Текст книги "Королева-распутница"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Виктория Хольт
Королева-распутница

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Обнесенный толстой каменной стеной Париж изнемогал от летнего зноя. Но уже несколько недель путники, прибывавшие из дальних уголков страны, входили в столицу через городские ворота. Знать шла в сопровождении свиты, к которой в пути пристраивались нищие, разбойники и бродяги. Казалось, будто вся Франция желает увидеть бракосочетание принцессы-католички с наваррским королем-гугенотом.

То и дело к воротам под пение труб подъезжал очередной дворянин со своим эскортом. Он двигался к Лувру по улицам, застроенным высокими красивыми зданиями с островерхими серыми крышами. Если это был католик, то звучали приветственные крики католиков. Если появлялся гугенот, то его радостно встречали единоверцы.

В узких грязных переулках с множеством мух ощущалось напряжение; оно висело над улицами и площадями, лежавшими под сенью готических башен Сент-Шанель и Нотр-Дам, мрачных тюрем Бастилии и Консьержери. Нищие вдыхали запахи стряпни – это был город ресторанов, где процветали кулинары и кондитеры, пользовавшиеся покровительством знати и самого короля. Голод не мешал нищим сохранять бдительность.

Временами в тавернах вспыхивали драки. Говорили, что в «Ананасе» убили человека и без лишнего шума выбросили его тело в Сену. Это был гугенот, и не следовало удивляться, что с ним произошло несчастье в католическом Париже. Появление одинокого гугенота среди католиков было опасным вызовом. Но этим летом в Париже находились тысячи гугенотов. Их видели на улицах, возле собора Сент-Жермен-Л'Оксеруа, они прогуливались среди толпы мимо статуи и особняков; многие из них поселились во дворце Бурбонов, другие нашли пристанище в доме на углу улицы Сухого Древа и Рю Бетизи, где находилась штаб-квартира главного протестантского лидера адмирала Гаспара де Колиньи.

В восточной части улицы Сент-Антуан стоял один из самых больших домов Парижа – особняк де Гизов. Знойным летним днем в город въехал человек, появление которого вызвало ликование парижан; он был их героем, их кумиром, красавцем, рядом с которым любой король или принц казался простолюдином. Это был золотовласый, русобородый двадцатидвухлетний герцог Генрих де Гиз.

Парижане выражали свою преданность криками, они хлопали в ладоши и подпрыгивали от радости. Люди оплакивали погибшего отца Генриха. Молодой герцог был романтической личностью – особенно теперь, когда весь город готовился праздновать это бракосочетание. Де Гиз был возлюбленным принцессы, которую выдавали замуж за гугенота. Париж предпочел бы, чтобы она стала женой герцога-католика. Но говорили, что королева – коварная старая змея застала любовников во время свидания; это привело к женитьбе герцога на Катрин де Клев, вдове принца Порсьенского; веселой и легкомысленной принцессе Марго пришлось променять католика Генриха де Гиза на гугенота Генриха Наваррского. Это казалось странным, но итальянка Катрин де Медичи уже не могла чем-то удивить Париж.

– Ура! – кричали горожане. – Да здравствует герцог де Гиз!

Он принимал их поклонения с достоинством; в сопровождении приближенных и примкнувших к ним по дороге нищих герцог Генрих де Гиз въехал на улицу Сент-Антуан.

Принцесса Маргарита, находившаяся в своих луврских покоях с сестрой, герцогиней Клаудией де Лоррен, слушала радостные крики толпы и счастливо улыбалась; она знала, кого приветствовали люди. Маргарите, которую вся страна называла Марго, исполнилось девятнадцать. Живая, привлекательная, рано созревшая девушка считалась одной из самых образованных и распутных француженок. Ее старшая сестра, жена герцога Лоррена, была более серьезной и резко отличалась от юной принцессы. Клаудия являлась тихой и благоразумной дамой.

