Текст книги "Нас невозможно убить (СИ)"
Автор книги: Виктория Осадчая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Да на кой тебе чёрт сдалась эта девка? – послышался второй голос.
– Эта тварь мне нос сломала.
– А какого хера тык ней полез?
Спорили явно двое. Видимо, подоспело подкрепление.
– Я ее суку вообще порву на мелкие кусочки.
– Кто такая? Документы смотрел?
– Нет, – пикнула сигнализация. Они полезли рыскать по машине. А там кошелек с наличными и карточками, и водительское удостоверение и ещё куча барахла.
– Барышникова Божена Алексеевна. Симпатичная. И мордаха знакомая.
– Не, Бобрик, мы же без каких-либо намерений, – проговорил третий голос.
– Ага, а за жопу ее хватать начали нахера? – обозначился четвертый голос.
– Вы вообще больные? – я уже начала различать два голоса. Это, видимо, тот самый Бобрик. – Ха, я вспомнил! Божена Алексеевна, – позвал он. Я не шелохнулась, затаившись.
– Божена, я знаю, ты где-то рядом. Помнишь меня? Ты приезжала с Диким к нам в кафе. Я его большой поклонник. Выходи, мы тебя не тронем, обещаю.
Это тот качок что ли, который был похож на бочонок? Словно в подтверждении моих слов, он включил фары и вышел на свет. И что делать? Не сидеть же здесь, тем более, что от холода я не чувствовала кончиков пальцев. Вот тебе и погода. Днём жара, а вечером зуб на зуб не попадает. Ладно, была не была. По крайней мере, Дикий знает, где меня искать. А этот вроде в прошлый раз оказался неплохим парнем.
Я поднялась и попыталась протиснуться сквозь кусты, но не получилось, поэтому пришлось забираться обратно в окно, чтобы найти более безопасный выход. Нашла я его не быстро, но всё же через пару минут направлялась уже к ним.
– Я же говорил, что она недалеко, – пролепетал один из мужчин.
– Ну, вот! И нашлась пропажа, – как можно более дружелюбно произнес Бобрик.
– Если что Дикий в курсе где я. Он выехал из города, – предупредила я, чтобы нагнать страху.
– Я же обещал, что мы не причиним тебе вреда. А Леня, – он взглянул на того, кому я разбила нос, – извиниться, что напугал тебя.
– Прости, мы не хотели, – пролепетал Леня. Видимо, Бобрик что-то типа местного авторитета. Мне повезло, оказывается, что мы однажды на него наткнулись.
– Проехали, – огрызнулась я, понимая, что больше по развалинам я бегать не хочу.
– Так что ты у нас забыла? Снова в лагере что ли?
– Соскучилась по этому месту, а тут ваше гостеприимство.
– Это они от дикости. Поехали, приведешь себя в порядок, да накормим тебя.
– Я лучше домой, – попятилась я.
– Я буду чувствовать себя виноватым, – не уступал Бобрик. – Я хочу собственноручно передать тебя Андрею и извиниться за своих гавриков.
– Хорошо, – вздохнула я тяжело, хотя на вряд ли Разумовский приедет, но хоть поем, потому что желудок начал урчать от голода.
Не скажу, что я особо доверилась этому самому Бобрику, который по дороге представился Димой, поэтому и не расслаблялась. Привели меня в то самое фастфудовое кафе, владельцем которого, как оказалось, были семья Бобрик. По местным меркам они были чем-то вроде олигархов.
Едва я взглянула на себя в зеркало, когда оказалась в уборной, мне стало страшно. На лице, руках, да и под одеждой оказались царапины, многие из которых уже были с запечённой кровью. Левый глаз немного заплыл и от этого чесался, но прикоснуться к нему я боялась, так как он ещё и болел. Одежда перепачкана, особенно штаны, которые к тому же, как и ветровка, оказались порванными. Костюм за пятнадцать тысяч. Здорово! Теперь только в мусорку.
В кафе меня уже ждал столик с ужином, который здорово порадовал мой живот, ну и компания Бобрика, который на протяжении двух часов пытался меня развлекать. Сбежать от него я так и не смогла, он всё ждал Разумовского. Ну, хоть не нападает, это уже радует.
На часах уже было далеко за полночь, и заведение собиралось закрываться, когда за окном послышался рев мотора и по окнам стрельнул свет фар. Неужели? А я думала…Буквально через пять секунд Дикий влетел в дверь, чуть ли не снеся ее.
– Ты в порядке? – ошалевшие глаза начали внимательно меня сканировать и по взгляду я поняла, что моим внешним видом они не очень довольны.
