Текст книги "Укрощение огня (СИ)"

Автор книги: Виктория Абзалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

35

Жизнь устроена так, что какие бы хитроумные планы ни возводил кто-либо, – события могут повернуться прямо в противоположную сторону, ибо человек лишь предполагает, а располагает все-таки Бог!

Аман искренне наслаждался и познавательной беседой и тем, какие результаты начал приносить его несложный план практически немедленно. Без всяческих усилий с его стороны, Аленький цветочек быстро и ловко прибрал в свои цепкие ручки не только Сахара, но и признанного знатока-лошадника Халида, а затем даже Надеба, оказавшегося не кем-нибудь, а отцом хмурого парня, который в блистательном присутствии Амани вдруг явно застеснялся своей стянутой шрамом от ожога щеки. Юноша сделал себе заметку узнать, как молодой человек получил свою необычную рану и тут же выкинул это обстоятельство из головы, аккуратно подводя разговор в нужное русло.

Впрочем, нему даже не приходилось утруждать себя, главным образом слушая об особенностях выездки или упряжи горцев и следя за движениями гораздо более опытных в том, чем он людей и изредка вставлять свои замечания. Амани был спокоен и весел, ведь если вначале Надеб лишь сухо пообещал поручить кому-нибудь глянуть выйдет ли из Тарика толк, то спустя короткое время видимо все-таки сменил на милость гнев в отношении вздорного юнца за пренебрежение к его советам о Бастет.

Помимо же столь желаемой знаковости, статусного положения равного мужчины, воина и всадника, Аман внезапно осознал, что вся затея подразумевает нечто куда большее, чем просто лошадь. Ибо на кой ляд она нужна, если не отойдет от стоила дальше поилки? И юноша, считанные разы покидавший пределы наверное с рождения окружавших его стен жилища того или иного хозяина, взглянул на резкую черту горизонта совсем иначе, чем прежде.

Каково будет не мотаться мешком по жесткой золотой вышивке подушек за пыльными занавесками, а самому догнать зарю, соревнуясь с ветром, или просто быть между землей и небом, зная что именно ты выбрал путь и в любое время, любое направление для тебя открыто… Не существовать там, где тебе отвели место, но возвращаться домой, зная, что жизнь не ограничена если не решеткой на окне, то даже обычной кирпичной кладкой…

Свобода, вот что это было. Даров не возвращают и не забирают обратно… Внешнего мира юноша не боялся, ведь человеческие пороки везде одинаковы. Кто знает, как могут сложиться события, но князь Амир нарушит собственное слово, если однажды Амани соберется уехать навсегда, а он прикажет закрыть перед ним ворота… Тогда, пойдет ли Амир Фахд до конца в своем благородстве к тому, кто предназначался ему в наложники?

Чувство неуверенности оказалось неожиданно острым и неприятным, и именно тут неожиданно возникло совершенно непредвиденное препятствие! Аману не пришлось придумывать предлог, чтобы отказаться от дружеской прогулки едва ли не немедленно, – тонконогая красавица со звездой при попытке юноши дотронутся до нее нервно перебрала бабками, повела ушами, и раздув ноздри отдернула шею от его руки. Непритворное недоумение Халида помогло Амани сохранить невозмутимость, говоря, что он ни в чем не ошибся и не выдал своего невежества, однако и другие лошади при его приближении на достаточно близкое расстояние начинали волноваться и абсолютно не горели желанием подпускать к себе.

К этому времени к компании присоединились Салех, Тамид и еще парочка случайных свидетелей, громко обсуждая невероятную особенность танцора и гадая, чем она может объясняться. Амани загадочно улыбался уголками губ, как будто не ожидал ничего иного, но мысленно тоже лихорадочно перебирал, в чем может крыться его отличие от окружающих людей, которое не замечают они, но почуяли животные…

Почуяли! – ресницы юноши дрогнули, раскрывая глаза чуть шире, когда его накрыло понимание. Ни у кого в Мансуре нет пантеры, а Баст в прямом смысле слова живет вместе с ним и даже спит на его постели! Разумеется, кошка предельно чистоплотна, за ней убирают и следят, а Амани пользуется ароматическими маслами, но ее запах, не ощутимый для человеческого носа, для лошадей был так же ясен, как если бы юноша привел пантеру с собой, и даже самые спокойные из них тревожно прядали ушами.

