Текст книги "Тайные фрегаты"

Автор книги: Виктор Лаптухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц)

Глава 7

Вскоре буер приблизился и можно было рассмотреть стоявших на его палубе людей. Судя по одежде обычные рыбаки, но у двоих в руках мушкеты, а остальные вооружены тесаками и длинными ножами. В стоящем на носу человеке Иван и Соловей узнали Петра, угощавшего их ромом в Ревеле. Только на этот раз на нем был не кафтан с кружевами, а морская куртка, перепоясанная широким ремнем, из-за которого торчала рукоятка пистолета.

– Эй, на карбасе! Спускайте парус! – скомандовал он.

– В чем дело? Держим путь в Стокгольм, имеем пропуск от шведских властей, – ответил дед Кондрат. Он также встал на носу карбаса и в руках сжимал старинную пищаль – единственное огнестрельное оружие, которое разрешено было иметь на карбасе.

– Ваши люди учинили драку в порту, изранили моих работников. Вот приказ бургомистра Ревеля, чтобы вас задержать и доставить к нему на суд! – Петр достал какую-то бумагу и помахал ею издали.

– Подотрись им, собака! – Закричал Соловей, но Денис грозно рыкнул на него.

– Не лезь в разговор старших!

– Ловить преступников бургомистр посылает своих стражников, – отвечал дед Кондрат. – А вот почему вы за нами следили полдня и объявились только сейчас, когда рядом нет других судов? Датского капитана Густава Тролла также обманули? Имеем доказательства вашего разбоя и везем их в королевский суд!

– Не бывать вам в Стокгольме! – зло закричал Петр. – Ребята вперед!

Но Денис ожидал этого момента и вовремя переложил руль. Тяжелый карбас отвернул влево и, подхваченный волной, буер проскользнул мимо. С него пальнули, и мушкетам ответила пищаль. Никто не пострадал, ветер унес дым выстрелов, и оба судна продолжали качаться на крутой волне друг против друга. Команды яростно переругивались, а кормщики старались перехитрить один другого и поставить свои суда самым выгодным образом. Верткий буер описал круг и опять нацелился на карбас.

– Братцы! Берись за весла и багры! Как супостаты начнут прыгать на борт, спихивайте их в море! – командовал дед Кондрат. – С Богом!

Брошенные с буера крючья вонзились в палубу, но привязанные к ним веревки были тут же обрублены. Раздались выстрелы, и дед Кондрат выронил пищаль. Буер сильно ударил в борт карбаса, раздался треск, и волна вновь развела суда. Но на борт успели перескочить трое во главе с Петром. Первого ударили в грудь веслом, и он свалился в воду, но остальные двое твердо встали на палубе карбаса. Один с обнаженным тесаком, а Петр навел на корабельщиков пистолет.

Огромное черное дуло, словно неподвижный змеиный глаз, смотрело в упор на Ивана. От его вида перехватило дыхание. Позади хрипел дед Кондратий, громко молился кто-то из корабельщиков. С приближающегося буера оскалившиеся бородачи орали что-то страшное.

– Брось топор, сопляк! – приказал Петр стоявшему рядом Ивану. – Тебе не по морю ходить, а титьку сосать…

– Иуда ты, бл… сын! – закричал надрывно Соловей.

– Молчи, скоморох! Будешь в шахте песни петь…

В тот же миг Соловей бросился на врага. На полке пистолета вспыхнул порох, и узкое пламя метнулось у самых глаз Ивана, а из затылка товарища полетели кровавые клочья. Рука, сжимавшая шершавое топорище, сама взметнулась вверх, и топор вонзился в шею разбойника. Некоторое время тот еще стоял, ухватившись одной рукой за снасть, и алая кровь ключом била вверх, а потом рухнул в море. Увидев такое, на буере все испугано замолчали, а последний из нападавших отшвырнул тесак и сам бросился за борт.

Денис вновь круто переложил руль и суда разошлись. Впрочем, на буере нападать больше не собирались – выловили своего человека и, поставив все паруса, быстро исчезли за горизонтом.

