Текст книги "Действуй, жена! (СИ)"
Автор книги: Виктория Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Глава 11
Кира
– Что? – изумилась я и чуть не поперхнулась салатом с тунцом и авокадо. – Корона? Ты в своем уме, Лешенька? Где ты ее взял, если всю ночь продрых рядом? Да и утром мы не разлучались…
Я отставила в сторону тарелку и во все глаза уставилась на Воскобойникова. Даже кусок в рот не полез от его предложения надеть на свадьбу какую-то там диадему. Оладьи, пожаренные мной с утра и лежащие теперь золотистой горкой на блюде, мед в фарфоровой баночке и сметана в пузатом стаканчике, все это вмиг утратило свою прелесть. Да и само утро перестало быть добрым.
– Я не хочу, Леша, – тихо отрезала я, надеясь на чудо. Но утро не заиграло прежними красками, а Воскобойников хмуро посмотрел на меня и пустился в пространные разъяснения.
– Все-таки отсталая ты, Мансурова, – деланно вздохнул он. – Я – человек известный. И наше бракосочетание уже ни для кого не секрет. Вот один дружественный ювелирный бутик предлагает тебе взять напрокат диадему. Еще от знакомых флористов звонили. Они оформят ресторан к свадьбе. А салон, где мы вчера покупали платье, прислал тебе туфли в подарок… Это такие мелочи, кисуль… Будь ты сама – знаменитость, тебя бы завалили подарками.
– Ну, понятно, – бурчу я раздраженно. – А если я не хочу цеплять на себя стразики?
– Люди обидятся. Там же бриллианты. Ты же можешь выбрать по каталогу любые вещи. В чем проблема, Кира?
– Я не хочу сиять как елка. Бриллианты или стразы! Какая разница! – отрезаю я. – Но если для тебя главное – люди, ты можешь сам надеть алмазную корону и туфли со стразами. Думается мне, никто в мире не оставит твой прикид без внимания.
– Злыдня, – кивает Воскобойников и театрально воздевает руки к небу. – На ком я женюсь? На ком!
– Еще есть время передумать, – огрызнулась я, вставая из-за стола. – Давай отменим регистрацию. Я улечу к Малике, а ты всем и каждому станешь рассказывать о своей любви к искусству. Заявишь, к радости фанатов, «Я женат на кинематографе».
– Ты могла бы посмотреть каталог, а потом покупать билет в Дубай. Никто тебя не принуждает, Кира, – мягко заметил Леха, засовывая в рот оладью. – Вкусно, кстати! Нет, Мансурова, обратного пути нет, – заявил он решительно. – Готовишь ты вкусно, и голова у тебя не болит. Идеальная жена!
– Ты забыл о Рупоре Анжелики, – проворковала я и со вздохом спросила. – Где твой каталог? Давай посмотрю.
– Хорошая девочка, – довольно хмыкнул Леха, отправляя в рот следующую оладью. Кивнул в сторону моего айфона. – Я тебе ссылку уже отправил. Посмотри быстренько, и нужно собираться.
Просмотр каталога ювелирного дома Елены Мерцхали много времени не занял. Честно говоря, я никогда не понимала, как можно тратить деньги на покупку камней. Ну, какая от них радость? Даже помолвочное колечко – тонкий ободок с большим квадратным бриллиантом, не вызывает у меня восхищения. Но я и ощущаю его чужеродным предметом, совершенно случайно попавшим ко мне. Предназначалось-то оно Симоне! Я прекрасно понимаю, что Леха не успел или не захотел делать предложение царице Египта. Но даже это не успокаивает. Кольцо словно пыточный инструмент горит на моем пальце, обжигая все внутренности и каждый раз напоминая о нашем договоре с Воскобойниковым. Нет никакой любви. Может, благородство или чувство долга. Скорее, желание поиграть в рыцаря и обрести контроль над блогом Анжелики. Пусть на время, пусть опосредованно.
Я печально листаю фотографии в электронном каталоге и не сразу замечаю, что Леха пришел за мной в спальню.
– Ничего не выбрала, Кира? – равнодушно бросает он и, стащив с широких плеч махровый халат, светя голой накачанной задницей, отправляется в ванную. – Поможешь мне? – спрашивает на ходу.
