Текст книги "Пилигрим"

Автор книги: Виктор Сафронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

* * *

А в это время большое количество киллеров и иных специалистов широкого профиля сломя голову неслись, торопились в Волчьегорск. Подтянулись и правительственные специалисты в области проведения индивидуальных зачисток и даже людей мафии привлекли. Все было сделано, чтобы уж наверняка заткнуть мне рот.

Их столько туда набилось, что хоть ты тир для них открывай. Конечно, можно было стравить этих ребят между собой, чтобы они немножко друг друга постреляли, но времени не было. Очень уж я торопился.

Разворошил я их гадючье гнездо основательно. Но по глупости сам себя и подставил.

Отправив информацию по общедоступным сетям с таким большим количеством «ключевых» слов, как – убийство, президент, заговор… Этим я себя тут же и выдал. Все источники информации, передающие такие тексты, автоматически берутся на контроль. Я еще только собирался рухнуть на койку в вонючей матросской каюте, а переполох в самых высоких кабинетах, уже стоял грандиозный. Чиновный люд, забыв о сне и отдыхе, работал в авральном режиме.

Спецслужбы, создав под себя полицейские государство, могли не прикладывая особых усилий спокойно заткнуть рты ребятам из отечественных средств массовой информации. Сослались на национальную безопасность и твори после этого любое зло. Я это учитывал.

Зато с другими средствами масс-медиа, имею в виду, за рубежами моей могучей страны, было сложнее. Хотя мнение остального мира моих соплеменников, сидящих в удобных сталинских креслах всегда меньше всего интересовало. Так вот, чтобы хитрые и умудренные главари не затыкали рты отечественным журналистам, т.с. не тратили время в пустую, пришлось сделать небольшенькую приписку:

«Под прикрытием борьбы с наркомафией под выдаваемые громадные бесконтрольные деньги, которые беззастенчиво разворовываются, творятся всевозможные безобразия. За счет простых людей планируются и совершаются неблаговидные дела. Сегодня государственными заговорщиками готовится повторение сценария декабря 1934 года «Убийство Кирова». В результате хитроумных комбинаций будут проведены акции под общим лейтмотивом – чистка демократии от демократов. Страна, очнись от сытой спячки! Угроза нависла над каждым.»

Неведающие стыда спецслужбы думали что я, согласно библейским поучительным заветам буду любить врага своего и покорно дам увести себе на заклание. Нет, уж! Покорно благодарю.

Создавая под себя односторонние правила игры, при которых только агент должен до своей скорой смерти хранить вверенные ему тайны, они просчитались.

Одним теплые булочки с корицей, а другим нестиранные вонючие носки всмятку. Мерси. Лично я против таких раздач.

* * *

Считаю, что сюрприз удался на славу.

Я – отомщен.

Тем более, поддержал загнанную на задворки расцветающего, дикого капитализма свободу слова.

С Новым политическим годом вас, господа! С Новым «Хрущовским делом».

От всей души. Искренне ваш… Et cetera, et cetera [2]2
  (лат.) – и так далее


[Закрыть]

ГЛАВА 21

Рассекая хилым плечом, холодные воды Финского залива мне начало казаться, что я не все до конца продумал. Легкомысленный тип, чересчур пекущийся о своих удовольствиях и взбадривающий нервную систему разными сумасшедшими поступками.

Конечно, если б я знал какое громадное количество акул, охотящихся на таких придурков, как я поджидает меня в темных водах? Возможно за борт мне не пришлось скакать… Не знаю? Но то, что вцепившись зубами в борт, только вместе с ним, меня и смогли бы отодрать – это точно. Пацаны! За это ручаюсь.

Когда меня, еще полупьяного, разбудил мой собутыльник – матрос Норман, к экстремальным поступкам я готов не был. Но как говорится, готов не готов – надо.

Он хмуро вывел меня на палубу стоящего на рейде и затихшего сухогруза, указал мне куда-то за борт и пробурчал:

«За своими тряпками приходи завтра к вечеру в порт. К шестнадцатому причалу. Мы там всегда стоим».

