Текст книги "Укрощение огня (СИ)"

Автор книги: Виктория Абзалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

37

Расчет Амира более чем оправдал себя! К тому времени, как двое всадников неторопливо въехали в распахнутые настежь ворота, напряжение в крепости достигло такой степени, что его можно было резать ножом, и оружие вот-вот вполне могло быть пущено в ход.

Вокруг мрачного Кадера и еще более мрачных Издихара с Сафиром глухо переговаривались разведчики, Тамид и близнецы. Сахар нервно кусал губы поглядывая, из-за плеча невозмутимо оглаживавшего бородку наставника на них, на опасно щурившегося почтенного мастера Хишада, бледную мордашку потерянного Тарика, не отрывавшего глаз от пустой дороги, и пунцового после яростного спора с отцом Халида, чей зоркий глаз было не обмануть, – превосходный танцор князя впервые сел в седло…

Если то, что вытворил Амани можно назвать сел!

От сторонников хранившего многозначительное молчание Ризвана аль Амала сыпались насмешки и намеки, от которых сводило скулы от ярости, и надо сказать, что семена ее сеялись весьма искусно, хотя прямое обвинение в том, что Амир прикрыл свою сумасшедшую и недостойную страсть к постельной забаве, нечистому, погрязшему в похоти и скверне, прикрывшись судьбой и «звездами», играя на судьбе всего клана… пока не прозвучало!

Как видно, до поры. И были те, кто просто не имел возможности определиться с выбором посреди разброса событий и мнений: те, кто признавали, что парень, в принципе, ведет себя достойно, и сам достоин многого, но осуждали некоторые его склонности, и те, кто вообще не видел Амани и знал о ситуации лишь по слухам, те, кто безоговорочно доверяли Амиру в малом так же, как и в большом, и те, кто рубил с плеча… Много было слов, но мало истины, а между тем, Мансура уже кипела!

И как и князю, юноше хватило одного взгляда на собравшуюся толпу, чтобы понять – главное сражение еще лишь впереди! Впрочем, неожиданным это ни для кого из них двоих не стало. Аман заметил, как почти неуловимо подобрался мужчина, становясь как никогда похожим на хищного снежного кота, и в свою очередь горделиво выпрямился в седле, надевая привычную маску блистательного совершенства. Что до закатанных рукавов и растрепанных ветром волос – толика небрежности только придает образу пикантности, разве нет?

Тишина упала снегом с ясного неба пустыни, только мерное цоканье копыт отмеряло время. Юноша склонил голову, взмахом ресниц на мгновенье приоткрыв темную бездну взгляда, и господин его улыбнулся в ответ, придержав своего коня. Под рукой Амана вороной выдвинулся вперед, с ленивой издевкой обошел спешно образовавшийся круг и остановился в центре, вскидывая голову и тряся густой гривой.

– Ну, что… Условие выполнено? – высокомерно дернув губами поинтересовался юноша, глядя прямо в глаза подходившему Джавдату.

Прежде, чем пауза стала неприлично долгой, навстречу выступил юноша одних лет с ним, но в отличие от блистательного Аленького цветочка, выражение надменной снисходительности у него не получилось, да и вообще не шло к лицу:

– Не слишком ли долго тебя не было, о несравненная звезда пустыни?!

Аман пренебрежительно фыркнул, поглаживая рукой с переливающимся на солнце алмазом шею согласно пофыркивающего жеребца и густую гриву. Иблис стоял как вкопанный.

– Тот, кто слышал начало спора и видел его конец, подтвердит, если дорожит правдой и своей честью, что условия о времени – не было сказано… И тем более, кто ты такой, о достойнейший, чьего имени не могу назвать, что говоришь тогда, когда молчит твой… отец(?), заключавший само пари?

Звонкий голос юноши отразился от стен и сводов, вслед тускло звякнула сбруя скакуна, и неторопливо спешивавшийся Амир бросил поводья метнувшемуся подростку.

– Шафик! – раздался негромкий оклик будто очнувшегося Фархада. – Действительно, помолчал бы вперед отца!

