Текст книги "Королева-распутница"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: «Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе… Что это значит?»
Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.
Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.
Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его «Тайной трех Миров»; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф – молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился – совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто – даже в спектакле – не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.
Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как «черти» неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.
Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.
Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:
– Ты портишь праздник таким маскарадом.
– Нет, – ответил Гиз, – все получили удовольствие.
– Католики смеялись, но гугеноты были смущены.
– Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.
– Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм – это глупость, безумие.
Он пристально посмотрел на Марго.
– Кто наставляет тебя?
– Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.
– Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?
– Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.
– Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.
– Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?
– Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?
– О! – вздохнула Марго. – Когда я видела тебя, я забывала обо всем.
– Знаю.
– Генрих, сделай кое-что для меня.
– Я готов на все.
– Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой «Тайне трех Миров» и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо.
– Брак смягчил твое отношение к гугенотам.
– Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом. Кажется, ты не можешь это сделать. Даже сейчас, когда ты говоришь со мной о любви, твои мысли где-то далеко. Я знаю это. О чем ты думаешь? Что затеваешь?
Она приблизилась к нему; заглянув в его сверкающие глаза, она вдруг увидела в них недоверие. Они были страстными любовниками, но, хотя он желал ее не меньше, чем она его, он не хотел делиться с ней своими секретами, потому что она была женой гугенота. Ни желание, ни страсть, ни любовь не могли заставить Генриха забыть о том, что гугеноты являлись его злейшими врагами.
– Я думаю о тебе, – сказал де Гиз.
Она презрительно рассмеялась. И все же он был очень красив; находясь возле Генриха, Марго снова поддавалась его обаянию; он не уступал в жизненной силе ее мужу, но как они отличались друг от друга! Де Гиз был красив, элегантен; его движения отличались изяществом, манеры – утонченностью, поведение – галантностью. Могла ли она сравнить его со своим грубым мужем-провинциалом, пусть даже находчивым и забавным? Генрих де Гиз и Генрих Наваррский! Они разнились, как орел и ворона, лебедь и утка. Генрих де Гиз был серьезен; Генрих Наваррский – легкомыслен. Генрих де Гиз стремился к величию и почестям; Генрих Наваррский – к удовольствиям, которые приносили ему женщины.
Я не могу винить себя за любовь к Генриху де Гизу, подумала Марго.
– Я должна увидеться с тобой наедине, – сказала она.
– Да, конечно, – ответил Генрих, но его взгляд уплыл, куда-то в сторону; она заметила, что он остановился на ком-то, стоявшем в толпе возле двери зала. Ее охватила ревность, быстро сменившаяся любопытством, потому что Генрих смотрел не на женщину, а на мужчину, в котором она узнала старого воспитателя герцога, Шануана де Вилльмура.
Глаза Шануана встретились с глазами Гиза; мужчины обменялись взглядами, показавшимися Марго полными значения.
– Ну, – спросила она, – когда?
– Марго, – промолвил он, – мы увидимся позже. Я должен поговорить с тем пожилым человеком. Позже, моя дорогая…
Она сердито посмотрела ему вслед; Генрих пошел через зал. Она увидела, как он остановился и сказал что-то пожилому мужчине; потом эти двое исчезли в толпе; но через несколько секунд Марго увидела старого воспитателя в одиночестве, он, похоже, немного поколебался и выскользнул из зала. Марго поискала глазами Генриха де Гиза, но не нашла его.
Как он смеет! Он придумал предлог, чтобы оставить ее. Несомненно, у него свидание с женщиной. Она не потерпит этого. Осмотревшись по сторонам, она испытала легкое облегчение: Шарлотта де Сов оживленно болтала с Генрихом Наваррским.
Покинув Лувр, Генрих де Гиз поспешил в дом Шануана де Вилльмура, стоявший на узкой улочке, что вела к Рю Бетизи, где находился дом Колиньи.
Гиз вошел в дом, тихо закрыл за собой дверь и поднялся по деревянной лестнице.
В комнате среди горящих свечей его ждали родственники; среди них были братья Генриха, герцог Майеннский и кардинал де Гиз, а также его дядя, герцог д'Омаль. Генрих заметил незнакомца – смуглолицего брюнета, вид которого свидетельствовал о том, что этот человек недавно проделал длительное путешествие.
– Тосинджи только что прибыл, – сообщил герцог Майеннский, выталкивая вперед темноволосого мужчину.