Тело Соловья отнесли на нос и накрыли парусом, деда перевязали и уложили в казенке. Денис приказал смыть кровь и повернулся к Ивану:

– Это у тебя первый? Ничего, попу покаешься на исповеди, он грех отпустит. Ты же своих товарищей спас… При таком ветре дойдем быстро. Вот только карбас вроде потяжелел, стал плохо руля слушаться. Эй, молодцы, гляньте-ка все ли ладно в трюме?

Крышку с трюма быстро сняли, и скоро снизу раздался крик:

– Хлещет вовсю! Тонем!

– Значит буер проломил-таки нам борт. Иван, держи руль. Молодцы, двое к носу, остальные за мной! Заводим пластырь!

Работа закипела. В трюме стучали молотки, пытались заделать пробоину изнутри. Остальные опускали за борт запасной парус, чтобы давлением воды его прижало к пролому и уменьшило течь. Но ветер крепчал, и волны становились выше. Они все чаще обрушивались на палубу и не давали завести пластырь.

Карбас перестал слушаться руля, и его развернуло бортом к волне. Иван увидел, как рядом с ним встала бледно-зеленая стена воды. Она сильно ударила по ногам, сорвала с палубы. Но не вышибла из памяти советы кормщика Дениса. Поэтому, вынырнув из соленой мути и глотнув воздуха, сразу начал срывать с себя тяжелые сапоги и промокший кафтан. Почувствовал облегчение и перевел дыхание. Невдалеке заметил плясавшую на волнах деревянную раму, узнал крышку трюма. В несколько взмахов подплыл к ней и привязался поясом к одной из ее ручек. Только тогда вздохнул полной грудью и осмотрелся.

Волны вставали одна за одной и то поднимали вверх, то опускали так низко, что все окружающее исчезало в серо-зеленом колыхании воды. Вдалеке увидел осевший карбас и суетившихся на нем товарищей. Стал их звать, но ветер уносил крик, забивал рот солеными брызгами. В следующий раз, когда волна подкинула крышку трюма, увидел просмоленное днище карбаса, а потом лишь бурун пены на месте его гибели.

Глава 8

Потянулись долгие часы томительного качания на волнах. К вечеру ветер стих и наступила туманная серая ночь. Становилось все холоднее, мокрые рубаха и порты сжимали тело, а крышка трюма под Иваном казалась ледяной. Стало страшно, но потом пришло какое-то равнодушие ко всему. Из окружающей мглы доносились лишь плеск волн, какие-то странные вздохи и непонятный шепот. Голова бессильно опустилась на шершавые доски, глаза закрылись, и наступило забытье.

Шепот становился громче, и уже можно было различить голоса деда Кондрата, кормщика Дениса, Соловья, остальных товарищей-мореходов. Они говорили что-то жалостливое, но трудно было разобрать слова. Из тумана встал Петр, под мышкой держал отрубленную голову, которая зло щурилась, чем-то грозила. Но тут же раздался решительный голос отца, прогнал наваждение. Тихо заговорила мать, успокаивала, как в детстве взяла за руку, повела за ворота родного дома. Наклонилась и погладила по голове, улыбнулась: «Помолись, сынок. В церкви уже к заутрене звонят».

Иван очнулся. Совсем рядом раздавался звон колокола. Только звучал он странно, совсем не так, как поют колокола в новгородских церквах. В тумане обозначилась огромная тень парусного корабля, на его корме горел сигнальный фонарь. Вот только позвать на помощь не было сил.

Свет фонаря растаял, но в том направлении, где он скрылся, серая мгла начала расступаться. Вскоре море почти стихло и над волнами показалось солнце. Сплюснутый багровый колобок медленно поднимался над клочьями сырого тумана, а через положенное время на ярком голубом небосводе уже ослепительно сияло дневное светило. Его лучи пригрели, и кровь быстрее побежала по жилам, а на душе стало веселее. Невдалеке закружились чайки, с пронзительными криками стали падать в воду – видно заметили косяк рыбы. За спиной раздался всплеск и какое-то пофыркивание.

