриетта пытается выкрутиться.

Другой карман…

Рэйнхарт поднимает над головой руку, демонстрируя зажатый в пальцах браслет с бледно-голубыми камнями. При этом он не сводит глаз со стремительно бледнеющей и весьма ошарашенной Анриетты.

– Этот браслет мы ищем? – в его голосе сарказм, но его челюсть сжимается до дёргающихся желваков, а на шее пульсирует вздувшаяся венка.