Тосинджи преклонил колено и поцеловал руку молодого герцога.
– Добро пожаловать, – сказал Гиз. – Кто-нибудь видел, что вы приехали в Париж?
– Нет. Я появился здесь в темноте, к тому же я изменил свой облик.
– Вы знаете, что от вас ждут? – спросил Гиз.
– Мы сказали ему, – вмешался кардинал, – что его жертва – важная персона.
– Верно, – подтвердил де Гиз. – Скажу вам больше. Человек, которого вы должны убить, – Гаспар Колиньи. У вас хватит на это мужества?
– У меня хватит мужества на любое дело, которое вы поручите мне.
– Хорошо. Мы тщательно готовим ваше бегство.
– Благодарю вас.
– Стрелять вам придется не из этого дома. Рядом находится пустое здание. Стоя у окна, вы увидите Колиньи, когда он будет идти по улице в сторону Рю Бетизи. Важно, чтобы первый выстрел оказался точным.
– Вам известна моя репутация.
– В Париже нет лучшего снайпера, – сказал герцог Майеннский. – Мы полностью доверяем вам, Тосинджи.
– Благодарю вас. Я проверю отсутствие посторонних в этом здании.
– В конюшне Шануана вас будет ждать оседланная лошадь. Сразу после выстрела вы должны как можно скорее добрался до задней стороны здания, перелезть через невысокую ограду и попасть в конюшню. А теперь давайте пройдем в пустой дом. Убедимся в том, что все в порядке и ничто не помешает нашему успеху.
Они спустились по деревянной лестнице и проникли в соседний дом.
Заседание совета завершилось, и король пожелал сыграть в теннис.
– Пойдемте со мной, отец, – сказал он Колиньи. – Проводите меня до корта, а затем отправляйтесь домой и отдохните; вы, похоже, устали. Гиз и Телиньи поиграют со мной, верно, друзья?
Де Гиз и Телиньи охотно согласились сыграть с королем.
Несколько джентльменов проводили их до кортов; понаблюдав немного за игрой, Колиньи выразил намерение вернуться к себе на Рю Бетизи. Около дюжины друзей адмирала последовали за ним.
Гаспар смутно слышал разговор мужчин, шагавших позади него; у адмирала не было настроения беседовать; он думал о том, что король готов удовлетворить его просьбы, но многие советники были настроены против адмирала. Он вспомнил сценки, высмеивавшие гугенотов. Было ясно, что новое дружеское отношение к гугенотам, которое разыгрывали католики во время свадебных торжеств, было насквозь фальшивым.
Он начал читать бумагу, которую держал в руке; Колиньи шел немного впереди своих друзей, полностью погрузившись в изучение документа. Один листок из пачки, которую он нес, упал на землю. Когда он нагнулся, чтобы подобрать его, пуля просвистела над головой адмирала. Колиньи повернулся и увидел в окне ближайшего дома фигуру человека. Адмирал указал на него друзьям; в это мгновение грянул второй выстрел; пуля оторвала Колиньи палец, задела руку и застряла в плече.
– Этот дом. Из этого окна, – крикнул адмирал.
Несколько его друзей бросились к дому; другие столпились вокруг Колиньи. Рукав камзола стал мокрым; от потери крови у Колиньи закружилась голова.
– Король… – промолвил он. – Сообщите ему… немедленно…
Мерлин, один из его соратников, поняв, что адмирал теряет сознание, обхватил Колиньи рукой.
– Доберемся до вашего дома, – сказал он. – Как можно скорее…
– О, – пробормотал Колиньи, прислонившись к Мерлину, – это дело рук де Гизов. Они замышляли это, когда герцог мирился со мной…
Медленно, превозмогая боль, в окружении нескольких друзей, не бросившихся искать убийцу, Колиньи вошел в свой дом на Рю Бетизи.
Когда королю сообщили новость, он еще играл в теннис.
– Ваше Величество, адмирал ранен. Это произошло, когда он шел домой. Стреляли из пустого дома.
Карл замер, сжимая ракетку. Он испугался. Он посмотрел на Гиза; лицо Генриха оставалось бесстрастным, оно не выдавало его чувств. Король заметил ярость в глазах Телиньи.
– Ваше Величество, отпустите меня к нему, – попросил Телиньи.
Карл ничего не сказал. Он продолжал смотреть в пространство перед собой. Нигде нет покоя. Каждому угрожает опасность. Мира нет.