– Ты бы определился, любимый, – ворчу я, автоматически нажимая на следующую страницу. И тут же вижу его. Самое прекрасное ожерелье на свете. И даже ойкаю от восторга. Такое бы я не отказалась надеть. Но раз сразу отказала Лехе, то и нет смысла соглашаться. Решит еще, что я под него подстраиваюсь.
Помывка милого не занимает много времени. И когда мы вываливаемся из ванной, Воскобойников прижимает меня к стене и порывисто шепчет на ухо.
– Жаль, нам нельзя опаздывать. А то бы вернулись в кроватку…
– Все в твоих руках, – хмыкаю я и с вызовом смотрю в чуть подернутые страстью зеленые глаза. Я вижу, как в них плещется голод, не имеющий никакого отношения к съеденным оладьям. Чувствую, как мое собственное тело откликается, когда Лехина рука скользит по моей шее и спускается ниже. Знаю, что не устою.
«И пусть предсвадебные сборы летят в унитаз, – возбужденно думаю я, стараясь не вспыхнуть раньше времени в объятиях Воскобойникова. – Спокойнее, Шакира, – пытаюсь убедить саму себя, прекрасно помня о последствиях. – В этот раз просто раны зализать не получится, – убеждает меня внутренний голос, а руки уже водят по Лехиной спине в приступе страсти. Ощущаю, как здоровая рука Воскобойникова пробирается под мой халат. – Однорукий бандит какой-то!» – фыркаю я, млея от каждого его движения и, обвив руками мощную шею, воркую.
– Давай по-быстрому, Лехес!
– Ты меня в гроб вгонишь, Шакира, – радостно ржет он и, подняв одной рукой, относит в кровать. – Есть контакт, – хрипит, усадив меня себе на бедра. И когда я через несколько минут в изнеможении падаю на него сверху, ворчит довольно. – Я вовремя уволил домработницу. А то бы о твоих воплях уже вовсю бы судачили в интернетах.
– Камеры в сортире проверь, – фыркаю я, скатываясь с Лехиной груди и устраиваясь рядом. – Вдруг прямо оттуда идет трансляция на первый канал.
– Нет, – мотает он головой. – Они такими вещами не занимаются. А вот очень интересно, кто сегодня пришлет Дерзкой Анжелике фотки с нашей свадьбы.
– Ты же попросил своих друзей не снимать, – шепчу я, проводя пальчиками по Лехиной мощной груди.
– А это кого-нибудь останавливало? – кривится он, вставая. – Полежи, куколка, – смеется он, щекоча меня за пятку. – Я съезжу на перевязку, и рванем в ЗАГС. Жаль, что ты корону отказалась надевать. Мы бы ее потом в койку взяли. Ну и приспособили б для ролевых игр.
– Купим в любом ларьке, – отмахиваюсь я, пытаясь увернуться от щекотки. И как только Леха выходит из спальни, падаю на подушки и закрываю глаза. И тотчас же легкая дремота уносит меня в яркий сон. Я вижу нас с Лехой здесь, в этом доме. А рядом чудесную девочку с русыми папиными кудряшками и маленького мальчика, прильнувшего к моей груди. И сам Воскобойников с короткой стрижкой и в очках смотрится на редкость солидно. Ну, словно профессор из МГУ. Он что-то строчит в своем ноутбуке, а я читаю свой пост о воспитании детей и мужей. Из фантастического сна меня вырывает звонок Малики.
«Твою мать, – ворчу я, потянувшись за трубкой. – Не дала досмотреть, чем дело кончится!»
– Да, Малика, – бурчу в трубку и с ужасом гляжу на часы. Скоро выезжать, а я валяюсь в постели, нечесанная и заспанная.
– Посмотри в почту, – говорит сестра, поздоровавшись. – Я не знаю, как нам поступить с этой инфой. Сама решение принимать не хочу. Но и отказываться нельзя, Кира, – вздыхает она. И по ее «Кира» я догадываюсь о состоянии дел. Значит, все плохо.
– Да, Малявка, я посмотрю, – обещаю я и, кинув трубку на постель, судорожно собираюсь. Скручиваю волосы в высокую халу, минимум косметики на лицо и чуть-чуть духов для уверенности.
– Невеста готова! – весело фыркаю, с трудом влезая в платье. Как-то без посторонней помощи застегнуть его затруднительно. И хорошо хоть змейка, а не корсет. Где мои мамушки-нянюшки, помогающие одеться в самый важный день жизни? Одна, как перст одна.