После этого пожелав счастливого плавания, толкнул меня в воду.

«Welcome to the Finland» (Добро пожаловать в Финляндию) – на мое «бултых», пролаял в темноте чей-то голос.

Со стороны Нормана это было подло. Хорошо, что я смог сориентироваться и поплыть к берегу, туда где тускло светились огни. А если бы вот так с бухты-за борт-барахты, рванул на открытый морской простор? Или, не приведи господь зима, а я не умею плавать? Сомкнулись бы тогда волны над бедовой головушкой и прощай мечты о красивой и безбедной жизни?

Ну, да, ладно. Я не в обиде. Тем более, как после стало известно от того же Нормана. Когда он меня принудительно эвакуировал за борт, с другой стороны судна уже швартовались таможенные и эмиграционные службы порта.

* * *

Дуракам везет. Акулы этой ночью, были заняты кем-то другим. Ступив на твердую землю, на осклизлые от мазута и пролитой нефти камни, вокруг все было туманно и зыбко. Зато в голове прояснилось.

Ежась от холодного морского ветерка пытаясь хоть как-то согреться, я протанцевал достаточно долгое время… До утра. Устал как собака, и всё равно необходимых для обогрева витаминов не получил. После определился на местности, где я. Проверил денежные средства лежавшие в кармане, остался весьма доволен их содержимым.

Даже если и пропадут находящиеся на дне моего рюкзачка пачки, они остались в каюте баркаса, все равно в карманах брюк еще было достаточно подмоченных бумажных денег. Но деньги не репутация, можно не волноваться.

Пытался я рядом с каким-то складом застывшего цемента устроиться на ночлег, но озноб, отсутствие сигарет и тёплой лежанки, так до утра и не дали мне отдохнуть после ночного заплыва.

* * *

Когда взошло солнце, я все еще пытался согреться, танцуя искрометные и зажигательные латиноамериканские танцы. Мокрая одежда лежала рядом. Натягивать сырые, холодные изделия на нежную солдатскую кожу очень не хотелось.

Я продолжал двигаться и в этом деле явно преуспел, так как еще начал и во все горло бубнить какие-то дикие песни.

Попадая в такт словам и энергично двигая корпусом, я кроме всего прочего пытался разобраться, что творилось за моей спиной?

А там сбивая с ритма и навевая грустные мотивы зазвучала забытая и явно впервые услышанная речь с неповторимым чухонским акцентом.

– Сержант, посмотри на этого обкурившегося придурка… – весело произнес незнакомый и непонятный мне голос.

– На нашего клиента похож? – деловито поинтересовался, тот к кому обращались.

– Ага, вылитый, – саркастично произнес заспанный голос. – Протри глаза, на нем вообще ничего нет. Все с себя спустил ради дозы.

– Ладно, танцует наркоша неплохо, но нам сказано проверять всех…

Я особенно к их разговору не прислушивался. Не до них. Мне следовало срочно за счет внутренних резервов изыскать возможность не подхватить воспаление легких, а для этого следовало в туманном, финском далеке, потратить достаточно много энергии и сил.

Пока они спорили, можно ли ко мне приближаться? Потом вспоминали какого-то своего знакомого Перца, который бесстрашно приблизился к наркоману, а тот ради шутки поцарапал его своими грязными ногтями. Перец, конечно его арестовал, но и сам вскоре умер. Вскрытие показало, что причина смерти была вирусная инфекция, в виде СПИДа. Покойный наркоман заранее, еще до своей смерти отомстил власти за недостаточное внимание к профилактике «болезни удовольствий», наградив ее представителя своей неизлечимой болезнью…

Спор затягивался, а я все никак не мог согреться и продолжал выделывать кривые балетные па, выкрикивая при этом всякие польские слова.

– Эй ты, урод, – раздался у меня за спиной испуганный голос.

Я понял, что «урод» – это ко мне. голос звучал на жуткой смеси славянских языков.

Местные «менты» в штатском, так завели себя воспоминаниями о Перце, что сначала готовы были стрелять в меня и только потом разговаривать.