Черные волосы Марго падали на плечи; она только что сняла рыжий парик, в котором ходила весь день. Ее темные глаза сверкали; даже Клаудия понимала, что это вызвано появлением красивого герцога де Гиза. Марго была любовницей де Гиза, хотя они уже не хранили верность друг другу. Они слишком часто разлучались. Клаудия считала, что влюбчивость Марго мешает постоянству сестры. Добрая, мягкая Клаудия обладала счастливой склонностью видеть все в лучшем свете. Марго часто говорила сестре, что ее жизнь погублена запретом выйти замуж за единственного человека, которого она могла любить. Она была бы верной женой герцога де Гиза, заявляла Марго; ее оскорбляла роль его любовницы, которая не могла выйти замуж за ее избранника; в отчаянии она завела одного или двух любовников, и после этого близость с мужчинами вошла у нее в привычку. Она отдавалась с легкостью, а при дворе было много красивых кавалеров. «Но, – объясняла Марго своим фрейлинам, – я всегда верна господину де Гизу, когда он находится здесь». Сейчас мысли о нем заставляли ее глаза блестеть, а губы – улыбаться.

– Подойди к окну, Шарлотта, – приказала Марго. – Ты видишь его? Опиши мне, как выглядит герцог.

Молодая изящная женщина поднялась со стула и неторопливо подошла к окну. Подчинившись распоряжению принцессы, Шарлотта де Сов всем своим видом как бы заявляла присутствующим о том, что она – самая красивая женщина двора. Ее длинные вьющиеся волосы были тщательно уложены, а платье не уступало туалетам Клаудии и Марго; светловолосая голубоглазая красавица была на два или три года старше Марго; ее пожилой муж занимал высокий пост министра, и если государственные обязанности не позволяли ему уделять много времени жене, то многие другие были всегда готовы взять на себя исполнение супружеского долга. Если репутация Марго была слегка подмочена, то Шарлотта де Сов пользовалась дурной славой. Если Марго просто погуливала, то Шарлотта постоянно влюблялась. Каждый очередной роман казался ей главной любовью ее жизни. Поэтому связи Шарлотты не были невинными.

– Я вижу его! – сказала она. – Как он высок!

– Говорят, что он не меньше чем на голову выше большинства своих приближенных, – заметила Клаудия.

– Как он сидит на коне! – воскликнула Шарлотта. – Неудивительно, что парижане обожают его.

Марго встала и быстро подошла к окну.

– Второго такого мужчины, как он, нет, – сказала она. – Я могла бы поведать о нем многое. О, Клаудия, не пугайся. Я не стану этого делать. Я не столь болтлива, как Шарлотта и Генриетта.

– Вы должны рассказать нам, – заявила Шарлотта, – иначе кто-то из нас испытает соблазн выяснить это самостоятельно.

Марго повернулась к Шарлотте и сильно ущипнула ее большим и указательным пальцами за ухо. Этому при ему Марго научилась у матери и знала по личному опыту, какую боль он вызывает.

– Мадам де Сов, – заговорила она тоном принцессы, – советую вам держаться подальше от господина де Гиза.

Коснувшись своего горящего уха, Шарлотта сказала:

– Моя дорогая принцесса, вам нечего бояться. Я не сомневаюсь в том, что господин де Гиз так же верен вам, как и вы – ему.

Марго, отвернувшись, прошла к своему креслу; ее злость быстро развеялась, потому что девушка предвкушала встречу с Генрихом де Гизом. Приближенные Марго любили ее и знали, что она – самая очаровательная женщина в королевской семье. Она легко сердилась, но была отходчива, благородна и добра; любой мог рассчитывать на нее в трудную минуту; ее считали тщеславной и аморальной. При дворе циркулировали слухи относительно слабости Марго к ее брату Генриху, герцогу Анжуйскому; когда-то она восхищалась им. В семнадцать лет он стал героем Ярнака и Монткомтура. Влюбленная Марго не отказывала себе ни в чем, даже если речь шла о брате или кузене. Красивая, веселая, образованная, всегда готовая говорить о себе, оправдывать свое поведение, она была очаровательной собеседницей, чье общество доставляло всем удовольствие; она пользовалась всеобщей любовью.

Теперь, после слов, произнесенных Шарлоттой де Сов, она должна была обелить себя в глазах женщин. Она пожала плечами и покачалась в кресле.

– Подумать только, – пробормотала Марго, – каждая истекшая минута приближает меня к ненавистному браку!

