Текст книги "Фантазм (СИ)"

Автор книги: Виктория Абзалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Да уж, что лучше – распущенность или безразличие? Юноша, похоже, абсолютно естественно воспринимает, что его имеют все без разбора. Возможно, отошли он его к кому-то вроде настойчивого Грие, Айсен и прибежал бы за защитой снова, но благородный пожилой ученый совсем иное дело, и вместо возражений мальчик сейчас с готовностью подставляет попку или ротик. Как готов был подставить ему самому еще до того, как открыл для себя, что такое полноценный оргазм.

Сейчас даже злости не было, – не получалось на него злиться. Зато хотелось явиться в школу, выдрессировавшую из чистого ангела, каким по сути является любой ребенок, подстилку, искреннею в своем бесстыдстве, – и подсыпать владельцам какого-нибудь особо медленного и мучительного яда!

За то, что его счастье оказалось отравленным. Чувство вины, владевшее им после того, как они с Айсеном оказались в одной постели, за то, что и он недалеко ушел от тех, кто пользовался юным рабом, ушло довольно быстро: как только он окончательно убедился, что все происходящее парнишке в радость и удовольствие.

Еще быстрее появилось отвращение: опять таки даже не столько к Айсену, – юноша провоцировал желание одним своим существованием, – сколько к себе, почему он не может прекратить овладевшее им вдруг безумие…

Вероятно, именно потому и не может! Мальчик был так невинен в своем желании услужить хозяину любым способом, синие бездонные глазищи смотрели с таким безграничным обожанием и почтительной любовью, явно не усматривая ничего порочного и постыдного в своем желании принадлежать кому-то, что хотелось ударить наотмашь и бить пока эта собачья преданность не сменится на что-то более осмысленное… Тошно. Противно.

Только помани пальцем и распрыгался котенок, любой приказ хозяина закон. Наверное, прикажи он обслужить себя немедленно прямо перед гостем, – выполнил бы… Выполнил же Айсен его последнее распоряжение!

Губы мужчины сами собой скривились от отвращения. Когда в полной тишине раздались осторожные неуверенные шажки, зашелестела материя, пока мальчик укладывался, – едва удержался, чтобы не встать, выйти, увидеть на чистых щечках прозрачный неуверенный румянец, который всегда появлялся у юноши во время занятий любовью… Удивляясь, насколько совершенная форма противоречит содержанию. Айсен ведь даже не честная шлюха, не блудливая блядь, он хуже.

Просто раб и больше ничего.

Что ж, исследования проведены, анализ закончен, выводы сделаны и можно ставить точку.

Радужные сны кончились, отрезвление наступило быстро, и пробуждение было безрадостным.

Айсен был благодарен уважаемому гостю хозяина, впервые столкнувшись по отношению к себе с такой безграничной и действительно абсолютно бескорыстной добротой. Услужить ему было не в тягость, тем более что пожилой мужчина лишь однажды попросил (!) его о чем-то сверх обычных повседневных нужд. Знание, что массаж не направлен на возбуждение и продолжения не последует, успокаивало, а искренняя похвала заставила вспомнить об улыбке. Доброе слово и кошке приятно.

Зато вот уж кто-кто его больше не баловал, так это господин: ни добрыми, ни просто словами, ничем, – по всему, вовсе вычеркнув его из списка людей. Только однажды, когда еще гость был в доме, вскользь безразлично бросил:

– Вижу почтенный Ахмади тобой доволен…

Потом не стало и этого, господин был чем-то озабочен и почти постоянно раздражен. Как-то войдя в купальню, и застав там Айсена, раскладывающего полотенца, вспыхнул гневом почти так же, как при недоразумении между ними во время лечения.

– Ты что здесь делаешь? – вымыться он был вполне способен и сам, и прямо запретил мальчишке лезть к нему, тем более что обстановка была более чем интимной. Настырный, – его в дверь, а он в окошко!…

– Ничего… – еле слышно пролепетал юноша, еще ниже опуская голову, тонкие руки замерли над узорчатой вышитой тканью.

– Брысь! И не попадайся на глаза, пока не позову, иначе я все-таки продам тебя при первой же оказии!

