Текст книги "Охотничья луна"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

– Катастрофа, – комментировала Эйлин Экклз. – Когда в Девоншире температура опускается ниже нуля, наступает конец света. Некоторых из здешних жителей стоило бы перенести на север Шотландии; тогда они узнали бы, что такое зима.

Оттепель началась еще до конца месяца, и я отправилась в город. Миссис Бэддикомб, владелица почты, задержала меня, чтобы посплетничать. В магазинчике, который служил и бакалейной лавкой, и многим другим, кроме того, что являлся почтой, больше никого не было.

Эйлин предупредила меня, что миссис Бэддикомб была что называется «городским летописцем», то есть знала обо всем происходящем и считала своей миссией в жизни распространить новость по поселку со всей возможной скоростью.

Она была высокой поджарой женщиной с тусклыми глупыми глазами и со смесью седых и темных волос на голове, которые она укладывала в высокую прическу с завитой челкой. Она без конца говорила, взвешивая посылки и отпуская марки или разбираясь с товарами в лавке.

– О мисс Грант, так славно видеть вас. Как там было в школе во время этой ужасной погоды? Я говорила Джиму (Джим был ее мужем, который иногда помогал в лавке и славился своей неразговорчивостью. «Его убежище против всего этого потока болтовни», – сказала Эйлин,) погода ужасная. В лавке ни души целыми днями.

– Мы справились, – сказала я, – но мисс Хетерингтон хотела бы, чтобы товар, заказанный ею, был доставлен как можно скорее.

– Джим как только сможет, сразу доставит. Нынче все хотят все. Совсем запасы поистощились. Кто б мог подумать, что у нас тут в Девоне может быть такая погода. Говорят, самая паршивая за пятьдесят лет. Эта особа из Грачиного Стана сегодня тоже присылала. Сама не ходит… О нет… слишком высоко себя ставит. Присылает эту лондонскую женщину. Всегда ее терпеть не могла. Как же, из Лондона. Думает, она умнее, чем мы. О нет, мадам сама вряд ли явится. Да можно подумать, что она уже миледи.

– О… вы имеете в виду миссис Мартиндейл?

– Ее, – миссис Бэддикомб наклонилась вперед и понизила голос. – Видать, скоро она у нас в Холле хозяйкой будет. ХМ… что ж, чем меньше сказано, тем скорее исправишь. А вот ее милость была славной леди. В последнее время не очень-то часто ее видела… но чтоб так вот отойти… И эта, в Грачином Стане, в его доме… И все в распоряжении мадам, пожалуйста вам. И к тому же еще ребеночек и все такое. Я считаю, это впрямь позорище. Конечно, вы же знаете, у них дьявол в крови.

Мне не следовало бы слушать. Было бы достойнее извиниться и уйти, однако, по правде говоря, я нашла, что не могу противиться возможности что-то разузнать.

– Ну, мисс Грант, вы-то недолго здесь пробыли, да и в школе вы все время, а мисс Хетерингтон, она настоящая леди и регулярно заказы подает и проблем с платежами нет… Это как я люблю. Не то, чтобы счета Холла не оплачивались. Я бы не сказала – но ведь что делается! Они всегда были необузданной компанией… Дьявол в них. Что ж, он уехал, чтобы выдержать приличный срок. Не мог же он сразу на ней жениться, верно? Даже он должен был год подождать приличия ради. Думаю, к Пасхе для них зазвонят церковные колокола. Свадьба, а ведь в последний раз они похороны возвещали.

– Что ж, миссис Бэддикомб. Мне пора идти…

Это была слабая попытка, а от миссис Бэддикомб не так легко было отделаться.

Она еще больше склонилась над прилавком.

– А как миледи умерла? Что ж, это вышло мило и удобно, верно? У мадам внебрачная малышка, и миледи принимает свою дозу опия. Но тут земля Веррингеров, и сказать нечего. Что делается… И две юные леди там в школе: у мисс Юджини много от Веррингеров. Я думаю, будут неприятности, когда он на ней женится. Люди тоже без конца терпеть не станут.