Фрейлины попытались утешить ее.

– Ты станешь королевой, дорогая сестра, – сказала Клаудия.

Другие тоже принялись лить бальзам ей на душу.

– Говорят, что хоть Генрих Наваррский и уступает в красоте господину де Гизу, он все же не лишен привлекательности.

Шарлотта, поглаживая ухо, пробормотала:

– Многие женщины засвидетельствуют, что он – прекрасный мужчина. Говорят, он немного груб и дурно воспитан. Конечно, трудно найти другого такого нежного и элегантного кавалера, как господин де Гиз Герцог Генрих – король среди мужчин. Что касается короля Наварры, то он, по слухам, просто мужчина… среди женщин.

– Замолчи, Шарлотта, – улыбнулась Марго. – О, как кровоточит мое сердце. Что мне делать? Я заявляю, что не выйду замуж за этого дикаря. Говорят, он питает слабость к крестьянским девушкам.

– В такой же степени, как и к знатным дамам, – сказала Шарлотта. – Он любит всех женщин.

– Возможно, – заявила Марго, – папа не даст своего благословения, и тогда бракосочетание не состоится. Я ежечасно молюсь о том, чтобы папа не допустил заключения этого брака. Что еще мы можем сделать?

Дамы улыбнулись. Они считали, что мать принцессы, желавшая этого брака, не позволит папе воспрепятствовать замужеству дочери. Но они ничего не сказали вслух; было принято поддерживать иллюзии Марго. Что касается Клаудии, то она не хотела усугублять страдания сестры.

– Значит, свадьбы не будет, – продолжала Марго, – и все эти гости отправятся восвояси. Однако приятно видеть в Париже столько людей. Признаюсь, мне нравится всю ночь слышать пение. Они превратили ночь в день; они собрались здесь, чтобы увидеть, как я буду выходить замуж за Генриха Наваррского, женой которого я не стану никогда. Я поклялась в этом.

В дверь постучали.

– Войдите! – крикнула Марго. Увидев Мадаленну, шпионку матери, принцесса переменилась в лице. Клаудия вздрогнула; это происходило с ней всегда, когда ее ждала встреча с Катрин.

– В чем дело, Мадаленна? – спросила Марго.

– Ее Величество, королева-мать, желают немедленно видеть мадам де Сов.

Все, кроме Шарлотты, испытали облегчение. Женщина не выдала своих чувств.

– Отправляйся немедленно, – небрежно промолвила Марго. – Ты не должна заставлять мою мать ждать тебя.

Когда Шарлотта ушла, в комнате воцарилось молчание. После паузы Марго снова заговорила о своем ненавистном браке; ее глаза перестали блестеть, лицо девушки потускнело.

Шарлотта де Сов преклонила колено перед Катрин де Медичи. Спустя несколько секунд королева-мать жестом красивой белой руки велела женщине встать.

Катрин было пятьдесят три года; в последнее время она сильно располнела, потому что любила вкусно поесть. Со дня смерти мужа, Генриха Второго, она постоянно носила черные траурные одеяния. Это продолжалось уже тринадцать лет. Ее лицо было бледным, подбородок и челюсти – тяжелыми, глаза – выпученными. Длинная вуаль закрывала ее голову и падала на плечи. Ярко накрашенные губы улыбались, но Шарлотта де Сов, как и многие другие, трепетала в присутствии королевы-матери, потому что сквозь деланное добродушие Катрин явственно проступала ее коварная натура, которую нельзя было скрывать бесконечно. Прошло совсем немного времени после смерти королевы Наваррской, матери предполагаемого жениха Марго. В значительной степени вопреки желанию самой Жанны ее с трудом удалось вызвать ко двору для переговоров о женитьбе ее сына на дочери Катрин. Жанна умерла быстро, при загадочных обстоятельствах. Смерть королевы Наварры произошла после того, как она исполнила желание Катрин; многие во Франции связывали гибель Жанны с Катрин Медичи. Люди говорили о странностях королевы-матери, о ее итальянском происхождении – итальянцев считали искусными отравителями. Подозревали, что личный перчаточник и парфюмер Катрин, флорентиец Рене, помогал ей устранять не только морщины, но и врагов, поставляя королеве-матери наряду с косметикой также и яды. Вдову в черном подозревали в тайном убийстве не только Жанны Наваррской, но и многих других людей. Стоя перед своей госпожой, Шарлотта думала о ее жертвах.