– Медленно подойди к нам, – они включили фары своей машины, после ослепили еще и дополнительными прожекторами. – И без штучек… Стреляем сразу.

Своим громким криком они пытались подбодрить себя.

Я по прежнему пританцевывая поплелся к ним. От длительных танцев меня шатало. Глаза блестели, волосы на животе и… других местах в беспорядке… Да, вообще-то со стороны я выглядел достаточно дико. Хорош гусь… кость… т. е. гость, в их новофинских Палестинах.

– Посмотри на него внимательно…

– Смотрю.

– Ну, что похож этот, заплеванный огрызок, на самого разыскиваемого преступника всего побережье?

– Вроде нет.

Они между собой о всякой ерунде толкуют, а меня от холода опять начинает бить озноб.

– Смотрю на тебя и удивляюсь, какой ты сегодня настойчивый, – опять насмешка в голосе. – Посмотри внимательно, как его трясет.

– Э… Да у него же ломка…

– Ясное дело, не от холода же его так колотит.

Полицейские предусмотрительно продолжали сами себя успокаивать, но пистолетики на всякий случай в кобуру не возвращали.

Вытирая рукой щедро струящийся с посиневшего огузка пот, я, пошатываясь и дико таращась по сторонам, молча стоял под их перекрестной перепалкой.

– Страхуй меня, – сказал самый смелый из их дуэта и тотчас крикнул мне. – Иди сюда.

Я подошел.

Рука из-за потока света одной рукой тычет дулом, а второй сует под мой пьяный сизый от предутреннего холода нос фотографию и спрашивает:

«Видел его?»

Видно чтобы направить поток моих мыслей в правильной русло держит в руке двадцатку. Как раз столько, сколько здесь стоит одноразовая доза на короткое время снимающая большинство проблем.

Я глянул в изображение. Мама дорогая! Я готов был увидеть все, что угодно… Включая бесплатно распространяемую фотографию обложки библии. Присмотрелся… Знакомый типус, с наглой, вызывающей рожей… Очень неприятная личность… Однако… Вот те раз, это ж я сам и есть. Собственной персоной. Постриженный, ухоженный в бабочке и брюках. Не будучи в силах удержаться от отвращения, я еще раз поморщился

Местный мент, еще раз повторил: «Видел?»

– Баба твоя? – спрашиваю у него, не попадая от холода зуб на зуб.

– Нет, пока… – отвечает не понимая, о чем это я.

– Так это Шопен, – догадался я продолжая ознобной трясучкой скрывать акцент.

– Ты чего, пупсик, – фамильярно обиделся полицейский. – Какой же это Шопен?

– Шопен играл на аккордеоне, – вломилась в разговор голого с одетым еще одна «ума палата». – Звали его Фредерик, а на фотке, какой-то русский.

Он перевернул фотографию на оборот и по слогам прочитал: «Кирилл Новиков.»

– Так Шопен, тоже был поляк, – сдуру встрял я со своими знаниями.

– Сам ты поляк, – разоружил он меня и добавил назидательно. – Шопен, был Шопеном.

Поговорив с умными блюстителями порядка, у меня сложилась ошибочное мнение о том, что каждый финский портовый полицейский большая дока в области Шопене. Мало того с умным пообщаешься, сам будешь гораздо умнее. Они в свою очередь доказав мне, что я ни фига, не разбираюсь в современной музыкальной жизни, многозначительно между собой переглянулись.

Обе высокие договаривающиеся стороны, довольные друг другом расстались.

Двадцать долларов я не получил. Остался при своих интересах.

Полицейские в штатском, чтобы не пачкать свою машину заразными наркоманами оставили меня в покое. Конечно, если бы на мне была хоть ветка петрушки или пучок укропа они бы даже водительские права у танцора проверили, а так о чем разговаривать? Он, хоть и голый, но не король. Горсть пепла, жменя пота или насекомых и больше ни фига…

И в самом деле.

Вези меня в участок.