Кто-то вошел в лавку, и миссис Бэддикомб начала отодвигаться от прилавка.

Это была мисс Барстон, которой были нужны марки и нитки.

Я подождала, пока ее обслуживали, попрощалась с миссис Бэддикомб, и мы с мисс Барстон вышли из лавки вместе.

– Эта женщина – зловредная сплетница, – сказала мисс Барстон. – Я всегда отбиваю ей охоту, когда она за меня принимается.

Я почувствовала себя несколько пристыженной. Мне следовало бы сделать то же самое, но мне не терпелось узнать все, что можно, о Джейсоне Веррингере и Марсии Мартиндейл.

После снега погода была мягкой и почти весенней. В городе я встретила Марсию Мартиндейл. Она ненадолго остановилась поговорить и сказала мне, какой несчастной чувствовала себя, когда ее занесло снегом, и упрекнула меня в том, что я не прихожу навестить ее. Я обещала зайти в среду на следующей неделе, если на меня не свалятся неожиданные обязанности.

Я поехала. Это был сыроватый день, когда солнце неохотно проглядывало время от времени сквозь тучи. Я взглянула на гнезда на голых вязах, проехала под въездной аркой с увивающим ее жасмином, и позвонила.

Открыла Мейзи, которая сказала:

– Входите, мисс Грант. Мы ждем вас.

Марсия Мартиндейл встала меня поприветствовать, одетая в черное, мягкое и облегающее платье. Фигура у нее была роскошная. На ее шее висела тяжелая золотая цепь, золотые браслеты – по три на каждом запястье. Она была похожа на персонаж пьесы, только я не могла определить, какой. Она взяла обе мои руки в свои.

– Мисс Грант, как хорошо, что вы зашли.

– Думаю, миледи нужно немножко подбодрить, – сказала Мейзи. – Сегодня она в трауре.

– В трауре? – сказала я, и мое сердце забилось от страха. Я подумала, что что-нибудь случилось с Джейсоном Веррингером. – По… э…

Мейзи подмигнула.

– По прошлому, – сказала она.

– О Мейзи, ты дура, – сказала Марсия. – Убирайся и скажи миссис Гиттингс нести нам чай.

– Она это и делает, – сказала Мейзи. – Она слышала, как пришла мисс Грант.

– Садитесь, мисс Грант. Извините, что находите меня в этом грустном состоянии. Это годовщина.

– О Боже. Может быть, мне лучше уйти и прийти в другой раз?

– О нет, нет. То, что вы здесь, так ободряет. Я ненавижу сидеть взаперти, как получилось со всем этим снегом. Меня мучила ностальгия по Лондону. Здесь довольно тихо, и все это ожидание…

Я ответила, что снег ограничивал передвижение, но девушки получили от него много радости.

Она вздохнула.

– Это случилось пять лет назад.

– О?

– Большая трагедия. Я расскажу вам об этом… после того, как принесут чай.

– Как малышка?

Она выглядела довольно рассеянно.

– О… Миранда. С ней все хорошо, миссис Гиттингс так добра к ней.

– Я тоже так думаю. Я раз или два видела их в аллеях. Она забрала ее на Рождество, не так ли?

– Да. Я была в Лондоне. И должна была взять Мейзи с собой. Даме нужна горничная. А несмотря на все свои недостатки, Мейзи очень хорошо управляется с волосами и одеждой. Она предана мне, хотя иногда так не подумаешь. А миссис Гиттингс обожает быть с Мирандой. Она брала ее к каким-то родственникам в Дартмуре. Говорит, что воздух вересковых пустошей ребенку полезен.

– Я уверена, что так и есть.

– А, вот и чай.

Миссис Гиттингс вкатила сервировочный столик, как и в предыдущий раз, кивнула мне, и я спросила, как у нее дела и понравилось ли ей Рождество.

– Это было чудесно, – сказала она. – Миранде очень понравилось, и надо было видеть мою сестру. Она обожает малышей. Все спрашивает, когда мы еще приедем.

– Я пообещала миссис Гиттингс, что скоро она сможет взять Миранду.