Амани в раздумии покачал головой, не представляя как можно с блеском разрешить эту задачу.

* * *

Правда, был еще один человек, который почти сразу догадался о причине волнения животных, а потому как сузились черные очи беспокойной звезды, понял, что юноша-Желание тоже нашел отгадку. Однако Надеб не торопился бросаться к нему с помощью, хотя мог дать несколько весьма полезных советов, – достаточно было только попросить… Пусть даже не прямо его, а того же Халида!

Но подчас любая мелочь способна оказаться роковой. Именно в тот момент – вмешайся Надеб и озвучь лежавшую на поверхности причину, люди бы поудивлялись как это они не додумались сами до такой простой вещи и разошлись по делам, а так – все пошло совсем иначе! Молодых людей окружало все больше любопытных, а в сыпавшихся замечаниях вдруг промелькнул не звереныш, свободно живущий в покоях юноши, а почему Ас-саталь прозвали этим именем даже еще не видя толком. Как-то разом вспомнилось его необычное появление – нагим, как в день своего рождения, на носилках с пронзенной грудью и в золотых цепях, и вчерашний танец, какого никогда никто из них не видел и представить не мог, и даже история с Масадом… И выходило, что в этом юноше сложнее отыскать нечто обычное, что попадало бы в тот образ, что ожидался от него, чем изо дня в день поражаться необычному. Алый бриллиант сверкал на пальце безмятежно сложенных на груди рук, глубокие черные очи тревожаще мерцали в плотном кружеве ресниц, и слова князя Амира о том, что звезды привели его сюда, исполняя предначертанное, – самым закоренелым скептикам уже не показались преувеличением.

А дальше поток событий нарастал сходом селя с гор. Нахмурившийся Амани еще не успел ухватить суть перемены в выражении лиц вокруг, не успел сориентироваться в происходящем, приобретавшим между тем, совсем непредсказуемый оборот, – как вмешалась третья и отнюдь не доброжелательная сила.

– Аллах всемилостивейший! – раздался холодный ядовитый голос. – Какое диво, надо же… от «скромного танцора» в испуге шарахаются лошади!

Это было преувеличением, Искра Халида, хотя и нервничала, но позволяла гладить себя по холке. Резко развернувшись, Аман встретился взглядом с тем, кого сейчас хотелось видеть меньше всего. Все шло не так, он не чувствовал в этот момент под ногами достаточно надежной опоры, и неприятный холодок прошелся у затылка, но юноша только гордо вскинул голову, выгнув угольную бровь в ответ на новое издевательское замечание Джавдата:

– Дух, демон пламенный, не иначе, как заявил мне тут недавно самый никчемный из моих сыновей… Какая честь для нас, смертных! Вот только такой трюк вполне по силам провернуть любому, кто достаточно разбирается в травах…

С нарочитой медлительностью, мужчина перевел взгляд с Амани на стоявшего рядом Сахара и обратно.

– Вы обвиняете меня во лжи и… кознях? – на последнем слове безупречные губы юноши брезгливо изогнулись.

– О нет, я предлагаю доказать обратное, поскольку с предназначением не шутят! – вкрадчиво бросил Ризван. – Среди коней, которых я привел, есть такой, который не испугается и шайтана. В конюшне его сейчас не было, и применить какие-то уловки не получилось бы…

По кивку мужчины все обернулись в сторону ворот, и сразу стало ясно, о чем говорит княжий родственник. Он, вероятно, был вместе с князем, но несколько опередил и Амира, и своих людей.