Там выясняй кто я такое и зачем я такое? А в это время особо опасный преступник проберется в их страну они его не задержат и не получат свои законные премиальные деньги…

* * *

Пока мы разговаривали на музыкальные темы, взошло холодное чухонское солнце. Я осмотрелся на каком свете существую. Вид хранилища и все, что находилось рядом, вызвало у меня чувство глубокого удовлетворения…

Я забрался по пожарной лестнице на крышу непонятного здания и залег там на отдых.

Очень удобно. В деревянной будке, продуваемой всеми ветрами Залива, завалился в угол и проспал пару часов. Для полного восстановления сил, этого конечно же не хватило зато отдохнул.

Днем развлекал себя серьезным занятием. Достав из карманов брюк, два слипшихся денежных брикета. Раскладывал их на солнышке и сушил.

Сколько было градусов на черной крыше, по их Фаренгейту – не знаю. А по нашему Цельсию, зашкаливало градусов за пятьдесят, как минимум. Если бы не найденная тень, и не имеющаяся в стоящей здесь же тачке дождевая вода, я бы там от жары рехнулся. Хорошо хоть ветерком накатывало со стороны моря-океана. А-то, просто беда.

Галлюцинации начались ближе к полудню и были связаны с отсутствием курева. В качестве садистского издевательства над полностью зависимым от никотина человеком, на самом видном месте этого деревянного домика лежал здоровенный окурок, медовой «Примы»… Огня не было… Окурку месяца два от роду… Сжевал я его. Чуть полегчало.

Но раз терпел всякие лишения до сегодняшнего дня, вытерпел и эти.

После удлинения солнечной тени, пришел и вечер. Оделся. Расчесал вихрастые кудри пятерней. Оставшейся в тачке водой продезодоранил под мышками. Короче, привел себя в порядок.

На космической волне от жары и обезвоживания, спустился с крыши и поплелся выяснять где порт? Спросил у чернявого паренька на многотонном погрузчике. Он подтвердил мои подозрения, что я в порту. После этого за десять баксов подвез меня к причалу с ковчегом Нормана где пары для такой, как я твари – не нашлось.

Засунув грязные пальцы в рот, я свистом вызвал вахтенного. Он – Нормана.

Мое барахло в замызганном потрепанном рюкзачке никого не интересовало. Пачки россыпью валялись, как и положено. Норманн легко перебросил мне его через борт. Спустился. Мы закурили. Стало неимоверно хорошо. В качестве моральной компенсации, выдал братве в клешах, триста баксов. Мы хлопнули друг друга по плечу и безмерно довольные поведением друг друга расстались хорошими приятелями.

* * *

В настоящий момент я должен, нет, я был обязан, меняя поезда, автобусы, быстроходные буксиры и попутные асфальтоукладчики как можно дальше уходить от порта прибытия. Все это я и проделал только без всех этих сложностей. У меня было очень мало времени…

Еще будучи в Волчьегорске, я узнал о существовании небольшой частной компании по авиаперелетам «Кондор трансэйр». Контора находилась недалеко от порта. Узнав, что самолет можно заказать без всяких проблем, просто появившись у них в конторе, решил не экономить. Выложив прямо на месте шесть сотен, заказал перелет на шесть особ. В летной документации значилось «свадебное путешествие». Полетел один. Никого это не интересовало, действовал капиталистический принцип: отсчитай грины и радуйся услуге.

Конечно, внешний вид «солидной с двухсотлетней историей авиакомпании» обещавшей в рекламе «мои проблемы, сделать их головной болью», не на шутку меня обеспокоил. Я просигналил о своем беспокойстве куда следует – никакой реакции. Связался с автопилотом, сидящим внутри, потом с внутренним голосом, но все запрошенные службы сигналов опасности не подавали.