И без того омраченный возвращением «звезды», Джавдат резко выпрямился. Еще раз обежал взглядом застывшие в напряжении лица, и неохотно процедил:

– Конь действительно твой… Если путь по ущелью был завершен!

– Да я отыскал его уже у Наш» вуа! – небрежно, но веско прервал жесткую дискуссию Амир, потрепав на прощание своего Ахасифа.

Аман слету подхватил игру, подбавив во вспыхнувшую улыбку толику смущения:

– Я увлекся, и слишком поздно вспомнил, что не знаю окрестностей… Если бы не ваше благородство, мой повелитель, я искал бы обратную дорогу до заката, если не дольше!

Влекуще-дерзкие алые уста щедро сыпали жемчугом слов, обильно лили густую патоку и тягучий мед, а черные очи говорили в жгуче карие глаза господина другое, иначе… и смысл против гордой воли упрямца оставался тем же, что и звучал.

Да уж, Амани был не из тех, кто теряется в тени или безвольно бредет на поводу у событий! Но сейчас был не тот случай, чтобы спокойно отойти в сторону и любоваться как молодой зверь точит когти и сверкает клыками в свое удовольствие, и Амир в несколько весомых коротких фраз поумерил кипевшие страсти. Хватит на сегодня споров и скачек, а триумфальное возвращение юноши в очередной раз опрокинуло в пыль все пренебрежительные домыслы и сплетни на его счет.

Аман добился своей цели и не уронил себя ни в чьих глазах, и теперь следовало разобраться с тем, чьи цели были прямо противоположными, для начала удалив юношу с линии огня, потому что каждый удар по нему без промаха бил в сердце. Отдав несколько тихих распоряжений Издихару, мужчина приблизился к кривившему губы «брату», с нажимом поинтересовавшись:

– Что скажешь, брат? Хотя, понимаю – расставаться с таким красавцем жаль…

Джавдат явственно скрипнул зубами, окатив ненавистью дожидавшегося его ответа Амани, и процедил:

– Он твой! – он тоже не мог себе позволить терять лицо, даже если хотелось вместо того сбить нахального мальчишку наземь и заставить вымаливать о порке, как о милости и спасении, чтобы накрепко заучил свое место. И тем более, не смел вмешиваться в расстановку сил.

Такие взгляды не проходят даром, заставляя спать с кинжалом под подушкой, но Аману было не до того, и Амир беспокоился о нем не зря. Выдержки юноши еще хватило на изысканную благодарность и удержать в себе крик, когда спешиваясь снова побеспокоил пострадавшие от падения колено и бедро, однако и она не была безграничной.

– Вы позволите мне удалиться, не отвлекая вас дольше? К тому же, хотелось бы смыть с себя пот и пыль, – Аман склонил голову перед князем, будто нарочно подчеркивая кого здесь считает господином.

– Ступай, – тепло улыбнулся мужчина, – о твоем подарке позаботятся.

Их глаза опять встретились на миг, и юношу словно омыло мягкой согревающей волной от того, что он успел уловить и прочесть в их глубине, прежде чем князь обернулся к брату. Тугой клубок из нервов разгладился, распрямляясь и отпуская сжатую пружину внутри, стало чуть легче дышать… С облегчением подчиняясь невысказанному приказу, Аман развернулся и, больше не произнеся ни слова, удалился в сторону своих покоев.

* * *

Как видно, что-то было такое в лице Амани, взгляде, что никто не решился обратиться к нему с вопросом или замечанием, и даже догнавший его Тарик, все еще бледный как полотно, кусал губы, но молчал. Пока они шли, спина юноши оставалась прямой, однако едва оказавшись у себя Аман буквально рухнул на низкий диванчик: падение было серьезным и по большому счету ему вообще не стоило садиться в седло, а на обратной дороге пришлось не только бороться с дурнотой и болью, но и запоминать советы Амира, чтобы не повторить свой плачевный «полет» и не ударить в грязь лицом перед всеми. Взялся за гуж – не говори, что не дюж.