Иван повернулся и совсем рядом увидел голову тюленя. Он плавно качался на мелкой волне и с любопытством разглядывал человека, распластавшегося на деревянном плоту. Водяные капельки блестели на его длинных усах и пучках волос, росших на месте бровей, на коротком светло-сером мехе. Большие черные глаза смотрели настороженно, а широкие ноздри слегка вздрагивали, словно принюхиваясь к незнакомцу.

– Скажи царю морскому, чтобы не забирал меня к себе, дал бы пожить, хоть немного.

Тюлень не ответил. Только вздохнул печально и исчез под водой. Но через некоторое время на поверхности показалось несколько его приятелей. Ближе всех подплыл самый крупный, темные пятна на его шерсти окаймлены седыми волосками, голова покрыта зарубцевавшимися шрамами. Ясно – этот матерый вожак видел всякое.

Иван и его попросил о помощи, да еще прочитал молитву Николе Морскому.

Некоторое время так и смотрели друг на друга, а потом тюлени удовлетворили свое любопытство и нырнули в морские глубины. Волны катились одна за одной, по небу бежали легкие облака, ласково пригревало солнышко. Стало веселее, хотелось верить, что ветер отнесет крышку трюма к югу. А что если отодрать боковую рейку и привязать к ней рубаху вместо паруса? Эх! На Бога надейся, а сам не плошай!

Получилось! Рубаха вздулась пузырем и стало казаться, что движение на юг стало быстрее. А там, как говорил Денис, должна лежать земля.

Около полудня над горизонтом поднялись чьи-то паруса. Судно держало путь на юг, и после томительного ожидания можно было различить низко сидящий в воде пузатый трехмачтовик, вдоль борта, которого шла широкая белая полоса с черневшими на ней крышками пушечных портов. Оно медленно приближалось, а у Ивана от волнения перехватило дыхание. Сил хватило только на то, чтобы осторожно встать на колени – очень боялся свалиться со своего качающегося плота – и помахать рубахой. И не кричал, просто хрипел, молил о спасении Бога и людей.

Видел, как судно убавило паруса и с него спустили шлюпку. Бородатые обветренные мужики подхватили Ивана и втащили на палубу, но у того уже не было сил стоять. Просто лежал и на глазах у всех горько плакал. Помнил, как потом влили в рот что-то опалившее все нутро, яростно растирали тело, завернули во что-то теплое. Затем наступило забвение.

Проснулся Иван от сильного толчка. Вместе с ворохом одежды, сапог, мисок и другого добра его мотало из стороны в сторону в каком-то темном чулане. Время от времени откуда-то сверху поливало соленой морской водой, раздавались глухие удары, от которых все вокруг скрипело и трещало. Стало страшно, но над головой услышал пронзительные голоса и топот ног. Понял, что находится на спасшем его судне, которое борется со штормовой погодой. Руки и ноги были целы, и чтобы не кувыркаться в такой темноте, решил выбраться к людям.

Ощупью пробрался к ведущей наверх узкой лестнице, открыл дверь. Грудью принял тугой удар соленого ветра. Увидел, как на палубе, которую то и дело захлестывали волны, двигались полуголые люди. С кормы раздавались громкие команды, и они, ухватившись за толстые просмоленные веревки, дружно тянули их, что-то выкрикивая в лад. Не долго думая, Иван перешагнул через порог и встал плечом к плечу с крайним матросом. Впрягся в общую работу и, когда волна сильно наподдала, так что некоторые попадали на палубу, устоял и не выпустил веревку из рук.