«Респектабельная компания» со следами десятилетней побелки и грязных потеков на потолке находилась на задворках района населенного финскими пакистанцами. Занимаемая «лидером воздушных перевозок» комнатенка, больше напоминала запущенную рыбную лавку с протухшим товаром. Где вместо покупателей на подвонявшую салаку, со всего района собрались тараканы и мухи. Однако время для внутренних сомнения и рефлексий у меня было ограничено. Легкомысленно махнув на все рукой и подивившись отсутствию реакции изнутри, я смирился. Заплатил наличными и «нам нет преград на море и на суше…»

* * *

Мой путь лежал в город Хельсинки.

Там находился мой сын Конрад, со своей матерью, а моей бывшей женой.

В свое время вербовавшие меня на диверсионную операцию жулики показали мне жалостливый монтаж с «моим» сыном, сидящим в инвалидной коляске. Рядом с ним, с «кровиночкой» из стороны в сторону, слишком возбужденно болталась, экс-жена Алиция. Взбудораженная без меры, то ли обколотая, то ли обкуренная?

Все эти «веселые картинки», вписывались в схему приемов психологического подавления и воздействия спецслужб на непокорных оппонентов. Мне и пришлось «сломаться» именно на этом эпизоде. Ну, не зверь же я, в конце концов…

Было понятно, что Конрада они подменили.

Сидящий в инвалидной коляске мальчуган с грустным лицом и потухшими глазами мог быть моим сыном, но он им не был.

Киномонтаж был очень грубый, если не сказать примитивный. Так как ни следа на руке от ожога – это когда его мать не уследила за ним, ползающим по кухне, и он обжегся. Ни шрамика над левой бровью, это уже когда я не доглядел, и он кувыркнулся с коляски и разбил лицо. (Я тогда, чуть сам с ума не сошел.) Всех этих отметин на малыше, сидящим в инвалидном кресле не было.

Я торопился. Не обращая внимания на всякие сложности, я спешил.

Меня одолевали сомнения, успею ли осуществить все задуманное до того момента, когда Алицию и сына возьмут под плотную опеку. Слишком уж явной была угроза жизни моего ребенка. А что? С этих мерзавцев, станется… Найдут беспринципного скота, а он возьмет и взорвет весь район, чтобы только выманить объект охоты, ну, хотя бы на похороны ребенка. В Средней Азии, детей и женщин не пожалели, взорвали вместе с Каласом. Их убили, а он остался жив. Специалисты, ети их мать…

Исходя из всей этой суммы знаний, я очень волновался. Так как, заявлять свое легкомысленное отношение к жизни – это одно, а вот на самом деле использовать своего единственного ребенка в качестве разменной монеты, это совсем другое…

ГЛАВА 22

Авиатакси не лошадь, на нее не прикрикнешь: «Давай, залетные, шибче наяривай!» Как впрочем, и находясь на высоте нескольких километров от земли, невозможно попросить водилу, особо не лихачить или быть осторожным на поворотах. Много всякого связанно с самолетами и уж если затошнит, выйти на обочину дороги вряд ли удастся. Придется избавляться от накопленного, согласно посадочному месту и купленному билету.

Волноваться сидя в самолете можно и даже нужно. Особенно если это касается такого простого и незатейливого желания, благополучно добраться до конечной точки перелета. Потом приземлиться и при этом остаться живым, желательно без переломов, сплющиваний и других увечий.

Разных богов я вспоминал. Даже недавно отрытую в одном из древних григорьевских курганов – бабу Гриху. А все почему?

Причина для понимания моего поведения незатейлива и проста. Пилот «Сессны», оказался еще более неуправляемым экстремалом, чем его пассажир. А я вроде как взялся спасать впрочем, если со спасением не получиться, хотя бы увидеться с сыном. Поэтому появляться перед ребенком в качестве разобранного на части и загипсованного анатомического пособия для исследования переломов мне не хотелось. Неведомо откуда, появилось желание просто обнять сына… Это заставляло меня быть внимательным и осторожным.

Когда мы втроем – самолет, пилот и ваш покорный слуга, приземлились на дозаправку в каком-то темном поле недалеко от очередного брусничного болота, ничего плохого звездная карта неба со всеми вместе взятыми шарлатанами от астрологии лично мне не предвещала.