– Неужели я не получу даже короткого покоя? – всхлипнул он.
– Ваше Величество, умоляю вас… отпустите меня к адмиралу.
– Иди, иди! – крикнул Карл. – О, Господи, что они сделали с моим другом?
Гиз шагнул к королю:
– Ваше Величество, необходимо послать за докторами. Вероятно, еще можно что-то сделать.
– Да, да, – почта завизжал Карл. – Отправьте их всех к адмиралу. Вызовите Паре. Он спасет Колиньи. Я сам пойду к нему. Я…
Плача, Карл побежал к дворцу.
Катрин невозмутимо сидела в своих покоях, когда Мадаленна вбежала в комнату с новостью.
– Мадам, в адмирала стреляли.
– Стреляли? – Катрин ликовала, но ее глаза изображали ужас. – Мадаленна, ты лжешь. Это невозможно.
– О да, мадам. Он шел в сторону Рю Бетизи от дворца; кто-то выстрелил в него из окна пустого дома.
– Но это ужасно.
Катрин не двигалась; она подумала: я пошлю в Рим его голову. Она прибудет почти одновременно с известием о бракосочетании.
– И… кто стрелял? Ты выяснила это, Мадаленна?
– Это еще не известно, мадам, но убийца прятался рядом с домом Шануана де Сент-Жермен л'Оксеруа, бывшего наставника де Гизов.
– Преступника поймали?
– Не знаю, мадам.
– Тогда иди и выясни, что сможешь. Ступай на улицу, послушай, что говорят люди.
Катрин уже была готова к встрече с королем, когда он явился во дворец. Его глаза сверкали от ярости; королева-мать заметила знакомое подергивание рта, пену на губах.
– Ты слышала? Слышала? – закричал Карл. – Моего дорогого друга адмирала, великого Гаспара де Колиньи пытались убить.
– Если попытка оказалась неудачной, поблагодарим за это Господа, сын мой. Если он не умер, мы должны спасти его.
– Мы должны спасти его. Паре! Паре! Где Паре? Карлик, не стой, уставившись на меня. Иди… иди и доставь ко мне Паре. Пойдемте все… найдем Паре. Нельзя терять ни мгновения. Когда ты найдешь Паре, отправь его в дом адмирала. Вели ему не терять время… или он ответит мне за это. Мама, я должен немедленно пойти туда. Должен попросить его выжить… остаться в живых…
– Мой сын, тебе надо успокоиться. Дорогой, ты не можешь идти в таком состоянии. Я должна проводить тебя. Подожди… дождись новых вестей. Обязательно отправь туда Паре, но сам пока не иди. Ты не знаешь состояние адмирала. Погоди, прошу тебя. Тебе ни к чему лишние потрясения.
Карл подергивал свой камзол, он отчаянно всхлипывал.
– Он был мне отцом. Я верил ему. Его убили. Он, верно, сильно страдал. О боже, как он страдает. Льется кровь… его кровь.
– Ты не должен видеть ее, – сказала Катрин. – Подожди, сын. А, вот и Паре. Паре, король приказывает вам немедленно отправиться в дом адмирала и… спасти его жизнь. Идите… как можно скорей.
– Да, Паре, идите… идите! Не теряйте время, ищите немедленно.
Катрин обратилась к карлику:
– Позови Мадлен и мадемуазель Туше. Пусть они тотчас придут в покои короля.
Они объединили свои усилия для того, чтобы успокоить несчастного короля.
Лидеры гугенотов собрались в доме на Рю Бетизи. Телиньи, Генрих Наваррский, принц Конде, герцог де Ларошфуко ждали в приемной. Никлас Мусс, старейший и самый преданный слуга Гаспара, а также его помощник Мерлин оставались в спальне адмирала. Было отправлено послание Монтгомери в Сент-Жермен. Возле дома собрались гугеноты; звучали возмущенные голоса, люди снова и снова повторяли имя де Гиза.
Увидев Амбруаза Паре, величайшего хирурга-гугенота, спешившего к Колиньи, толпа обрадованно зашумела. Люди расступились, пропуская врача.
– Да поможет вам Господь, месье Паре. Пусть вам удастся сберечь жизнь нашего великого лидера, которого хотели погубить злодея.
Паре заявил, что он сделает все возможное, и скрылся в доме.
Он застал адмирала обессилевшим. Рана сама по себе не казалась смертельной, но Колиньи потерял много крови; пуля, застрявшая в плече, могла быть отравленной.
