Текст книги "Фантазм (СИ)"

Автор книги: Виктория Абзалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Дождавшись, пока юноша выцедит все подогретое вино с какими-то горьковатыми травами, женщина обтерла ему все еще мокрое от слез лицо смоченным в холодной воде платком.

– Вот так! Успокоился? – карие глаза смотрели на него довольно сурово, но без гнева и презрения. Мадлена тоже была бледна, и улыбалась несколько принужденно, – Ничего… ты сильный, раз ты все это пережил, и еще способен кого-то любить, радоваться новому дню! Прошлое уже не изменишь, а будущее – можно. Думай лучше, что у тебя еще все впереди!

Мягкая ладонь скользнула по волосам и щеке.

– Вы знали, – севшим от плача голосом произнес Айсен, впервые глядя кому-то в глаза прямо и пристально. Он не спрашивал.

– Конечно, – подтвердила госпожа Мадлена. – Как же иначе! Я же должна знать, что за человек входит в мой дом.

– Почему? – Айсен спрашивал уже о другом, но его поняли.

Женщина бережно взяла его лицо в свои ладони.

– Господи, да кем бы я была, если бы отказала в помощи после всего того, что с тобой сотворили!!

Юноша немного растерялся от подобного бурного негодования, но на сердце отчего-то потеплело еще больше.

– И еще, – Мадлена вновь вернулась к своему решительному тону, – У тебя на лице написано, о чем ты сейчас думаешь, но я скажу, что никому кроме нас с метром Филиппом о твоем прошлом знать не следует! Никого ты этим не обманываешь! Это твоя тайна и ты имеешь полное право ее не выдавать. Никому до этого дела быть не должно – нечего языками попусту чесать! И потом, попробуй хотя бы единственный первый раз в жизни подумать о себе. Скоро ли вернется Фейран и вернется ли – мы не знаем…

От одного из предположений Айсен непроизвольно вздрогнул: он как-то старался не думать о такой возможности, убедив себя, что если он будет верить, что с возлюбленным все хорошо, то с ним действительно ничего не случится.

– Задумайся! – Мадлена между тем продолжала пытаться до него достучаться. – Очень может быть, что к тому моменту, когда вы встретитесь снова, ты сам не захочешь к нему возвращаться. Не отрезай себе сразу все возможности. И это никакое не предательство, не надо так на меня смотреть! Это жизнь. ТВОЯ жизнь! Не совершай ошибки, отталкивая себя в клоаку, куда тебя уже однажды втоптали против воли – отмыться будет куда труднее!

Женщина совсем разошлась и надеялась, что ее наставления не пройдут даром: вроде бы юноша все же задумался.

– Будь моя воля, – закончила она, тыча в пресловутый ошейник. – Я бы и эту мерзость с тебя сняла! Но раз уж вы так решили…

– Нет, – твердо отозвался Айсен, дотрагиваясь до вещественного свидетельства его рабства, которое по иронии судьбы оставалось единственным напоминанием о том, кто впервые дал ему ощутить себя человеком. Пусть лишь на мгновения, зато дорогие.

– Тебе будет очень трудно, – честно предупредила Мадлена, – Чем дальше, тем труднее.

– Я выдержу.

– Не сомневаюсь, – с долей грусти улыбнулась женщина. – Сомневаюсь, будет ли оно того стоить!

Последнее слово осталось за ней, и растерявшийся Айсен не нашелся с ответом. В самом деле, его жизнь меняется так быстро и так непредсказуемо, что загадывать что-либо было бессмысленно!

***

Разговор с мадам Мадленой словно наконец расставил все по местам, четко и ясно высветил уже произошедшие перемены и путь, который ему еще предстояло пройти.

В любом случае, у него уже есть очень и очень многое! По крайней мере, он может больше не бояться, что через пару лет закончит свои дни в «морилке» как Юса… У него даже есть шанс стать свободным и у него есть шанс стать любимым – и то и другое зависит только от него.

Странное чувство: пугающее и завораживающее одновременно!