Только от последствий никакие умные соображения не избавляли, да и радость от своего успеха не пробивалась сквозь нарастающее недомогание. При попытке встать тошнота усилилась, юношу скрутило, и Тарик едва успел подскочить к нему, поддерживая и подставляя ведерко, в котором таскал воду для предполагавшегося умывания.

Как ни странно, стало чуть легче. Аман взглянул на вернувшегося с новой порцией воды мальчика, на тяжеловатое для него ведро и произнес хрипло:

– Молодец. И не вздумай никого звать!

Он отослал бы и его, но теперь опасался, что не сможет вымыться сам, а вымыться было нужно. Тихий вскрик за спиной, когда он кое-как стянул с себя одежду, заставил юношу поморщиться и добавить резче:

– Никому об этом не рассказывай! Вообще забудь, что у тебя есть язык!!!

Князь и так все видел, а прочим знать не зачем, не зачем портить лишними подробностями такую красивую историю с черным бесом в образе скакуна и его укрощении, и вводить Джавдата во искушение. Аман подумал и добавил к тону грозный взгляд, добившись от мальчишки неуверенного кивка.

– Я все сделаю сам, – тихо пообещал мальчик, с надеждой вскидывая глаза на обожаемого Ас-саталь, – я умею, я знаю…

Юноша усмехнулся его порыву одними губами, но спорить не стал – сил не было, как впрочем и желания. В четыре руки удалось избавить волосы от набившегося песка, уже тщательнее промыть и обработать ссадины, да и вода немного уняла ноющую боль в мышцах и царапинах. Как всегда чувствуя себя несколько лучше после купания, Аман лег, понадеявшись, что вечера в постели и сна будет достаточно, чтобы вернуться в норму и не придется придумывать никаких отговорок для внезапной болезни.

Он на самом деле довольно быстро заснул, выпив принесенное мальчиком снадобье, и проснулся лишь от приглушенных звуков голосов рядом. Чтобы узнать их не понадобилось утруждать себя, так что Амани даже не открывал глаз. Все еще находясь на грани яви и сна, и плавно покачиваясь на волнах дремы, он слышал, как Тарик сбивчиво и торопливо рассказывает князю то, о чем кажется обещал молчать, и усталый ответ Амира:

– Хорошо, ты правильно все сделал.

– Мне сказать, что вы пришли?

– Нет, – почему-то юноша точно знал, что князь улыбнулся в этот момент, а кофейные взгляд затянула нежная дымка, – не тревожь его, пусть отдыхает…

Звука шагов и всего остального Аман уже не слышал, ошеломленно распахнув глаза в ночь… Потому что пять простых слов – независимо от чьей бы то ни было воли – вдруг, внезапно и неожиданно, своим существованием перевернули весь мир в душе бывшего наложника, достойно завершая более чем бурный день!

38

«Не тревожь его…» – Аман со вздохом прикрыл лицо рукой и отвернулся к стене, кусая губы.

Не помогло. Мягкий голос, звучавший в ушах, как и теплые нотки в нем – никуда не исчезли… Сердце в который раз сжало на мгновение и, заставив перед тем предельно остро ощутить свою уязвимость, отпустило почти сразу же. Как и Амир его в оазисе…

Отпустил. Как в спальне, на башне, после поцелуя… как в первую их встречу, и первым же шагом даруя хотя бы иллюзию, что он сам волен принимать решения. Неудивительно, что так долго не мог поверить!

Так просто?! И все? И ничего больше? Невероятно! – губы юноши дернулись в ломкой усмешке.

– Кхибар, вам дурно? – тихий голосок встревоженного Тарика сорвал еще один, уже досадливый вздох.

– Нет, все в порядке, – Аман раздраженно развернул свиток с эпической поэмой, которую взялся читать, чтобы убить время и на законных основаниях не подниматься с кушетки, но не различал ни строчки, слепо глядя сквозь них.

«Не тревожь…»

Он в самом деле чувствовал себя нехорошо, и понимал, что хотя бы день следует отлежаться. Амани проснулся только к полудню с тяжелой головой, и несмотря на пожелание князя, сон юноши был болезненным и некрепким… А может быть, причина того – крылась совсем не в ушибе, а именно в пожелании!