Остается только обуть туфли, когда дверь в спальню распахивается и в комнату врывается Воскобойников. В джинсах и рубашке поло. Зато со свежей перевязкой.
– Где ты ходишь? – улыбаюсь я. – Сейчас застрянем в пробках и опоздаем.
– Не боись, – морщит нос Леша и ставит передо мной бархатную коробку. – Мне кажется, тебе понравится, – бурчит он добродушно и тут же командует. – Открой.
Я провожу ладонью по зеленому бархату и нажимаю на маленькую кнопочку. Вскрикиваю от восхищения, когда крышка отлетает назад, а перед моими глазами оказывается то самое колье.
– Ну как! – охаю я, восхищенно смотря на Леху. И придя в себя через секунду, строго спрашиваю. – Ты его купил или взял на прокат?
– Вот еще, – бубнит Воскобойников, надевая колье мне на шею. Будешь в старости внукам рассказывать. – Это мой свадебный подарок, Шакира.
– Ты умеешь удивить, – шепчу я, разглядывая себя в зеркало. – Спасибо! – бурчу запоздало и кидаюсь на шею жениху.
– Сюрпризы и подарки только начинаются, – предупреждает он, стискивая меня в медвежьих объятиях. Затем быстро одевается, благо теперь рука замотана не вся. И энергично тянет меня к выходу. Я только успеваю схватить сумку и телефон. Хочу по дороге посмотреть, что же все-таки прислала Малика. Но вместо Лехиного Рэнджа нас ждет вертолет.
«Как же я боюсь этих вертушек! – внутренне содрогаюсь я, но, видя Лехино довольное лицо, понимаю, что уговорить его ехать автомобилем не удастся. Этот выпендрежник решил прибыть на свою регистрацию весьма странным способом.
И когда вертолет вздымает вверх, я прижимаюсь к Лехе всем телом. Чувствую, как его рука собственнически ложиться мне на плечо, а язык раздвигает сжатые от страха губы.
«Отличный способ бороться с фобией», – мысленно фыркаю я, сдаваясь под чувственной осадой жениха. К ЗАГСу мы прибываем вовремя. Я оправляю чуть помятое платье и сильно расстраиваюсь, увидев парочку кривых заломов.
«Воскобойников со своими поцелуями никак не мог потерпеть до вечера», – вздыхаю я натужно и тут же вспоминаю принцессу Диану, вышедшую замуж в измятом платье. Никто ее не остановил и домой к утюгу не отправил. Наоборот, миллионы людей от души восторгались ее нарядом и ничего не заметили. – «Зато они плохо жили с Чарльзом», – вспоминаю я невзначай. – «А разве дело в мятом платье?» – укоризненно интересуется внутренний голос. – «Тем более у нас фарс, а не свадьба века», – думаю я, поднимаясь по ступенькам. И попав в самый настоящий дворец, с удивлением смотрю по сторонам. Конечно, хрустальная люстра и лепнина стоят того, чтобы их разглядывали внимательно. А также картины на стенах и паркет с инкрустациями. Вот только мне сейчас на все это великолепие плевать с высокой колокольни. Я, не отрываясь, смотрю на своих родителей и подружку, поджидающих нас у входа в зал регистраций. Перевожу взгляд на Лома со Светкой, замечаю чуть поодаль Нину и трехголовую гидру. Чуть в стороне толпятся какие-то люди, больше известные мне по киноэкрану. Режиссер Липкин, мастодонт нашего кинематографа, актриса Татьяна Нассонова – терпеть ее не могу.
«Свадьба больше тянет на настоящую, – проносится у меня в голове. – Иначе, зачем Леше приглашать столько народу», – думаю я и интуитивно оборачиваюсь на взгляд. И чуть ли не стону от отчаяния. Пирогов и его пошлая Лиза тоже здесь.
«А студента почему не захватили? – хочется заорать мне, когда ненавистный мне Игорь Петрович запросто подходит к моему папе и весьма уважительно здоровается.
– Рад видеть вас, Михаил Искандерович!
– Привет, Игорек, – небрежно кивает папа. – А ты тут с какой стороны? – осведомляется он с улыбкой.
– Да я с Лешей и Ромой дружу, – тянет довольно Пирогов и, чуть ли не шаркая ножкой, осведомляется. – А вы?