А еще Айсен понял, что бояться ему надоело до смерти!

Мадам Мадлена права, по сравнению с тем, что с ним уже случилось – трудно придумать, что-то страшнее. Она права и в другом: школа, торги – это гадко и омерзительно, здесь не может быть ничего нормального, и хватит того, что он пережил это один раз, чтобы потом всю жизнь носить в себе!

И он не станет чувствовать себя за это виноватым! За что? За то, что не задавился все-таки? Не вскрыл себе вены, как Шамиль, или не превратился в кошачий обед после очередного побега, как несравненно более ценный, но чересчур необузданный огненноволосый мальчишка из еще более северных неведомых земель… Хватит! Он выдержал, пережил, переступил один раз – он сможет жить дальше!

Юноше было стыдно за учиненную на пустом месте истерику, но одобрительный взгляд госпожи Кер на утро придал ему сил, лишний раз подтвердив, что он на правильной дороге. Айсен собрался настолько, что у него даже хватило сил первому начать давно назревший разговор с метром Кером.

Вопрос стоял не праздный! Первое время Мадлена и Филипп старались держать его при себе: одна в качестве подручного при домашних хлопотах – там подать, то поднести, сбегать передать что-нибудь, другой – беря с собой в контору или на склады, где Айсен мог встретить знакомые лица, хотя бы того же Луи. Оба одновременно предоставляя парню возможность в полной мере узнать новый мир вокруг, и опекая его по-первости. Так что общение с детьми четы Кер пока было коротким и ограничивалось подколками и остротами Фей, на которые Айсен обычно отмалчивался, и расспросами Алана, на которые ему по счастью пока хватало познаний в музыке, стихах и этикете. Айсен больше общался с зеленоглазым бестией Готье, чем с теми, кто был ближе ему по возрасту, – за что правда заслужил вечную признательность няньки Франсин, у которой уже не хватало рук на двоих бесенят… Но естественно, что всегда так продолжаться не могло, и на горизонте замаячила первая трудность, прозорливо предсказанная Мадлен.

Филипп с задумчивым интересом выслушал немного сбивчивые соображения и доводы юноши, получая искреннее удовольствие и чувствуя себя в этот момент разве что не Пигмалионом. Полгода не прошло, а парень так сильно изменился, пусть и сам этого пока не замечает! Пройдет еще немного времени и Фейран своего «котеночка» не узнает абсолютно.

И черт бы его побрал, но он хочет на это посмотреть! Может быть, хоть кто-то заставит брата задуматься и увидеть вокруг кого-то еще, кроме себя любимого.

– Да, ты прав, – обратился крайне довольный Филипп к юноше, и удовлетворенно отметил после этих слов в синих глазах какую-то искорку.

Вряд ли Айсен сам понял, что ощутил от этого охотного согласия, но уж слишком оно напоминало обиду!

– Хорошо, что ты решил поговорить со мной, – поспешил объяснить Филипп. – Это значит, что ты переживаешь за них, не хочешь причинить вред даже неосторожно, по незнанию, случайной обмолвкой…

Рассуждая формально, общество бывшего раба для удовольствий не подходящая компания для невинной девушки и подростка!

Однако дело было в том, что как раз в таких вопросах мужчина доверял Айсену полностью. И то, что юноша заговорил об этом сам – только усугубляло впечатление.

Право! Спокойная рассудительность Алана, ни чуть не противоречившая его любознательности, не оставляла места для беспокойства, а бойкость Фей вполне возможно окажется заразительной и пойдет юноше на пользу.

Метр Кер озвучил свое решение за семейным ужином: Айсен умеет читать и писать, хорошо воспринимает язык, благодаря музыкальному слуху, но кому-то необходимо помочь ему освоить латинский алфавит и цифры. Возможно и не только.

Постановление отца было воспринято старшими детьми в диаметрально противоположном ключе.