Молодую, смелую, красивую Шарлотту нельзя было назвать робкой женщиной. Она обожала интриги, наслаждалась властью, которую давала ей незаурядная красота. Она пользовалась милостью Катрин, потому что была нужна ей; королева-мать всегда использовала привлекательных женщин. В отличие от своего свекра, удовлетворявшего эротические запросы, она обходилась без личного гарема. Женщины Узкого Круга были любовницами Франциска Первого, они развлекали короля красотой и остроумием. Женщины Катрин должны были обладать теми же качествами, уметь соблазнять мужчин, отвлекать государственных мужей от их семей и исполнения служебных обязанностей, выведывать секреты, которыми они владели, склонять иностранных послов к измене своим королям. Все члены Летучего Эскадрона душой и телом принадлежали Катрин; вступившие в это общество дамы не смели покинуть его. Шарлотта, как и большинство женщин Летучего Эскадрона, не стремилась к этому; задания Катрин сулили приключения, интриги, эротические наслаждения. Даже из наименее приятных поручений можно было извлечь удовольствие. Ни одна порядочная женщина не допускалась в этот круг; добродетельные дамы были бесполезны для Катрин де Медичи.

Шарлотта догадывалась о причине этого вызова. Она была уверена, что он был связан с необходимостью соблазнения какого-то мужчины. Интересно, кто он? Сейчас в Париже находилось множество знатных, важных людей; мысли Шарлотты перескочили на молодого человека, которого она видела сквозь окно покоев Марго сидящим верхом на лошади. Если речь пойдет о Генрихе де Гизе, она займется им с большой радостью. Возможно, именно это и ждет ее. Вероятно, королева-мать хочет пресечь неприличное поведение своей дочери. Марго и Генрих находились сейчас в городе одновременно; эта ситуация была чревата скандалом, поскольку Генрих являлся мужем другой женщины, а Марго предстояло выйти замуж.

– Вы можете сесть, мадам де Сов.

Королева-мать не торопилась перейти к сути.

– Вы только что покинули покои принцессы. Какое впечатление она произвела на вас?

– Она возбуждена ликованием толпы, мадам. Она отправила меня к окну поглядеть на проезжавшего мимо герцога де Гиза. Вашему Величеству известно, как она ведет себя, когда он в Париже. Принцесса очень взволнована.

Катрин кивнула.

– Да, королю Наварры придется тщательно следить за ней. Он будет снисходительно относиться к ее распутству. Он сам страдает той же слабостью.

Катрин громко рассмеялась; Шарлотта заискивающе последовала ее примеру.

– Говорят, он очень галантен, этот Наваррец, – продолжила Катрин. – Он с детства отличался любвеобильностью. Я хорошо его помню.

Шарлотта заметила, что губы королевы-матери изогнулись; в глазах Катрин заиграла похоть. Шарлотта находила эту черту королевы-матери такой же отталкивающей, как и многие другие. Холодная, как лед, Катрин не заводила любовников, однако любила обсуждать с женщинами Летучего Эскадрона их связи; оставаясь при этом высокомерной, отстраненной, она явно получала удовольствие от их рассказов.

– Ему нет дела, молода или стара женщина, – продолжила Катрин. – Лишь бы она умела заниматься любовью. Что сказала принцесса Маргарита, когда ты подошла по ее просьбе к окну, чтобы посмотреть на господина де Гиза?

Шарлотта повторила все произнесенные Марго слова. Было важным не упустить ничего. Королева-мать могла спросить о том же других свидетелей. Если сообщения совпадали не полностью, Катрин сердилась. Она желала, чтобы ее шпионы проявляли точность и ничего не забывали.

– Она влюблена в красивого герцога уже не так сильно, как когда-то, – сказала Катрин. – О, прежде…

Она снова засмеялась.