Шесть или семь лошадей были не оседланы, но одного из них, антрацитово черного без единого просвета жеребца – вели под уздцы отдельно и первым. Насколько мизерно не разбирался Амани в лошадях, но надо было быть полностью слепым, чтобы не понять, что такого – можно только преподносить в дар шахам и эмирам! Жеребец недовольно встряхивал изящной легкой головой, изгибал тонкую шею, играя длинными грациозными ногами, фыркал и всхрапывал, демонстрируя не самый покладистый норов…

– Он предназначался для другого, но один круг по ущелью – и он твой! – Джавдат хищно усмехнулся, насмешливо поинтересовавшись следом. – Или несравненный Ас-саталь способен оседлать лишь мужской член в постели?

Аман едва удержался, чтобы не зашипеть от ярости в ответ на этот оскорбительный выпад, но лишь выпрямился с надменной плавностью и слегка повел плечами:

– Отчего же! – уронил юноша, почти не размыкая губ.

Взбрыкивавшего и упиравшегося жеребца уже спешно седлали в четыре руки люди Джавдата.

– Аман! – обеспокоенный сверх меры Сахар сделал попытку придержать товарища за плечо, но Амани спокойно убрал его руку.

В этот миг отступить – значило оступиться. Стерпев насмешку и признав ее правоту, потом он мог язык разбить до крови, изощряясь в остроумии, но судя по посерьезневшим лицам воинов вокруг, – потерял бы все, чего добился благодаря вчерашнему танцу, опять скатившись до прикроватного мальчика на ночь. А кроме того, заявление княжего родича даже нельзя было считать намеком на какой-то сговор, и эту язву следовало выжигать немедленно, покуда яд не пошел по жилам.

Аман без лишних слов шагнул к раздувавшему ноздри и передергивавшемуся всей блестящей шкурой коню, злобно косившему на него выпуклым темным глазом, и не глядя поймал брошенные поводья, отмечая, что этому черному бесу по крайней мере точно начихать на пантер и прочие запахи.

– Аман!!

Юноша лишь слегка повернул голову, на считанное мгновение встречаясь глазами с мечущим молнии взглядом почти бежавшего к ним Амира… А затем – ласточкой взлетел в седло, и не давая жеребцу опомнится, сжал колени и бедра у него на боках. От такой наглости вороной взвился на дыбы, и тогда Аман сделал то, чего делать ни в коем случае не следовало бы – дернув повод вправо, в сторону раскрытых ворот, пустил в ход еще и каблуки, заставляя окончательно взбешенного скакуна рвануться черной молнией. Только грива хлестнула по лицу, и пыль вихрем взметнулась из-под копыт…

* * *

Юноша отдавал полный отчет в безумии своего поступка, и утешал себя тем, что даже если он свернет себе шею, то его падение произойдет не на виду у всего честного люда крепости. Он не пытался даже управлять конем, который сам наверняка состоял в родстве с шайтаном, чтобы его бояться, и сосредоточился хотя бы на том, чтобы просто удержаться в седле, почти ложась грудью на длинную сильную шею.

Вот только вороной похоже твердо решил избавиться от навязанного горе-всадника. Он немного снизил скорость, начав выделывать коленца и взбрыкивать. Запредельным усилием воли пытаясь сохранить спокойствие, юноша заставлял себя не сжимать судорожно ноги, осторожно натягивая поводья, чтобы бес в сбруе для начала перешел на шаг. Вороной – ответил тем, что резко встал, снова взвиваясь на дыбы и начал бить копытами.

Закончилось все предсказуемо. Последнее внятное усилие юноша потратил уже не на то, чтобы удержать повод, а наоборот, послать свое тело в подобии прыжка и сгруппироваться, откатываясь подальше от разозленной бестии. В последний момент гаснущее сознание внезапно уловило хриплый выкрик, и Амани с неуместной иронией подумал, что теперь-то Аленький цветочек доигрался точно… А затем мир погас.