Алан определил поручение, как знак доверия: ему поручают ответственное дело, ведь для Айсена он будет почти наставником. Статус юноши его ни коим образом не смущал, поскольку с этой стороной жизни он был знаком только по строчкам Святого Писания вроде: «не возжелай ни раба его, ни вола его» и тому подобное, в довершении ко всему, как обычно и случается, не имея ни малейшей склонности раздумывать над тем, что требовалось зазубрить.

Алан наоборот обрадовался возможности сблизиться с парнем, разговорив его куда больше, чем Айсен отвечал обычно. Застенчивость юноши и явная неуверенность то и дело сквозившая в его манере держать себя, вызывала в подростке некое бессознательное покровительственное стремление. Что-то похожее он испытывал к младшим брату и сестренке, с той разницей, что по возрасту у них пока было немного общих интересов и увлечений. Айсен же совсем другое дело!

Энтузиазм подростка был искренним и ненаигранным. Знание, что родители, которых он безмерно уважал как образец всего, чем он хотел бы стать и что хотел бы встретить, – успешный преуспевающий уважаемый мужчина, глава семьи, заботливый отец, любящая мать, достойная жена, хозяйка с большой буквы, которые тем не менее никогда не злоупотребляли своим авторитетом и властью, – всецело одобрят его выбор приятеля, придавало уверенности в своих действиях.

Лучшего товарища для Айсена трудно было представить, и Филипп это знал. Разница в возрасте была совсем незначительной, и мальчики могли легко сблизиться. Алан иногда был способен продемонстрировать рассудительность не по годам, рано проникнувшись своим положением старшего сына и наследника отцовского дела. С другой стороны, страдания тоже делают человека старше и мудрее, и мужчина был уверен, что Айсен не допустит никаких недоразумений настолько, насколько это будет в его силах.

А вот Фей вызывала серьезное беспокойство! Вздорная девчонка как раз вошла в тот возраст, когда пора идти к алтарю, и Филипп уже знал за женой особенный задумчивый взгляд, оценивающий того или иного молодого человека, переступающего порог, на предмет подходящей пары для заневестившейся дочери. И хотя сам кляня свою слабость, он понимал, что в чем-то Мадлена права, но не хотел торопить дочь, давая ей возможность сделать выбор сердцем, а не умом, и оставляя себе возможность еще побаловать свою девочку…

Фей давным давно почувствовала свою безнаказанность, в том числе в некоторых щепетильных вопросах. Можно сказать, что ей не хватало именно того, что у Алана наличествовало в избытке – ответственности. Характер у нее безусловно был, как впрочем и у каждого представителя этой семьи, но к сожалению пока не находил себе применения, выражаясь временами где не надо и не к месту.

От известия, что она вдруг, ни с того ни с сего, должна взвалить на себя роль няньки-наседки, девушка скривилась так, как будто ее заставили натощак проглотить сырое яйцо, да к тому же несвежее.

Нет, было бы к кому! А то – тоже, велика персона… Нет, ну было бы в этом Айсене хоть что-то интересное, кроме его хорошенькой морденции! Двух слов связать не может, жмется хуже монашки в солдатском обозе!

Последнее замечание может и было верной по смыслу метафорой, зато абсолютно не соответствовало обстановке и тону разговора. Не говоря уж о том, что совершенно не подходило приличной девице, о чем тяжело сообщила Мадлена, смерив провинившуюся многозначительным взглядом из самого своего усиленного арсенала. Филипп, так же неприятно впечатленный несдержанностью и лексиконом дочери, кратко заметил:

– Я вижу, что твоя мать была права, и мне следует быть гораздо строже! А так же вплотную заняться поисками мужа для тебя. И раз уж ты так широко осведомлена, я надеюсь, что ты сможешь, – последнее слово прозвучало с особенным ударением, – пересилить себя и проявить участие к тому, кто в жизни не был столь щедро одарен божьими милостями!

Фей прекрасно понимала, что ляпнула лишнее, но в ответ молча скривила очаровательные губки.