– Дочку замуж выдаю, – важно заявляет папа, притягивая меня к себе и гордо целуя в щеку. Я шумно вдыхаю родной и любимый запах. Если честно, папин парфюм – где он его только покупает – всегда вызывает у меня прилив ненависти к отечественной промышленности. Ну как можно соединить воедино сандал, мускус и другие благовония, явно чувствующиеся в аромате, а на выходе получить нечто пригодное для разгона демонстраций или, в крайнем случае, котов. Но сейчас даже одеколон «Капитанский» с запахом носков какого-то капитана кажется мне самым лучшим ароматом на свете.
«Папа и мама рядом… в такой день! А значит, не случится ничего плохого, – легкомысленно думаю я, не догадываясь о беде, уже постучавшейся в двери.
– Не знал – не знал, – удивленно лопочет Пирогов. – С Кирочкой мы знакомы, – пыхтит он важно.
«Чтоб тебе в штаны килограмм горчицы насыпали», – мысленно вздыхаю я, а вслух замечаю совершенно спокойно.
– Даже понятия не имела о вашем знакомстве.
– Так я тебе рассказывал, – усмехается отец. – Это же Игорек, он у меня по классу саксофона учился. Большие надежды подавал! Правда, потом решил, что музыкой сыт не будешь.
«Пирогов-Саксофонский, ну-ну!», – фыркаю я, но вслух ничего не говорю. Просто улыбаюсь как идиотка, лихорадочно соображая, как отреагирует папа, узнав о нашей с Маликой деятельности. Свалится с инфарктом или проклянет?
– Ты инструмент когда держал в последний раз? – спрашивает отец небрежно, а я тем временем изумленно смотрю на Лешу, пробирающегося ко мне сквозь небольшую толпу родственников.
– Пора, Кирюшенька, – бормочет он, беря меня за руку и невзначай целуя тыльную сторону ладони. – С богом, моя любимая! – говорит он громким театральным шепотом. И все наши родственники и знакомые радостно улыбаются. Даже губы Нины Вадимовны растянуты в улыбающемся оскале. Трехголовая гидра замерла, раскрыв рты.
«Нет, они точно где-то тренируются, синхронистки хреновы, – мысленно вздыхаю я и тут же слышу, как в сумке заливается сотовый. Малика, ептиль, а я так и не успела прочитать присланный материал. – Ну, не бомба же там», – хмыкаю я и, демонстративно показав телефон публике, заявляю.
– Это Малика звонит нас поздравить.
Отхожу в сторону и шепчу в трубку еле слышно.
– Что случилось, систер? У меня свадьба через пять минут.
– Ты, конечно, ничего не читала и не смотрела, – шипит сестра в трубку. – Какая-то сволочь прислала для публикации историю. Там речь идет о тебе. И ребенке, которого ты потеряла тогда…
– Ну и что? – цежу, чувствуя, как дрожат пальцы. – Это кто-то близкий наверняка…
– Да, – сокрушенно бросает Малика. – Вот только этот человек – твой враг, Шакира. Он обвиняет тебя. Типа ты залетела от кого-то другого и прервала беременность. Вот поэтому Леша тебя и бросил в первый раз. А сейчас готов простить все твои грехи.
– Отложи в сторону эту нелепицу, – шиплю на ходу. – Разберемся. Нас уже приглашают на регистрацию.
– Гляди в оба, систер, – мурлычет моя любимая Малика. – Враг находится рядом, и он не дремлет. Не дай растоптать себя. А в остальном, совет да любовь! – смеется моя сестра-ехидна.
«Что же… война началась», – думаю, заходя вместе с Лешей в небольшую комнату для раздумий. Чувствую, как силы покидают меня, а самые мрачные воспоминания застилают глаза.
«Скажи ему, – просит внутренний голос. – Расскажи о гадской статье. У вас есть время все обсудить».
«Возьми Воскобойникова в союзники, – подсказывает мне здравый смысл. – Вдвоем воевать легче…»
«Молчи, – трепещет от страха душа. – Потом поговорите. В спокойной обстановке. Один на один…»
«Скажи ему! – ноет сердце. – Он сможет тебя защитить…»
«Если поверит, конечно», – едко ухмыляется рассудок.
– Что случилось, Кира? – обрывисто спрашивает Воскобойников и смотрит несколько озабоченно. – Что сказала Малика? На тебе лица нет.