Побелевший как полотно, которое держал, Айсен опрометью вылетел вон. Сердце зашлось, – колотилось, как безумное, но ни слез, ни обид не было больше: кончились слезы, и какие обиды могут быть у раба!

Глупо. Смешно: напридумывал, навоображал себе глупый раб чего-то, а секрет оказался прост – не в тебе дело, просто этому его господину нравилось, когда игрушка под ним кричит от страсти, а не от боли. Добрый господин, ласковый… Вот и все.

А теперь поиграл и хватит. Котенок… Забавный котенок, – юноша задержал противень с докипавшим маслом, не чувствуя, что пальцы жжет сквозь тряпицу. Вспомнилось: красивый…

Плеснуть бы себе этим маслом в лицо! Тогда он никогда не будет больше красивым, и играть с ним станет неинтересно, и не будет смысла ни отдавать кому-то, ни продавать… Что с того, что в этот раз почтенный Ахмади его не тронул, всегда найдется кто-нибудь менее щепетильный.

Или менее брезгливый, которому плевать на шрамы была бы дырка, – но какая в сущности разница! Когда ломают тело, не так больно, чем когда выбрасывают душу, как грязную салфетку. За ненадобностью.

«Господин, единственный мой!

Сердце мое у ног твоих, – ступай твердо…»

А вдруг все-таки вспомнит еще, позовет разочек! Руки бы его коснуться…

Жестокая пощечина заставила его очнуться, противень отлетел в сторону, расплескивая горячее масло – к счастью мимо. Хамид с минуту смотрел на мальчика, равнодушно стоявшего в ожидании следующей оплеухи, и с коротким хриплым звуком, как будто у него тоже дышать не получалось, прижал Айсена к себе. Старик гладил его по волосам, по плечам, напряженной спине, но юноша молчал. Он не плакал, не вздрагивал, не делал попыток отстраниться, словно одеревенев целиком, и Хамид был вынужден отпустить его.

Старый раб обработал мальчику обожженную руку и усадил в уголке, подальше от всего, чем тот мог себе навредить. Айсен так и остался сидеть в неловкой позе, опустив поврежденную кисть на колени и уткнувшись в пол потухшими глазами, пока его не окликнули снова.

Что рука! Рука заживет, и следа не останется, а сердце… Поздно. Все поздно, замкнулся парнишка.

Погасил господин огонек и не задумался.

***

Не то что бы Фесс был по пути, или корабли нуждались в заходе в гавань, да и положение Филиппа Кера было таковым, что он давно мог не отлучаться из конторы, пересчитывая с компаньонами барыши, положившись на помощников и приказчиков. Особенно после того, как недавно с выгодой приобрел перспективные серебряные рудники. Поездка целиком была не столько необходимостью, сколько данью некоторому духу авантюризма, а заход в Фесс служил благой цели наладить с найденным братом хотя бы какие-то отношения.

Фейран вначале казался искренне обрадованным, расспрашивал о семье, предлагал задержаться у себя, – с чего бы беду заподозрить. Беседа была долгой, как водится, перешла на политику, войны, не могла не зайти и о вопросах веры, однако шла на удивление мирно и без серьезных споров. Неожиданный визит прервал их.

– Если ты не торопишься, – радушно обратился к брату Фейран, поднимаясь, – дождись меня. Это не займет много времени… Айсен!

Окрик прозвучал диссонансом. Доселе невидный и неслышимый раб возник рядом.

– Развлеки пока гостя…

Мальчик у его ног заметно вздрогнул.

– Ты хорошо играешь, – закончил хозяин, даже не взглянув в его сторону, и вышел.

Филипп в самом деле никуда не торопился, с удовольствием слушая нежные переливы саза: мальчик действительно играл хорошо, ни разу не ошибся. Мелодия оборвалась внезапно и резко – жалобным всхлипом, с которым лопнуло сразу несколько самых тонких струн.

– Простите господин, – тихо проговорил юноша, – я не смогу исправить сейчас… Новых струн нет.

– Ничего страшного, – мягко заметил Филипп. – Налей мне немного вина: кофе у тебя получается замечательный, но я его не очень люблю.

– Простите, господин, – мальчик послушно исполнил сказанное.

