Текст книги "Королевства изгоев"
Автор книги: Виктор Кораблев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Редрик поднялся на ноги, и перебросив простыню через плечо, заглянул в фургон. Там лежал человек, который был одновременно и длинным, и маленьким. Руки, похожие на колодезные журавли, пытались прикрыть лицо от света.
– Мыа-ныа-ныа? – прохныкал человек.
– Знаю, что ярко, давай лезь обратно, там нормально, – сказал Симон. Человек замахал рукой в сторону Реда.
– Амбага-у-у-гмук-гмук! – пролепетал он.
– Что-что? – переспросил Симон. – Что у мальца? А, точно, – он повернулся к парню. – Слушай, тебе сильно нужна эта простыня?
Редрик тупо помотал головой и, не сводя глаз с человека в фургоне, передал простыню Симону. Тот, вытряхнув ткань, стал заворачивать в нее человека, словно паук – муху. Получился сверток в форме эмбриона. Он дрожал и хныкал.
– Все-все, можешь успокоиться, все хорошо, – приговаривал торговец, залезая в фургон.
Он поднял сверток и понес его вглубь, туда, где была тень.
– Все-все, тс-с-с.
– Гмагу-багу... нэй-нэй, – прозвучало уже тихо и со спокойной интонацией.
Послышался тяжелый выдох. Через секунду торговец уже вылезал наружу.
– Кто это был? – только и смог спросить Ред.
– Был... когда-то этим был мой старый добрый друг. А сейчас ты видел то, что от него осталось, – медленно проговорил старик, глядя себе под ноги.
– А что, что произошло, чтобы его так… – он осекся.
Симон посмотрел на него взглядом, полным усталости. Перед Редриком стоял несомненно крупный и сильный человек, но глядя в его лицо, он видел неутешно несчастного старика.
– Не надо… – глухо прошептал он. Ред и не стал.
– Где посылки для местных, старик Луковица? – спросил он, стараясь придать голосу будничность. Черты Симона смягчились.
– У левого борта. Вот эти ящики, – он пошарил и вытащил почтовую сумку. – Вот, возьми. Занесешь утром почтальону. Я заберу остальное.
Редрик взял довольно тяжелую сумку с вышитым символом королевского почтамта и потопал в лавку. Зайдя, Ред недолго думая положил ее в углу, около двери. А затем, перепрыгнув прилавок, стал шарить под ним. Когда Симон зашел, неся стопку из трех коробок, парень уже открыл бутылку бренди «Гномья особая».
Отец думал, что нычка надежна, но уборкой-то всегда занимался сын, который сразу ее обнаружил. Ред взял стакан и плеснул на глаз граммов сто пятьдесят. Наглядный пример всех знакомых ему взрослых говорил, что никто не откажется от стаканчика, чтобы успокоить нервы.
– Вы не против, если я вас угощу? – спросил Редрик, подвигая напиток в сторону Симона. Тот уже сложил ящики в углу, в том, где Ред бросил сумку.
– А давай, там всего один остался. Потом занесу, – махнул рукой торговец, подходя и принимая стакан.
Сделав глоток в половину содержимого, он причмокнул и пошел присесть на кушетку. Симон сел, положив левую руку с напитком себе на колено, а правой уперся в бедро. Реду поза показалась необычной, но удобной.
– Простите, что полез не в свое дело, – начал Редрик, опустив глаза. – Просто сегодня так много навалилось, что…
– Он тебя не слышит, мальчик, – прервал его клокочущий голос с улицы.
Ред поднял взгляд на дверной проем. В нем стоял человек из фургона. В руках он держал последний из ящиков с товарами, на котором лежала аккуратно сложенная простыня. Человек обшарил взглядом лавку. Заметив в углу ящики, он добавил к ним свой и подошел к прилавку. Редрик осмотрел его.
Мужчина был невероятно высок. Выше двух с половиной метров. «Благо, в здании высокие потолки», – подумал Ред. Он был худ, словно костяк, лыс и пепельно бледен. Странный гость не походил ни на одного из представителей рас, живущих в Империи.