К этому времени весна уже давно перешла в лето, а к осени Фей в корне изменила свое мнение, хотя не спешила в этом признаваться даже себе. На подколки и придирки Айсен реагировал с воистину безграничным терпением, хотя с таким-то прошлым в этом не было ничего удивительного – у него было даже более чем достаточно возможностей потренироваться в данной похвальной добродетели. Девушка не могла не понимать, что порой переходит границы дозволенного и элементарной вежливости, но в конце концов – парень сам напрашивался на подобное, безропотно снося ее выходки. Да и необходимость таскать за собой еще и братца, когда привыкла к полной свободе, не добавляла благодушия. Хотя опять-таки, Фей знала, что и без Айсена родительский контроль за ее поведением непременно ужесточился бы: одно дело ребенок, другое девица на выданье.

В целом, дело обстояло не так уж плохо: Алан все больше времени проводил с отцом, начиная вникать в дела, Айсен тоже частенько просиживал за гроссбухами с другом на пару, сообща продираясь сквозь хитросплетение цифр. И Фей определила, что потерпеть немного, разбирая с ним несколько страниц из книги не так уж сложно. Зато Айсена можно было без проблем брать с собой в качестве положенного сопровождающего, который тем не менее ни в чем не возражает. К тому же, она получила практически личного музыканта, чем никто из ее друзей похвастаться не мог, да еще такого, что обзавидуешься!

С рабами не ведут изысканных разговоров и уж конечно их мнения никто не спрашивает. Вполне понятно, что Айсен не блистал в непринужденных беседах, но не имея склонности к словесным играм, юноша с лихвой компенсировал ее иным, еще более редким дарованием, вкладывая, как и прежде, все свои мысли и чувства в музыку.

Гитара не стала полноценной заменой верному сазу, но и в ней было свое очарование, открытое ему Луи. Тот был истым сыном страны трубадуров, и мог изобразить не только скабрезные песенки.

– Не тоскуй, – смеялся собираясь в очередную деловую поездку Клеман делавшему успехи в игре юноше. – Привезу тебе саз! Самый лучший! Сколько струн?

– Десять, – выбрал Айсен, вспомнив свой старенький инструмент, оставшийся в доме Фейрана.

– Хоть двадцать! – подмигивал Клеман.

– Двадцать – не бывает, – рассмеялся юноша.

– Я – найду! Хоть тридцать! Не веришь?

– Верю! – отмахнулся Айсен с улыбкой, – Только у меня пальцев не хватит!

Фей ревниво наблюдала за этой сценой, скривив губки в своей особой гримаске. Луи ей не нравился, но девушка знала, что Мадлена на полном серьезе рассматривает его в качестве будущего зятя (Клеман был сиротой, сыном одного из разорившихся компаньонов Филиппа, заработав свое место правой руки торговца потом, а то и кровью. Он стал бы и Алану неплохим подспорьем, а не возможным соперником, так что при таком раскладе и овцы оказывались целы и волки, точнее волчата – сыты).

У возможной невесты все эти соображения, как и всякое ограничение, вызывали бурю протеста, мешая даже мельком разглядеть за какими-либо условиями самого человека. Что однако не помешало чувствовать себя оскорбленной и обойденной: и с чего это претендент на ее женихи обещает подарки не ей, а какому-то мальчишке?! Вот пусть и не надеется на ее приданое!

Что с того, что парень хорошо играет? Подумаешь, вон на площади дрессированная обезьянка фокусы показывает – тоже не каждый повторит! Решительно ничего выдающегося!

Получается, что не «подумаешь», и получается, что нечто особенное все же было. Фей еще не успела отойти от праведного негодования в компании своих друзей-приятелей: неразлучной парочки Мари и Антуана, ее брата Анри, двоих закадычных врагов Илье и Дамиана (один другого хлеще), – как новое происшествие окончательно выбило почву из-под ног самоуверенной особы.

Пока девушки возмущались по поводу полного отсутствия куртуазности, Илье и Дамиан устроили очередное состязание в остроумии, изредка отвлекаясь на «умудренные» комментарии по поводу женщин. Естественно никто из этих блестящих отпрысков благополучных и уважаемых семейств не обращал особого внимания на «довесок», негромкий голос струн звучал приятным сопровождением.