– За что? – невольно изумился мужчина, – За то, что я не люблю кофе?

Ненаблюдательный торговец быстро вылетает в трубу, мужчина повнимательнее присмотрелся к юному рабу своего брата и ужаснулся. Перемена, произошедшая за довольно короткий промежуток времени, была разительной: от колдовского видения, поразившего Грие, осталась бледная тень, мальчик совершенно зачах. Он не мог видеть выражение глаз, поскольку головы раб ни разу не поднял, но юноша выглядел так, как будто страдал от тяжкого недуга, и в довершении всего его морят голодом. Мысль о том, что делает на досуге с этим мальчиком его брат, пользуясь его бесправным положением, – сама по себе была неприятна, а весь облик юноши представлял собой воплощенную муку.

Филипп хмурился. Тристан всегда был не из тех людей, которые спокойно проходят мимо чужой боли. Отчасти именно поэтому он наперекор всем предпочел семейному делу свое непростое призвание, и не отказался от него даже под угрозой смерти, решившись изменить другие обстоятельства. Однако сейчас Кер был вынужден спросить себя, так ли уж хорошо он знает своего брата, и насколько тот мог измениться за прошедшие года. Тристан не терпел несправедливости. А сейчас ведет себя как настоящий рабовладелец, распоряжаясь другим человеком, явно страдающим и измученным, как вещью. Конечно, мальчик раб, но это же не преступление и не его вина! Вообще не та вина, за которую стоит наказывать.

Острый придирчивый взгляд отмечал все новые и новые детали: как сковано он держится, как тяжело и ломко, как будто через силу, двигаются хрупкие руки, как мальчик замирает забытой куклой стоит только отослать его… Это был человек на краю гибели – без всякого преувеличения!

– Айсен, – Филипп сжал его запястье, когда маленький раб поставил перед ним вазочку с фруктами, – Господин Фейран… жесток с тобой?

На губах юноши мелькнула слабая печальная улыбка.

– Господин очень добр… – все так же безжизненно прошелестел голосок.

Господин вернулся, и мужчина упустил возможность выспросить, какое горе надломило его душу. Дела не звали купца, но он засобирался: не получалось вести беседу в прежнем непринужденном ключе. Филипп дождался пока мальчик зачем-то вышел и обратился с настойчивой просьбой к его хозяину:

– Фейран, – почему-то это имя казалось теперь более уместным, – Прошу тебя! Уступи мне сейчас! Назначь любую цену, какую пожелаешь – только продай мне Айсена!

Светлые ореховые глаза сначала взглянули на него с удивлением от неожиданного пожелания, а потом вдруг вспыхнули зелеными гневными искрами.

– Продать?!

Фейран порывисто поднялся и, подойдя к порогу, остановил входившего юношу, грубо сжав его подбородок и заставляя запрокинуть голову. Что бы он не пытался увидеть сквозь полуопущенные ресницы, видимо это ему не удалось.

– Зачем же! – медленно протянул он с кривой усмешкой. – Даром забирай, раз так понравился! Он мне больше не нужен!

Он почти швырнул мальчика в сторону старшего брата, и как когда-то Айсен споткнулся, пошатнулся и оказался в удержавших его от падения руках Филиппа.

– Извини, что не провожаю, – Фейран вышел широким шагом.

Брат однозначно в ярости, но главное, что отдал раба. Кер медлил, не зная, что сказать.

– Айсен, – наконец осторожно окликнул он. Наверняка мальчик сильно испуган.

Ресницы юноши дрогнули, и Филипп впервые увидел его глаза – огромные, черные от расширенных зрачков… и абсолютно пустые. Мертвые.

***

В очередной раз возвращаясь нисчем, Кер поднялся по сходням и прямиком направился в небольшую каютку, отведенную выкупленному мальчику.

– Все так же? – поинтересовался он у сидевшего на канатах помощника, заботам которого поручил ребенка.

Луи только кивнул. «Все так же» означало, что Айсен, как и все три дня у нового хозяина, не отвечал, не реагировал ни на что, лежал на койке, глядя в стену остановившимися глазами, пустыми, как заколоченные окна в заброшенном доме. Если его окликали, вставал, делал, что говорили, когда оставляли – снова ложился. Складывалось впечатление, что начни его на самом деле насиловать, – да хоть на кусочки резать – он этого вообще не заметит!