Наваррец и Конде, Телиньи и Рошфуко последовали за Паре в комнату.
– Господа, – сказал Паре, – возможно, придется ампутировать руку. Если это удастся сделать успешно, опасность существенно уменьшится.
Колиньи услышал слова врача.
– Если вы так считаете, – решительно заявил он, – сделайте это.
Паре тщательно осмотрел руку адмирала, смыл пятна крови и прощупал ткани. Потом хирург улыбнулся.
– Все не так плохо, как я сначала думал, – сказал он. – Рука в неплохом состоянии. Вероятно, достаточно будет удалить остаток пальца и извлечь пулю.
Колиньи ждала мучительная процедура, потому что под рукой не было опиума. Адмиралу предстояло наблюдать за тем, как хирург будет орудовать щипцами Мусс и Телиньи держали Колиньи; его губы были бескровными, лицо – бледным; он напоминал труп; однако стонал не адмирал, а Телиньи; Мусс всхлипывал.
– Мужайтесь, мои друзья, – сказал адмирал. – Боль терпима, и она скоро прекратится. Все, что выпадает на нашу долю, происходит по воле Господа.
– Да, мои друзья, – прошептал Мерлин. – Поблагодарим Господа за то, что он сохранил адмиралу жизнь, пощадил его голову и рассудок, и не будем упрекать Всевышнего за происшедшее.
Обрубок указательного пальца был наконец ампутирован, и после нескольких весьма болезненных попыток хирург извлек пулю. Адмирал в полуобморочном состоянии откинулся на руки Телиньи и Мусса. Он мечтал, чтобы забытье избавило его от мук, но он очень долго воспитывал в себе терпение и выносливость, всегда приносил свое тело в жертву интересам дела. Он боялся, но не новых страданий, а того, что значило покушение для всех его друзей и последователей, собравшихся в Париже.
– Сейчас у меня… нет настоящих врагов, кроме де Гизов, – пробормотал адмирал. – Но помните, мои друзья, – удар могли нанести не они… Мы можем выдвигать обвинения, лишь выяснив истину.
Он услышал ропот. Кто-то сказал:
– Мы пойдем и убьем де Гизов. Неужто они избегнут наказания за то, что они сделали с адмиралом?
Колиньи попытался поднять руку и простонал:
– Нет… умоляю вас. Никакого кровопролития… сейчас. Это погубит Францию.
– Оставьте его, – прошептал Паре. – Ему необходимо отдохнуть.
Все, кроме Телиньи, Мусса, Паре и Мерлина, покинули адмирала.
В отдельные моменты этого мучительного утра Колиньи забывал, где он находится. Один раз он решил, что лежит в Шатильоне со своей первой женой после рождения Анделота. Затем ему показалось, что этот ребенок – не Анделот, а Франсуа. Он услышал известие о смерти другого Анделота. Потом увидел себя с Шакли и Жанной Наваррской в розарии.
– Отдохните, отдохните! – взмолился Паре. – Вы должны это сделать. У вас сильный организм, господин адмирал, но вы нуждаетесь в отдыхе, потому что потеряли много крови.
Но адмирал не мог отдыхать; когда эти непоколебимые гугеноты, а также маршал де Коссе с Дамвиллем и Вилларом навестили Колиньи, он вспомнил, что его тревожило.
– Я боюсь, мои друзья, но не смерти.
И вдруг ему показалось, что в полузабытьи на него снизошло прозрение. Он мысленно увидел молодого короля с безумными, растерянными глазами; Карла держала за руку женщина в черном со зловещим улыбающимся лицом.
Он должен предупредить короля. Он обязан сделать это. Освободить короля от этой особы, олицетворявшей недоброе влияние.
– Я не боюсь умереть, – сказал он, – если мне это суждено. Но прежде я должен увидеть короля. Возможно, чья-то воля пытается удержать его вдали от меня. Но я больше всего на свете желаю увидеть перед смертью короля… увидеть его наедине.
Карл настороженно ожидал каких-то новых событий. Мать отказывалась оставлять его одного; он знал, что она решила не допускать того, чтобы он делал что-то без ее согласия.
Его первыми посетителями стали король Наварры и принц Конде, пришедшие в Лувр прямо от постели адмирала.
– Какие новости? Каше новости? – спросил Карл.
– Плохие, Ваше Величество.
– Он… умер?