Кипевший рассудок никак не желал успокаиваться, ведя его обратной дорогой по собственной памяти. Твердые руки вновь поддерживали его в слабости, осторожно очищая ссадины, чуткие пальцы перебирали волосы. Прикосновения губ обжигали шею, движение ладоней разгоняло по венам сладкую отраву, заставляя плавиться тело… Аман задышал чаще, вспоминая поцелуи, что случились еще раньше: легкий, как освежающий ветерок на закате – на башне после урока мастера Хишада, мимолетный и яркий, как взмах крылов бабочки – у запястья, и тот, единственный его настоящий поцелуй!

И как Амир успокаивал, утешая его позже… А затем, словно плотная завеса внезапно приподнялась среди воспоминаний, открывая одно из них – когда глаза их встретились впервые, не было никаких слов и обещаний, лишь терпкая горечь целебного настоя у губ раненного юноши-танцора, подаренного горному князю господином наместником…

Глубоко погрузившись в свои мысли, Аман перебирал слова, поступки, прикосновения и взгляды, как жемчужины в четках. Юноша извелся, не находя себе места в буквальном смысле, едва ли не ужасом ожидая неизбежного визита князя, молясь, чтобы Амир не понял, не заметил того, что происходило с ним, и по крупицам собирая остатки былой решимости для противостояния. Амани едва не застонал в голос от отчаяния, понимая, что походя князь Амир, кажется, лишил его последнего щита, удерживавшего от падения, ибо как можно защищаться от того, кто не помышляет об ударе и сам становится для тебя щитом и опорой!

Не в благородстве дело. Представить, что князь станет сам лечить наложника, подарит ему свободу, придет справиться о здоровье – трудно, но можно. Но вот искренне оберегать его спокойный сон?! Как и все остальное… Под взглядом Гнева Небес Аман опускался на колени, от взгляда Амира – его возносит на вершину мира!

И до того занимавший добрую половину его помыслов, образ мужчины будто выжжен был на опущенных веках: обжигающая кофейная горечь глаз, в которой дразнящая цитрусовая кислинка сменяется ароматом специй над открытым пламенем. Соразмерные крупные черты, чувственный (милосердный Аллах, он в самом деле произнес это слово?!) рот в обрамлении аккуратной бородки, вороным крылом ложится на широкие плечи тяжелый сатин прядей. Движения исполнены уверенной грации опасного хищника с оттенком величия в осанке, влекущей мужественной силы и ее осознания…

Амир… – юноша покатал на языке имя, придирчиво пробуя его на вкус, и поймал себя на крамольной мысли: каково это, быть с таким мужчиной? Вряд ли князь разделяет предпочтения наместника на ложе…

Однако необычайно острое разочарование быстро вернуло Амани с небес на землю, и юноша посмеялся над собой, жестко встряхнувшись всяческих мечтаний – солнце уже клонилось к закату, а кроме Сахара и Луджина никто у него не появлялся. Непривычная окрыленнось сменилась обычной маской ехидства и язвительности.

В самом деле, не слишком ли много чести, бегать за ним, трястись и дежурить у постели, не умирает ведь в этот раз! Ведя неспешную беседу о том, что происходило в крепости, Аман все же не удержался и ядовито бросил вскользь, что князь, вероятно, очень занят с гостями.

– Джавдат и его люди уехали еще засветло, – простодушно заметил Луджин, – хотя князь Амир действительно отправился с ними.

* * *

Испытанная волна необъяснимого облегчения пугала своей силой, и, запрещая себе думать, чем оно вызвано, юноша порадовался, что без всяких уловок у него будет пара дней, чтобы привести мысли и чувства хотя бы в некое подобие порядка. Тем более что спешный отъезд вызывал смутное беспокойство, а юноша привык доверять своему чувству опасности. Подумав, и по некоторым оговоркам Сахара, отсутствию Кадера, он предположил наиболее близкое к истине объяснение – терпение князя Амира истощилось, и он решил разобраться с родственничком всерьез, перед кланом и Советом. Так что скорого возвращения Амира Амани не ждал, а зря!