Миссис Гиттингс улыбнулась и вышла.

– Такая добрая душа, – сказала Марсия. – Я полностью могу доверять ей Миранду.

Она налила чай.

– Что ж, вы застали меня в трауре. Извините, если я навожу уныние. Это было так трагично.

– Да?

– Сегодня пять лет, как я распрощалась с Джеком.

– Джеком?

– Джеком Мартиндейлом.

– Он был вашим…

– Моим мужем. Мы были так молоды… очень, очень молоды… с трудом пробивались оба. У меня были успехи. Мы и встретились в «Ист Линне». Он был Арчибальдом моей Изабель. Молодая любовь прекрасна, вы не находите, мисс Грант?

– Я не могу судить по своему опыту, но полагаю, что да.

– О, должно быть вы из поздно влюбляющихся.

– Вероятно.

– Что ж, моя дорогая, будьте за это благодарны. В молодости люди бывают так импульсивны. Но у нас с Джеком все было хорошо с самого начала. Мы поженились. Мне как раз исполнилось семнадцать. Это была идиллия. Мы много ролей сыграли вместе. Мы что-то вносили в наши роли. Все так говорили. Но потом я начала превосходить его. Джек страстно меня любил, но он был немного обижен. Видите ли, зрители приходили именно ради меня. Без меня он совсем не мог собрать зрителей.

Она встала и повернулась спиной к окну, скрестив руки на груди. Она выглядела очень драматично.

– Так он и ушел. Я не пыталась его остановить. Я понимала, что он должен сам проложить себе дорогу. Появилась возможность отправиться в Америку и только ему одному. Какой-то менеджер его увидел…

– А вас он приглашать не хотел?

Она холодно посмотрела на меня.

– Он искал исполнителя главных мужских ролей.

– О, понимаю.

– Вам не понять театр, мисс Грант.

Она все еще была довольно холодна.

– Однако Джек уехал.

Последовала напряженная минута. Это было похоже на конец акта, когда должен опуститься занавес и пришло время произнести последнюю, главную реплику.

– Корабль столкнулся с айсбергом… через три дня после отплытия из Ливерпуля.

Она уронила руки и подошла к сервировочному столику.

– Это очень грустная история, – сказала я, помешивая чай.

– Вы не представляете себе, мисс Грант. Да и откуда… когда вы ведете столь спокойный образ жизни… обучая… Вы представить не можете, что чувствует актер… взаперти здесь… после такой трагедии.

– Я прекрасно могу представить, что любой может чувствовать после такой трагедии. Не обязательно быть артистом, чтобы испытывать горе.

– Джек был потерян. Я продолжала работать. Этому ничто не могло помешать. И потом… должно быть года два спустя я подружилась с Джейсоном. У него очень милый дом в Лондоне. На площади Сент-Джеймс… А театр его всегда интересовал. Он часто приходил смотреть мою игру. Он очень интересный мужчина… когда с ним познакомишься поближе. Он был от меня без ума. Что ж, можете представить, как это произошло. Конечно, я никогда не забуду Джека, но Джейсон здесь, а этот его дом очень привлекателен. Его судьба тоже казалась трагичной. Эта его семья, которая всегда жила в поместье на протяжении сотен лет, и не было наследников, и эта его катастрофическая женитьба. Потом там были только две девочки. Вы знаете, что я имею в виду. Конечно, для меня это было жертвой. Ребенок так ограничивает. Все это время, когда вы ждете, пока он родится, не говоря уж о неудобствах… Но я сделала это… ради Джейсона… и думаю, что когда все устроится, я смогу быть счастлива.

– Вы хотите сказать, когда вы выйдете замуж за сэра Джейсона?

Она улыбнулась.

– Конечно, пока этого сделать нельзя. Должен быть перерыв. Люди в подобном месте… знаете, такие ограниченные. Они говорят всякие жестокие вещи. Я сказала Джейсону: «Мне-то какое дело?» Но он говорит, что мы должны быть осторожны. Знаете, было много разговоров и чрезвычайно неприятных разговоров.