– Нет, Ваше Величество, но рана серьезная. Месье Паре считает, что есть слабая надежда на выздоровление. Адмирал потерял много крови.
– Славу Богу, что он жив, – сказала Катрин.
Король заплакал.
– Это я ранен, – простонал он.
– Вся Франция, – сказала королева-мать. – О, Господи, кому гарантирована безопасность? Они могут прийти и напасть на короля, лежащего в собственной кровати.
Она посмотрела на своего дрожащего сына. Положись на меня, говорили ее глаза. Ты в опасности, но все будет хорошо, если ты доверишься мне.
– Ваше Величество, – сказал принц Конде, – мы нашли ружье в том пустом доме. Оно еще дымилось. Оно принадлежит телохранителю герцога Анжуйского.
Катрин ахнула.
– Его, вероятно, украли, – сказала она. – А чей это дом?
– Не знаю, мадам, но мы установили, что в соседнем особняке живет Шануан де Вилльмур.
– Каким образом убийце удалось скрыться?
– Ворота конюшни Шануана были открыты; очевидно, его ждала оседланная лошадь.
– Этот священник – человек де Гиза. Я отрублю им головы. Им не спастись от моей мести. Приведите ко мне каноника. Приведите герцога, его дядей и братьев. Они – организаторы преступления. Парижане увидят, что происходит с теми, кто причиняет вред моим друзьям.
– Парижане, – насмешливо заявила Катрин, – не будут молча стоять и смотреть, как Ваше Величество причиняет вред их друзьям. Ваше Величество, вы потрясены ужасной трагедией. Давайте все успокоимся. Давайте подождем и посмотрим, что произойдет; тем временем мы будем молиться за выздоровление адмирала.
– Мадам, – сказал Генрих Наваррский, – мой кузен Конде и я чувствуем, что волнений удастся избежать, если мы на некоторое время покинем Париж.
– Нет, – закричал король. – Вы останетесь.
Катрин улыбнулась.
– Господа, мы не можем допустить, чтобы наш молодожен покинул нас. Свадьба состоялась всего несколько дней тому назад. Вы должны еще хотя бы недолго побыть с нами.
Она услышала донесшиеся из приемной голоса и послала человека узнать, кто пришел и какие новости принес визитер.
Дамвилля и Телиньи впустили к королю.
– Что с адмиралом? – крикнул Карл.
– Он отдыхает, Ваше Величество, – сказал Телиньи. – Он спрашивает, не окажете ли вы ему честь, навестив его, поскольку он не может прийти к вам.
– Я сделаю это! – заявил король; Катрин поняла, что не сможет остановить сына. – Я отправляюсь к нему немедленно!
– Ваше Величество, он просит, чтобы вы пришли одни, – сказал Телиньи.
– Мы будем сопровождать короля, – тотчас вставила Катрин, – я и его братья; мы не меньше Карла хотим лично пожелать адмиралу всего самого лучшего.
Карл хотел запротестовать, но Катрин уже распорядилась, чтобы герцог Анжуйский и Аленсонский были направлены к ней; когда все собрались, Катрин устроила так, чтобы их сопровождала группа дворян, являвшихся врагами Колиньи. Поэтому за королем к Рю Бетизи последовали маршал де Таванн, герцог де Монпансье, граф де Ретц и герцог Неверский, а также несколько их приближенных.
Катрин волновалась. Она замечала злые взгляды, которые бросали на ее свиту горожане; она знала, что их ненависть направлена в первую очередь на нее; Катрин различала слово, которое она слышала на протяжении всей ее жизни во Франции, – «итальянка». Королева-мать ощущала недоверие, которое выражало это прозвище. Она слова и снова слышала имя Гиза. Катрин была уверена: если адмирал умрет, гугеноты поднимутся на борьбу с католиками. Люди вслух смеялись над сыном Катрин. Они называли его извращенцем. Убийца! Итальянка! Катрин радовалась, что за ней следовал сильный католический эскорт.
Приблизившись к Рю Бетизи, они обнаружили, что толпа стала более плотной. Она собралась возле дома адмирала словно для того, чтобы защитить его от новых покушений. Это были гугеноты, прибывшие в Париж по случаю свадьбы. Кто мог подумать, что их будет так много? Королевскому дому Валуа, а в первую очередь королю и королеве-матери, угрожала опасность.
Катрин и ее свита прошли через комнаты первого этажа; находившиеся там протестанты демонстрировали не слишком большое почтение к ней.