Айсен опустил гитару на колени, задумавшись о чем-то своем и явно не очень веселом, когда раздался неожиданный оклик:

– Эй, парень, подойди-ка на минутку!

Тут уж замолкли и обернулись все: на стоявшего у входа в кабачок мужчину, небрежно привалившегося плечом к косяку. У незнакомца были яркие живые серые глаза и длинные русые кудри до плеч, в которых уже местами проглядывала седина. Из-за плеча виднелся гриф инструмента в потертом чехле.

– Вы меня? – удивленно переспросил Айсен.

– Тебя-тебя!

Юноша поднялся, отложив гитару, и приблизился. За его спиной кто-то сдавленно ахнул:

– Кантор! Сам Ле Флев!

– Золотая струна…

Ставший уже легендарным трубадур, не обращая больше ни на кого внимания, запросто взял парня за руки и развернул их ладонями вверх.

– Такие руки сделают честь любому из нашего брата! – вынес он свой вердикт после паузы, цепко осматривая юношу перед ним, – На чем еще играешь?

– На сазе, и таре немного… – Айсен не мог знать, кто перед ним, но потому как все вокруг затаили дыхание, понял, что происходит нечто необыкновенное.

– Тогда понятно, откуда такая манера, – хмыкнул мужчина, продолжая исследовать тонкие руки. – Пальцы ломал?

– Да.

– Поэтому перебор у тебя идет неровный, резкий, – заметил Кантор ле Флев.

Сильные и чуткие пальцы поднялись чуть выше и остановились на запястьях. Когда паренек поспешно опустил ресницы и дернулся, взгляд мужчины уже без всякого сомнения уперся в ворот.

– Она твоя хозяйка? – совсем тихо спросил он, кивая в сторону Фей, взиравшей на них как и вся компания выпученными от изумления глазами.

Айсен покачал головой.

– Эх, парень, жаль, что я сейчас не при деньгах совсем! – искреннее бросил Кантор, – Взял бы тебя с собой! Ничего, даст Бог, еще свидимся, я тебя не забуду…

Часть четвертая

***

– Неужели не хочется?… – поинтересовался Филипп, наблюдая, как юноша неторопливо собирает расписки, которые они с Аланом должны будут просмотреть и проверить.

Разумеется, Фей уже успела поведать всем и вся об ошеломительной встрече с легендой, так что все разговоры уже не один день так или иначе касались мнения самого Кантора о способностях Айсена, и лишний раз пояснять вопрос не требовалось.

В этот раз Айсен как и всегда промолчал, и мужчина усмехнулся про себя: юноша не из тех, кого в восхвалении называют борцами, но вот так без единого слова давать отпор ему все-таки пришлось научиться! Все же не все люди ангелы и порой даже самые достойные из них скатывались на уничижительно пренебрежительный тон, едва видели на горле парня ошейник.

Особенно заметно это было, если знак рабства замечали не сразу. Контраст между подобным отношением, и тем, к которому он незаметно для себя привык в доме купца – был разительным, и должен был язвить все сильнее.

Раньше бы мальчишка вовсе ничего не заметил, но спустя почти год почти вольной жизни Айсен, начинал воспринимать свое положение все более и более остро. Юноша держался стоически, однако от внимательного взгляда Мадлены и Филиппа перемены не ускользнули. Айсен стал выбирать одежду плотно закрывающую шею чуть ли не целиком, хотя ошейник по-прежнему был ему свободен и достаточно было небольшого воротника чтобы его закрыть. Он снова начал прятаться в тени, стараясь как можно меньше обращать на себя внимания… И молчал.

Что ж, Кер определенно понимал трубадура, который не смог пройти мимо: вместо убогого языка, за парнишку говорила сама душа, рвущаяся из плена, – тела ли, условий и обстоятельств, – аккордами и созвучиями.

Однако сейчас мужчина был не намерен продолжать эту игру в молчанку! Он отобрал у юноши бумаги и усадил в кресло напротив.