На нем были рваные бриджи и старая рубаха. Но больше всего Реда поразили глаза. Белки будто пропитаны кровью, а на ярко-желтых огромных радужках по четыре зрачка. Черные точки постоянно перемещались и меняли размер. Парень будто завороженный не мог отвести от них взгляд.
– Пялиться – невежливо.
– Что читаете? – машинально ответил парень. – Человек поднял бровь. – Ой, то есть. Я – Редрик. А вы тот человек, из фургона?
– Нет, я конечно там уже долгое время трясусь. Но большую часть жизни я провел в другом месте, – он посмотрел на Симона. – Но тоже вместе с ним.
Редрик недоуменно хлопал глазами. Человек заметил это и выдохнул:
– Андерс, мое имя Андерс, – представился он, затем глянул на бутылку.
Парень торопливо достал и поставил на прилавок второй стакан. Андерс налил себе и стал пить маленькими глотками, закрыв глаза. Ред наконец смог стряхнуть оцепенение и посмотреть на Симона. Тот сидел в той же позе, но голова его была повернута в сторону двери. Взгляд был пустым.
– Почему он не слышит, – тихо спросил Редрик.
– Потому что – мертв.
– Но…
– Поверь, – отрезал Андерс. – Он мертв, и уже очень давно.
– Но он же… – голос парня сорвался.
– Тише, мальчик. Уважь его. Ему-то и отдохнуть редко удается, – Андерс на секунду задумался. – Тебе сколько лет?
– Двенадцать, сударь, – ответил Ред, резко вспомнив о приличиях.
– Ладно, все равно тебе не поверят. Мне нужно выговориться на месяц вперед, – он всмотрелся в содержимое своего стакана. – И живой собеседник, хоть и ребенок, всяко лучше моего гнусного отражения.
Он на пару мгновений закрыл глаза, затем выдохнул:
– Что ж, раз уж тебе не чужд такт – молчи и слушай.
Ред молча уставился в рот Андерсу. Его зубы были белые-белые и одинаковые, все – клыки. Андерс допил бренди, налил еще и рассказал Редрику поистине невероятную историю.
Она началась будто сказка, мол, в далекие времена в месте, которого давно нет, и не в этом мире, так точно. Жил был народ, народ достойных людей, которых все хотели поработить. И был Изувер, у которого получилось.
Он пришел с армиями тех, кто был намного больше, но в то же время меньше, чем людьми. Его армии шли смертельным маршем, перемалывая все сопротивление, которое мог оказать тот народ. Они завершили круг, установив абсолютное господство тирании Изувера.
Время шло, армии захватчиков растворялись в этих людях, становясь частью того народа. Но они и сами меняли его, они подарили коварство и ненависть, алчность и зависть некогда достойным людям. Изуверу больше нечего было опасаться, ведь теперь все его подданные варились в огромном котле ненависти.
Мелкие проблемы и козни, что люди строили друг другу, просто затмевали его вину. Но Изувер ошибся. И среди плевел можно отыскать зерно. В поиске решения своих дрязг люди родили идею. Давно забытую, но дремавшую в памяти стариков. Идею мира, каким он был до Изувера. И те из людей, кто перенял силу захватчиков, кто пересилил навязанную природу и оказался достаточно храбр, – стали мечом. Мечом – который проткнул сердце тирана. Его острием стал лучший из людей.
Им был сбросивший оковы заблуждений солдат – Симон. Андерс был его другом и правой рукой. Но победа оказалась фантомом. Изувер был просто пустышкой. Как только его ни стало, появились те, кто действительно всем управлял.
Они предложили Симону самому стать тираном, но тот отказал. Тогда Хозяева показали, что такое настоящая сила. Восстание захлебнулось от напора тех, кто прибыл на их зов. То были гиганты среди людей, но гиганты в ошейниках и цепях. В цепи и заковали всех, кто выжил из сражавшихся тогда.
Около сотни из первых лиц сопротивления были схвачены и вывезены. А место, которое они защищали, уничтожили – засеяли огнем. Их народ погиб. Все их семьи, все, кого они когда-то любили. Выживших привезли в странное место, что все по своей природе было темницей. Казематом для целых народов, что не угодны Хозяевам.