– Мои друзья, – сказала Катрин, – мы молимся вместе с вами за выздоровление этого великого и доброго человека. Пропустите нас; наш любимый адмирал сам попросил, чтобы мы пришли к нему.
Люди настороженно уступили им дорогу; король прошел прямо к кровати адмирала; опустившись на колени, Карл горько заплакал.
– Ваше Величество, – сказал Гаспар, – вы поступили весьма любезно, придя ко мне.
– О, мой отец, – всхлипнул Карл, – ваша рана причиняет мне нескончаемую боль. Не называйте меня «Ваше Величество». Зовите меня сыном, а я буду называть вас отцом. Клянусь Господом и всеми святыми, что я откажусь от спасения, если не отомщу тем, кто причинил вам страдания… моя месть будет такой, что память о ней не померкнет вовек.
– Не говорите о мести, сын мой, – со слезами на глазах сказал адмирал. – Я сожалею о том, что ранение лишает меня великого счастья работать с вами.
Катрин остановилась возле кровати; Гаспар заметил ее. Она казалась ему черным стервятником, ждавшим его смерти.
– О, мой сын, – сказал Колиньи, – вас пытаются убедить в том, что я – возмутитель спокойствия. Клянусь перед Господом – всю мою жизнь я был верным слугой Вашего Величества. Господь рассудит меня и моих врагов.
– Мой отец, вы не умрете. Я не допущу этого. Я – король… помните об этом.
– Существует более великий король, чем вы, Ваше Величество. Именно он решает такие вопросы. Но я должен поговорить с вами.
Гаспар умоляюще посмотрел на Катрин, которая елейно улыбнулась, отказываясь понять его просьбу.
– Я всегда хранил верность вашему отцу, – сказал Колиньи Карлу, – и буду верен вам. Сейчас я считаю моим долгом – возможно, моим последним долгом – попросить вас не упускать возможность, способную принести спасение Франции. Во Фландрии война уже началась. Вы не должны сохранять нейтралитет; этим вы подвергнете опасности мир в вашем королевстве. Франции будут грозить серьезные неприятности. Очистите ваш совет от слуг Испании.
– Дорогой адмирал, – сказала Катрин, – вы возбуждаете себя. Нельзя это делать; месье Паре велел вам отдыхать.
– Она права, – подтвердил король. – Вы не должны волноваться, дорогой друг.
– Ваше Величество, вы не должны нарушать ваши обещания. Каждый день нарушаются ваши обещания дать мир нашим провинциям.
– Дорогой адмирал, мы с королевой-матерью исправим это. Мы уже послали наших представителей в провинции для поддержания мира.
– Это верно, господин адмирал, – сказала Катрин.
– Вы знаете, что это правда.
– Мадам, – заявил Колиньи, – я знаю, что вы направили в провинции ваших представителей, которые обещают вознаграждение за мою голову.
– Не волнуйтесь, – сказала Катрин, поскольку король испуганно посмотрел на нее. – Мы пошлем других, которые будут вне подозрений.
– У вас жар, – Карл коснулся лба адмирала. – Этот разговор вреден для вашего здоровья. Я сделаю все, о чем вы просите, а вы взамен должны сделать то, о чем прошу я – а именно отдохнуть. Вы обязаны поправиться.
Он позвал Паре и предложил ему принести пулю, ранившую адмирала.
– Я хочу взглянуть на эту подлую штуку, – добавил король.
Пулю принесли, и Карл уставился на нее, подергивая губами. Катрин взяла пулю и взвесила ее на своей белой ладони.
– Такая маленькая вещь принесла столько вреда, – сказала королева-мать. – Как я рада, что она извлечена. Вы помните, господин адмирал, как месье де Гиз был застрелен под Орлеаном? Конечно, помните. Кто не помнит гибель – по мнению некоторых, убийство – этого великого человека? Тогда доктора сказали мне: несмотря на то что пуля была отравленной, ее быстрое извлечение из тела могло спасти жизнь господина де Гиза.
Король продолжал смотреть на пулю. Он пожелал взглянуть на китель адмирала.
– Это ни к чему, сын мой, – предупредила Катрин.
Но Карл упрямо потребовал, чтобы китель принесли; увидев пятна крови на рукаве, он заплакал.
– Вернемся во дворец, – сказала Катрин. – Эти слезы не помогут адмиралу.