– Ты ведь не счетовод, это видно сразу… Да и счетовода я всегда найду! – Филипп зашел издалека.

Айсен нахмурился: значит ли это, что он плохо справляется?

– Был бы у тебя наставник – всем учителям учитель! Его короли наперебой зазывают, а он не идет, – продолжал искушать мужчина.

– И вы отпустили бы…? – вырвалось у юноши, хотя он продолжал упрямо смотреть в окно куда-то за спиной собеседника.

Кер тяжело вздохнул:

– Я своих слов назад не беру, ты знаешь, – утвердил он с нажимом.

– Знаю… – тихо подтвердил Айсен.

– И? – ненастойчивый торговец – готовый преемник для нищего на соборной паперти. – Совсем не хочется?

– Хочется!! – юноша вдруг резко махнул в его сторону ресницами, синие искры сверкнули сквозь занавес. – То есть, не королевских приглашений, а…

Он в самом деле просто не мог объяснить. Айсен уже успел наслушаться, кто именно его подозвал, и что подобное – с неба не падает! То, что ТАКОЙ человек обратил внимание даже не на песню, а на бездумный наигрыш – вышибало дух почище памятного коньяка Клемана! Вбитым в него чутьем неоднократно ученного раба – он не ощущал здесь угрозы и верил, что музыканта заинтересовала именно игра, а не что-то другое… И даже ошейник его не смутил!

…понимание последнего кануло еще одним драгоценным талантом в копилку…

Сделать еще один шаг к воле, найти свое призвание… Призвание, которое воистину воплощало собой квинтесенцию свободы!

– Но… – Айсен запнулся, пытаясь подобрать слова, – Я не могу! Так и не встретившись, не поговорив с ним…

У него не получилось объяснить толком, но Филипп понял.

Теперь уже молчание затягивал он. Прежде, чем бросить через весь стол потрепанный свиток:

– Тогда читай! – он не пытался скрыть неудовольствия.

Айсен протянул руку неловко, цепенея от понимания, что это может быть…

Что? Да всего лишь письмо!

Краткое и сухое, даже доставленное со значительным опозданием, оно ничего нового в себе не несло: Фейран не считал нужным хотя бы немного объяснить мотивы своих поступков. Извещал о решении. Вежливо интересовался делами брата и его семьей…

Об Айсене не было сказано ни слова.

Юноша молчал, не поднимая глаз от строчек: в конце концов, Кантор ле Флев отметил его лишь мимоходом, между своими делами…

А любимый жив! Здоров… И ничуть не изменился!

***

Возможно, встреча с Кантором ле Флев не стала судьбоносной, но кое-что она все же изменила. Признание со стороны такого известного и выдающегося человека заставило компанию приятелей Фей все же заметить навязанного им юношу и обратить на него внимание чуть больше, чем обычно – как на дополнение к инструменту. Их любопытство бывало бесцеремонным, вопросы порой вызывали неловкость у юноши, а в обращении сквозила снисходительность, но все же это было лучше, чем игнорирование. Тем более что хотя Айсен конечно был в чем-то наивен, но не глуп, и видел, что похожее отношение распространялось на всех, кто был ниже по положению этих самоуверенных юнцов, убежденных, что весь мир принадлежит им.

В каком– то смысле это было именно так! Никто из них не сталкивался с нуждой, и уж тем более, на свое счастье, не знали, что значит быть бесправной жертвой чужой прихоти, не смея ни защитить, ни даже выдать себя, чтобы не навлечь еще худших последствий. Что общего могло у них быть? Юноше не трудно было играть для них, но от так называемых развлечений он уставал куда больше, чем если бы все это время работал, не разгибая спины.

Теперь уже он старательно избегал необходимости участвовать в увеселениях, предпочитая помогать Алану, который держался с ним естественно, выполнять поручения в конторе, либо читать какую-нибудь книгу. Однако на пути к уединению оказалось одно непреодолимое препятствие – Фей.