36

Аман очнулся от того, что лба касалось нечто холодное, и, раскрыв глаза, обнаружил, что лежит на шерсти плаща в тени от широких листьев. Под головой юноши было подложено что-то мягкое, а на грани слуха раздавалось прохладное журчание воды.

Он шевельнулся, пытаясь опереться на локоть и осмотреться, но был немедленно остановлен твердой рукой, только тут соображая, что оказался в оазисе далеко не самостоятельно и естественно не один.

– Шш… не вставай пока, ты сильно расшибся… – раздался хорошо знакомый низкий рокочущий голос, который сейчас почему-то разбавился хрипотцой.

Аман поднял руку, сдвигая со лба влажную ткань, чтобы видеть отчетливее, и сквозь зубы зашипел от боли, но не столько в затылке, хоть тот тоже сказал свое, а в плече и спине, боку.

– Кости не сломаны, – все так же ровно сообщил Амир, осторожными касаниями обтерев лицо юноши, после чего встал и отошел, чтобы вновь смочить край платка в источнике.

Мужчина говорил вполне спокойно, но опомнившемуся Аману захотелось взвыть от злости, досады и чего-то невероятно похожего на обиду: не с проклятого жеребца он только что свалился, он упал в глазах своего благороднейшего и щедрого господина! Это разом привело в чувство, и юноша сел, уже не обращая внимания на острые вспышки боли по всему многострадальному телу, а затратив еще немного усилий – принял ту позу, которая ему пристала изначально, невзирая на нрав и игры князя Мансуры…

Он слышал, как скрипнули под каблуками сапог мелкие камушки и песок, но не шелохнулся, лишь ветерок растерянно перебирал рассыпавшиеся спутанные пряди, скрывавшие опущенное лицо. Медленно сочились мгновения. Тишина звенела перетянутой тетивой, для которой лопнуть – лишь вопрос времени и неумелости лучника…

– Я дал слово, что никогда не подниму на тебя руку, – наконец раздался такой же чересчур ровный голос. – Но если ты станешь приветствовать меня подобным образом, я могу не сдержаться!

Казалось, что на миг даже светила остановили свой бег и замер сам воздух. Амани широко распахнул глаза, вскидывая взгляд к подрагивающей черте между землей и небом, попытался подняться с колен, но пошатнулся… и оказался крепко прижатым к обнаженной груди и удобно лежащим в кольце надежных рук.

– Нари!!! – юноша бездумно опустил ладонь на напряженное плечо князя, как было удобнее всего, и ответом стал яростный выдох в висок. – Бога ради, зачем?!!

Аман подумал и закусил губу, глядя в сторону.

– Я ведь все равно узнаю, скажи сам! – это была не угроза.

Амир несколько отстранился, приподнимая подбородок юноши, и заставляя взглянуть в свои глаза, все еще клубившиеся на дне одновременно лютым гневом и смертным ужасом.

– Нари… ответь, пожалуйста…

Губы юноши судорожно искривились в подобии усмешки, а затем Аман выпрямился и кратко и сухо поведал о предшествующих его эскападе событиях дня. Он видел, как по мере его слов каменели плечи отошедшего в сторону князя, все сильнее сжималась рука у пояса, и понимал, что ходит по грани более опасной, чем испытание непокорной лошадью.

– Я не мог отступить и поступить иначе! – юноша не оправдывал ни себя, ни других, лишь перечислив действия участников ссоры и приводя слова их сопровождавшие.

Амир ответил не сразу, тяжело выдохнув сквозь стиснутые до хруста зубы. Аман был в чем-то прав, и его безрассудный поступок можно было понять… Но как, какими словами возможно передать, как оборвалось и замерло сердце в тот миг, когда увидел, что юноша падает, что он не поднялся после и не пошевелился, – и вновь забилось, оглушая грохотом крови в висках, лишь тогда, когда убедился, что любимый жив, дышит, что если и ранен, то ничего непоправимого не стряслось!