Там происходила настоящая бойня. Если заключенных не стравливали друг с другом на потеху высокой публики, они и сами грызлись между собой. Но была одна странность, смерть не имела власти над тем местом. Ведь могущество хозяев, как и их аппетиты – безмерно велики. Они просто не давали игрушкам ломаться. Любимые игрушки даже улучшали, чтобы те показывали лучшие результаты.
В том застенке не осталось места надежде. Пока не появился конвой, что привел всего одного человека, хотя раньше пригоняли всегда не меньше полусотни за раз. Он был невероятен. У него тоже не было надежды, но была ненависть. Он вышел на группу Симона и зажег огонь в их сердцах. У него получилось. Он сбежал, один, но сбежал.
Первый в истории, кто выбрался из этого места. Правда, о его судьбе Андерс с Симоном узнали только через многие годы. Хоть смерти в том месте и не боялись, прихвостни Тюремщика были настоящими мастерами. Все, кто попадал в руки к палачам, молили о ней. Но было даже кое-что страшнее пыток.
Внизу в глубинах темниц находилось кое-что Неведомое. То, что было противоположно сущности человека. Особо отличившихся спускали к нему. Глубина различалась по ощущениям, что внушала близость с Неведомым. Сначала становилось просто страшно, потом приходили мороки и слабость, потом животный голод, затем жажда крови.
И наконец, в самом низу ты начинал ненавидеть и презирать то, что любил и уважал. А как только ты опускался на дно, человеком тебе уже было не стать. Ты лишался этого права самим мирозданием. И чем больше ты хотел вернуть человечность – тем большим чудовищем ты становился. Физически и морально.
Ключевая информация о побеге была лишь у Симона, но главный Тюремщик этого не знал, он пытал и допрашивал всех подряд. Когда очередь дошла до народа Андерса, Симона бросили к палачам первого. И Андерс с остальными ждали его возвращения.
Прошло много времени, прежде чем его вернули. Всего израненного и измученного. Тогда взяли следующего. Тот сразу признался, что лишь Симон что-то знал. Тогда Тюремщик придумал, по его мнению, достойное наказание Симону и всем, кто был ему верен. Симона поставили над пропастью в глубины темницы, а его людей одного за другим пытали у него на глазах.
Закончив с пытками, они связывали человека живой веревкой, тонкой, словно леска, а затем подвешивали, кладя в руки Симону ее конец. А она называлась «живой» неспроста, она росла, и Симону приходилось постоянно подтягивать тело висящего человека, режа себе руки. Но вытянуть товарищей ему не давал Тюремщик, угрожая сбросить сразу всех. Симона продолжали кормить, но подвешенным оставалось лишь слизывать его стекающую с их пут кровь.
Их было девяносто пять, висящих словно переспелые гроздья винограда. Девяносто пять крупных и когда-то сильных, а от этого – очень тяжелых, мужчин и женщин. И каждый высасывал из Симона силы. Андерса подвесили последним. Он приказал: что бы ни случилось, оставаться в сознании и говорить с Симоном, чтоб ни одна капля его крови и усилий не пропала даром. Заставлял подбадривать и благодарить его. Но шло время, голоса стихали, люди закрывались в себе.
Прошло еще время, люди стали хиреть от истощения. Шли дни, годы, Андерс не знал, сколько они были в таком состоянии. Но прошло достаточно времени, чтобы с уст некогда беззаветно верных людей полетели упреки и возгласы разочарования. Они обвиняли Симона. Говорили, что он ошибался, что он их предал, поведя за собой.
Но вдруг не стало ни света, ни звука. На мгновение показалось, что не стало самого существования. Вдруг тишину пронзили крики сверху. Заключенные вырвались и уничтожали своих пленителей. Андерс тогда первый раз за долгое время возликовал. И тут все, включая его самого, начали понемногу опускаться. Люди начали испытывать близость к Неведомому.
Они стали кричать на Симона, но продолжали опускаться. Они стали угрожать ему, но продолжали опускаться. Они требовали и плакали, молили и проклинали, но никакого результата не последовало. Андерс понял первым. Веревка не могла расти так быстро. Машинерия темницы, а с ней и все ее законы больше не работали. Веревки просто выскальзывали из слабеющих рук его лидера, его друга, его мертвого друга.