– Сплетни могут быть опасны, – сказала я, ощущая легкие угрызения совести, поскольку сама так недавно слушала их у миссис Бэддикомб.

– Убийственны, – сказала она. – Однажды я играла в пьесе о человеке, у которого жена умерла… похоже на то, как умерла леди Веррингер. Там была другая женщина.

– Полагаю, это не такая уж необычная ситуация.

– Поскольку мужчины есть мужчины.

– А женщины – женщины, – добавила я, возможно, с некоторой прохладцей.

– Согласна, согласна.

Она поднялась и отошла от сервировочного столика к окну, постояла несколько мгновений, а когда повернулась, играла уже другую роль. Она уже не оплакивала мужа. Она стала невестой новому.

– Что ж, – сказала она, поворачиваясь ко мне и улыбаясь. – Колесо вертится. Теперь я должна осчастливить Джейсона. Он обожает маленькую Миранду.

– О, даже так?

– Когда он здесь. Конечно, он так долго в отъезде. Но когда он вернется, зазвонят свадебные колокола. Ожидание утомительно. Но он должен был ехать. Это нелегко, когда я здесь… так близко… и все эти разговоры.

– Да, полагаю, что так.

– Может быть, я даже присоединюсь к нему прежде, чем он вернется. Он бывает очень настойчив и пытается убедить меня приехать к нему.

– Все, что я могу, так это пожелать вам благополучия.

– Будут кошмарные сплетни, но такого рода вещи приходится переживать, верно?

– Вероятно.

В дверь постучали, и появилась миссис Гиттингс с Мирандой.

– Иди сюда, моя дорогая, – сказала Марсия, теперь уже любящая мать.

Ребенок приблизился, но, как я заметила, крепко прильнув к руке миссис Гиттингс.

– Моя малышка, подойди и поздоровайся с мисс Грант.

– Здравствуй, Миранда, – сказала я.

Темные глаза обратились ко мне. Она сказала:

– У меня есть маисовая куколка.

– Что, дорогуша?

Миссис Гиттингс сказала:

– Она висит на стене в коттедже моей сестры. Миранда решила, что это ее кукла.

– Сколько ей лет? – спросила я.

– Почти два, – сказала миссис Гиттингс. – Совсем большая девочка, верно, лапушка?

Миранда засмеялась и зарылась в юбки миссис Гиттингс.

Было совершенно ясно, кому в этом доме принадлежит любовь Миранды.

Мне очень хотелось выбраться отсюда. Надоело слушать о Джейсоне Веррингере и его любовных делах. Все это выглядело довольно омерзительно, и в этом доме было такое ощущение нереальности, что мне больше не хотелось никого из них видеть – может быть, за исключением миссис Гиттингс и ребенка.

Через какое-то время Миранду увели, и я ушла под предлогом, что мне нужно возвращаться в школу. По дороге домой я думала о том, какая жалость, что школа так близко к Холлу и в сущности даже его часть. От этого уклоняться труднее. Но я уж точно не поспешу наносить визит в Грачиный Стан.

Должно быть, не позже чем через две недели я наткнулась в городе на Миранду и миссис Гиттингс. Ее розовое лицо засияло от удовольствия, когда она увидела меня.

– Ну как же, это мисс Грант, – сказала она. – Прекрасный день, не так ли? Весна идет. Я с Мирандой приехала в собачьем возке. Ей очень нравится, правда, Миранда? Нам еще одну-две покупки надо сделать перед отъездом.

– О, вы уезжаете?

– Я везу Миранду с собой к сестре.

– Вам будет там хорошо. Миранде тоже.

– Да. Она увидит свою маисовую куколку, правда, лапушка? А тетя Грейс – это моя сестра. Очень она Миранду любит, и Миранда ее. На болотах будет красота. Я там росла. Говорят, всегда хочется вернуться в родные места.

– Как же они в Грачином Стане без вас обойдутся?

– Их там не будет. Дом закроют, пока мне не сообщат, когда нужно возвращаться.

– Значит, миссис Мартиндейл едет в Лондон, верно?