– Да, в полном, – соврала я, пытаясь бороться с нахлынувшим чувствами. Во первых, сердце колотилось от волнения, что я его увидела. Во-вторых, он тоже выглядел не лучшим образом. Напрягала меня рассеченная бровь, которая всё ещё саднила, и струйка запекшейся крови, теряющаяся в густой щетине. Кроме того у него явно был поврежден нос. Похоже, бой прошел удачно, ведь он жив! Он живой и он здесь. Я снова сдерживала порыв, чтобы не кинуться к нему на шею. Мы так и сверлили друг друга взглядами, пока Бобрик не начал чего-то там лепетать. Я не слышала что именно, так как просто смотрела на Разумовского и понимала, что не могу без него. Даже если он дурак, даже если это его последние дни, я просто не могу жить без этого человека. Он приехал. Да, припозднился. Но если бы со мной хоть что-то случилось, я знаю, что он сровнял бы это место с землёй.
– Ты опоздал, я уже сама разобралась, – процедила я, когда мы вышли на улицу. Мой автомобиль всё ещё оставался там. Бобрик на прощание дал клятвенное обещание разобраться со своими, понимая, что самому будет это сделать не так тяжело, недели этими придурками займётся злой Разумовский.
– Прости, пришлось потратить три минуты для того, чтобы освободиться от Горина.
– Отвези меня к машине, – приказала королевна. Путь занял всего каких-то пару минут, но я провела их в блаженном экстазе, прижимаясь к такому родному и до боли знакомому телу.
– А ты молодец. Слышал, ты нос кому-то сломала.
– Ну, должна же я была себя защищать, раз тебя рядом не оказалось, – гордо вскинула я голову, открыв дверцу.
– Моя девочка, – улыбнулся он самодовольно.
– Нет. И ты меня не переубедишь в обратном, – мой гнев был напускным. Находясь с ним рядом, я уже не могла злиться. Да и не хотела.
– Правда? – Разумовский снял шлем и слез с байка. Уверенными шагами он направился ко мне. Хотя их было всего пять или шесть, но приближался он как в кино, в замедленной съёмке, а я с замиранием сердца ждала его действий, надеясь, что он попытается переубедить. Так и есть.
Его руки легли на крышу автомобиля, отрезав все пути отступления, а сверкающие в темноте глаза оказались так близко, что я смогла в них разглядеть огонь, который все это время пылал в этом прекрасном мужчине.
– Я люблю тебя, Божена, – проговорил он, сделав ход сразу с козырей так, что я оказалась в проигрыше. Дыхание стало тяжёлым от волнения и возбуждения, которые кипели внутри. Его губы сразу же нашли мои, не давая опомниться. Я хваталась за его куртку, как за спасательную соломинку, потому что понимала, что стоит мне отпустить, ноги не смогут меня больше держать. Слишком много событий для одного вечера. Я слишком устала, чтобы сопротивляться или думать, поэтому позволила Андрею стянуть с меня ветровку и майку. Я позволила ему ласкать моё тело, которое изголодалось по нему за два дня, я позволила ему творить со мной все, что заблагорассудится, наслаждаясь его властью и им самим всецело. Ни холодная ночь, ни холодный капот, ни боязнь быть услышанными, не смогли нас остановить.
– Нужно рану твою обработать, – я слезла с капота автомобиля и натянула штаны.
– Давай дома, – попросил Дикий. – Я безумно устал и переволновался.
– Ты закончил бой за три минуты?
– За одну. Две минуты мы только потратили на выход. Я должен был ехать к тебе.
– Поэтому пропустил пару ударов?
– Четыре удара. И за три уложил соперника. Горин в ярости. Он хотел пять зрелищных раунда.
– И что теперь будет?
– Еще один бой. И на этом, он сказал, что отстанет от меня.
– Ты в это веришь?
– Нет, но я постараюсь что-нибудь придумать. И ты больше не сбегай, пожалуйста.
– Я постараюсь, – я обняла своего мужчину. Наша первая ссора подошла к концу. Мы вместе, а это значит, что мы все преодолеем. Послезавтра мы будем свободны и сможем уехать. Не растерять бы до этого времени всю уверенность.
12
Сегодня снова диккенсова ночь.
И тоже дождь, и так же не помочь
Ни мне, ни Вам, – и так же хлещут трубы,
И лестница летит… И те же губы…
И тот же шаг, уже спешащий прочь —
Туда – куда-то – в диккенсову ночь.