Филипп распорядился присматривать за ним тщательнее, опасаясь, что мальчик может что-нибудь сделать с собой, но в том и не было нужды – Айсен просто перестал есть. Причем, было ясно, что это не осознанное волевое решение, юноша элементарно не хотел жить.

– Узнали что-нибудь? – весельчак Луи многое повидал в жизни, но проняло даже его. Он был уверен, что парнишка натерпелся в рабстве неведомо каких ужасов, поэтому не в себе настолько.

В каком– то смысле он был прав.

– Нет.

Филипп уверился уже, что брат его избегает – неужели стыдно стало? Вряд ли. Тем не менее, каждый раз как он заходил, намереваясь прояснить ситуацию с юным рабом, Фейрана неизменно не оказывалось дома. Старый домашний раб, может, и рад был бы что-нибудь сказать, да много ли у немого узнаешь: тот ведь даже грамоте обучен не был, чтобы написать.

Мужчина недолго раздумывал, глядя на воду за бортом, а потом решительно направился в каюту: состояние мальчика уже хуже некуда, и больше так продолжаться не может!

Войдя, он осторожно присел рядом со свернувшимся в маленький комочек юношей.

– Айсен, – мягко обратился Кер к нему, погладив острое плечико, – Айсен, ответь пожалуйста. Я хочу поговорить с тобой.

Молчание. Но когда мужчина потянул его за руку, мальчик покорно сел, уставившись вниз на покрывало.

– Айсен. Не нужно больше бояться! Ни меня, ни кого бы то ни было, – ласково убеждал его Кер. – Здесь никто не обидит тебя и не тронет, клянусь!

Молчание. Складывалось впечатление, что все ему уже безразлично.

– Айсен, можно тебя спросить?

На миг в синих глазах мелькнуло что-то живое – вялое подобие удивления: у него вдруг спрашивают разрешения?

– Можно? – Филипп терпеливо ждал и был вознагражден едва заметным неуверенным кивком.

– Не хочешь – не отвечай, если это тяжело для тебя. Понимаешь?

Еще один робкий растерянный кивок, но, кажется, юноша понемногу начинал втягиваться в общение.

– Скажи, ты ведь… был с моим братом?

О! а вот это уже настоящее удивление! И проблеск какой-то непонятной мысли… Хорошо!

– Ну… ты делил с ним постель?

– Да… – тихий шелест. Филипп едва удержался от вздоха облегчения: это было первое услышанное им от Айсена слово после «господин очень добр» еще в доме Фейрана.

– Он… принудил тебя? – спросил он, как не горько было предполагать подобное, – Делал тебе больно?

Такая же призрачная улыбка. И ответ знакомый:

– Господин очень добр.

Мужчина все-таки вздохнул и попробовал зайти с другой стороны.

– Айсен, расскажи, пожалуйста, как ты попал к господину Фейрану. Он купил тебя, выбрал в школе?

– Нет. Я умирал, – спокойно объяснил мальчик, глядя куда-то в сторону. – Наверное, ему стало интересно…

Филипп еле сдержался, чтобы не поежится от этого ровного голоса.

– Умирал? Ты болел, и он лечил тебя? – мужчина ободряюще сжал тонкие руки, но мальчик внезапно вздрогнул и побледнел. Синие глаза снова почернели, его затрясло.

– Мой… – Айсен даже заикаться начал, – мой первый хозяин любил боль… Он… он всегда бил меня и…

Ладошка сжимала ошейник с такой силой, что побелели костяшки.

– и… тут, – вторая рука легла на живот у паха, – внутри все порвал…

У Кера перехватило дыхание от этой безыскусной повести и страшного ее смысла. Перед глазами стояли полоски рубцов на спине ребенка, виденные когда его бесстыдно тискал Ожье: он представлял как это могло быть, когда раны были свежими.

– Твои шрамы… – проговорил он севшим голосом.

Айсен лишь закусил дрожавшие губы.

– Не бойся, дитя, – потрясенный Филипп снова погладил его по напряженному плечу. – Ничего подобного с тобой точно больше не случится! Обещаю!