Не ждал он и того, каким оно стало: против обыкновения, князь не ворвался к своему Нари, едва сойдя с седла, с каким-нибудь очередным безумным подарком, и о его возвращении юноша узнал от того же Сахара, случайно столкнувшись с ним в коридоре. Следующая новость заставила кровь отхлынуть от лица:

– Ранен?!

Пусть помощник лекаря пытался успокоить его, сказав, что рана не опасна, Аман только дернул губами: неопасные раны не укладывают такого человека как Амир в постель! И то, что князь на своих ногах до нее добрался, особо не утешало. Последующий разговор с Кадером тоже не прибавлял оптимизма, хотя бы потому, что как оказалось, именно его имя стало если не первопричиной, то поводом для поединка.

Верный соратник князя не мог сказать многого, поскольку сам не знал полной картины, но и того, что услышал Амани, хватило, чтобы привести юношу в состояние холодного бешенства, разбудив намерение все же позаимствовать на всякий случай парочку специфических грибочков из коллекции Фархада. А что – игры в честь и доблесть, конечно, весьма увлекательны, но благородство не всегда бывает к месту! И уж само собой не с тем, кто, судя по всему, имеет о нем весьма смутное понятие.

Кроме того, как бы ни приятно и лестно было полагаться на защиту и поддержку князя, Аман не мог позволить себе быть слабым местом Амира, да и желания подобного не испытывал. Джавдат беспокоил его тем больше, что наверняка у его позиции по отношению к князю Амиру есть сторонники, как и всегда есть те, кто до поры стоит в стороне, вмешиваясь лишь тогда, когда видит ошибки и слабость одного противника и силу другого… Быть орудием или того хлеще, переходящим призом – Амани не собирался абсолютно. Тщательно продумывая свою стратегию, юноша с насмешкой покачал головой: насколько проще сейчас была бы его жизнь, если бы он сразу смирился со сменой хозяина и остался не более чем наложником, пусть даже любимым, а точнее – единственным!

О многом передумал Аман в тот день, не задумавшись лишь о единственном, – почему ранение Амира его так взбудоражило. А между тем, совсем не добрым огнем полыхали черные очи, пока юноша с пристрастием допрашивал Кадера и изумленно присматривающегося к нему Джинана, так что довод о прочной связи между князем Амиром и необычным юношей – уже не выглядел притянутым за уши.

Не подозревая о том, Аман только укрепил это мнение, когда в сумерках без зова проскользнул в покои князя.

* * *

День уже подходил к своему концу, а спокойствия у юноши не прибавилось, как и ясности. Досконально продуманное объяснение с Амиром откладывалось, и это не располагало к благодушию. Разумеется, если бы князь даже просто спросил о нем, Амани уже давно передали бы, однако за ним никто не приходил, хотя остаток дня Аман безвылазно провел у себя… Значит ли это, что князь все же не в восторге от того, сколько внимания привлек к себе его «подарок» и теперь придется справляться еще и с этим?

Или просто рана на самом деле куда серьезнее, чем сказал Сахар? – Аман сам не понял, в какой миг он уже оказался у дверей в покои князя, с напускной небрежностью оправдывая себя тем, что всего лишь хочет до конца разобраться в сложившемся положении, пока еще не очень поздно.

Его видели, но Ихаб не стал вмешиваться, когда Амани тенью скользнул меж приоткрытых створок. Комнаты были погружены в полумрак, чтобы не мешать отдыху их хозяина, и сердце юноши забилось быстрее: значит все-таки второе!

Аман медлил. Его опасения на счет немилости – не оправдались, к счастью. Мужчина очевидно спал, и беспокоить его не было необходимости… И все же что-то не давало отступить, отправившись безмятежно наслаждаться ужином. Амир был ранен из-за него, ведь мог попросту отмахнуться от нападок, заявив, что он – князь и повелитель, танцор – дар ему, и обращается он с этим даром как ему угодно. А вместо этого Амир позволил ему быть самим собой, не наступая на горло гордости.