– Это касается нашего ребенка. Я его потеряла, когда ты меня бросил. Но ты об этом, наверное, знаешь. Я приходила к Нине Вадимовне. А теперь кто-то прислал статью Малике, где утверждает, будто это моя вина. Я нагуляла, избавилась, и ты меня бросил. Это кто-то, знающий о нас все, – лепечу я, стараясь не расплакаться.
– Не реви, – хмуро бросает Леха. – На вот, – протягивает мне платок. – Где статья? Открой, я прочту, – рычит нетерпеливо. И когда я нахожу нужное письмо от Малики, забирает у меня айфон.
Я смотрю, как каменеет его лицо, но даже не делаю попытки присоединиться к чтению. Ей-богу, это не то чтиво, которое стоит читать вместе. Губы Лехи складываются в тонкую линию, а на скулах играют желваки. Если бы сейчас кто-то попался Воскобойникову под горячую руку, он мог бы и убить.
«Что он решит? – думаю я безучастно. – Поверит мне или автору статьи? Бросит меня прямо в ЗАГСе или просто через месяц-другой разведется по-тихому? А может в порыве ярости сдать Пирогову со всеми потрохами!»
– Борзо написано, – криво усмехается Воскобойников, отдавая мне айфон. – Пойдем в зал, Кира, нас ждут, – бросает бесцветным голосом. Подставляет мне предплечье, и я, ухватившись за него, как за спасательный круг, жалко улыбаюсь будущему мужу. Он чмокает меня в нос и бормочет успокаивающе. – Мы во всем разберемся, Кира. Скажи Малике, пусть придержит этот бред.
– Уже сделано, – устало киваю я, желая провалиться сквозь землю. Очутиться где угодно и спокойно зализать раны. – Если не знать правду, – шепчу я по дороге в зал, – можно принять этот вымысел за чистую монету. Но ты же помнишь, как было дело?
– Кира, – останавливается Леха около самых дверей, крепко сжимая мою руку. – Я ничего не знал о ребенке.
Я цепенею от ужаса и уже готова сбежать с собственной свадьбы, когда украшенные резьбой высокие белые двери распахиваются, и вальс Мендельсона обрушивается на нас оглушительным звоном.
Глава 12
Алексей
Я обескуражен. Сбит с толку. Растерян. И это малая толика тех чувств, которые сейчас бушуют во мне. Душа разрывается от боли и гнева. Кто? Вот кто из моих родственниц посмел отправить такую бомбу в Рупор? И если бы не Шакира с ее прямотой и искренностью, то наш брак завершился бы через пару дней после регистрации. Может, на это и делалась ставка?
Украдкой я обвожу взглядом наших гостей. Пусть моя девочка думает всякую чепуху. Брак по расчету или по необходимости… Мне удастся ее переубедить. Не сразу, а постепенно, я завоюю снова мою Шакиру, излечу ее израненное сердечко. Во многом, конечно, виноват я сам. Но и за моей матерью числится должок. Увесистый и грязный. После такого не отмыться. Я прекрасно знаю все ее отмазки. Наврет с три короба и с придыханием скажет, что старалась для меня. И если бы она сообщила мне о беременности Киры, то вряд ли бы я стал знаменитым актером. Фиг бы меня снимали в кино и узнавали на улице!
Я стискиваю зубы и, призвав весь свой талант, влюбленным взглядом смотрю на потерянную и обескураженную Киру. Нам еще предстоит выяснить отношения. Мне извиниться, а ей – простить.
Снова оглядываюсь по сторонам. Краем глаза выхватываю стоящего с краю Пирогова и его Лизу. И чувствую раздражение от чужой навязчивости. Хотя сейчас мне его присутствие на руку. Кира не станет при нем устраивать скандал. Побоится.
«Скажи «да», милая, – прошу безмолвно. – Согласись выйти за меня замуж, а там разберемся!»
И когда Кира дает утвердительный ответ, чувствую, как у меня сносит крышу.
А от слов «можете поцеловать невесту» я ощущаю внутреннее ликование. Накрываю прохладные Киркины губы своими и не могу остановиться. Слышу рядом покашливание и смех. Отмахиваюсь от свидетелей больной рукой. А затем, сжав тонкую холодную ладошку в своей, веду жену к выходу.
И принимая на ходу поздравления, гадаю, кто из окружающих нас людей решил нажиться на наших бедах.