Женщина, пусть даже совсем юная – удивительное и странное создание! Порой достаточно одной случайной мелочи, чтобы тронуть ее сердце или же навсегда лишиться такой возможности. Ей самой казалось, что у нее вдруг открылись глаза: образ прекрасного (а то, что Айсен хорош собой, пусть и несколько в другом плане, чем требуется: не являясь златокудрым херувимом с томной бледностию, зато с положенной печалью во взоре – она заметила сразу), талантливого юноши, обреченного на рабскую участь – словно вышел из баллад. Дальше оставалось только расписать роли!

Отцу и матери отводилось амплуа тиранов, которые несомненно сменят свою милость на образ домашнего дракона едва заметят признаки сердечной склонности, и возможно обрушат на голову ее объекта какую-нибудь страшную кару по примеру Потифара, отправившего Иосифа в темницу. Себе Фей, само собой, оставляла место прекрасной девы.

Пусть она была всего лишь дочерью купца, и менестрели не выстраивались в очередь под ее окнами, толпа рыцарей не таскалась за ней в тщетном ожидании единого благосклонного взгляда, но это не значит, что не хотелось! И теперь у нее была своя, собственная история!

Свой семнадцатый День рождения Айсен встретил в постели, сильно застудившись на Рождество: служба в насквозь продуваемом соборе, которую пришлось выстоять со всей семьей, праздничные хлопоты, из-за которых уже не обращаешь ни на что внимание, сами гуляния… То, что он давно хлюпает носом, не в состоянии нормально глотать и вообще как-то неприятно себя чувствует, юноша заметил лишь тогда, когда суета уже схлынула, а он в одно отнюдь не прекрасное утро не смог встать с постели дальше, чем требуется, чтобы оправиться.

Ко всеобщему удивлению, Фей, обычно избегавшая всяческих неприятных обязанностей, внезапно стала верной помощницей хлопотавшей матери, обнаружив в себе талант сиделки. Нет, не надо думать, что доброта и участие совсем были чужды девочке, но для их проявления требовался мощный стимул!

Вот только Айсен, утонувший во взбитых подушках, завернутый в теплое одеяло по самый кончик носа, пока грудь и горло пекло от припарок, был не в состоянии оценить ее старания. К тому же, ничего подобного ему и в голову не могло придти по целому ряду причин. Юноша просто порадовался, что и старшая дочь метра Кера, как видно, полностью приняла его.

Филипп и Мадлена вели себя с ним не то что не как с рабом, а скорее как с принятым в семью воспитанником. Айсен сам не мог определить и озвучить тот отзыв, в глубине его существа, который вызывала их забота, но знал одно – еще никогда нигде ему не было так спокойно!

Значит ли это, что у него появился дом, – место, где ему всегда рады и его всегда примут?

Пришла весна, а вслед за ней пришло новое письмо. Не то чтобы Айсен думал, что оно для него, хотя говорят, что надежда умирает последней, но все возможные разочарования меркли перед возможностью узнать, убедиться, что любимый жив, благополучен, что он где-то есть и ему светит тоже солнце…

Юноша не сердился, что метр Кер не торопится показывать ему послание, догадываясь о причине, и грустно улыбался себе: о чем он может мечтать? Даже случись с ним внезапное потемнение рассудка от страсти, Фейран не такой человек, чтобы даже теряя себя от влечения, забрасывать пылкими посланиями! Такое случается только в слезливых сонетах и балладах, которыми в последнее время замучила его Фей.

Собравшись духом, Айсен все же решился спросить своего покровителя о письме, но видимо судьба определила, что уже достаточно явила ему свою милость. Юноша вошел как раз в тот момент, когда Мадлена приглашала гостя задержаться и пообедать с ними, естественно получив полное его согласие.

– Ты что-то хотел? – обратился к нему Филипп, и если сначала Айсен промедлил, не желая отвлекать мужчину от его дел по пустяку, то потом – попросту застыл, узнав в его собеседнике не кого иного, как Ожье ле Грие…

А что в том странного? Такой же купец, один из компаньонов Кера… Странно, что они не встретились раньше!