Ни требования, ни угрозы не вернут его к жизни. Так он им и кричал, он обвинял и обличал. Он унижал и заставлял их себя ненавидеть. Он продолжал, пока они один за другим не стали снова благодарить Симона за его муку – раскаиваться. Искренне. И тогда, когда стопы людей почти коснулись дна, они почувствовали рывок, затем еще один и еще. Будто в такт биения могучего сердца. Смерть вернула его.
Симон вытягивал своих людей на поверхность. Но мысли Андерса были наполнены лишь гневом. Они перестали быть его людьми уже давно, как только каждый из них проклял имя Симона. Они не имеют права на его прощение. Они не имеют права даже существовать. Из последних сил он разорвал свои путы и коснулся ногами пола нижнего уровня темницы.
Он отказался от своей человечности в тот самый момент, может, это решение и дало ему возможность сохранить часть рассудка. Он начал стремительно меняться. И как только в теле его снова появились силы, он набросился на подвешенные мешки неблагодарного мяса. Он убивал. Он рвал кричащие тела. Он пожирал живьем то, что осталось от его соратников. Никого не осталось. Когда он опомнился, вися на последней веревке, Симон выволок его наверх. Андрес увидел его.
Некогда несокрушимый и могучий, сильнейший из мужчин осел на пол и не мог пошевелиться. Его сплющило от непрекращающейся нагрузки, ему дугой свернуло позвоночник. Ноги стали маленькими и кривыми, он поседел и осунулся. Его ладони превратились в узловатые переплетения шрамов и хрящей. Только руки остались прежними, огромные и сильные, они даже стали больше, чем раньше.
Андерс склонился над Симоном, но тот только и смог что тихо сказать. «Что же ты сделал с собой... мой друг?» Тогда его сердце остановилось вновь.
Андерс взвыл от горечи и бессилия. Нет, силы у него все же остались, Андерс возглавил побег. Он высадил бессчетное количество дверей, на пути к тому, по чьей вине он все потерял. Заключенные ворвались в покои Тюремщика. Андерс сам перебил его личную охрану и навис над ним.
Он спросил своего пленителя, стоило ли так выпытывать информацию о побеге, чтобы все так для него закончилось. Тот лишь посмеялся над Андерсом. Секрета и не было, никогда. Тому, кого все теперь знают под именем «Странник», просто дали сбежать. Ведь надежда подняла дух всех заключенных, а с ним и популярность боев, которые уже становились вялыми. А пытки и наказание были для них лишь обманкой и уроком, а для людей Тюремщика – удовольствием.
Андерс в ярости приволок Тюремщика к бездне. И сбросил его туда. Затем вынес тело своего друга на свободу. Под чистое небо, которое он и не мечтал больше увидеть, под ставшее незнакомым солнце. Солнце, свет которого прижал его к земле и выдавил все, что в нем оставалось, его злость, силы и разум.
Светило свободного неба не позволяло такому монстру существовать в своем свете. Но тут на Андерса упала тень. Над ним стоял его друг Симон. «Я буду жив, покуда те, кто мне дорог, нуждаются во мне», – сказал он, завернув Андерса в флаг их пленителей, пряча от жгучих лучей. Симон поднял его на руки и понес. Так началось их долгое путешествие. Монстра и мертвеца.
Глава 1.5
***5***
Андерс закончил говорить, одновременно прикончив половину бутылки «Гномьей особой». Он не стал наливать еще – просто крутил стакан в пальцах, задумчиво склонив голову. Ред сидел, не зная, что и сказать. Так продолжалось с минуту. Он многого не понял, но поверил всему. Парень чувствовал, что это действительно важная история:
– Ваше путешествие, насколько оно было долгим? – все же спросил Редрик.
– Слишком долгим. Моя жизнь – бесконечное жалкое трепыхание, разум возвращается ко мне лишь в самые темные часы ночей, таких как эта. Когда нет луны, а звезд не видно за тучами. И я даже не могу поговорить со своим единственным другом.
– Такое редко бывает. Я про погоду, – заметил Редрик.