И теперь, убедиться, чем он может помочь – самое малое, чем возможно ответить на такое… Амани приблизился бесшумно, и наклонился над постелью, отмечая темные пятна на повязке на плече. Протянутая рука в последний момент замерла, но отдернуть ее юноша не успел: на запястье сомкнулись горячие пальцы.

Аман поднял голову и наткнулся на внимательный взгляд повернувшегося мужчины:

– Нари?

Мысли метались, не в силах подобрать хоть сколько-нибудь подходящее объяснение своему поступку. Когда молчание затянулось, Амир неожиданно усмехнулся в растерянные черные очи:

– Значит ли это, что моя жизнь все-таки имеет для тебя значение?

Вопрос подействовал на Амани подобно пощечине, приводя в чувство.

– Разумеется! Ведь от жизни господина зависит и моя собственная! – он резко дернул руку, тщетно пытаясь высвободиться.

– Ах, так?!

В мгновение ока Аман оказался распростерт навзничь на постели, в то время как мужчина нависал над ним, опираясь на локоть здоровой руки и придерживая уже оба запястья юноши. Близость полуобнаженного крепкого тела, собственная уязвимость и тот отклик, который она немедленно вызвала в нем, – заставили Амани рвануться еще отчаяннее.

– Вы обещали, что никогда не станете действовать силой! – яростно прошипел юноша уворачиваясь от прикосновения губ.

– Не совсем, – поправил его Амир и улыбнулся, когда поцелуй у ушка заставил Амани беспомощно втянуть воздух. – Я говорил, что ты придешь сам… Ты пришел!

Аман замер, ошеломленно распахнув глаза, а затем отвернулся, с горечью закусив губу: верно говорят, добрые намерения как раз до добра не доводят! Так попасться… А возразить было нечего.

Ощутив как застыло тело юноши рядом, Амир опомнился, гневно упрекая себя, что в кои-то веки не сдержался в ответ на очередную колючку Амани, и предшествующее бурное выяснение отношений с братом тут не оправдание! Однако, что сделано – то сделано, и остается либо идти до конца, либо снова отпустить юношу, разом сдавая все завоеванные раньше позиции, ведь он неизбежно замкнется, начнет отстраняться и защищаться от близости еще более рьяно.

– Нари, посмотри на меня! – тихо попросил Амир, отпуская его руки и вместо того, укрывая в объятии.

Аман не стал противиться и подчинился, демонстративно выгнув бровь. Он больше не сопротивлялся и не вырывался, вот только взгляд бил хуже кнута. Мужчина с трудом перевел дыхание.

– Успокойся, хайяти! Ясная моя звезда, ты прав… я обещал, что не стану тебя принуждать. И никогда не сделаю такого! – Амир поглаживал спину юноши и плечи, стараясь прогнать из них напряжение, пропускал сквозь пальцы густые пряди, покрывая легкими поцелуями его лицо – скулы, виски, сведенные брови и опустившиеся веки…

– Успокойся огненный мой… подумай сам! Хватит упрямиться, изводить себя и меня… Не нужно бояться, признай то, чего желаем мы оба… Я скорее умру, чем причиню тебе зло – верь мне, огненный мой! Отпусти себя… Просто позволь мне любить тебя…

Аман рвано вздохнул, прячась от поцелуев на груди мужчины, и это стало роковой ошибкой. Ему действительно нечего было возразить Амиру, ибо разве не сам он задавался вопросом, каков князь в постели? Разве не его поднявшаяся плоть сейчас натягивала ширваль, и сладкая судорога скручивала пах, ощущая упирающуюся в него твердь… Его проклятое тело было приучено даже в беспамятстве бурно отзываться навстречу чужой страсти! Но разве не признавал он в здравом рассудке, что как мужчина – князь Амир до неприличия великолепен? Аленький ядовитый цветочек был непозволительно слаб в этот миг, вдыхая запах его сильного тела, смешанный с травяным ароматом бальзамов, но кроме того – случилось куда худшее, то, чего он так упорно старался избежать. Он желал этой слабости…

Что ж, какова бы ни была эта его ночь – он о ней не пожалеет!