Одно хорошо – от жутких воспоминаний мальчик, кажется, очнулся немного и оживился.

– И Фейран тебя выкупил, – Кер вернулся к нынешней истории, которую прошлое насилие все же не объясняло до конца.

– Я не помню как, – так же просто ответил Айсен. – Мне было совсем плохо, и господин Фейран меня еще долго лечил.

– И что же, он сразу стал спать с тобой? – в голове не укладывалось, что его брат мог спокойно сношать едва поправившегося после зверских надругательств мальчишку.

Что– то он, наверное, и впрямь не понимает в жизни!

– Нет, – Айсен простодушно отмел его опасения, что бы тут же добавить новых. – Я сам к нему пришел. Очень испугался вашего…

Юноша слегка покраснел, и эта естественная реакция от души порадовала его собеседника, продемонстрировав, что он все больше выбирается из бездны беспамятства.

– …товарища, и ссейдин Фейран сам меня взял… ну то есть сначала… и я… но потом… – Айсен окончательно запутался, смутился и умолк.

Филипп молчал, не сразу решившись продолжить расспросы: не то страшно, что перепуганный мальчишка предлагает себя хозяину, чтобы избежать более жестокого насилия, а то страшно, что хозяин этим пользуется! Им – пользуется…

– А потом?

– А потом я ему надоел, – Айсен опять угас, возвращаясь в прежнее отсутствующее состояние, – и господин отдал меня сначала уважаемому Ахмади Низаму, когда он гостил у господина, а теперь вам…

– ЧТО?! Что значит отдал гостю?! – Филипп подскочил.

Он наивно предполагал, что после всего услышанного потрясти его уже невозможно, а зря!

– То есть… Тристан… Господин Фейран приказал тебе отдаться другому мужчине?

– Да… – тускло прошептал Айсен, зябко обнимая себя руками и опуская голову, – Хотя почтенный Ахмади не захотел меня.

Действительно, почтенный! Кер мысленно поблагодарил бога, что этому ребенку, – а ведь он еще ребенок! – встретился хотя бы один нормальный приличный человек. Он задушил приступ негодования, опасаясь испугать своим гневом сжавшегося мальчика.

– Как я понимаю, Фейран даже не спросил, согласен ли ты отдаться ему или кому-то еще, – мягко заметил мужчина, и Айсен удивленно взглянул на него.

– Рабов не спрашивают… – озвучил он очевидное.

– Но ты ведь не хотел, – настаивал Кер.

Юноша смотрел на него, ошеломленно хлопая ресницами, а потом вдруг отчаянно замотал головой. Филипп устало потер лоб: поступки брата, безусловно, шокировали. Оправдать их ничем не получалось… да и не очень хотелось!

– Айсен, поверь, больше никто не будет принуждать тебя! Вот это, – он подцепил пальцем ошейник, – еще не дает право забывать, что ты человек! С такой же кровью… сердцем и душой! «Раб это вещь» – не более чем удобное оправдание для собственных грехов!

Кер видел, что юноша не очень понимает его и не верит, но это только начало. Нужно же хоть кому-то показать ему, что то, как с ним обходились все это время – отнюдь не в порядке вещей! Мужчина мерил шагами клетушку каюты, чтобы как-нибудь выплеснуть раздражение.

– Работа это одно, и в любом занятии нет ничего дурного или постыдного. Но твое тело должно принадлежать только тебе и только ты сам вправе решать как им распорядится и в чью постель придти…

Он обернулся, чтобы заметить, как по ввалившимся бледным щекам градом катятся слезы.

– Но ссейдин… – мучительно выдохнул Айсен, – я хотел… я хотел с ним! Почему тогда он… он…

Юноша зашелся слезами, спрятав лицо в ладонях и слушая эти горестные безысходные рыдания, мужчина под влиянием вырвавшегося признания потихоньку начал проникаться новой, не менее шокирующей, чем все остальное, мыслью. Он снова сел рядом, дождался, пока мальчик немного успокоится, поглаживая по плечам и проговаривая что-то теплое и утешающее, и с улыбкой поинтересовался:

– Значит, тебе было так хорошо с ним?