Вскоре засвистела дудка, а с кормы раздалась команда и все закончили работу. Широко расставляя ноги на скользкой палубе, к Ивану подошел лысый мужчина, все лицо которого покрыли мелкие морщины. Он что-то сказал и сделал знак следовать за собой. Привел в чистую коморку, такую низенькую, что Ивану пришлось согнуться в три погибели. В ней сидел маленький человек с острой седой бородкой. Тот самый, что стоял на корме и отдавал команды. Перед Иваном поставили оловянную миску гороховой каши с ломтями солонины и большую деревянную кружку жидкого пива. Молча смотрели как он ест, а лысый, то и дело подавал знаки слуге, чтобы тот подкладывал и подливал добавку.

Когда Иван насытился, маленький человек начал что-то спрашивать. Сейчас его голос звучал тихо, почти ласково, голубые глаза смотрели доброжелательно. Некоторые слова казались знакомыми, но после всего случившегося Ивану было трудно собраться с мыслями. Тогда заговорил лысый, но и его вопросы оставались без ответа до тех пор, пока не прозвучало:

– Русский? Ты московит?

– Нет, я из Новгорода! – радостно отозвался Иван и рассказал свою историю.

К сожалению оказалось, что лысый знает совсем мало русских слов и часто не понимает услышанное. Но Иван и сам начал вспоминать немецкие слова. Общими усилиями нашли ответы на все вопросы. Так Иван узнал, что находится на голландском судне «Сирена», идущем с грузом зерна из Риги в Любек. Командует им седобородый капитан Ян ван Деккер, а лысый является главным боцманом и зовут его Корнелис Сторк.

Русскому предложили остаться на судне матросом и обещали отвезти в Амстердам, где часто бывают русские купцы. А за последний год, после того, как в Голландии побывал со своим посольством московский царь Петр, который даже поработал плотником на корабельных верфях, появилось много дворян из России, начавших изучать разные науки. Просили сообщить полное имя, чтобы, как это положено в голландском флоте, занести Ивана в список команды.

– Фотникоф? – переспросил маленький капитан, тыча гусиным пером в чернильницу. – Что это за имя?

Боцман объяснил, что значит слово «плотник», и добавил что-то еще. Капитан согласно кивнул и велел позвать какого-то Томаса. Явился коренастый гладко выбритый детина, у которого борода росла на шее, так что закрывала половину груди. Он выслушал приказ и отвел Ивана в какой-то чулан, где стояло несколько ящиков с плотницким инструментом. Указал на некоторые из них и, объясняясь больше знаками, попросил сделать кое-какую мелкую работу. Смотрел внимательно и одобрительно кивал.

Потом боцман Корнелис сказал, что капитану очень понравилась старательность Ивана, сразу принявшего участие в корабельной работе, а Томас подтвердил его знание плотницкого ремесла. Поэтому и было решено внести в список команды «Сирены» Ивана Плотникова, а для удобства общения назвать его на немецкий манер Иоганн Циммерман[16]16
  Циммерман – плотник (нем.).


[Закрыть].

Глава 9

Флейт «Сирена» была одним из тех судов, которые начали строиться в голландском городе Горн. Недавно изобретенные стеньги увеличили высоту ее мачт, что позволило ставить большее число парусов и повысить скорость. Пузатый корпус и приподнятая к корме верхняя палуба делали судно несколько похожим на утку. Но вместительные трюмы позволяли перевозить большое количество различных грузов, а более узкие и удобные в обращении паруса и штурвал, который с помощью тросов и блоков довольно легко и быстро перекладывал руль, обеспечивали его надежность, маневренность и высокую доходность перевозок. За свои рабочие качества флейты получили известность как универсальные суда и пользовались спросом во всех странах Европы.

В первой же день боцман Корнелис описал Ивану основные части всего парусного хозяйства судна:

– Запомни, мачты считают от носа к корме. Первая – фок-мачта, за ней, самая высокая, грот-мачта, а последняя – бизань. На них паруса, их считают снизу и добавляют название мачты: фок-парус, грот-парус, бизань. Над ними второй ярус, их называют марсель. Например – грот-марсель. Третий ярус – брамселя, а четвертый – бом-брамселя. Как называется самый верхний парус на грот-мачте?

– Грот-брам… Нет, грот-бом-брамсель!