– Ты мог погибнуть! Или покалечиться… – тихо произнес Амир, опускаясь на колено перед сидящим на плаще настороженным Амани.

Протянул руки, отводя от лица темные волны спутанных прядей, самыми кончиками пальцев – с трепетом очертил линию золотисто-смуглой щеки и дрогнувших губ, с укором и болью заглянул в ставшие растерянными глубокие очи…

– Нари!

Юношу затрясло, и он не смог бы сказать точно отчего именно: от того, что осознание насколько близко в очередной раз он был от смерти, и насколько глупой она была бы, – наконец пробилось к рассудку? Или же от того невероятного, еще не познанного и не осознанного, что происходило сейчас вопреки всем его ожиданиям?

Чуткие пальцы отстранились, и тут же вернулись обратно, пройдя по линии роста волос и зарываясь глубже в живой поток черного шелка, набирая его в пригоршни, играя и позволяя причудливым водопадом спадать вниз, либо же прозрачной пеленой, – тоньше сверкающей на солнце паучьей сети, – оплетать крупные красивые кисти до самого запястья. Словно в забытьи, юноша откинул голову, и только опустившиеся ресницы вздрагивали, когда перебиравшие его волосы руки изредка, невольно касались плеч или шеи – в самой ямочке над косточкой позвонка… Он не понимал себя, но даже не пытался анализировать реальность, почти растворяясь во властных и нежных прикосновениях, – это было слишком прекрасно, неуловимо-несбыточно, сродни настоящему колдовству, чтобы посметь нарушить таинство даже неловким движением… И когда пальцы случайно задели вспухшую ниже затылка шишку, Амани лишь выдохнул тихонько, пропустив боль сквозь себя.

Но все же, ласковые руки немедленно замерли, едва не сорвав с губ юноши стон острого разочарования, хотя опасался он зря. Мужчина просто сместился немного, чтобы было удобнее, и сместились немного пальцы, бережно разбирая густые пряди, мешавшие осмотреть ушиб.

– Голова кружится? – негромко спросил Амир: крови не было совсем, но опухоль оказалась довольно большой, чуть ли не с яйцо размером.

– Немного, – зачарованно отозвался Амани, не став скрывать очевидное.

Он лишь опустил собственные подозрения, что в это мгновение оно вызвано скорее не столько падением, сколько волнующей близостью князя и его удивительной заботой.

– Сними рубашку, я посмотрю остальное, и ссадины лучше промыть сразу, – попросил Амир, и юноша безропотно подчинился, радостно ухватившись за мысль, что болезненные ощущения помогут вернуть ясность рассудку.

Зря! Невольно морщась от острой боли в боку, Амани стащил с себя пыльную рубаху, и вздрогнул всем телом от неожиданности, когда князь вначале мягко отвел его волосы со спины вперед, аккуратно уложив через менее пострадавшее плечо. Амир не торопился, откровенно любуясь безупречной линией гибкой шеи и плавными очертаниями гладких мышц – хотя в 18-ть лет человеческое тело еще меняется, и меняется достаточно быстро, но Аман был уже в том возрасте, когда юноша гораздо ближе к мужчине, чем к мальчику, и пусть он никогда не походил на хилое изнеженное создание, но все же новые его занятия исподволь внесли свои неуловимые изменения, сделав линии тела более завершенными. Это был сильный, красивый молодой хищник, и Амир от души понадеялся, что спустя еще совсем немного времени и усилий он навсегда позабудет о золотой клетке, переступив ее окончательно.

Непривычно, а потому неприятно нервничающий из-за заминки юноша слегка повернул голову, отчего стрелы долгих ресниц полоснули бритвенным лезвием:

– Что-то серьезное?… – опять лишаться танца, уроков с князем и Хишадом, и… к тому же, этого чертового выплодка от иблисового семени, названного почему-то конем?!