Вспыхнувший густой румянец, и стыдливо опущенные ресницы говорили яснее слов.

– Скажи, а господин был доволен твоим послушанием, когда ты пошел к его гостю?

– Не знаю, – признал задумавшийся Айсен, – Он прогнал меня от себя и сказал, что продаст… А теперь вот отдал вам.

Губы у него снова дрогнули

– Надо же! – заметил себе Филипп, начиная понемногу смотреть на ситуацию в несколько ином ключе, чем прежде. – Скажи-ка, а ты хотел бы к нему вернуться?

Вот это глаза!! Так смотрят малыши на явившуюся к ним настоящую сказочную фею.

Однако постепенно взгляд неотвратимо потух.

– Я ему больше не нужен, – твердо сказал Айсен, отворачиваясь, и ничего детского не осталось в скорбном изгибе губ.

Припомнив, как взбесился Фейран на его требование продать мальчика, Филипп улыбнулся еще шире.

– Ну и что же мне с вами делать, – непонятно протянул мужчина. Вот уж в самом деле, наворотили так, что теперь сами точно не разберутся. И ладно один еще неопытный ребенок, – с поломанной судьбой, искалеченной израненной душой… А этот горе-умник?!

– Знаешь, мне почему-то кажется, что все совсем наоборот, и господин Фейран привязан к тебе гораздо больше, чем он показывает! И куда больше, чем ему самому нравится.

Юноша напряженно смотрел на него, хмурясь от непонимания.

– Но ведь он меня отдал!

В яблочко. И вот как прикажешь объяснять необъяснимое? Влюбленные, они ведь хуже безумцев… Да, Тристан, твой долг определенно растет: не перед ним, перед этим несчастным мальчиком!

– Понимаешь, – Филипп вступил на очень зыбкую почву, пробираясь почти ощупью, – Он у тебя не первый…

Хотя какая к черту разница первый или нет! Тем более в отношении Айсена.

– Возможно, когда он посылал тебя к другому, то надеялся, что ты покажешь как-нибудь… что никому, кроме него, не позволишь себя коснуться? Я знаю, что это звучит странно и нелогично, но… любовь, ревность вообще не поддаются логике! Ты любишь Фейрана?

– Не знаю… – беспомощно пролепетал Айсен: похоже, подобным вопросом он не задавался сам.

Он сидел, раздавленный кошмарным пониманием: наверное, господин по правде испытывал к нему влечение… Никто никогда не был и никто не смог бы быть более нежным, ласковым, заботливым, чем его ссейдин! Его единственный хотел испытать его, хотел, чтобы он доказал свою… любовь(?), доказал, что он не подстилка, которая спит с ним только потому, что он – хозяин… а он не выдержал этого испытания! Он сам виноват во всем, он не верил… в любимого и сам все испортил! Какая разница, что почтенный Ахмади не взял его, – он показал, что любимому нельзя верить ему! О Создатель, что же теперь делать?!

Но помощь пришла снова и из того же неожиданного источника.

– Я могу поговорить с ним, попробовать объясниться, – предложил Филипп.

У Айсена даже слов не осталось. Этот человек будто снова дал ему жизнь всего лишь несколькими простыми словами.

Нет! Не заново, а новую жизнь! Жизнь, в которой есть смысл, есть любимый!

– Если ты хочешь, конечно! – Филипп не мог не заметить резкую перемену в юноше, и она ему не очень нравилась, кажется, заведя совсем не туда, куда он надеялся. – Смотри, я повторяю – в моем доме тебя никто не будет домогаться. Пожил бы спокойно, попривык, освоился бы, а там – глядишь, я бы тебе и вольную дал…

Если раньше смотревшие на него синие глазищи были полны беспредельного изумления, то то, что в них отражалось сейчас – вообще не имело названия!

– В-вольную… – как-то задушено, запинаясь, выдавил мальчик.

– Вольную-вольную, – невозмутимо подтвердил мужчина, – Станешь свободным человеком. Избавишься от этого сомнительного украшения…

Он опять ткнул пальцем в ошейник.

– Так что подумай хорошенько! – завершил он долгий разговор, поднимаясь. – И скажи мне, что решишь. А пока советую поесть!