– Слишком редко, – выдохнул Андерс. – Я бы давно покончил с этим, если бы мог.
– Вы хотите умереть? – спросил Ред, без удивления.
– Я хочу этого с тех пор как попал в ту темницу.
– Но не можете?
– Обо мне мало кто знает. Когда я беспомощен, Симон не даст никому даже прикоснуться ко мне. А когда я в силе, никто в здравом уме не будет нарываться даже на встречу со мной. Да и вряд ли кто-то одолеет. Тем более убьет. Я сам себя убить не могу.
– Вы же давно знаете Странника? – после долгой паузы, тихо спросил Ред.
– По меркам этого мира, мы были знакомы всегда.
– Но вы же знаете, что он из себя представляет?
– Конечно, знаю. Ты думаешь, я до сих пор не понял, что он единственный, кто может нам помочь? Симон давно заслужил покой. Но всегда, когда безлунная ночь близко, он уходит прочь от всех мест, где в последнее время появлялся Странник, – Андерс повернулся к телу своего друга. – Он не может дать кому-то мне навредить. Просто не может.
Редрик ушел глубоко в себя. Он глянул в лицо старика Луковицы. Ему показалось, что он видит в его выражении не замеченную раньше мольбу. Но парень не понимал, что это значит. Разыгралось ли у него воображение, хочет ли старик наконец покончить со всем или просит защитить дорогого ему человека от ужасного стечения обстоятельств.
Мальчик чуть не заплакал. Как же сложно понять, что делать. Он осознал насколько мал, насколько это не его ума дело. Ред попытался взвесить все в голове, но в ней резко стало пусто. Пусто настолько, что фраза вылетела сама собой:
– А вы бы почувствовали присутствие Странника?
– Его нельзя обнаружить никакими методами. Он об этом позаботился, – отмахнулся Андерс.
Ред снова замолчал, размышляя над выбором. Андерс внезапно напрягся:
– Где он?
– Кто он? – быстро спросил парень, покрываясь испариной.
– Ты даже не представляешь, что будет, если ты не перестанешь валять дурака, мальчишка, – ревел Андерс.
Его голос менялся вместе с обликом. Тембр переходил в рык вместе с тем как нижняя часть лица становилась месивом из зубов, складываясь в уродливую костяную маску. Глаза будто расползлись по черепу, их стало восемь. Он весь удлинился, мышцы стали наливаться и превратились в ходящие ходуном бугры и канаты. Выросшие когти на пальцах рук проделали борозды в каменной столешнице прилавка.
– Где Странник?! – прозвучало криком прямо в голове у Редрика.
Он понял, что если бы пообедал или поужинал, то пришлось бы стирать штаны.
– На-наверх… т-тридцать че-четыре, – заикаясь промямлил Ред.
Парень дрожал, зубы стучали. Но тут в восьми глазах монстра появилась вся благодарность и доброта мира. Сын лавочника так удивился, что перестал дрожать.
– Спасибо. Прощай. Прости, что напугал, – прозвучало в голове Редрика.
Голос был спокойным и звучал будто издалека. Но тут контуры Андерса поплыли. Реда дезориентировало, он услышал оглушительный хлопок, а затем мерзкий гул, как от заложенных ушей. Ноги подвели его. Он увидел, что Андерс исчез, а дверь в гостиницу разлетается в мелкую щепу.
Прикоснувшись к голове, он почувствовал, что комната вращается. Единственное, что он смог сделать, это навалиться телом на прилавок, кое как подтянув ноги, и потерять сознание.
Редрик видел гладь бесконечного озера. Он стоял по колено в теплой воде. Все вокруг застилала легкая дымка тумана. Ред, оглядевшись, увидел лодку. В ней сидели двое голых людей. На веслах был Андерс. Это точно был он, хоть и меньше ростом и плотнее. У него были длинные светлые волосы. Он улыбнулся парню и кивнул, будто на прощанье.
На корме сидел второй мужчина. Коротко стриженные, черные как уголь волосы, переходили в крепкую шею. Спина его была невероятно широкой и сильной и сплошь иссечена шрамами. Толстые, словно бревна, руки человека уперлись в борта лодки, он неуклюже сел в пол-оборота.