– Нет, – теперь в тоне мужчины явственно скользнула улыбка, а голос разбавился низкими мурлычущими нотками. – Но пятен на тебе на целого леопарда.

Юноша тихо фыркнул, и опустил голову, опрометчиво позволяя господину и дальше творить с ним, что заблагорассудится.

Амиру понадобилось всего несколько скупых и точных движений, чтобы удостовериться, что Амани умудрился не сломать себе даже ребер, и сполна воспользовался невысказанным разрешением. Прикосновение прохладной влажной ткани обожгло нагретую солнцем кожу и сорвало дыхание… Юноша плавно повел плечами, опять поморщившись от боли в боку и, кажется из-за перемены позы еще решило заявить о себе бедро и колено. Его вновь поддержали. Следующее, скользящее вдоль позвоночника касание – заставило выгнуться дугой и охнуть… Притом, что мужчина в самом деле всего лишь осторожно стирал с него пыль и песок, затем более внимательно перейдя к ссадине вдоль локтя и тем, то на боку.

Его спокойные размеренные прикосновения постепенно унимали ноющее напряжение в мускулах, и против желания успокаивали не только тело. Аман далеко не сразу заметил и еще позже осознал, что ссадины очищены от грязи, он сам – от засохших потеков крови из них, а платок уже забыт, и сильная горячая ладонь просто легонько поглаживает спину, завораживающе покружив у шеи, мягко очертив лопатки, и медленно спускаясь к пояснице. Что больное плечо удобно устроено, не доставляя хлопот, а он почти лежит, откинувшись на широкую грудь мужчины и вздрагивая в такт ее колебаниям… Костяшки пальцев прочертили бьющуюся под кожей венку, чтобы невесомым касанием подушечки пощекотать впадинку между ключицами, и юноша беззвучно всхлипнул, – разум демонстративно отказывался возвращаться и прерывать эти изумительные и такие опасные мгновения.

– Шшш… Нари, огненный мой… мой… негасимое мое пламя…

Если бы он стоял, то после почти опалившего его, тяжелого выдоха над ухом, и коротких быстрых касаний жадных губ рядом, по границе волос и у основания шеи, – Амани наверняка добавил бы себе синяков, потому что кости мгновенно превратились в плавящееся масло. Юноша резко втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы, и схватился за запястье мужчины, невольно выгибаясь вслед движению ладони, свободно ласкающей его обнаженный живот. Пах сводило от накатывавшего душной волной возбуждения, но искусав себе губы едва не до крови, Аман все же неведомо откуда нашел силы прошептать:

– Нет! – он выпрямился, пытаясь уйти от туманящей рассудок власти рук мужчины, и потерпев неудачу, неожиданно сбился на отчаянную мольбу. – Нет, прошу…

Амани чувствовал, что князь замер, и сердце колотилось где-то в висках, а в следующую минуту, его крепко обняли, прижимая к себе и опять с нежностью гладя по волосам.

– Хорошо, успокойся, Нари! Моя ясная звезда… Успокойся, – хотя голос князя звучал глухо и сдавленно, но щадя его гордость, он в самом деле отпустил юношу, ограничившись лишь тем, что осторожно придержал у локтя, чтобы тот не упал. – И нам действительно пора возвращаться!

* * *

Амир осторожно помог ему натянуть рубашку обратно и прежде, чем юноша успел снова как-нибудь воспротивиться, собрал ему волосы шнурком вместо потерявшейся заколки. Мужчина неохотно отстранился, поднимаясь, отряхнул свою рубашку, которую подкладывал под голову потерявшего сознание юноши, и отошел к лошадям… Хмурый Аман безотрывно наблюдал за ним, и странное чувство ужалило сердце, оставляя после себя едко-кислую, как от незрелого плода, ноту нелепого разочарования.