– Неважно. Детали таких приключений покажутся вам, женщине весьма искушенной, вполне банальными. Это была ненасытная пара. И весьма эффектная, верно, мадам де Сов?

– Ваше Величество, вы правы. Они оба весьма хороши собой.

– И не отличаются верностью. Легко поддаются соблазну. Значит, моя дочь испытала укол ревности, почувствовав ваш интерес к галантному Гизу?

Шарлотта, вспомнив о выходке Марго, коснулась своего уха.

– У меня есть для вас задание, Шарлотта.

Шарлотта улыбнулась, подумав о красивом молодом человеке, сидевшем в седле. Многие считали его самым привлекательным мужчиной во Франции.

– Я хочу сделать жизнь моей дочери как можно более приятной, – продолжила Катрин. – Я знаю, она с отвращением относится к скорому бракосочетанию, но ей нравится видеть себя в роли невинной страдалицы. Она получает удовольствие, изображая из себя несчастную невесту. Молодой король Наварры – один из немногих юношей, не интересующих ее. Я хочу облегчить участь Марго и прошу вас помочь мне в этом.

– Я стремлюсь к одному – служить Вашему Величеству всей моей душой.

– Ваше задание будет легким. Оно вам по силам. Вам предстоит завладеть вниманием галантного мужчины и удержать его. Уверена, вы без труда справитесь с этим поручением.

– Ваше Величество, будьте уверены – я сделаю все возможное, чтобы порадовать вас.

– Вы получите удовольствие. Любовник, которого я предлагаю вам, имеет такую же впечатляющую репутацию, как и ваша. Я слышала, что он неотразим для большинства женщин, как и вы – для большинства мужчин.

Шарлотта улыбнулась. Она давно втайне мечтала о красивом герцоге де Гизе. Если она и не смела глядеть в его сторону, то лишь потому, что Марго охраняла своих любовников, как тигрица – детенышей. Но, получив приказ королевы-матери, Шарлотта могла пренебречь гневом принцессы.

– Я вижу, что вы в восторге от моего предложения, – сказала Катрин. – Я уверена, оно принесет вам удовольствие. Держите меня в курсе ваших успехов.

– Ваше Величество, вы хотите, чтобы я немедленно занялась этим делом?

– Это невозможно, – произнесла Катрин. – Вам придется дождаться прибытия этого человека в Париж. Я бы не хотела, чтобы вы начали соблазнять его с помощью писем.

– Но, мадам… – произнесла сбитая с толку Шарлотта.

Катрин подняла брови.

– Да, мадам де Сов? Что вы хотели сказать?

Шарлотта молча опустила глаза.

– Вы подумали, что я имею в виду человека, который сейчас в Париже? Который только что прибыл сюда?

– Я решила, Ваше Величество, что речь идет о мужчине, который уже находится здесь.

– Мне жаль, если я разочаровала вас.

Катрин посмотрела на свои красивые руки выглядевшие молодо благодаря кремам Рене.

– Я не хочу, чтобы ваш роман развивался слишком стремительно. Ухаживая за этим человеком, помните о том, что вы замужняя женщина. Скажите ему, что вы уважаете барона де Сова, моего министра и вашего любящего супруга, и поэтому не можете уступить его настоятельным просьбам, которые, несомненно, не заставят себя ждать.

– Хорошо, мадам.

– Это все. Вы можете идти.

– Ваше Величество, вы не назвали мне имени этого джентльмена.

Катрин громко рассмеялась.

– Серьезное упущение с моей стороны. Несомненно, вам необходимо знать это. Но разве вы не догадались? Я, конечно, имела в виду нашего жениха, короля Наварры. Вы, похоже, удивлены. Я сожалею, если вы думали о Генрихе де Гизе. Как вы, женщины, любите его! Моя дочь изо всех сил отказывается от короны ради господина де Гиза. Вас охватило ликование, когда вы сочли, что я приказываю вам сделать его вашим любовником. Нет, мадам, мы должны облегчить жизнь нашим молодоженам. Оставьте господина де Гиза моей дочери и займитесь ее мужем.

Шарлотта испытала потрясение. Ее нельзя было назвать добродетельной женщиной, но иногда, сталкиваясь с происками королевы-матери, она ощущала себя в руках Вселенского Зла.