…И потому молчал, не протестуя, когда касания пробравшихся под одежду рук уже не столько успокаивали, сколько горячили кровь. Ладони плавно скользили, очерчивая линии тела – шея, лопатки, щекочущая дорожка вдоль позвоночника и мягкое прикосновение подушечек пальцев в ямочках чуть ниже поясницы… Юноша выгнулся, так и не определившись – пытается он уйти от этого до предела волнующего ощущения, или стремится к более острому, приникая к мужчине еще ближе.

В следующий миг ткань одежд плавно стекла с бедер и ног, оставляя его в одной рубашке. Амир снова уложил его на спину, но куда бережнее. Аман был более чем уверен, что знает, что последует дальше, и посмеялся над собой – он впервые абсолютно не подготовлен к соединению с мужчиной!

Он ошибся. Чуткие руки спустились по бедрам вниз почти до коленей и направились обратно, выглаживая нежную кожу со внутренней стороны, поднимаясь все выше – по плоскому животу и учащенно колеблющейся груди… Юноша лишь приподнялся, чтобы удобнее было снять рубаху, и вот он уже распростерт под ласкающим его мужчиной совершенно обнаженным, а к рукам присоединились губы. Амани изогнулся и забился, когда цепочка коротких поцелуев по ключицам, от шеи – оборвалась на соске. Прикусив затвердевшую ягоду, Амир принялся перекатывать и щекотать ее языком, и с губ заметавшегося юноши сорвался первый протяжный стон.

– Я запомню, что тебе это нравится, – мужчина на миг прервал свое увлекательное занятие, обдав жаром дыхания ушную раковину.

Аман всхлипнул – у него действительно была очень чувствительная кожа на шее и груди, соски, чем бывший хозяин любил пользоваться, однако Амир делал это совсем иначе! А потом широкая ладонь наконец добралась до паха, слегка сжала мошонку, накрыла напряженный член, сделав несколько движений вдоль – и у юноши пресеклось дыхание. Тяжесть мужчины сводила с ума, член скользил по его собственному, твердые пальцы сжимались вокруг, задавая ритм. Уловив отголосок нарастающей пульсации, юноша не выдержал и закричал, изливаясь в тесный промежуток между их тел, а через мгновение его семя смешалось с семенем князя…

Сознание неохотно возвращалось к реальности, тем более что Амир не торопился его отпускать, по-прежнему крепко прижимая к себе и погрузив лицо в разметавшиеся длинные кудри. Сердце мужчины гулко билось, отдаваясь эхом в груди юноши. Вставать и вообще шевелиться – не хотелось, и казалось, что нет ничего правильнее, чем лежать сейчас так рядом друг с другом… Амани словно качало на прогретых солнцем волнах.

Слишком похоже на сказку, чтобы долго оставаться явью! Юноша резко сел, высматривая на полу свою одежду. Ему нужно было остаться одному, чтобы осмыслить, что произошло и понять как поступать дальше, ведь подобного опыта у него еще не было, и в глубине души Аман пребывал в смятении.

Однако следовало догадаться, что князь не отпустит его так просто!

– Нари?

Юноша промолчал, упорно пытаясь разгладить рубашку.

– Нари… – Амир тоже сел, разворачивая его к себе и с тревогой вглядываясь в лицо. – Что с тобой? Ты в порядке? Я ничем не повредил тебе?…

Последний вопрос заставил юношу очнуться от своих мыслей, и кружево ресниц изумленно всплеснулось:

– Разумеется, нет! – вырвалось у Амани.

– Тогда что? – продолжал настаивать князь, придерживая его за подбородок.

Аман не выдержал, и отвел глаза в сторону, пряча взгляд. Ответ пришел сам собой:

– Я все-таки проиграл вам!

Он ожидал чего угодно, кроме того, что Амир начнет смеяться.

– Так вот что тебя гложет! – мужчина сгреб возмущенного Амана, с яростным шипением принявшегося вырываваться из его рук, и опрокинул на простыни, обрушив сверху настоящий тайфун из поцелуев на все, что подворачивалось во время этой короткой и совершенно бесполезной борьбы, пока юноша не начал извиваться под ним уже от возбуждения. – Мое ярое пламя!