М.Цветаева
Господи, что я тут делаю? И что вообще происходит? Нет, ответ на последний вопрос я как раз знаю, потому что приехала я сюда добровольно. Стоит ли говорить, что от этого места мне было не по себе. Во-первых, напрягало то, что мы находились в подвальных помещениях. Ну, а где ещё прятать нелегальный бизнес в виде боев без правил? Во-вторых, что меня больше всего напрягало, так это публика. Ладно, если бы это были богатые мужчины, но нет. Женщины в ярких нарядах, словно здесь устраивали благородный прием, развалившись с бокалом шампанского в холенных пальчиках, наблюдали без особого интереса за тем, что происходило сейчас в ринге, а точнее в клетке. Типа, мне просто некуда было идти и я решила, не сидеть же дома. Неужели я тоже могу быть похожа на данную породу представительниц слабого пола? Зал небольшой. Большую его часть занимала шестиугольная клетка, а пятьдесят, плюс-минус пять, мест были полностью забиты.
Я же с волнением сжимала кулаки, ожидая следующего боя, где один из спортсменов мой Андрей. Сердце гулко колотилось в напряжении. Не хотелось даже смотреть на всю эту псевдоэлиту, что ждала шоу. Я даже стала чуточку сильнее любить Разумовского за то, что в прошлый раз не дал им зрелищ. Злорадство – это не хорошо, но это не значит, что я не могу позубоскалить.
– Наконец, – воскликнула одна из женщин, сидящая немного позади, когда прозвучал финальный гонг и боец в черных трусах с бритой головой в восторге поднимал руки. Лицо его больше походило на кровавое месиво после шести раундов упорной борьбы. Я даже боялась представить какую боль он будет испытывать, когда адреналин станет покидать его тело. И мне бы не хотелось оказаться на его месте. Хотя больше чем за себя, я переживала именно за Разумовского. Это осознавать было больнее.
Собравшая братия вяло приветствовала победителя, хотя тот пытался играть на публику. Видимо, не зашел этот мужчина. Не вышел, видимо, рожей.
– А сейчас, – приятным голосом начал конферансье, появившийся в смокинге в клетке после того, как его покинули предыдущие бойцы, – главное событие этого вечера, – понизил голос так, чтобы звучал он интригующе. А этот тип свою работу очень хорошо знает. Публика заинтересованно уставилась на мужчину.
– Наконец-то я снова смогу увидеть Дикого, – пролепетала взволнованно одна из дам позади меня.
– О, ты нового фаворита выследила? – поинтересовалась ее подруга, перекрикивая толпу, которая начинала заводиться. А мне пришлось даже слух напрягать.
– Если он сегодня выиграет снова, пойду знакомиться. Не думаю, что этот няшка сможет устоять передо мной, – они глупо хихикают, словно ихтмозг выдал что-то гениальное. Хотелось мне что-то сказать в ответ, но я сдержалась, зная наверняка, что любая попытка будет с треском провалена. Зачем рушить надежды заранее, если можно посмотреть это фееричное шоу по соблазнению МОЕГО МУЖЧИНЫ? Последние два слова, буквально, посмаковала, понимая, что звучит это божественно. А ещё была рада, что эти девчонки смогли меня отвлечь от переживаний, которые больно сдавливали все внутренности.
Зал взрывается овациями, когда конферансье объявляет о начале следующего, главного боя вечера, протягивая буквы как песни.
– Алишер Усманов по прозвищу Буйвол!
Свет мигает, зал ревёт, я сжимаюсь в волнении, пока в клетку выходит боец, который по комплекции превосходит Андрея. Главное, чтобы в технике проигрывал. Алишер со странным прозвищем демонстрирует себя, показывая все свои достоинства, играя на публику, которая встречает его очень тепло.
– Его соперник. Андрей Разумовский по прозвищу Дикий!
Сзади меня звучат визги фанаток Андрея, которые готовы кинуться на него в любой момент. Короткие ногти впиваются в кожу ладони, но не из-за девушек. А я этого даже не замечаю, наблюдая за происходящим в клетке. На эмоции Разумовский более сдержанный.
Первый раунд начинается с разведки, словно мужчины проверяют друг друга на прочность, нанося редкие короткие удары. Публика естественно недовольна таким вялым боем. Но Дикий не спешит что-либо предпринимать. Буйвол всё время пытается перевести его в партер, но Андрей предпочел работать в стойке, уворачиваясь от захватов, но пропуская несколько ударов, которые прилетают ему прямо в голову. Когда пробил гонг, я спокойно выдохнула. Перерыв не помешает… и мне в том числе.