На Реда посмотрел Симон. Он был молод и выбрит. Но Редрик узнал его. На мгновенье во взгляде великана появился укор, но лицо сразу смягчилось. Он помахал, прощаясь. Редрик помахал в ответ. Вдруг из-под воды взметнулась огромная латная рукавица. Она схватила и начала трясти лодку. Парень попытался сделать шаг назад, но оступился и упал с прилавка на дощатый пол лавки отца.
Сквозь туман в голове Редрик услышал неприятный голос:
– ...я, конечно, повторяюсь, но где такое видано. Врывается, портит мебель, ни тебе «здрасте», ни «как дела», а сразу по морде, – жаловался Странник.
Ред его не видел, так как лежал за прилавком.
– Но это было нечто, я даже вспотел, мне так показалось. Я вообще могу потеть? Не знал, что опущенный может развиться до такого уровня и заодно так лихо и мастерски вести бой. Они обычно дуреют. Он мне даже кого-то напомнил, – продолжал говорить Странник.
Ред потянул носом. Вдох был кислотный и неприятный. Открыв глаза, Редрик увидел, что лежит в лужице. Желчь и желудочный сок. Вытираясь рукавом, он с трудом поднялся на ноги.
– О, пацан, я тебя разбудил?
– Не беспокойтесь об этом, – прокашлявшись ответил парень. – А с кем вы разговариваете?
– Ну ты же спал, тут был только он.
Ред посмотрел на Странника. Тот сидел на кушетке, указывая ладонью на тело Симона. Оно было во все той же странной, но удобной позе. Даже стакан был еще в руке.
– Простите, но он умер, – не зная зачем, извинился Редрик.
– Так он давно умер, – раздраженно посмотрел Странник.
– Он больше не оживет. Я видел, как они уплыли вместе с Андерсом, – не думая говорил Ред, глядя на изменившееся – спокойное выражение лица Симона.
Странник почесал нос. Он молча сидел с полминуты, глядя на труп собеседника.
– Вот значит кто это был, – сказал Странник. – Тогда это ему уже ни к чему, – он вынул стакан из руки Симона и выпил содержимое, предварительно подняв его в беззвучном тосте.
Затем, поставив стакан на пол, тяжело выдохнул:
– Отдыхай, старина, ты заслужил это больше всех нас, – сказал он вставая. Странник, уложив тело Симона на кушетку, прикрыл тому веки. – Уплыли значит, – проговорил он тихо. Затем достал свою эльфийскую книжку и свинцовый карандаш.
Открыв ее на вакате, он написал несколько строк. После этого, немного подумав, откусил у книги уголок, так что остался четкий прикус. Карандаш он съел целиком, словно трубочку с кремом. Повертев книгу в руках, Странник положил ее Симону на грудь.
– Ладно, пацан, у меня дела в Аусбрухе. Можешь не провожать, я сам дорогу найду, – сказав это, Странник вышел.
Редрик смотрел на надкушенное собрание эльфийской романтики. Он не понимал, что ему теперь делать. Парень выглянул на улицу. Светало. Сын лавочника заглянул в комнату отца. Со стороны кровати Лоуренса доносился раскатистый храп.
Ред улыбнулся, нелепость момента даже немного приподняла его настрой. Что ни говори, а его отец всегда спал как убитый. Парень подошел к телу Симона и с осторожностью взял книгу, полистал. Редрик не знал эльфийского. Он смог сделать только два вывода, что укус Странника не повредил текст, и что страницы – невероятно тонкие и прочные. Во много раз тоньше бумаги в их конторской книге.
Открыв вакат, Ред увидел строки, написанные ужасным почерком. На мгновение он даже испугался того, как теперь выглядят записи в их конторской книге. Надпись гласила:
«Позаботьтесь о теле этого человека, он был единственным, кто остался добр ко мне, без всякой на то причины. Симон Мартирос был последним из достойных людей этого мира. В связи с нанесенным этому месту материальным ущербом властью, данной мне моей силой, и как его душеприказчик, я передаю все его имущество этому кампусу в качестве уплаты. Я уведомлю об этом «Вольных», так что держи свои загребущие при себе, Кривоухий, улики тебе ни к чему. Тронешь что-нибудь – я узнаю. И на этот раз – сожру тебя целиком».