Пилот в замасленных шортах и дырявых кроссовках, активно разминая затекшие конечности, вполне буднично заявил, что ему необходимо подкрепиться и запастись провиантом. Ради бога. Никто его от этого отговорить не собирался.

Пока самолет, доверху заливали топливом, он куда-то отошел. Вернулся через полчаса, что-то жующим с довольной физиономией и вместительным пакетом в руках.

Глядя на этого зеленого покорителя неба, я даже грешным делом подумал, что указанная в шикарной рекламе трехразовая кормежка пассажиров состоится. Наступит этот радостный миг с обязательным широким ассортиментом выбора рыбных блюд и сырной тарелкой. Пришлось активно сглатывать слюну и успокаивать разбушевавшиеся внутренности.

Сразу оговорюсь, в своих расчетах, по поводу пожрать, я ошибся. Кроме всего прочего я еще и жестоко просчитался в прогнозных полетных показателях, о чем поведает мое дальнейшее полное невыплаканных слез и безмятежной грусти повествование.

* * *

Перекусывать, воздушный фашист и хулиган, начал прямо после набора высоты. Из-за отсутствия, а может и неумения пользоваться функцией «автоматического пилотирования летательным аппаратом», он просто убирал руки от штурвала и начинал заниматься своими интересными делами.

Достав припасы из пакета, он продолжил свои эксперименты над живым человеком.

Почему эксперименты?

Из пакета этот гаденыш достал бутылки и банки. Не предлагая мне, как пассажиру присоединиться и поучаствовать в празднике «Последнего полета» в очередной раз, бросив штурвал, он ловко свинтил пробку с бутылки и жестко откупорил банку.

Пока самолет вошел в штопор и с неприятным ревом несся к земле, он запрокинув голову локал клюквенную водку запивая ее пивом.

Смачно рыгнув и утерев губы рукавом рубахи, самолет пилотом из штопора был выведен. Совершенно не обращая внимания на зеленого от тошноты и дурноты пассажира, летчик после всего этого пришел в прекрасное расположение духа.

Хорошее настроение человека, распевающего во все горло песни из репертуара Великого Элвиса, не передавалось другому, глупо сидящему в стороне и разом забывшему все слова. После каждого очередного прикладывания к бутылке он умиленно беседовал с небом и очень веселился по этому поводу.

Мне казалось, что с минуты на минуту он врежется или в гору, или в землю. Фар для подсветки темного пространства неба у самолета не было, поэтому разглядеть возможные препятствия я не мог. Но не врезались. Зато появилась возможность потерять на полном скаку этого пьяного придурка. По всем законам физики он должен был вывалиться из окна, которое открыл, решив на свежем воздухе покурить свернутую самокрутку…

В салоне появился характерный сладковатый запах. Такое амбре могла дать только марихуана – ягельная конопля северного огорода… От сладкого дымка, желание блевануть укрепилось, но я держался.

Спрашивать непосредственно в полете обо всех этих чудачествах я не решился. Боюсь, что авиационный ответ мне мог очень не понравиться.

Раздражать водителя транспортного средства, каким бы он не был всегда себе дороже. Драка с пьяным подростком готовым в любой момент перестать орать песни и заснуть в кресле пилота в мои планы не входила. Очень уж не хотелось еще больше огорчать своего сына и радовать моих недругов.

Вместо сладкого сна вытянув на всю длину салона ноги все оставшееся время я провел в активной форме наблюдения за пьяным молодцом в кресле пилота. Поставленная передо мной задача была незатейлива: не давать ему, гаду заснуть…

Развлекал эту скотину, как только мог: собакой гавкал; клоуна на арене цирка представлял; анекдоты рассказывал; исполнял русские народные песни (сейчас мне было, как-то не до конспирации).

Ему мое представление иногда нравилось и тогда он, бросив штурвал, поворачивался ко мне лицом и начинал хлопать в такт в ладоши, а иногда не очень, тогда он начинал клевать носом и клониться на приборную панель с ясной целью – уснуть.