– Хорошо. Еще запомни, все они поднимаются, опускаются и управляются с помощью шкотов, фалов, гитов. У каждого паруса свое название, а всего их больше сотни. Их должен заучить и не вздумай какую-нибудь из этих снастей назвать веревкой! Парень ты здоровый, поэтому будешь нести вахту при грот-мачте, на ней паруса самые большие и тяжелые. Чтобы с ними работать нужна сила…

Затем боцман отвел Ивана к самому основанию бушприта, выдающемуся вперед наклонного бруса, к которому крепился носовой парус. Там, позади резного изображения грудастой бабы с птичьими крыльями, свисала над водой деревянная решетка, огражденная перилами. Ткнул пальцем в сторону фигуры, а потом указал под ноги:

– Это сирена. Такие по ночам в море поют песни, наводят на моряков сон. Наша же омыта святой водой, она их отпугивает. А это гальюн или отхожее место. Смотри, чтобы у меня на судне была чистота!

В тот же день Иван узнал, что и другие привычные предметы на судне имеют особые названия. Лестница – «трап», высокий порог, который не дает захлестнувшей волне проникнуть в нижние помещения, – «комингас», каморка, где для команды готовится еда, – «камбуз». Ему выдали однобортную куртку из толстого серого сукна с крючками вместо пуговиц и рубаху с широкими белыми и красными полосами, шапку, чулки и башмаки. Ко всему добавили одеяло, нож и странные штаны. В поясе узкие, а книзу широкие и расстегиваются не спереди, а с боков.

Видя недоумение новичка, боцман объяснил:

– Будешь палубу мыть, разуешься, и штаны легко закатаешь до колен. Снасти идут сверху вниз, а полосы на матросской рубахе поперек. Поэтому с палубы сразу видно, где находится матрос и что он делает у парусов. Работает или спит.

– Там, наверху, спать не приходится, – хохотнул кто-то из стоявших рядом. – Будешь скакать как белка, так что на штанах все швы лопнут!

– Если хочешь, чтобы зад был сухой, на штаны нашей кусок кожи. Здесь, где не сядешь, везде сыро, – посоветовал другой моряк.

– Про нож не забудь, – серьезно добавил боцман. – При сильном ветре снасть может лопнуть и тебя захлестнет. Режь ее смело, иначе вышвырнет за борт. Сейчас смотри сюда! Эти тросы удерживают мачту и называются ванты. Между ними натянуты тросы-перекладины, по ним матросы поднимаются на реи и крепят на них паруса. Понял?

– Да, боцман.

– Слушай команду! Пошел наверх!

Не без опаски Иван начал подъем. Одной рукой схватись, другой держись, нога тычется в пустоту, ищет опору, а самого мотает из стороны в сторону. Ветер воет в ушах, а внизу волны гулко бьют в борт. Но кое-как приноровился и продолжал карабкаться вверх. Уже совсем было добрался до первой площадки на мачте, когда двое матросов стремительно взлетели по вантам и, весело скаля зубы, быстро привязали его за кисти рук к тросам.

– Что вы делаете? Развяжите!

– Попался, новичок!

– Так мы поступаем со всеми, кто первый раз поднимается по винтам.

– Это морской обычай! – крикнул с палубы боцман. – Обещай им выставить пиво, тогда отпустят!

Иван согласился без возражений.

Внизу седой матрос с серьгой в ухе покровительственно похлопал его по плечу:

– Молодец! Иные в первый раз не могут подняться выше собственного роста. Меня зовут Старик Вилли. Идем, покажу твое место в кубрике.

В низкой и темной каморке, где стоял густой запах табака, мокрой одежды, сапог и еще какой-то кислятины, вдоль переборок одна над другой примостились узенькие койки. На них лежали лоснившиеся от пота подушки и свалявшиеся матрасы, крытые потертыми одеялами. Посредине помещен стол, который можно на блоках поднять вверх, а под ним втиснуты матросские сундучки.