Амани затруднился бы определить, что вызывало его злость – что сам просил отпустить его, или что князь исполнил просьбу, как и те желания, что он разбудил чуть раньше… Даже самое невинное и мимолетное прикосновение мужчины обжигало, разливаясь по телу приятной дрожью, и было бесполезно отговариваться долгим воздержанием и привитыми с раннего возраста привычками, ведь он же не реагирует так на, допустим, Кадера или Сахара, изголодавшись по члену до умопомрачения… Справедливо опасаясь выводов, к которым вели эти мысли, Амани зло прикусил губу, заставляя себя отвлечься наконец от щекотливой темы, и тоже встал.

– Почему он так спокоен сейчас? – спросил юноша, мрачно кивая на пофыркивавшего жеребца, которым Амир занялся в первую очередь, за неимением щетки или скребка воспользовавшись пучками травы.

Вороной одарил его явно насмешливым взглядом, словно говоря, что пять минут назад он тоже не особо вырывался из таких умелых, крепких и ласковых рук. Юноша намек понял и негодующе фыркнул, заставив жеребца тряхнуть гривой и едва ли не издевательски стукнуть копытом. Коронным взглядом Амани пообещал шайтанову порождению сквитаться при первом же удобном случае за все, когда странный звук отвлек обоих: Амир едва не плакал от смеха, наблюдая за своеобразным диалогом.

– Выбирай я тебе специально, и то не мог бы найти более подходящего коня!

От смущения и досады у юноши слегка порозовели скулы, а черные глаза полыхнули молниями, но Амир никак не мог перестать улыбаться. Хотя смешного по большому счету было мало! Брат вторично при всех оскорблял Амани, вынудив пойти на опасное испытание, ведь не нужно обладать всей мудростью мира, чтобы понимать, что юноше просто негде было научиться держаться в седле и обращению с лошадьми, а при падении можно разбить не только самолюбие, но и голову… Это само по себе заставляло задуматься.

Тем более, когда есть большая разница между высокомерным презрением к рожденному рабом, пусть даже тот одарен природой лучше многих свободных, желанием унизить и проучить, и тем, чтобы намеренно пытаться его убить! Джавдат обвинил Амани в том, что юношу целенаправленно делают центром интриги, искусственно создавая вокруг него соответствующий ореол и вводя в заблуждение простых воинов клана. Но было что-то неуловимо-настораживающее в поведении жеребца еще там, во внутреннем дворе… здесь, уже после того, как он сбросил Амана, – что наводило на подозрения о том, что как раз именно вороной, а не прочие лошади, подвергся какому-то воздействию, и сейчас Амир тщетно пытался определить какому.

Жеребец еще заметно нервничал, но не бесился, не пытался укусить, и окончательно утихомирился стоило избавить его от упряжи, которую мужчина перебрал до последнего ремешка и кольца, после чего так же тщательно осмотрел самого коня.

– Тебе лучше сесть со мной, – обратился Амир к юноше. Десны и углы губ вороного ему не понравились.

– Если я вернусь не на Иблисе, то не стоило и браться! – возразил Аман.

– Как ты его назвал? – изумился мужчина и хмыкнул. – А что, метко!

Поименованный Иблис с ним согласился, благосклонно позволяя гладить себя по роскошной гриве, и опять утыкаясь мордой в ручей.

– Но ты впервые садишься в седло, – Амир сразу же посерьезнел, – ты упал…

– Именно по этому! – юноша упрямо сжал губы: раз он ввязался во всю эту историю, значит и завершить ее должен так же блестяще как и начал.

Князь смерил упрямца тяжелым взглядом и покачал головой.

– Я не могу вернуться в Мансуру иначе! – Амани до белизны стиснул пальцы на жесткой пряди.

Амир еще раз взглянул в пылающие отчаянные очи своей строптивой звезды, и… сдался, против воли признавая его правоту, а заодно рассчитывая оценить реакцию остальных действующих лиц на триумфальное возвращение Амана, – сказать она могла о многом!