* * *

К концу полета из меня получился выжатый лимон, одетый в использованный презерватив. Я был мокрый от пота, охрипший от песен и уставший от роли массовика-затейника. Но видно человек я хороший, а душа у меня добрая. Только поэтому, а других объяснений быть не может, благодаря заступничеству всяких потусторонних сил и исполнению религиозных гимнов. Фу… Фу… Фу.

Кажись, добрались. Мало того. Я специально ощупал себя со всех сторон. Остались живы.

Спустившись с трех ступенек трапа на негнущихся от перенесенных потрясений ногах, не поленился возблагодарить небо за то, что остался жив. Пообещал туда наверх, сбегать в религиозное заведение и поставить там свечку «во счастливое спасение раба божьего, раба грешного…» Еще пообещал прекратить греховную жизнь полную излишеств и марксистско-ленинских философий.

После того как я отвел глаза от небесной выси, я робко поинтересовался у летчика-экстремала, шаткосуетящегося неподалеку, кто ему выдал права? Вначале он не понял о чем это я? Я не поленился дрожащим от негодования голосом повторить.

Мой вопрос вызвал приступ гомерического хохота. Этот веселый малый порадовал меня ответом сказав, что – никто.

Оказалось, шок и гангрена мозга… Он просто подменял брата отказавшегося лететь из-за приступа хандры. Тот повздорил со своей невестой, и та дала ему «от ворот поворот» хотя даже спиртное для свадьбы закуплено… А оно у финнов ох и кусается… Весь город над ним сейчас потешается. Отверженный брательник страдает, дует горькую и не встает с дивана. Но бизнес есть бизнес, кому-то им необходимо заниматься, поэтому пришлось лететь ему.

Убить его надо было прямо после приземления. Хотя в тот момент, я от слабости и рюмку не удержал бы. Страдая от старческой немощи, выкипевшим чайником с прогоревшим дном, причитая и жалуясь на судьбу, поплелся на стоянку такси…

Шел, вслушиваясь в звук собственных шагов, проклиная все на свете. Мало того, что меня в любой момент могут убить, так еще чей-то приступ хандры отделял жизнь от смерти, какими-то совершеннейшими пустяками – секундами и сантиметрами.

Ох, если бы не это внезапно открывшееся отцовское чувство… Мне, прямо сейчас, не выходя за территорию аэропорта хорошо известным способом необходимо было снять стресс и волнение – накатить добрую порцию местного хуторского самогона. Помня о цели прилета, пришлось из последних сил сдерживать себя.

* * *

Ни пейзажи, ни воздух раннего еще темного утра, ничего меня не радует. В довершение всех неприятностей сегодняшнего дня еще и таксист попался капризный. Когда услыхал, куда требуется ехать, отказался наотрез.

«Какой еще Блэктаун? Там и дорог-то нет… Сколько народу, правильных таксистов, туда заехало и сгинули». В конце речи нецензурно добавил, что там он может потерять не только машину, но и жизнь.

Для меня из такого ответа напрашивался однозначный вывод, огромный мегаполис встречает меня негостеприимно.

Делать нечего раз в этом районе даже дорог нет, прошу просто подвезти меня к нему. Поближе. Таксист нехотя, но за двойной счётчик соглашается.

В Хельсинки все по-прежнему. Автомобильные пробки. Загазованность. Мафия и продажные политиканы. Хотя нет. Политиканы, в Брюсселе. Здесь одна мафия. Продажная фондовая биржа… И одна из самых крепких валют мира.

Вот как… Вот как… Серенький козлик, – грустно подвел неутешительный итог своих мрачных наблюдений.

Пока стояли в автомобильной пробке организованной естественно мафией, я из машины выскочил. Но совсем не для того, чтобы скрыться, не заплатив за проезд. Зашел в магазин с разнообразной оптикой купил себе бинокль. Мог купить и камуфляжную форму, живо представляя себе, как придется собрав волю в кулак лежать в засаде наблюдая и оценивая обстановку у дома сына…

Пока представлял себя эдаким «Рембо на распутье» мы приехали к границам района. Дальше уже пешком.