– Твоя койка верхняя, в сильную волну на нее немного капает. Но это ничего, потом возьмешь паклю и сам все законопатишь. Свое добро клади прямо на койку. Да не бойся, у нас воров нет. Вот на военных кораблях крадут, но на них набирают всякий сброд. Придем в порт, помогу тебе купить собственный сундучок. Потом будешь ходить с ним в плавания и вспоминать Старика Вилли.

У меня глаз верный, вижу, что из тебя получится настоящий матрос, а то и шкипер.

Не все было понятно в речи старика, но главное Иван уяснил. Видя доброе отношение, осмелел и решился задать вопрос:

– Сколько здесь платят? Куртку и остальное дали в долг?

– Наш капитан Ян ван Деккер дело знает! – Ухмыльнулся старый матрос. – Выгоду компании и свою собственную крепко соблюдает. За одежду и кормежку получит с тебя полностью, но до конца плавания так и не скажет, какое жалование он тебе положил. Ты ученик и хорошо, если при расчете что-нибудь получишь на руки.

– Понятно, – невесело отозвался Иван.

– Не горюй, ты не один такой. На «Сирене» положено иметь семьдесят человек команды, не менее двадцати на каждую мачту. А нас тут всего 42! Так что поработать тебе придется не меньше, чем остальным.

Не все в кубрике встретили новичка так приветливо. Большинство были заняты собственными делами и отнеслись к нему равнодушно. Но когда начались работы и Ивану дали швабру для мытья палубы, белобрысый верзила Фриц не стал скрывать презрения:

– Как швабру держишь! Ходишь по судну, как пьяный медведь! Мало в кубрике вони, так еще добавилась эта русская свинья. Во время качки он нас всех заблюет!

– Свои штаны отстирай, сразу воздух станет чище! – посоветовал ему Старик Вилли. – Забыл, какой сам был в первом плавании?

– Я родился в Бранденбурге и целую зиму ходил в школу. В море ушел из-за несчастной любви. А этого дикаря нельзя даже послать чистить гальюн. Все московиты лентяи и пьяницы. Они до сих пор платят дань крымскому хану, а на оставшиеся деньги нанимают нас, немцев, чтобы их чему-нибудь научили.

– Врешь! – крикнул Иван.

– Помолчи, Фриц. Не строй из себя морского волка, ты на судне только второй год, – произнес Старик Вилли. – Я бывал в Архангельске, видел как живут русские. Работать они умеют и в своих домах из бревен отлично переносят жестокие морозы. Еда у них сытная и одежда теплая, а водки они пьют не больше, чем другие северные народы.

– Ха! Видел бы ты, как шведы свой брантвайн лакают! – рассмеялся один из матросов.

– Или англичане джин! – добавил другой.

На том дело и кончилось. Но в кубрике после окончания работы немец заломил старику руку за спину и, прижав к столу, пообещал переломать все кости за его болтовню. Несколько бывших при этом матросов отвернулись – связываться с верзилой никому не захотелось.

Когда Иван спустился вниз и увидел дрожащие губы Старого Вилли, то все понял,

– Нашел равного по силе? – спросил он и тут же отразил удар Фрица.

Стычка получилась короткой и проходила в полном молчании, поэтому все сразу услышали скрип трапа и тяжелые шаги боцмана.

– Завтра приходим в порт. Ваша вахта встанет на погрузку. Поэтому одежду и обувь приведите в порядок. Что у тебя с глазом? – спросил он у Ивана.

– Не удержался, ударился об угол стола.

Его ответ у всех вызвал улыбки: качки почти не было. Усмехнулся и Фриц.

– А ты куда дел передние зубы? – поинтересовался боцман. – Утром они были на месте. Ну да ладно. Чтоб мне на судне никаких драк! Рабочих рук не хватает, от больных одни убытки. Когда окажетесь на берегу, там можете отвести душу. Но обратно приму только пьяных – они проспятся и возьмутся за работу. Раненых оставлю на суше, пусть лечатся за свой счет!