Кто?! Твою мать…
Я бы снес башку этому герою, наверняка считающему, что действует из добрых побуждений. Мать? Сестры? В одном я уверен. Это не Ромка. Мой старший брат не опустится до откровенной подлости. Поэтому по дороге в ресторан я, нежно обняв Шакиру, шепчу ей на ушко.
– Я хочу разобраться в этой истории, малыш.
– Да, – слабо кивает она, будто больная. Смотрит на меня полными слез глазами и обещает тихим шепотом. – Нужно найти этого доброго человека. Ему мало не покажется. Обещаю.
– Разберемся, девочка, – жарко шепчу я ей в ухо. – Лично накажу всех причастных.
– А если это тетя Нина? – жалобно бормочет Кира. – Ее тоже коснется?
– В первую очередь, – обещаю я. – Не волнуйся, Кирюшенька. Завтра улетим на Мальдивы. Отдохнем. А после найдем крысу в нашем окружении. Нужно только приготовить хороший кусочек сыра. Придумаю, как изловить эту дрянь.
Я прижимаю Киру к себе и осторожно целую в губы, в щеки, в глаза. Чувствую родной запах любимой женщины и мысленно отвешиваю себе хорошего пенделя. О чем я вообще думал, когда понесся в Москву? О своем сраном таланте, о будущих поклонницах и славе. И если по чесноку, меньше всего я сожалел о Кире. Считал ее проходным вариантом. Первой любовью, которую пришла пора оставить в юности. Зато через пятнадцать лет хватило ума понять самое главное. Нет ничего важнее любимого человека. Можно обставить весь дом статуэточками Оскара, можно получить до фига престижных премий. Но какое от этого счастье, если твою постель кто-то греет за бабки? В чем заключается радость, если живешь с человеком, к которому испытываешь в лучшем случае равнодушие? И зачем тебе слава и богатство, если после твоей смерти все нажитое тобой достается какой-то посторонней женщине, умудрившейся выйти за тебя замуж и наставлявшей рога?
«На самом деле, – морщусь я, чувствуя Киркину голову на своем плече, – если нет настоящих чувств, то можно довольствоваться и суррогатом счастья. Мнить себя великим, получая премии и награды, ухмыляться реакции приятелей, исходящих слюной, когда входишь в кабак с новой девчонкой, трахать какое-то идеальное тело. Все сгодится, когда попросту не умеешь любить. А уж если господь подарил тебе и талант, и любовь, то нужно загребать обеими лапами и считать себя везучим сукиным сыном».
За своими мыслями я не сразу замечаю, что автомобиль уже припарковался около ресторана. И лишь нежный голос Шакиры выводит меня из раздумий.
– Приехали, Лешенька, – шепчет она, держа в своих ладошках мою больную руку.
– Да, малыш, – киваю я, глядя на небольшую повязку на предплечье. Сама Кира действует на меня как лучшее целебное средство.
– А ты не пробовала лечить наложением рук? – смеюсь я, выходя из машины. Тащу жену за запястье и тут же под свист и улюлюканье гостей подхватываю на руки. Вношу в ресторан, слыша сзади причитания мамаши:
– Осторожно, Лешенька… Больная ручка…
Делаю вид, что не слышу, иначе сорвусь. И все застолье воспринимаю как водевиль, где мне поручена самая главная роль. Моим весельем заражается жена. Во всяком случае, с ее лица сходят грусть и растерянность. И только когда мы остаемся одни в спальне, заявляет решительным голосом.
– Не знаю, сколько продлится наш брак, но очень тебя прошу, Воскобойников, никогда больше не играй со мной. От твоего взгляда героя-любовника можно запросто заработать сахарный диабет. Актрисам, работающим с тобой в паре, молоко положено за вредность.
– Как ты догадалась? – изумленно спрашиваю я, по праву считая себя хорошим актером. Никому никогда в голову не приходило усомниться в моей искренности. Или не хотелось.
– Я тебя сто лет знаю, Леш, – печально вздыхает она, поворачиваясь ко мне спиной. – Помоги снять, пожалуйста.
Стянув с плеч любимой платье, я осторожно провожу ладонью по гладкой шелковистой коже. Спускаюсь от шеи чуть ниже, оглаживаю ключицу и помогаю белой тряпке упасть к ногам жены. Кира стоит передо мной в одних кружевных трусиках и ничуть не смущается. Собственнически притягивает меня к себе и хрипло заявляет.
– Теперь ты мой, Воскобойников!