– Даже дальше, она говорит. Она помалкивает об этом, но иногда у нее выскакивает. Она к нему едет.

– К нему?

– К сэру Джейсону. Куда-то на континент. Мейзи поедет с ней.

– Вы думаете, они поженятся там… где бы это ни было?

– Ну, кажется, у нее на уме именно это.

– Понятно.

– Мне не терпится попасть в пустоши. Было приятно повидать вас, мисс Грант. Мне кажется, Миранде вы очень понравились.

Я попрощалась, но чувствовала легкую депрессию.

Возвращаясь верхом в Аббатство, я думала о том, какая же это омерзительная история.

Тереза пришла ко мне очень расстроенной.

– Эти родственники, – сказала она. – Они хотят, чтобы я на Пасху приехала к ним. Мисс Хетерингтон пригласила меня в свой кабинет. Она сказала, что только что узнала. Я сказала, что не хочу ехать, но мисс Хетерингтон говорит, что я должна.

– О Тереза, – сказала я. – Тетя Пэтти и Вайолит будут так разочарованы.

– Я знаю, – в глазах у нее стояли слезы. – Вайолит должна была показать мне, как делать булочки с крестиками.

– Возможно, еще можно что-нибудь придумать. Я пойду поговорю с мисс Хетерингтон.

Дейзи мрачно покачала головой.

– Я часто думала, насколько разумно вам брать Терезу к себе. Я знаю Пэшенс и Вайолит и эффект, который они могут произвести на девушку вроде Терезы. Бедное дитя, она чуть с ума не сошла, когда я ей сообщила о письме. Я сказала:

– Наверняка ведь им можно объяснить.

– Вряд ли они передумают. Дело не в том, что она им нужна. Я ведь читаю между строк. Они думают, что плохо выглядят в глазах родителей, они же должны за ней приглядывать, а двое каникул с посторонними уж чересчур. Ей придется поехать к ним на Пасху, и тогда можно попробовать устроить, чтобы вы взяли ее на летние каникулы, которые длиннее.

– Нам будет так грустно, видите ли, она быстро стала членом семьи.

– В этом вся проблема. С девушками вроде Терезы нужно быть очень осторожными. Они так интенсивно чувствуют. Она слишком глубоко привязалась и слишком быстро.

– Это всего лишь праздники, которые она проводила с нами в обычном маленьком доме.

– Моя дорогая Корделия, никакой дом не будет обычным, если в нем Пэшенс.

– Я знаю. Она замечательнейший человек. Я была так счастлива, что Тереза могла разделить нашу жизнь.

– Вы чересчур сентиментальны. Позвольте Терезе уехать на Пасху, и я уверена, что с летом все будет в порядке.

– Не могли бы мы им объяснить?

– Объяснения только ухудшат положение – они острее ощутят вину. Они делают этот жест просто для того, чтобы сохранить расположение родителей девочки. Нам придется на этот раз позволить им это. И возможно, Тереза устроит так, что им еще долго не захочется ее видеть, – Дейзи мрачно улыбнулась. – Ну, ну, Корделия, не такая уж это трагедия. Только один раз. Тереза должна усвоить, что жизнь – это не сплошные розы. Это будет ей полезно и позволит еще больше оценить Молденбери в следующий раз.

– Она и так достаточно ценит.

Дейзи пожала плечами.

– Ей придется ехать, – твердо сказала она.

Сердце бедной Терезы было разбито, и ее горе придало трагический оттенок концу семестра.

Когда я прощалась с ней вместе с последними из уезжающих девушек за день до моего собственного отъезда, мы обе были на грани слез.

Грустная компания собралась в Молденбери. Терезе было бы очень приятно увидеть, как мы по ней скучаем. Тетя Пэтти сказала:

– Ничего. Она приедет на лето, а это будут длинные каникулы.

– Мы ее больше не увидим, – пророчески заявила Вайолит.

В деревне все спрашивали, где она. Я даже не представляла, насколько она стала членом нашего дома. Мы украшали церковь желтыми нарциссами, и я с сожалением думала о том, как бы ей это понравилось. Горячие булочки с крестиками не казались таким уж лакомством, если ее не было с нами.