Ред закрыл книгу и положил ее обратно. Тут парень понял, что спина Симона разогнута, и даже половина его тела едва помещается на кушетке, где могут усесться четверо. Редрик даже не захотел прикидывать реальные размеры старика в сравнении с обычными, человеческими. Взгляд его снова мазнул по книжке.
Он подумал, что не удивится, даже если Странник на его глазах обвенчает пару молодоженов. Это было логично, раз он делает все что хочет, и никто не в силах ему помешать – легче просто дать ему все возможные права. Но как кто-то узнает, что это написал Странник. Хотя его почерк ни с чьим не спутаешь, коли раз увидишь.
Так он размышлял, проходя сквозь разбитый дверной проем, а затем пересекая промежуточное помещение, служившее кухней, пока не вошел в крыло гостиницы. Редрик споткнулся, но удержал равновесие.
Некоторые половицы были вывернуты. Он взглянул на лестницу, что вела на этажи с жилыми покоями. Она была обрушена. Груда деревянных брусов лежала в пролете. Гизмо не было на ресепшене. Ред огляделся. У окна напротив, в сдержанной позе, с отсутствующим выражением в карих глазах, сидела Валенсия.
Это была низенькая, плотная дама неопределенного возраста. У нее были черные вьющиеся волосы до плеч и смугловатая кожа с сетью морщинок. На ней была ночная сорочка и вязаная шаль.
– Вы в порядке, госпожа Валенсия? – спросил Редрик, подходя к женщине.
– Нет-нет, милый мальчик. Я давно так не боялась. Ты же знаешь, что произошло?
Он неуверенно кивнул и всмотрелся в лицо женщины. Она будто постарела лет на десять.
– Прости, милый мальчик, дай мне побыть одной, – попросила она, промокнув край глаза черным платком, которым всегда перевязывала шею.
Редрик снова огляделся, Гизмо нигде не было видно. Он вышел на улицу через дверь гостиницы, но дойдя до середины тракта, резко опомнился. Ред посмотрел на север. В отдалении виднелись дома поселка. Кампусы всегда выносили за пределы населенных пунктов.
К своему удивлению, он заметил маленькую белую фигуру, шагающую по дороге. Редрик попытался приглядеться, но ветер поднял пыль и скрыл фигуру Странника.
Ред покачав головой, посмотрел на юг. Брови парня взлетели так высоко, как никогда прежде. Земля бугрилась кратерами, словно оспинами. Деревья лесополосы в некоторых местах вырвало с корнем, и они лежали где попало. Каждое – страшно изломано. Но больше всего его поразила стоящая почти вертикально, подпертая валом земли, часть тракта. Высотой она была во всю его ширину, соответственно – около двенадцати метров.
Редрик пошел в ее сторону. Проходя мимо крыла гостиницы, он отметил, что стекла повылетали исключительно наружу, а половина третьего этажа вывернута словно взрывом. Обломки здания лежали в радиусе двадцати метров. От мыслей о необходимой для таких разрушений силе у Реда кружилась голова. Идя, он старался смотреть под ноги и не думать вообще.
Так он добрался до земляного вала, где увидел яму, из которой и вывернуло почву. Она была с восточной стороны. На ее дне лежали куски мяса. Одна нога, вроде левая, второй – не видно. Торс вспорот, но внутренностей не было вообще. Левая рука оторвана по локоть, у правой не хватало только кисти. Все суставы выдернуты, а хрящи будто вырвали зубами. Голова пробита. Лицо принадлежало Андерсу. Человеческое лицо.
То, что осталось от Андерса, лежало в бурунах застывшего стекла. Выглядело так, будто стеклянный шар с человеком внутри взяли и разбили вдребезги. Ред отвернулся, но в глаза ему ударил луч восходящего солнца. Проморгавшись, он снова посмотрел на Андерса. Рассвет согнал тень с его лица, и парню почудилось, что уголки его рта приподнялись.
Редрику стало нехорошо, в животе екнуло, но рвать было уже нечем. Почти упав, он сел на край ямы и опустил голову на сцепленные замком руки. Его плечи дрожали, будто от судороги. Он трясся от страха.