Печаль воцарилась в прелестном старом замке Шатильон. Ее здесь не должно было быть, потому что в замке жила одна из самых счастливых семей Франции; но последние недели глава дома – человек, безмерно уважаемый и любимый всеми членами большой семьи, – испытывал тревогу и волнение. Он пытался занять себя работой в саду, где цвели великолепные розы, проводил много времени с садовниками, обсуждая, где именно следует посалить новые фруктовые деревья; он беседовал с домочадцами или гулял по зеленым аллеям с любимой женой; он шутил с родственниками, читал им вслух. Этот дом был создан для счастья.

Но именно потому, что им довелось познать счастье они были сейчас грустны. Обитатели замка избегали разговоров о их дорогом друге, королеве Наварры, умершей недавно в Париже при загадочных обстоятельствах, но они постоянно думали о ней. При каждом упоминании о дворе, короле или королеве-матери Жаклин де Колиньи прижималась к плечу мужа, словно таким путем она могла удержать его возле себя и уберечь от несчастья; он лишь брал ее за руку и улыбался, зная, что не в силах удовлетворить ее невысказанную просьбу. Он не мог обещать ей не поехать ко двору, когда его вызовут туда.

Гаспар де Колиньи чувствовал, что Господь благоволит к нему, но поскольку его любили гугеноты, католики должны были ненавидеть адмирала. Ему было пятьдесят три года; с момента его обращения в Веру, происшедшего, когда он находился в плену во Фландрии, он всегда хранил преданность ей. Он жертвовал ради нее всем и теперь видел, что, возможно, будет вынужден поступиться семейным счастьем во имя реформизма. Он не боялся такой смерти, какая постигла Жанну Наваррскую, он боялся причинить своей гибелью страдания семье. В этом заключалась причина его печали. Он постоянно подвергался опасности, часто смотрел в глаза смерти и не собирался менять свою жизнь. Совсем недавно он избежал смерти от отравления. Он подозревал в этом королеву-мать. Он не должен доверять этой женщине; однако, не доверяя ей, как он сможет надеяться на решение проблем, мучивших его? Он знал, что таинственные смерти его братьев – Анделота, главнокомандующего пехоты, и Одета, кардинала Шатильонского, – были, вероятно, заказаны Катрин де Медичи. Одет скончался в Лондоне, Анделот – в Сенте. Шпионы королевы-матери присутствовали везде, она отравляла людей руками своих помощников. Однако, если его вызовут ко двору, он должен будет поехать, потому что жизнь Гаспара де Колиньи принадлежала не ему лично, a партии.

Гуляя по дорожкам сада, он увидел приближающуюся к нему жену Жаклин. Он поглядел на нее с большой нежностью; она была в положении – это радовало их обоих. Они поженились недавно, их союз был романтичным. Жаклин полюбила его еще до их знакомства; как и многие гугенотки, она восхищалась им долгие годы; после смерти жены адмирала она решила утешить его, если он позволит ей сделать это. Она совершила длинное путешествие из Савоя в Ла Рошель, где находился в то время Колиньи; тронутый ее преданностью одинокий вдовец не смог отвергнуть обожание, которое она предлагала ему. Вскоре после прибытия Жаклин в Ла Рошель Колиньи окунулся в покой и счастье второго брака.

– Я пришла, чтобы посмотреть на твои розы, – сказала она и взяла мужа под руку.

Он тотчас понял, что появилась какая-то новая причина для тревоги; он ощутил ее беспокойство. Она не умела скрывать свои чувства и теперь, вынашивая ребенка, казалась еще более открытой, чем прежде. Заметив, как дрожат ее пальцы, сжимавшие его руку, он догадался, что произошло. Он не стал спрашивать, что ее беспокоит; он хотел оттянуть неприятный момент хоть нанемного.

– Моя дорогая, ты же видела розы вчера.

– Но они меняются за день. Я хочу снова взглянуть на них. Пойдем. Отправимся в розарий.

Они оба не посмотрели назад, на серые стены замка. Гаспар обнял жену.

– Ты устала, – сказал он.

– Нет.