Начало второго раунда получилось таким же скучным. Но Дикий ближе к концу пошел в атаку, переведя Буйвола на землю у сетки и даже чуть не задушил, но тому удалось выйти из захвата, нанести мощнейший удар в челюсть и пробить лоу-кик в переднюю ногу. В этом раунде победа явно оставалась за Алишером, хотя было и так понятно, что из захвата Разумовский отпустил его специально. Оба мужчины тяжело дышали, пережидая паузу. Если хозяева решили дать публике насладиться четырьмя раундами, то для этого приходилось тянуть время. Да и победы по очкам здесь быть не могло, побеждённого чаще всего уносили с ринга.
После гонга атаку снова начал Дикий, оттесняя соперника к сетке. Он нанес Буйволу серьезный удар, от которого образовалась сечка под левым глазом. Весь раунд прошёл в стойке, где оба бойца наносили друг другу сокрушительные удары, оставляя на теле гематомы. Мне казалось, что били меня, так как каждый удар приносил почти физическую боль. Чуть-чуть, ещё чуть-чуть и на этом все!
Едва раздался гонг, оповещающий о начале четвертого раунда, Дикий приложив усилия, увёл соперника в партер, где после непродолжительной борьбы, забрал спину Буйвола, обвил его туловища ногами, а шею зажал так, что Алишер не выдержал и постучал. Я облегченно выдохнула, понимая, что начинают жечь ладошки, на которых появились царапины. Но не это меня волновало, а то, что всё закончилось. Наконец… И мы сможем уехать.
Прямиком из зала я кинулась в раздевалку, понимая, что без травм не обошлось. Перед боем меня туда не пустили, но я надеялась, что сейчас прорвусь. Да что там прорвусь, я прогрызу себе этот путь.
– Как ты? – дыхание сбилось, когда я увидела разбитое лицо Разумовского. Раны его обрабатывал Игорь, но я забрала тампон, пропитанный перекисью, зная что справлюсь прекрасно сама.
– Как-будто меня избивали, – пошутил Андрей, что я приняла за хороший знак.
– С этих пор таким правом обладаю только я, – лучше уж я буду его поколачивать, раз он без этого не может.
– Хорошо, я согласен, – улыбнулся он. Взял мою ладошку и поцеловал. Только потом заметил что на ней остались следы от ногтей. Но сказать он так ничего не успел.
– Поздравляю, Дикий! – в раздевалке появился лощёный мужчина в дорогом пиджаке с самодовольным лицом.
– Пошёл ты, – выплюнул слова Андрей.
– С большим удовольствием. Как насчёт послезавтра?
– Нет! И не пытайся меня заставить, – почти прорычал Разумовский, глядя на мужчину из-под насупленных бровей, одна из которых продолжала кровоточить.
– Да, боже упаси, – криво улыбнулся тот подняв руки в знак капитуляции. – Твоя? – кивнул он головой, указывая на меня. Андрей напрягся.
– Есть какие-то проблемы? – огрызнулась я. Похоже, придется накладывать швы, а для этого нужно ехать в травм пункт. Общаться с этим мужиком желания вообще никакого не было.
– Нет, просто буду знать.
– Барышникова Божена Алексеевна, – представилась я, а он, кажется, опешил.
– Барышникова? Алексеевна? – проговорил тихо, сопоставляя два и два. – Это на лечение, ребятки, – улыбка сползла с его лица, но на шкафчике оказалась пачка стодолларовых купюр. А тут не меньше десятки. Что за хрень вообще творится вокруг? Я словно в другую вселенную попала. Но мои мысли остались при мне, а мужчина ретировался.
– Игорь, забери, – кивнул Разумовский на деньги, сжимая челюсти, играя желваками на скулах. Злой, недовольный. По-моему, будь его воля, он Горину, а это был именно он, давно бы оформил направление в больничку. Только сейчас туда нужно ехать нам.
– Это много, Дикий.
– Я не для этого сегодня сюда пришёл.
Через полчаса мы покидали здание, взявшись за руки, в твердой уверенности, что больше сюда не вернёмся. А если бы оно ещё взрывалось за спиной, выглядело бы все, как эпичный боевик. На мне была куртка Андрея, потому что я снова не подумала о верхней одежде. Я не была уверена, что после боя Разумовский сможет вести байк, поэтому неподалеку была припаркована моя машина. Я с трудом уговорила его отправиться в больницу, чтобы заштопали рассечение. Придумали легенду, даже деньги приготовили, чтобы врач не вызывал полицию.