– Ей так здесь нравилось, – сказала я, – и это заставляло нас осознать: нам очень повезло, что мы есть друг у друга.

– Я всегда это знала, дорогая, – сказала тетя Пэтти в кои веки совершенно серьезно.

Я отправлялась на длинные прогулки и думала о Марсии Мартиндейл, путешествующей на континенте с Джейсоном Веррингером. Я представляла их в гондолах на каналах Венеции, прогуливающимися у Арно во Флоренции, проезжающими по Елисейским полям в Париже, посещающими Колизей в Риме… во всех местах, где мне так хотелось побывать. И со злостью думала: они стоят друг друга и получат то счастье, которого заслуживают.

Это был следующий за Пасхой понедельник. Я сидела после ланча в гостиной и смотрела в окно. По подъездной аллее шла Тереза с чемоданом. Я кинулась к ней.

– Тереза! – крикнула я.

Она подлетела ко мне, и мы крепко обнялись.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Я просто приехала, – ответила она. – Села на поезд и приехала. Я больше не могла выносить.

– Но как же родственники?

– Я им записку оставила. Они будут рады. Я была им такой обузой!

– Ох Тереза, – воскликнула я, пытаясь говорить строго, но выразила только свое удовольствие. Я крикнула наверх: – Тетя Пэтти, Вайолит! Сейчас же спускайтесь.

Они примчались бегом. На несколько секунд они уставились на Терезу. Потом она кинулась к ним, и все трое так переплелись, что я только смотрела и смеялась.

Я сказала:

– На самом деле это довольно ужасно. Она просто ушла от родственников, оставив им записку.

Тетя Пэтти старалась не рассмеяться, и даже Вайолит улыбалась.

– Ну, ничего себе! – сказала тетя Пэтти. – Она просто упаковала чемодан и приехала.

– Всю эту дорогу одна, – сказала шокированная Вайолит.

– Ей уже почти семнадцать, – напомнила я им.

– Я знала дорогу, – сказала Тереза. – Сначала мне пришлось ехать в Лондон. Это была трудная часть. Но кондуктор мне очень помог.

– А как же родственники? – спросила Вайолит. – Они с ума сойдут от беспокойства.

– От облегчения, – сказала Тереза.

– А ты просто оставила записку, – сказала я. Тереза кивнула.

– Я немедленно им напишу, что ты благополучно приехала, и попрошу их позволить тебе остаться у нас до конца каникул, – сказала я.

– Я не поеду обратно, если даже они скажут «нет», – твердо сказала Тереза. – Я даже думать не могу о том, чтобы вы все ели горячие булочки с крестиками без меня.

Она повернулась к Вайолит.

– Как они получились в этом году?

– Не так хорошо, как в прошлом, – ответила Вайолит, как этого и следовало ожидать. – Некоторые крестики при выпечке отвалились.

У Терезы был похоронный вид, и Вайолит продолжала:

– Мы могли бы испечь еще партию. Я не знаю никаких законов, которые утверждали бы, что их можно есть только в страстную пятницу.

– О, давайте так и сделаем, – сказала Тереза.

Она была дома. Это было чудесно, и все мы были в восторге.

В положенное время я получила от ее родственников письмо с благодарностью за проявленный к Терезе интерес. Они знали, как ей нравится проводить каникулы в моем доме, но они не хотели бы оказаться слишком навязчивыми, так что если я найду, что с меня Терезы довольно, я тотчас должна отослать ее обратно. Я просила их позволения для нее провести с нами летние каникулы, и оно было милостиво – и как я чувствовала, очень охотно – даровано.

Когда я показала письмо Терезе, та была сама не своя от радости.

Мы отправились в деревню, где ее почти все тепло приветствовали и упрекали за то, что она пропустила пасхальную службу.

Она раскраснелась от удовольствия.

Так что в конце концов каникулы оказались счастливыми. Но вскоре пришла пора возвращаться в школу – и мирным дням пришел конец.