Очевидно, меня вызывают ко двору, подумал Колиньи. Король или королева-мать. Жаклин будет плакать и уговаривать меня остаться. Но я должен поехать. Многое зависит от моего присутствия. Я должен работать во имя наших людей; переговоры и совещания предпочтительней гражданской войны.

Он давно мечтал о такой войне, которая принесет свободу гугенотам Франции и Фландрии, дарует людям право выбора религии, положит конец ужасным массовым убийствам, подобным происшедшему в Васси. Ради этой цели он мог отдать жизнь, хотя и боялся причинить боль близким.

Его сыновья, пятнадцатилетний Франциск и семилетний Одет, подошли к Колиньи и Жаклин. Они знали новость; Гаспар тотчас понял это. Лицо Франциска ничего не выдавало, но маленький Одет невольно смотрел на отца с тревогой во взгляде. Как грустно, что такой маленький мальчик, понимая многое, испытывает страх.

– Что с тобой, сын? – спросил Колиньи Одета и тотчас перехватил предупреждающие взгляды Жаклин и старшего сына.

– Ничего, папа, – высоким мальчишеским голосом ответил Одет. – Меня ничто не беспокоит. Со мной все в порядке. Спасибо.

Гаспар взъерошил свои темные волосы и подумал о другом Одете, который отправился в Лондон и не вернулся назад.

– Как здесь чудесно! – сказал он. – Признаюсь, мне не хочется возвращаться в замок.

Он почувствовал, что они испытали облегчение. Дорогие дети! Дорогая, любимая жена! Гаспар почти пожалел о том, что Господь даровал ему такое семейное счастье, потому что ему было больно разрушать его. Не будь он лидером множества людей, он смог бы полностью отдаться безмятежной жизни у домашнего очага.

Его дочь Луиза и Телиньи, за которого она недавно вышла замуж, появились в саду. На эту пару было приятно смотреть; молодожены горячо любили друг друга. Благородный Телиньи стал для Гаспара больше чем сыном; убежденный гугенот, Телиньи превратился в одного из самых надежных протестантских лидеров, которым мог гордиться его тесть, адмирал Франции.

Жаклин и мальчик поняли, что не могут больше утаивать весть от Гаспара.

– Пришли вызовы ко двору, – произнес Телиньи.

– От короля? – спросил Гаспар.

– От королевы-матери.

– Гонца накормили?

– Он сейчас ест, – сказала Луиза.

– Мне приказано немедленно явиться ко двору, – сообщил Телиньи. – Вам, несомненно, тоже.

– Позже мы пойдем и посмотрим, – сказал Гаспар. – Сейчас так приятно находиться в саду.

Но зловещий миг нельзя было оттягивать долго; гуляя с мужем по саду, Жаклин понимала, что его мысли прикованы к посланиям. Она знала, что глупо думать, будто откладывая обсуждение ситуации на более поздний час, они смогут временно забыть о ней. Телиньи получил вызов; несомненно, Гаспара ждет та же весть.

Королева-мать приказывает ему явиться ко двору.

– Почему ты так мрачна? – улыбнулся Гаспар жене. – Я приглашен ко двору. Я уже перестал надеяться, что это произойдет.

– Я бы хотела, чтобы ты не получал такого приглашения, – печально промолвила Жаклин.

– Моя дорогая, ты забываешь о том, что король – мой друг. У нашего юного Карла доброе сердце. Я считаю, что он – самый доброжелательный король из всех сидевших на французском троне.

– Я думала о его матери и вспомнила о нашем друге, королеве Жанне Наваррской.

– Ты не должна связывать ее смерть с королевой-матерью. Жанна была больна и умерла от недуга.

– Она скончалась от яда, подсыпанного…

Но Гаспар положил руку на плечо жены.

– Пусть парижане шепчутся об этом, любовь моя. Нам не следует делать это. Простолюдины обмениваются сплетнями. В наших устах это станет изменой.

– Значит, правда – это измена? Жанна сходила за перчатками к отравителю, служащему королеве-матери, и… умерла. Тогда расскажи мне все.

– Осторожно, моя дорогая. Ты думаешь, что мне угрожает опасность. Это, возможно, фантазии. Не надо видеть в них реальность.