– Завтра поеду домой и соберу вещи, – говорила я вышагивая чуть-чуть впереди, настроение, несмотря на пережитый стресс, было приподнятое. Но вдруг его тяжелые шаги перестали шуршать за спиной. Сердце пропускает удар, прежде чем я решаю повернуть голову. Разумовский безжизненной массой лежит на асфальте, глаза его закрыты, а лицо в свете уличного фонаря кажется мертвенно бледным. Паника начинает наполнять все внутренности, словно вирус, который пробирается потихоньку своими лапками в организм.
– Андрей, взвываю, но голос звучит как в тумане. – Андрюшенька!
Вот я уже сижу на асфальте вместе с ним, пытаясь привести бесчувственное тело в сознание. Но попытка оказывается безуспешной. Только потом понимаю, что нужна квалифицированная помощь. 103. Три цифры мне удается набрать с трудом, потому что трясущиеся руки не попадают по дисплею телефона.
– Я уже вызвал скорую, – раздаётся над головой мужской басистый голос охранника клуба.
Минуты тянулись долгим вязким веществом, которое имело вкус горечи и запах железа в крови. Нашатырь не помог привести Андрея в сознание, но успокаивало, что под кожей на горле угадывался слабый пульс. Я всё время проверяла, чтобы эта кривая не оборвалась. «Живи, милый, только живи!» – повторяла я шепотом, как священную мантру. А когда приехали врачи, меня кажется, не смогли от него отцепить, поэтому в НИИ я поехала вместе с ним.
Почему-то казалось, что все это происходило не со мной. И так хотелось превратить явь в кошмарный сон. Он не может меня покинуть. Не может.
В реанимационный блок, куда покатили Андрея, мне попасть не дали, оттеснив и оставил в большом холле.
– Не волнуйся, девочка, им займется доктор Порошин, – усадили меня на диван тёплые женские руки, придавив плечи.
– А кто он? – эта фамилия мне ни о чём не говорила, но деваться было некуда, лишь уповать на бедного доктора.
– Он лучший!
Сидеть на месте не представлялось возможности, не могла просто, поэтому пришлось выйти на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Надо было ещё как-то решится позвонить его родным.
– Полина? – узнала я спину своей одноклассницы.
– Привет! Ты как здесь? – удивилась девушка, сжимая в пальцах сигарету. Не замечала за ней такого в школе. Томина у нас наоборот всегда была слишком правильной и домашней, хотя и прошло много времени.
– Я даже не знаю, как объяснить. Дай сигарету.
– Поверь, не поможет, поэтому лучше не начинай. Кто-то из родных?
– Да, жених. В реанимацию повезли. Сказали, что Порошин будет им заниматься.
– Он хороший врач, не волнуйся. Давай, я узнаю как там дела и сообщу тебе.
– Хорошо, – замахала я слишком интенсивно головой. – А я пока сообщу его маме.
А как, если у меня нет ни одного номера? И как сообщать, если у женщины больное сердце? Тяжело вздыхаю и набираю Петровича. Это будет пиздец.
Ночь была долгой. Тем более, когда напротив сидели рыдающие женщины. Вот и познакомились!
– Мам, мы его не похоронили, – успокаивала Надежду Петровну сестра Андрея.
– Почему он ничего не сказал? Почему Вы, – она обратилась ко мне, – ничего не сказали?
– Мам, а Божена тут при чем? Андрей взрослый мужчина, не перекидывай все на девушку.
Хуже всего прочего Полина сообщила, что Андрей в коме, а перед этим у него останавливалось сердце. Но врачи смогли его реанимировать. А уже утром к нам вышел врач, тот самый хороший. Дяденька вроде не высокий, к тому же ушастый, но почему-то он вселял доверие. Правда выводы были неутешительные: «Ищите деньги! Ищите клинику за границей!» А на вопрос «Почему?» он ответил, что в России такого оборудования нет, поэтому эти операции проводят в Германии.
– И сколько это будет стоить? – поинтересовалась я. – Честно, заграничных расценок не знаю. Но если это нормальная клиника, то сама операция будет дешевле, нежели реабилитация. В общем, это обойдется миллионов десять нашими, может меньше, но это ориентир. Но никто вам не даст гарантии, что его тело будет нормально функционировать. Я не буду тратить вас медицинскими терминами, но повреждённый головной мозг ничего хорошего дать не может.
В уме я сразу начала просчитывать то, сколько будет стоить операция, когда Надежда Петровна осела на диванчик и снова начала выть белугой. Что ты натворил, Андрюша?