– Ты тоже теперь Воскобойникова, Кирюшенька! – хохочу я, заваливаясь в постель вместе с Шакирой. – И ты тоже моя, девочка! Пока смерть не разлучит нас…
– Чья? – фыркает Кира, расстегивая на мне рубашку. Ее пальчики уже тянутся к брюкам. Нащупывают пряжку замка.
– Черепахи какой-нибудь. Они триста лет живут. Или гренландской акулы. Те вообще четыреста…
– Много болтаешь, Лехес, – хрипло смеясь, Кира трется кошкой о мою грудь.
– Так меня надолго не хватит, девочка, – рычу я, подминая ее под себя. Расстегиваю на ходу брюки, судорожно тяну вниз язычок змейки, намереваясь оттянуться по полной. Брачная ночь все-таки! А мы болтаем про черепах с акулами. Но порывистые движения никогда ни к чему путному не приводят. Замок заедает, в змейку попадает кончик рубашки. А я, сразу не заметив, нетерпеливо тяну вниз. Язычок отрывается, полностью блокируя молнию.
– Отлично, – негодуя рычу я. – Под каким забором шили эти брюки…
– А так снять не можешь? – смеясь, спрашивает Шакира. – Попробуй их стянуть. Покрути бедрами.
– Фигушки, – тяжело вздыхаю я, пытаясь пальцами просунуть проклятый замок вниз. Но ничего не выходит. Да и натянутая ткань именно в этом самом месте мешает двинуть язычок вниз. А меня уже распирает от негодования. Лучше порвать эти дурацкие брюки, чем проститься с отличным стояком.
– Попробуй подвигать бедрами, – дает новое указание Кира.
– Я тебя сейчас придушу, – рыкаю я и снова пытаюсь сдвинуть замок хотя бы на миллиметр. – Неси ножницы. У меня в кабинете в столе лежат…
– Подожди, – мурлычет она, усаживаясь рядом со мной. – Я сама попробую…
Клянусь, это была самая большая ошибка – допустить Киру в святая святых. Ее пальцы творят что угодно, только не расстегивают проклятую змейку. Пробегают по моей плоти, как стадо мамонтов, а потом замирают на месте. Наконец, этот променад моей жене надоедает, и она аккуратно достает попавшую в язычок ткань, нежно тянет вниз поломанный замочек, освобождая меня из плена вероломных брючат. И плотоядно смотрит на меня снизу вверх зелеными глазищами. Я догадываюсь, что она замышляет. Моя страстная и бесшабашная Шакира. Неудержимая м такая сладкая.
Я отшвыриваю их в сторону и пригвождаю жену к матрацу.
– Хочу тебя – рычу грозно.
– Я тоже, – кивает она, обвивая мою шею руками. И тут я понимаю, что пропал. Рядом с этой женщиной хочется прожить всю жизнь, любить ее, растить детей и вместе стариться.
– Кира-а, – шепчу я, собираясь наконец-то признаться в любви, но моя горячая девочка не дает мне даже слова сказать. Выгибается навстречу. Ничего другого не остается, как зацеловать ее до потери пульса и заняться любовью.
Этот любовный марафон вполне можно внести в книгу рекордов. Пусть не Гиннесса, а нашей семейки. Записать бы в тетрадь достижений все наши с Кирой длинные дистанции. Вот только я принципиально не веду никаких дневников и тетрадей. Не доставлю потомком удовольствия копаться в моих чувствах и мыслях. Да и что записать? Леша любил Киру пять раз за ночь? Или все-таки шесть? Не помню.
Только поздним утром за завтраком моя жена возвращается к статье, присланной Малике.
– Я думаю, – замечает она совершенно серьезно. В моей рубашке и без трусов дефилируя по кухне. – Нам нужно этот материал опубликовать. Он все равно где-то всплывет, Леша. И, скорее всего, еще сорок восемь тысяч женщин сообщат о твоем отцовстве. Я предлагаю оставить канву рассказа, а немного сместить акценты. И тогда получится следующее. Мы любили друг друга, ждали ребенка, а после его потери разбежались в разные стороны. Такое случается в момент потрясений.
– Отлично, – киваю я, наблюдая, как моя жена взбивает омлет, – а заодно проверим, как мои родственницы отреагируют на эту новость.
– Да, – соглашается Кира. – Можно добавить что-нибудь про психологическую травму и долгую дорогу друг к другу.