– Я буду осторожной. Но ты действительно должен отправиться ко двору?

– Должен, дорогая. Подумай, что это может означать для нас… для нашего дела. Король обещал помочь принцу Оранжскому. Мы победим Испанию и обретем свободу вероисповедания.

– Но, Гаспар, королеве-матери нельзя доверять. Жанна всегда это утверждала. Она знала, что говорит.

– Мы имеем дело с королем, моя дорогая. У короля доброе сердце. Он сказал, что гугеноты – такие же его подданные, как и католики. Я полон надежды.

Но со своим зятем, Телиньи, он говорил менее оптимистично. Когда они остались вдвоем, Гаспар сказал:

– Иногда я спрашиваю себя, достойна ли часть нашей партии помощи Господа. Сознают ли некоторые гугеноты важность нашей миссии? Понимают ли они, что пришло время установить Веру на нашей земле для многих грядущих поколений? Иногда мне кажется, что основная масса гугенотов не питает истинной любви к религии. Они используют ее как повод для ссор со своими врагами, они охотнее спорят о догматах, чем ведут праведную жизнь. Французы, мой сын, неохотно принимают протестантскую веру – в отличие от жителей Фландрии, Англии и немецких провинций. Наши люди любят веселье и торжества; они не стесняются грешить, вымаливать прощение у Господа и снова предаваться греху. Эту нацию не привлекает спокойная, мирная жизнь. Мы должны помнить это. Наличие двух религий было для многих лишь поводом для борьбы друг с другом. Мой сын, я встревожен. Эти вызовы ко двору таят в себе угрозу, которая не была видна, когда я находился в Париже. Но я полон решимости исполнить обещания, данные мною принцу Оранжскому; надо заставить короля сдержать свое слово.

– Все, что вы говорите, верно, – сказал Телиньи. – Но, отец мой, если король откажется сделать это, что мы сможем предпринять?

– Мы попытаемся повлиять на него. Я чувствую, что способен подействовать на короля, встретившись с ним наедине. Если мы останемся без его помощи, нам придется уповать на наших последователей, солдат, на нас самих…

– Помощь Шатильона покажется незначительной после надежд на обещанную помощь Франции.

– Ты прав, мой сын; но если Франция не сдержит своего слова, Шатильону не следует поступать так же.

– Я получил предостерегающие письма от друзей, находящихся при дворе. Отец, они умоляют нас не ехать. Гизы интригуют против нас; королева-мать действует заодно с ними.

– Мы не можем оставаться из-за этих предупреждений, сын мой.

– Мы должны сохранять бдительность.

– Не сомневайся, мы сделаем это.

За общим столом никто не говорил об отъезде, но все, от Гаспара и Жаклин до последнего слуги, думали о нем. Обитатели окрестностей любили Гаспара; в замке Шатильон находилась пища для всех страждущих. Сам адмирал установил традицию есть вместе с простыми людьми. Трапеза начиналась с чтения псалмов, за которым следовала молитва.

Сидя за длинным столом, Гаспар думал о борьбе, которая ждала адмирала и людей, поклявшихся помогать ему. Среди них был молодой принц Конде, походивший на своего жизнерадостного и галантного отца, погибшего за Веру. Молодой принц, при всех его достоинствах, не отличался большой силой духа. Другой единоверец Колиньи, девятнадцатилетний Генрих Наваррский, был смелым воином, но не обладал должным благочестием; он ставил удовольствия выше праведности. Он поддавался женским чарам, обожал вкусную еду и вино. Жизнелюбие мешало ему полностью посвятить себя религии. Телиньи? Гаспар возлагал на него большие надежды не потому, что был связан с ним узами родства. Колиньи видел в молодом человеке свою собственную преданность делу, решимость. Еще был герцог де Ларошфуко, горячо любимый королем Карлом, но юный и неопытный. Колиньи также помнил о шотландце Монтгомери, копье которого случайно убило короля Генриха Второго. Возможно, именно он возглавит движение гугенотов в случае смерти адмирала. Но Монтгомери был уже пожилым человеком. Лидера следует искать среди более молодых людей. Это место мог в будущем занять Генрих Наваррский.