– Мой отец, – воскликнул король, – вы должны перебраться к нам. Вы получите покои рядом с моими. Я буду ухаживать за вами. Моя сестра уступит вам свои апартаменты. Пожалуйста! Я настаиваю.
Но Гаспар отказался. Он должен выжить. Должен бороться со смертью всеми своими силами, его работа не завершена. В Лувре он может угодить в ловушку. Он не имеет права доверять женщине в черном – итальянке, которая сейчас уговаривает его принять приглашение.
Паре поспешил шагнуть вперед и сказать, что адмиралу нельзя передвигаться.
– Очень хорошо, – заявил король, – я прикажу окружить этот дом вашими сторонниками, отец. Вы будете отдыхать в безопасности, а я тем временем найду тех, кто хотел убить вас, и поступлю с ними так, как они собирались поступить с вами.
Он встал, но Гаспар зашептал:
– Ваше Величество, побудьте здесь еще немного. Я очень хочу…
– Говорите, дорогой отец. Любое ваше желание будет немедленно выполнено.
– Я хочу поговорить с вами наедине.
Карл посмотрел на мать. Катрин улыбнулась, кивнула головой, но она была в ярости. Произошло то самое, чего она желала избежать.
– Пойдемте, месье Паре, – сказала она. – Мы с вами подождем снаружи.
Когда мужчины остались одни, король опустился на колени возле кровати.
– Говорите, мой отец. Скажите то, что вы хотели сообщить мне.
– Ваше Величество, я люблю вас… не только как короля, но и как моего сына.
Слезы потекли по щекам Карла. Он поцеловал покрывало. Взволнованный король не мог забыть пробитого пулей рукава адмиральского кителя и пятен крови на нем.
– Мой отец, в каком ужасном мире мы живем! Вы не должны умереть. Не должны покинуть меня… мне страшно.
– Не бойтесь, сын мой. Вы – король этой страны, ее спасение от беды – в ваших руках. Вы должны быть сильным. Успокойтесь, Ваше Величество. Послушайте меня, мы не долго будем одни. Правьте Францией самостоятельно. Доверяйте лишь собственным суждениям. Одному человеку вам не следует доверять в первую очередь. Мне трудно произнести это, но я должен предупредить вас.
Понизив голос до шепота, Колиньи произнес:
– Остерегайтесь вашей матери. Не верьте ей. Управляйте страной без ее участия. Много несчастий выпало на долю нашей бедной страдающей страны благодаря ей. Она – ваш злой гений, мой сын. Вы должны освободиться от нее. Вы – мужчина. Вы достаточно взрослы, чтобы править Францией. Будьте сильным и мужественным. Молите Господа о том, чтобы он направил вас и помог справиться с трудными задачами, которые ждут вас.
– Вы правы, – прошептал король. – Я должен править один. Должен править один.
– Будьте сильным. Будьте достойным. Предоставьте людям свободу вероисповедания. Не используйте религию в политических целях. Религия и дипломатия должны быть разъединены. Выполняйте свои обещания. Ведите достойную жизнь и постоянно молитесь о помощи Господа. А главное, сын мой… главное…
Король плакал.
– Гаспар, мой отец, я не могу вынести это. Вы говорите со мной так, словно это наша встреча – последняя.
– Нет, возможно, я поправлюсь. У меня еще много сил. Сдержите обещание, данное вами принцу Оранжскому. Помните, что честь обязывает вас к этому. Не следуйте наставлениям матери. Прислушивайтесь к слову Господа, а не к советам Макиавелли. Ваше Величество, вы способны сделать ваше правление хорошим. Тогда в ваш последний час вы сможете поблагодарить Господа за то, что он призвал вас править этой страной.
– Я по-прежнему вижу кровь на вашем кителе. Густую красную кровь. Кровь величайшего адмирала, какого знала Франция. Что мы будем делать без вас?
– Не плачьте, прошу вас, я еще с вами. Помните… помните мои слова. В первую очередь – касающиеся вашей матери.
Дверь тихо открылась; Катрин, стоя у порога, посмотрела на мужчин. Король испуганно ахнул. Он знал, что она внушала ему ужас, была источником всех его страхов.
– Это никогда не закончится, – резко произнесла королева-мать. – Наш дорогой адмирал утомлен. Он должен отдохнуть. Пойдемте, Ваше Величество, вы должны покинуть адмирала. Месье Паре, господин Колиньи устал. Верно?