Амир отстранился слегка, заглядывая в сверкающие черные очи, и с серьезной улыбкой сказал:

– Я клянусь, что это поражение станет самой блестящей твоей победой!

Этой клятве невозможно было не верить. Он – поверил, и неожиданно для себя тоже рассмеялся негромко:

– Повелитель Мансуры уже доказал мне, неразумному, что всегда держит слово…

Улыбка юноши была полна неосознанного лукавства с толикой вызова, и в этот миг становилось очевидно, почему первое его имя таково: воплощенное искушение, перед которым не устоял бы и святой! Амир не был святым подвижником, и тем более не собирался бороться с соблазном. Он выжег свой поцелуй несмываемым клеймом в нежной ямочке между ключиц, – юноша опустил веки и откинул голову, открывая пульсирующую жилку. Ладони плавно легли на плечи князя, очерчивая рельеф мышц – правда бывает разная, а истина только одна. В данном случае – одна на двоих… Здесь и сейчас он хотел этого мужчину до искр перед глазами, а поизводить себя сомнениями и пересчетом допущенных ошибок – успеет и завтра! Сейчас он хотел просто наслаждаться и любить, и Амир дал ему эту возможность, выцеловывая и выглаживая каждую жилку, каждую косточку, каждую венку выгибавшегося ему навстречу восхитительного тела.

– Амани…

От вибрирующих низких звуков, наполнивших его имя, ощущения пальцев, медленно и неуклонно спускавшихся по ложбинке меж конвульсивно сжимающихся ягодиц, юноша уже оказался на грани оргазма. Амир остановился, заставив Амана сначала застонать от разочарования, а потом, прислушиваясь к приглушенным ругательствам, пока мужчина что-то искал в неверном свете одинокой лампы, – прикусить разъезжающиеся в улыбке губы: он еще никогда не ощущал себя таким… таким желанным… Единственным!

Он все еще улыбался, когда Амир шепнул, потянув губами мочку ушка:

– Мне нравится узнавать тебя…

Отзываясь на это, помимо воли пальцы юноши поднялись по шее, погружаясь в волосы мужчины.

– Нравится видеть, что тебе хорошо со мной…

Аман уже почти хрипел задыхаясь от желания, в то время как подушечка пальца кружила по сомкнутому колечку мускулов, массируя, расслабляя, слегка надавливая, но не проникая глубоко внутрь… У юноши вырвался истерический смешок: князь обращается с ним, как с девственником!

«Хотя нет. Даже с девственниками так не обращаются…» – единственная внятная мысль мелькнула и опала шелковой ленточкой.

Боль была неизбежна и желанна, Амани судорожно выдохнул, почувствовав, как напряженная плоть мужчины заполняет его. Амир почему-то остановился, и юноша сам двинулся навстречу, сжав коленями его бедра. Он кусал пальцы, чтобы не сорвать голос от криков, чтобы не сойти с ума от неторопливых и плавных движений внутри себя, и тонул, захлебываясь, в водовороте ощущений… Окончание было сокрушающим и изматывающе долгим. Аман беспомощно хватал ртом воздух, а тело вибрировало, как струна тара на кульминации пылкого лейва. Он лежал, слепо глядя перед собой расширенными глазами, и слушал, как под ладонями понемногу отпускает напряжение оргазма тяжелое тело мужчины, прижимавшее его к постели.

В этот раз юноша никуда не вскакивал, только дрогнули уголки губ, когда Амир осторожно освободил его вход, использовав вместо салфетки подвернувшуюся под руку многострадальную рубашку, и переместился, опускаясь рядом. Дыхание, как и ритм сердца, понемногу успокаивались, но задумываться и рассуждать о последствиях по-прежнему не хотелось. Амани уже почти дремал, невероятно удобно устроив голову на крепко обнимавшей его руке, но тихий голос князя пробился к рассудку:

– Я прошу тебя, огненная моя звезда, пообещай мне: если я сделаю что-то не так, что-то, что тебе неприятно… если не захочешь близости, если просто устал – не держи в себе, скажи мне сразу! Я не хочу принуждать тебя даже в малом! Обещаешь?