– Тебе бы сценарии писать, – вздыхаю я, безотчетно вытягивая вперед ноги. И Кира, не заметив их спотыкается. Я успеваю подхватить и одним движением усаживаю жену к себе на колени. – Вернемся из поездки, – шепчу на ушко, – прикую тебя к батарее. Будешь мне оттуда сюжеты выдавать.
– Леша, а во сколько у нас рейс? – вдруг спрашивает Кира, прижимаясь ко мне и царапая голую грудь ноготками. – Мы не опоздаем?
– Что-то в пятнадцать тридцать, – отмахиваюсь я. – Успеваем…
– Посмотри, – настаивает она.
– Да я и так тебе говорю, – не хочу вставать из-за стола я. А когда все-таки заглядываю в билеты, то разражаюсь самой грязной бранью. – Твою мать, – рычу я, разозлившись. – Кира, одевайся быстрее. Может, еще успеем.
– Что?! – кричит она. – А как же омлет?
– В аэропорту поедим. Быстрее! Это номер рейса пятнадцать тридцать, а вылет через три с половиной часа.
– Вызывай вертолет! – голосит Кира. – Иначе не успеем, Леша!
– Мы уже опоздали, любовь моя, – хохочу я. – Давай останемся дома, а потом в фотошопе забацаем фоточки. Я был в том отеле в прошлом году. Сфотографирую тебя в новом купальнике и вставлю в старые фотки.
– Себя вставь куда-нибудь, – отмахивается Кира и заявляет строго. – Если ты сейчас не примешь меры, Воскобойников, я отравлю тебе все годы брака. Выбирай!
– Ты шантажистка, котенок, – улыбаюсь я. – Сегодня выходной, а от нас до Внуково ехать недолго. На рейс мы зарегистрированы. Можем попытаться успеть на посадку. Только как быть с багажом…
– У нас отдельное бунгало на краю мира? – уточняет жена с хитрой усмешкой. – Посторонним вход воспрещен? Свой бассейн и отдельный пляж?
– Да, Кира, да! – кричу я, теряя терпение.
– Тогда к чему нам полный чемодан тряпок? Обойдемся ручной кладью! – восклицает она азартно и несется босиком к заранее собранному багажу и быстро открывает самый большой чемодан. С ловкостью фокусника достает оттуда какие-то вещи. Затем, откинув крышку маленького чемоданчика, в котором я обычно вожу фото и видео-камеры, пытается вытащить все мои драгоценности.
– Кира, – предупреждаю я обалдело. – Не трогай там ничего.
– Вот зачем тебе там фотолаборатория, Леш? – хмыкает она, продолжая свое грязное дело. – Сам говоришь, что был в этом отеле и все сфотографировал. Хватит и прошлогодних фоток, – решает она. – В этот раз у тебя на фоточки не хватит времени. Гарантирую.
– Ну, если так… – пожимаю я плечами. – Оставь тогда Маркушу, пожалуйста. Вон, черный кейс лежит сбоку.
– Как скажешь, милый, – улыбается мне Шакира, ловко укладывая в маленьком пространстве самое необходимое. – Готово, Лешенька, – мурлычет довольно. – Полетели!
Кирин план позволяет нам спокойно добраться и самыми последними проскользнуть в закрывающиеся ворота. Еще одна минут, и посадка закончена. Взяв полноценный багаж, мы остались бы за бортом.
Я снова и снова поражаюсь Кире. Любая другая на ее месте закатила бы скандал. Нет, не так… Мои прежние подружки в ночь перед отъездом никогда не спали. Они бы точно выучили номер рейса и время отправления. И живого или мертвого подняли б меня с койки. Кира же привлекает меня своей непосредственностью. Мы долго валялись с утра, готовили завтрак, дурачились и чуть не опоздали на рейс. И вместо сожалений и заламывания пальцев моя жена лучится счастьем и весельем. А я уже мечтаю добраться до бунгало. Пройти мимо горящих свечей и фруктов, расставленных на столе заботливым персоналом. Прихватить мимоходом бутылочку холодного шампанского и завалиться на кипенно-белые простыни. Заниматься любовью и смотреть на океан… Что может быть лучше?!
Но стоит мне только войти в зал ожиданий, как мое прекрасное настроение портится. Недалеко от входа сидят Пироговы. Он что-то лихорадочно листает в телефоне, а она, надув губки, от души накачанные силиконом, задумчиво смотрит в окно.