Может и стоило сказать тому спасибо, за то, что когда-то он невольно столкнул раба и господина, но сейчас юноше было не до благодарностей! Конечно, теперь не приходилось опасаться, что его продадут, бросят на потеху, но все же мало приятного в том, чтобы лицом к лицу столкнуться с прошлым, которое он так старательно изживал в себе!

Обернувшийся торговец тоже узнал юношу, пусть и не сразу, – скорее по распахнутым неповторимо синим глазам, чем по общему облику, и был, похоже, изумлен не меньше.

– Вот это встреча! – он двинулся к предмету своего интереса.

Айсен невольно отступил, и эта реакция окончательно убедила мужчину, что он не ошибся и еще не страдает видениями.

– Ну и ну! – Грие потряс головой, подробно и придирчиво рассматривая молодого человека перед ним, задерживаясь на самой мелкой и незначительной детали в его внешности, пока наконец не озвучил свою мысль. – Твой хозяин ослеп, заразился половым бессилием и сошел с ума одновременно, что решился расстаться с таким чудом?!

Юноша молчал, не представляя, что он вообще может ответить и стоит ли. Как всегда на помощь пришел Филипп, сухо разъяснив ситуацию:

– Айсен в этом доме не раб, а сын!

После такого заявления, да еще подобным тоном, охоту к расспросам могло отбить у кого угодно, к тому же хозяин дома надеялся, что вертящиеся около взрослых Фей и Алан не успели уловить смысла фразы визитера, не обременяющего себя излишним тактом.

– Садись! – это было обращено уже к Айсену, и юноше затем пришлось вытерпеть всю продолжительность званого обеда сполна.

Обычно ему прощалась склонность избегать настолько щепетильных моментов, – Айсен научился виртуозно от них увиливать, совершенно расслабляясь лишь в отсутствии посторонних. Однажды вмененная обязанность садиться за господский стол, – была для него не честью, а тяжким испытанием! Присутствие Грие, чей интерес никак не скрасил его, только добавляло нервозности: юноше кусок не лез в горло под изучающим взглядом напротив.

Казалось, Мадлена тоже пришла на помощь, отослав его по мелочам, но столкнувшись в узком коридорчике с воплощением вновь оживших страхов, Айсен не смог ничего, кроме как беспомощно втянуть в себя воздух…

– А ты похорошел, котенок! – раздался над ухом вкрадчивый баритон на родном языке.

Крепкая рука бесцеремонно сгребла его за ягодицы, притискивая юношу вплотную к себе.

– Отпустите! – синие глаза потемнели почти до черноты, изо всех сил Айсен упирался в грудь надвинувшегося на него мужчины.

– И посмелел, – довольно отметил Грие, поглаживая второй рукой стройное бедро.

Айсен рванулся, но добился только того, что его развернуло, и теперь он оказался к мужчине спиной. Его по-прежнему крепко держали за бедра, и чувство было такое, как будто на плоти сомкнулись тиски. Уклоняясь, чтобы избежать контакта, юноше пришлось немного нагнуться, вцепившись в подоконник, чтобы не упасть, чем тут же не преминул воспользоваться Ожье, почти ложась на него. Мощная эрекция ощущалась даже сквозь плотную одежду, вжимаясь в словно нарочно выставленные ягодицы.

– Так значит, мой добрый товарищ взял тебя под крыло?

Сейчас было достаточно просто завернуть полы сугутена и сорочку, немного приспустить брэ, чтобы беспрепятственно войти в отчаянно извивающееся тело.

– Я буду кричать!!

– Как соблазнительно! – губы касаются ушка, чужое дыхание кажется оглушающим. – Зная Кера, твоя попка наверное уже забыла, что такое мужчина! Узенькая-узенькая… как у девственника…

Айсен снова рванулся, безнадежно пытаясь отодрать от себя жадные руки, оказавшиеся вдруг крепче железа.

– Отпустите!! – голос сорвался, хотя не столько от страха, сколько от отвращения.

Выворачиваясь он довольно удачно попал локтем и по ноге, и хватка наконец немного разжалась.