* * *

Такой грязи, вони, антисанитарии я не мог себе представить даже лежа в азиатских райских кущах. Оскорбляло эстетический вкус приехавшего издалека то, что все это находилось в двадцати минутах езды от стерильночистых улиц и роскошных магазинов, разнообразных ресторанов, банков и огромных выставочных небоскребов. Фальшивая мишура… Неживой блеск…

Как на другую планету спустился.

«Вот она умопомрачительная изнанка капитализма» – осуждающе думал я, лавируя между сожженными машинами и внимательно глядя себе под ноги, чтобы не вступить в дурнопахнущую субстанцию.

Что-то меня в этот момент отвлекло…

Я сперва подумал, что это кролики… И уже совсем было собрался умилиться этим ласковым, пушным зверькам. Присмотрелся. Нет, не они…

Две огромные беременные крысы лениво передвигались под ногами. Они не обращали на меня, приехавшего из дальних стран гостя ровным счетом никакого внимания. Вели себя весьма уверенно. Одна из них, подняла по направлению ко мне свою усатую узкую морду, понюхала воздух, что-то хрипло пискнула, я даже не понял, что именно и, переваливаясь с боку на бок двинулась с подругой дальше.

От такой правительственной делегации, встречающей невысокого гостя, я выглядел ошалевшим и смущенным. Очень все это меня огорчило. Серые раскормленные твари всем своим видом ясно показывали мне кто хозяин этого района, а кто в нем гость.

Находясь под впечатлением неожиданной встречи, не долго радовал свой исследовательский интерес, познания местного колорита и изнанки жизни. Дом, который я искал, стоял передо мной.

Воровато оглянулся. Улица совершенно пустая. Перешел на другую сторону. Осмотрел дом. Частью выбитые, а частью сгоревшие окна. Стены, последние лет сто, не знали что такое покраска…

Ощущение было такое, как будто вчера, здесь шел смертельный бой с применением огнестрельного оружия. И когда под ногами весело заелозили разнообразные стреляные гильзы, меня это особенно и не удивило. Вся обстановка располагала именно к этому.

Что-то мне подсказывало, что в данных условиях бесстрашные представители спецслужб вряд ли смогли усидеть на своих наблюдательных пунктах больше нескольких часов. Их бы убили сразу. Людям (этим словом, я никого не хотел обидеть) населяющим этот район было все равно, как развлекаться. Главное – чтобы это было шумно и весело.

* * *

Возможно, от безжалостного факта общения с аборигенами меня спасало то, что было ранее утро, часов восемь по местному времени. Местные головорезы или еще не вернулись со своего преступного промысла, или уже спали, давая возможность мирным обывателям безнаказанно купить продукты питания, мыло и носки? Поживи я здесь подольше, я бы ответил более конкретно, а так, только догадки.

В момент мучительных размышлений мне кто-то прыгнул на спину и сильно сдавил шею с невозможностью дышать…

Обычно, после таких прыжков на загривок следует удар ножом в область печени или скользящее движение им же, но по шее. Все действия в качестве жертвы предполагают в таких условиях активное сопротивление, чему на занятиях по рукопашному бою меня обучали специально натасканные инструкторы. Но что-то меня удержало от того, чтобы выдавить глаза напавшему или затылком раздробить ему переносицу.

Смущал легкий почти воздушный вес повиснувшего сзади и какие-то совсем уж хлипкие ручонки. И совершенно необычное поведение висевшего на моих плечах противника. Он рыдал и всхлипывая что-то приговаривал.

Все это заставило меня не совершать резких движений и не наносить увечий висевшему у меня на плечах существу. Я просто просунул руку себе за спину и повернул его к себе. Поднял его лицо к себе и обомлел.

Это был я сам, только тридцатилетней давности…

Да! У меня на руках сидел мой сын…

Однако доложу я вам. Сюрпризы… Он так сильно сжимал мне шею, так глубоко старался ввинтиться в меня, что казалось, боялся отпустить меня даже на мгновение, только бы не потерять, не расстаться…