Глава 2.1
Глава 2
***1***
Успокоившись, он подумал о том, сколько времени прошло с тех пор, как Андерс мог в последний раз улыбаясь встречать лучи рассветного светила. Редрик встал с мыслью, что надо чем-то накрыть останки, но понял, что это плохая затея. Он тупо поплелся обратно в кампус.
Зайдя в гостиницу, Ред обнаружил отца. Тот стоял перед лестничным пролетом, уперев руки в бока.
– Проснулся-таки, – тихо сказал Редрик.
– Ох, ты цел, – Лоуренс дернулся, но облегченно выдохнул, увидев сына. – Что здесь произошло? – спросил он, обводя руками следы ночных событий. Вместо Реда ответила Валенсия:
– Чудовище встретило большее чудовище, – сказав это, женщина снова уставилась в одну точку. Лавочник потер шею.
– Не понимаю... И что с Симоном? Он не реагирует, как бы я его ни тряс.
– К нам заехал Странник, и теперь у нас нет третьего этажа. А Симон – мертв, – зачем-то с упреком сказал Ред. Будто его отец мог что изменить.
– Вот мать же-ж, перемать. Думал, приснилось. Это все Странник натворил? – бурчал Лоуренс, дергая низ и без того мятой рубахи.
– Ты вообще многое пропустил, – заметил Редрик. – Разрушения – его работа, но Симон умер сам.
– Что, прям так, взял сам и умер? – нервно переспросил отец.
– Поверь, пап, эта ночь была самой странной и страшной из всех… – Ред начал снова дрожать. Лоуренс подошел и приобнял сына за плечи, успокаивая.
– Но она прошла, все будет в порядке.
– Хорошо бы, – буркнул Редрик, глядя себе под ноги.
– А где этот чурбак с ушами? – оглядываясь спросил Лоуренс, меняя тему.
– Я не видел его.
– Он в софе, – сказала Валенсия.
– Как в софе? – тупо переспросили они в один голос.
Ред глянул на диванчик в углу комнаты. Седельная подушка была раздута и шевелилась. Лоуренс бросился на кухню и схватил нож. Подбежав к дивану, он сделал большой разрез и, словно фокусник кролика, вытащил за уши отхаркивающего вату гремлина.
Лавочник поставил Гизмо на пол. Тот согнулся и откашлял кусок набивки. Хоть тела у гремлинов и маленькие, но головы, а соответственно и рты, у них просто огромные. Выхарканный ком набивочной ваты был размером с полбуханки хлеба.
– Такая теснота, даже для меня перебор, – кашлял отплевываясь гремлин.
Парень отметил, что багровый кардиган оттеняет не пойми каким образом появившуюся бледность на чешуе бурого гремлина. Откашлявшись, Гизмо оглядел Реда с отцом. Увидев застывший на их лицах вопрос, он стал тараторить:
– Он просто ввалился. Я ему кричу: «Куда, земляк?», а он мне: «Чего орешь, недомерок, люди спят». Ну я и сказал, какие люди спят с его мамашей. Потом смотрю, а он в белом весь, глаза черные, как уголь, – он показал на свою одежду, а затем выпучил глаза. – Я уже зажмурился – молю предков о местечке рядом с ними. Но слышу – говорит, мол, мне повезло, что он перекусил по дороге. Открываю глаза – вижу только потолок. Понимаю, что лежу, не на диване, а в нем, – гремлин потыкал в софу. – А он уже склонился надо мной, говорит, мол, на потом меня оставит и накрыл сверху половиной подушки. Чувствую, что ткань будто снова срастается – жуть, – он отдышался. – Страшно. Дышать нечем. Но меня спасла магия предков…
– Ты магией владеешь, что ли? – перебил его Лоуренс.
Гизмо важно надулся:
– Любой гремлин может обратиться первородной породой, из которой вышли его предки.
– Вгоргулился… неплохо, – присвистнул Лоуренс.
– Это не так называется, – чуть ли не запищал Гизмо.
– Ты чего дергаться-то начал? – проигнорировал замечание Лоуренс.
